Нервы Пашины были на исходе уже на данный момент, а впереди еще маячил последний экзамен у Романова.
Переживал он не за свои знания и даже не за реакцию преподавателя (с недавних пор про этот пункт, видимо, и вовсе опустить было можно) — извечная проблема никуда не делась, а сейчас буквально выхватила его за закатанный рукав рубашки из потока новой группы, заходящей сдавать предмет. Пестель кидает изумленный взгляд на захлопывающуюся сзади дверь и более раздраженный — на темноволосую девушку перед ним.
В коридоре никого совершенно — следующая группа еще не подтянулась, а предыдущая спешно в ужасе разбежалась не ответив даже на привычные расспросы о состоянии проректора, дополнительных заданиях и возможности списать.
Он слышит, как за стенкой Николай Павлович терпеливо начинает объяснять процесс их работы (к слову, с удивлением для себя не отмечая нужного юноши в числе сдающих) и с плохо выказываемым хладнокровием, наконец обращает свое внимание на одногруппницу.
— Мы так и будем стоять или ты объяснишь какого черта происходит? — сквозь зубы произносит он. Не хватало еще от преподавателя по голове получить за шум во время экзамена.
Но девушка то ли не замечает этого неприятного тона, то ли игнорирует, лишь кокетливо улыбаясь и накручивая на пальчик локон.
Она была красива, но глупа до ужаса, что четверокурсника и раздражало неимоверно. О вкусе здесь, пожалуй, и речи быть не могло — чрезвычайно навязчивые мало кому нравятся. Особенно когда в своей голове они уже будто выстроили концепцию отношений с тобой. Молчание затягивалось и это начинало бесить; хотел было Паша уже резкостью очередной ответить, как Урусова вдруг встрепенулась, покачала головой, как бы к тишине призывая и елейным голоском начала:
— Поговорить хотела. Думаю вот после экзамена куда-нибудь сходить.
— И для этого мое разрешение нужно? — он насмешливо вскидывает брови и тихо фыркает.
Понял намек, да только не хотел в очередной раз эту тему поднимать. Настойчивости ей, конечно, было не занимать — прицепится и не отстанет ведь до последнего, всю душу вытрясет, лишь бы своего добиться. Только вот такое качество не всегда полезно; о мнении окружающих и репутации среди них тоже задумываться надо. Если честно, для Пестеля вообще загадкой невероятной было наличие у данной особы вполне приятной в общении подруги (хоть они и редко пересекались). Аня ее вряд ли жалела, искренне, вроде, общалась; обе часто публиковали в социальных сетях истории и фотографии совместные, что, в принципе, в глазах общества и являлось явным признаком настоящей дружбы. Ходили еще всегда вместе, прямо как Миша с Сережей, но характеры имели совершенно разные.
— С тобой, глупенький.
Кто бы говорил.
Юрист не сдерживает ехидной ухмылки от подобной мысли и руки в карманы джинс засовывает.
— Мы, кажется, тут не мечтами несбыточными делиться собрались, если ты не заметила, а на экзамен.
Улыбка ее кукольная тут же пропадает. Девушка недовольно губы поджимает, глазками стреляет и взгляд тут же отводит. Вид что ли делает, что обиделась? Ну, тем лучше. Студент опускается на мягкий диванчик, устало прикрывая глаза.
Хоть бы молчала так и дальше, а.
Разве он многого просит?
В аудитории слышатся шаги. Отвечать кто-то пошел, значит; и если это действительно так, то можно вполне было рассчитывать после ухода одногруппника из аудитории проскользнуть туда. Николай Павлович отчитывать не станет; а если и скажет чего — без разницы. Его ругань в любом случае будет лучше ее пустой болтовни.
Иронично, и как же он дошел до такого?
— Почему ты не хочешь со мной провести время? Или у тебя планы на сегодня?
Надежды на спокойствие рушатся моментально, когда Пестель чувствует чужую руку на своем предплечье. Этого ему еще не хватало. Парень лениво приоткрывает глаза, наблюдая, как Мариша усаживается рядом и совершенно будничным тоном продолжает этот бессмысленный монолог, будто совсем не она только что драму в двух актах разыграть пыталась. Он потирает переносицу, резко скидывая ее ладошку со своих пальцев и долго смотрит в глаза.
Да так, что ей не по себе становится.
— Да, планы. На сегодня. На завтра. И так, пока я не помру.
Девушка удивленно растерянно ахает от столь «неожиданной» грубости, однако настроение ее меняется стремительно: взгляд неприятным становится, холодным, губы сомкнуты плотно и сама она белеет будто бы.
Чувство собственного достоинства наконец проснулось что ли?
— Ты нашел себе кого-то? — тихо начинает, точно злость нарастающую скрыть пытается. — И чем я хуже ее?
О, дорогая, абсолютно всем.
Дверь в аудиторию вовремя распахивается, и Паша спешно залетает внутрь, оставляя одногруппницу без ответа. Ей полезно самой подумать будет.
Но вот Романов такой прыткости не оценивает. Он смиряет влетевшего в помещение студента невпечатленным взглядом и без единого слова к себе манит, чтобы, видимо, ход работы не нарушать выговорами громкими. Четверокурсник как ни в чем ни бывало лишь плечами жмет, мол, вины за собой никакой не видит, однако подходит к кафедре с осторожностью.
— Что вы себе позволяете?
— Вас увидеть хотелось — сил никаких не было. — юноша самодовольно улыбается. — Не обессудьте.
— Задержитесь после экзамена.
Тон у Николая Павловича все такой же строгий, флегматичный и не терпящий возмущений. Однако в глазах его появляется удивительная мягкость, что заставляет Пестеля насторожиться.
— Давайте зачетку.
— Но я не выбрал билет.
— Работа, проделанная вами, и была вашим билетом, будем считать так. Уголовное право в своей защите вы затрагиваете и строите весьма приличные суждения, подкрепленные и аргументированные. Я считаю возможным поставить вам «отлично» автоматом по своему предмету.
Паша брови приподнимает недоверчиво, но зачетку, все же, отдает.
Работу эту, весьма нелегкую и кропотливую, над опровержением иска они закончили вот-вот. Проректор (готовящийся, к слову, перенять должность ректора вуза) слово сдержал — проверял все данные, описанные мальчишкой, и был немало удивлен его работоспособностью, рвением и острым умом. Толк точно выйдет. Пестель всего добивался сам: материал подбирал, иногда за советом заскакивая, чтобы времени лишний раз не терять и ошибок не допускать, доводы грамотно обрисовывал, да концепцию верную выбрал.
Работать с ним одно удовольствие было.
Все на лету схватывает моментально, мысль в нужном направлении за счет имеющихся знаний развить может и к делу подходит с необходимой серьезностью. Такие специалисты даже в силу юного возраста не пропадут — всегда востребованными будут.
Зачетка, в которой теперь красовалась и запись проректора, перекочевала обратно в руки Паши, уходить, однако, не стремящегося.
— Николай Павлович, — тон опускается до притворно-жалобного. — А можно я на последнем ряду посижу, а не в коридоре?
— Мешать не будете — хоть где сидите.
— Серьезно?
И вот, наверное, именно с этим вопросом Романов полностью осознал свою оплошность; однако было уже поздно.
Пестель ловко забирает свободный стул из-за первой парты и весьма воодушевленно ставит его за кафедру, рядом с креслом уже пожалевшего о своем решении преподавателя. Надеялся, что ничего подобного не произойдет? Очень напрасно. Парень удобно устраивается на новом месте, закидывая ногу на ногу и монотонно перелистывает находящиеся в столе бумаги, за что тут же получает по рукам.
Однако всего на мгновение его взгляд цепляется за довольно любопытный документ.
Или нет…показалось вроде.
— Что вы себе позволяете? — Николай Павлович шипит недовольно, тем самым привлекая внимание части аудитории.
— Вы сами разрешили.
Юноша лишь отмахивается и телефон достает.
На экране мелькает весьма странное сообщение от Муравьева, вопрос, если точнее быть, на что четверокурсник лишь заинтригованно губу нижнюю прикусывает, открывая полный текст. Первые же строки заставляют напрячься и выпрямиться резко на своем месте, от чего Романов-младший спешно переводит на студента предостерегающий взгляд.
Только попробуй выкинуть что-нибудь. Но тот делать ничего не спешит, сосредоточенно вглядываясь в написанное. Что ж, не приступы, так что-то другое, верно? Нормально же никак жить нельзя. Разумеется, Паша тоже не мог пока назвать адекватную причину, по которой Бестужев вещи собрал и укатил в направлении неизвестном, но догадки примерные были.
19:23
«Спустись к коменде или на вахту. У них должно быть заявление об отсутствии. Вымани его как-нибудь, и узнаешь в чем дело.»
Мишель мальчишка не глупый — понимал, что делал. Раз на звонки не отвечает, так значит точно случилось что-то. Хотя, чтобы он Муравьеву намеренно не отвечал и даже не перезванивал… Для того причина должна была существовать весомая.
Но кто бы ее знать мог, кроме самого паренька?
Когда экзамен завершается, часы показывают без пяти восемь вечера. За это время Пестель так и не дождался ответа Сережи, зато успел наслушаться неимоверное количество ерунды по предмету от отвечающих, что даже иногда Николай Павлович им указывал на это фразой: «Вы своей околесицей не только меня измучили, но и своего товарища. Того гляди и вовсе на пол от скуки сползет».
Мужчина передает заполненную ведомость старосте, и когда в кабинете уже никого не остается, наконец, обращает внимание на порядком заскучавшего студента.
— В последнее время ваше поведение несказанно меня поражает.
Романов откидывается на спинку стула, едва ослабляя красивый темно- синий галстук.
Юношу он оставил до конца экзамена, скорее, не из надобности моральных нравоучений о том, в каком порядке в аудиторию заходить нужно во время экзамена, а из собственной прихоти, хоть это было и неправильно.
Но Пестель понял и возражать не стал. Тоже, наверное, чувствует, что назревшие вопросы между
ними решать нужно было в срочном порядке — неопределенности оба не любили.
— Правда? И чем же?
Паша медленно оборачивается к проректору, разглядывая воцарившееся умиротворение на его лице.
Последние несколько дней они общались (что в принципе удивительным фактом оказалось) исключительно через сообщения, причем спокойно отбросив, казалось бы, необходимые формальности. В какой-то момент четверокурсник осознал, что, видимо, слишком далеко в своих шутках зашел. Однако останавливаться не собирался ни в коем случае.
Хотя бы потому что Николай Павлович весьма ясно давал понять ход своих мыслей.
— Чрезмерной и не нужной говорливостью.
— Хотите исправить это? — парень усмехается, чуть подаваясь навстречу, заставляя тем самым преподавателя отвлечься от каких-то своих мыслей и окинуть собеседника заинтересованным взглядом.
Стоило ли?..
— Себе дороже связываться.
— Но вы, видимо, рискнуть решите.
Еще бы.
«…Пусть сердце вместит в себе мир весь
И мы вместе — ад пуст, все бесы здесь…»
Чужие прохладные губы властно втягивают студента в долгожданный поцелуй, заставляя спрятать лукавые огоньки зеленых глаз под едва подрагивающими ресницами.
Николай Павлович Пестелю не понравился сразу.
Потому что был именно тем, что нужно, но невозможность
заполучить все и сразу бесила до чертиков.
Церемониться Романов даже и не думает — притягивает мальчишку за ворот рубашки ближе, еле заметно усмехаясь и ощутимо прикусывая тонкую кожу.
Слишком многого от него натерпелся. Но Паша и не против. Мужчина целует так, будто все слабости его знает; уверенно и настойчиво, что инициативу перехватить не получается. Да и как-то не хочется даже — приятно больно оказаться в руках знающего дело человека. Губы смещаются на линию челюсти, а затем и на шею, заставляя приглушенно охнуть от очередного укуса, что явно проректора забавляет. Но в «проигравших» студент тоже оставаться не желает — ловко наматывает ленту галстука на кулак и едва тянет, от чего его обладатель сдавленно вдыхает и слегка отстраняется.
Пестель тоже Николаю Павловичу не понравился сразу.
Потому что выбешивал схожим характером и появлением совершенно
неправильной мыслью о том, что вдвоем им будет
куда лучше, чем по одиночке.
Вот и разобрались.
— Непрофессиональные у вас методы. — Паша ухмыляется самодовольно, но ткань темную из рук выпускать не спешит; разглядывает будто увлеченно.
— Какой студент — такие и методы.
Романов-младший лишь плечами ведет, снизу вверх глядя на юношу, а затем вдруг проворно освобождаясь от галстука, оставляя его в чужих руках.
На свои правила игру не переведешь.
Проблемы, способные в перспективе, все же, образоваться сейчас как-то не заботили и вовсе — эйфория брала свое, заменяя всевозможные тревоги исключительно положительными чувствами. Парень скоро выпустится, а значит Николай Павлович больше не будет его преподавателем; хороших магистратур в Питере помимо их вуза огромное количество, выберет что-нибудь. С другой стороны, придет время — вот и подумают над этим.
А пока что просто жить стоило.
— Что насчет Урусовой? — неожиданно отзывается мужчина, лениво перекладывая бумаги подальше от студента. — Глаз с тебя не спускает. Ты же из-за нее сегодня задержался, так?
— Так мы уже перешли на фамильярное «ты»? — Пестель довольно улыбается, наблюдая за непроницаемым лицом преподавателя.
— Не дерзи.
— Вам,
тебе, это нравится, не отнекивайся. — он пересаживается на край кафедры, щурясь и широко улыбаясь. — А что с ней не так? Подумаешь, влюбилась девочка. Побегает, да успокоится.
— Ее странные взгляды адресованы не только тебе. Мало ли что поймет.
Поймет она, конечно.
— Ревнуешь?
Вскидывает брови, будто бы безразлично плечами пожимает и отворачивается, явно пряча самодовольную ухмылку.
Гаденыш. Это «представление» не настораживало и даже не злило — Романов прекрасно знал ответы на все свои вопросы; да и реакция мальчишки на поцелуй о многом говорила. Одногруппница ему не интересна — по тону разговоров понятно было еще на первом курсе; но затяжная эта ее влюбленность покоя не давала. К тому же, от него хотелось бы услышать что-то более внятное по этой ситуации; да, видать, черт добьешься. Провоцировать только и любил неимоверно за счет чего-то подобного, что, пожалуй, сыграет однажды против него.
— Опасаюсь за наше будущее, если оно тебя хоть немного волнует.
Дальше Мариша уже не слушает — осторожно отходит на пару шагов от двери, еле слышно фыркая.
Занятно; так вот на кого ее променяли.
