Лебединая песня

      В общежитие оба третьекурсника заваливаются к десяти-одиннадцати часам ближе и, к удивлению своему, комнату находят абсолютно пустой.       Тем лучше.       Практически всю дорогу оба молчали, каждый находясь под впечатлением сказанного или услышанного. Сережа, на самом деле, не ожидал со своей стороны таких слов. Не тогда. И потому сейчас напряжен был тем фактом, что мальчишку мог подобным отпугнуть. Однако Мишель, вроде, таковым не выглядел; бледный, правда, очень был, да частые взгляды искоса бросал. Потому что все еще в происходящем сомневался. За последние пару недель жизнь менялась с удивительной скоростью, из-за чего он теперь даже и понятия не имел чему верить, а чему нет.       Вместе с тем, его, вдруг, посещает полное осознание произошедшего. В тот день, когда Аня бросила злополучную фразу о своих отношениях с Апостолом, в ее словах и неестественности заключена была не неприязнь, а ложь. Та, которой она тешила себя и убивала надежды юноши. Тоже чувства нежные испытывала, но, наверное, оказалась во всех отношениях умнее обоих международников — взаимную симпатию отметила сразу, да только не поняла почему они с признанием тянут. А потом решила отчего-то ситуацию использовать, да попробовать в свою сторону все изменить.       Раз медлили, значит на то причины были.       Как однажды вполне справедливо (и тихо) заметил Пестель Рылееву — влюбленность эта окончательно обоим мозги выбила: они теперь в каждом действии и слове друг друга искали причину, которая их разлучить способна.       Нет бы сразу во всем разобраться.       Что касается Кондратия и его личной жизни, то он и вовсе потерялся в своих догадках и осознании ситуации. И данное обстоятельство поэту абсолютно не нравилось. Трубецкого он всегда понимал прекрасно, однако сейчас даже мотива адекватного его поступкам придумать не мог. Все складывалось как-то странно, как-то совсем не так и вовсе не тем путем. Поговорить откровенно нужно было, да, казалось, они все уже решили недавно…       А Паша просто сам всей этой тягомотины на дух не переносил, и счастлив был от того, что их отношения с Николаем развивались совершенно иначе. Да и характер носили другой, по сравнению с нежной привязанностью двух его соседей.       Однако это был сугубый прямолинейный взгляд юриста, не подходящий под характеры Бестужева и Муравьева, которым и правда теперь предстояло самое сложное — до конца объясниться.       Миша заходит в комнату за Сержем как-то нерешительно. Ставит чемодан сразу же у входа и не глядя шаг делает, но тут же сталкивается лицом к лицу с одногруппником. Кончики ушей краснеют моментально, и он делает попытку назад отступить, чтобы пройти дать, но Апостол, видимо, не этого и хотел. Тихо дверь прикрывает, чем еще больше сокращает, кажется, итак практически несуществующее расстояние между ними. Это заставляет мальчишку и вовсе краской залиться, взгляд потупив.       Близко, близко, близко.       — Я должен сказать тебе кое-что.       У Сережи голос тихий и решительный, но встревоженный.       Мишель понимает, конечно, что после услышанного еще в Новгороде сейчас вряд ли что-то изменится, однако ситуация была волнительной невероятно. Он так и не отводит взгляд от забавного рисунка на линолеуме, пока чужие холодные пальцы не касаются его щеки. От этого все тело точно током прошибает, и оно упорно отказывается двигаться. Не хочется еще потому что. Слишком приятный и долгожданный момент, преисполненный какофонии теплых чувств.       — Бельская находилась здесь из-за учебников по французскому, а не потому, что между нами что-то было. Я знаю, что она тебе сказала, звонил ей. И Аня очень раскаивается. Правда.       Бестужев вскидывает голову, тут же встречаясь с внимательным взглядом зеленых глаз. В темноте они выглядели еще более восхитительными — скоплением звезд и созвездий отражались в них мерцающие за окном огоньки готовящегося ко сну Петербурга. Миша вздыхает как-то совсем устало и грустно, ластясь к руке Муравьева. Слишком измотан произошедшим, слишком запутан и все еще влюблен до одури.       — Я просто… Просто боялся мешать вам, тебе. Пожалуйста, Сережа, если ты только можешь, то не укоряй меня.       — Ни в коем случае. — юноша мягко улыбается на столь наивные слова, поймав смущенный взгляд собеседника. — Возможно это глупо прозвучит, но я не могу отчего-то жизни без тебя представить. А потому надеюсь, что ты больше не соберешься никуда сбегать.       Теперь точно нет.       Студент сияет совершенно счастливо, только согласно кивая. Накопившийся эмоциональный порыв душит неимоверно, заставляя, от переизбытка чувств, броситься Апостолу на шею. А он, как и при встрече, в висок целует, после носом зарываясь в пахнувшие яблоком пшеничные кудри. Горячее дыхание кожу щекочет, заставляя еле вздрогнуть. Положение их совсем неустойчивое, шаткое, приводит к тому, что Бестужев проворно местами с одногруппником меняется, утягивая его за собой на привычную поверхность общежитской кровати. Приземляется Муравьев прямо на Мишеля, кажется, и вовсе воздух весь из его легких выбивая. Но тот лишь хрипло смеется от забавного испуганного вида молодого человека напротив. Тонкие пальчики перебирают темные взъерошенные сейчас волосы, а на лице играет привычная лукавая улыбка.       — Ты сказал, что поцелуешь меня, если…       Договорить он не успевает — Сережа касается чужих губ стремительно, а от того и несколько неожиданно, заставляя мальчишку под собой замереть. Но всего на пару секунд. В ситуации он ориентироваться начинает довольно скоро, пылко отвечая на поцелуй и притягивая юношу еще ближе, насколько это сейчас было возможно. Нынешний момент от того, на Литейном, отличался разительно: не было холодных порывов ветра, состояния полнейшей эйфории от выпитого, глупых мыслей о русалках под растрескавшимся льдом Невы. Замерзших рук и носа, раскрасневшихся глаз, ощущения сна и странных прохожих.       Теперь они совсем одни.       Сейчас были лишь тихие вдохи, подрагивающие ресницы на полуприкрытых глазах, легкие счастливые до ужаса улыбки и задурманенные происходящим головы. А еще становилось невероятно жарко, жарко, жарко.       Губы Муравьева проходятся от мочки уха по хрупкой шее, заставляя парнишку вздохнуть резко, выгнуться навстречу и только сильнее за чужие волосы схватиться. Он отрывается лишь на мгновение, восхищенно оглядывая разомлевшего Бестужева.       Невероятно чувствительный.       — Если ты хочешь остановиться, то скажи об этом прямо сейчас, потому что потом…       — Перестань отнимать мою роль; болтун из нас двоих совсем не ты.       Мишель спешно притягивает его за расстегнутый ворот рубашки, вовлекая в новый поцелуй. Язык юрко проникает в чужой рот, а пальцы торопливо скользят по оставшимся перламутровым пуговкам, позволяя от ненужного предмета одежды избавиться на удивление быстро. С ремешком на джинсах только повозиться приходится. Алая толстовка тоже вскоре бесполезной тряпкой отлетит в сторону входной двери, которую, почему-то, никто из них не додумался и вовсе запереть.       Но сейчас все это такой мелочью казалось по сравнению с пропахшими яблоком сбитыми простынями и тонким витающим в воздухе ароматом ландыша.

***

      — …вчера как раз с Аллой Юрьевной на эту тему разговаривали. Молодой человек проект задолжал, да мне кажется, что он его и вовсе не выполнил.       Пестель, наблюдающий за вдохновленно рассуждающим с охранником на тему ответственности Николаем Павловичем, еле сдерживается от того, чтобы фыркнуть презрительно, рассекречивая всю эту «тайную операцию». И на кой черт мужчине только приспичило с ним подниматься? Но его разве же отговоришь. И, что самое удивительное, план этот сомнительный срабатывает моментально. Вахтер с подозрением косится на четверокурсника, долго изучает его лицо, и, наконец, резюмирует:       — Правильно поступаете. Я бы ему тоже не доверял.       Романов усмехается незаметно, подталкивая задыхающегося от возмущения студента в спину, и проходит за ним через турникет. До лифтов они добираются в полном молчании, все с теми же сосредоточенными серьезными лицами — мало ли кого встретят. Однако стоит лишь дверям закрыться, а кабине на нужный этаж двинуться, как Паша решает момент прояснить:       — Нет, ну ты слышал?! — он сердито скрещивает руки на груди, исподлобья прожигая взглядом горящую кнопку. — Не доверял бы он мне. Теперь они все запомнят, что я преподу задолжал до такой степени, что тот аж ко мне в комнату поднимается. Это из-за тебя все, между прочим.       — Больно ты им нужен.       Мужчина весело улыбается, наблюдая за тем, как недовольный парень первым вылетает из лифта.       В блоке оказывается более уютно, чем предполагалось; и это Николая Павловича приятно радует — в его время общежития были несколько другими. По крайней мере, ремонт в них. Паша успевает только ботинки расшнуровать, когда из комнаты 58-2 бодро выходит сосед-архитектор, вернувшийся с каникул, видимо, утренним поездом. Они не успевают даже поздороваться — Каховский изумленно замирает при виде ректора и, вероятно немного переосмыслив планы, не менее бодро заходит обратно к себе. Студент давится смехом, жестом предлагая зайти в нужное помещение.       Он бы тоже, пожалуй, удивился несказанно, увидев главу вуза у своих дверей с утра пораньше.       Шевеление в прихожей Сережа услышал сразу.       Вот только значения этому не придал никакого — Пестель все равно поймет. Прокомментирует, может, но это не так катастрофично. Однако вид шокированного лица младшего Романова в дверном проеме заставляет чуть ли не подскочить на кровати. Они, даже не зная что в такой ситуации и сказать стоит, пару секунд ошарашенно смотрят друг на друга: мужчина все еще держась за потертую ручку и оглядывая ворох одежды на полу, а Апостол — чуть ли не до ушей натягивая одеяло. Не понимающий пока сути происходящего юрист привстает на носочки, опираясь на плечо своего спутника и весело присвистывает.       Теперь ясно, почему Николай так сразу столбом встал.       — Доброе утро. — Муравьев, наконец, решается прервать неловкое молчание.       Однако получается как-то неуверенно, сипло и без энтузиазма. Преподаватель медленно кивает головой на приветствие, а в следующее мгновение, уже отодвигаемый Пашей, оседает на стоящий тут же стул.       — Смотрю, у тебя так вообще невероятно доброе, друг мой.       Юрист скидывает куртку на свою кровать, несколько недоуменно проходясь спешным взглядом по пустующей постели Бестужева, и дергает плечами — может из ванной еще не вылез. Но на его громкую реплику международник неожиданно шипит, точно к тишине призывая, а вот голос, раздающийся откуда-то с той же стороны, заставляет соседа с любопытством отвлечься от распахнутого только что шкафа.       — Ну чего ты так рано проснулся.       Рядом возня слышится, и из-под одеяла высовывается светлая голова Мишеля, сонно переворачивающегося на другой бок. Четверокурсник удивленно наблюдает за мальчишкой некоторое время, но потом замешательство сменяется лукавыми огоньками в глазах и острым желанием отпустить какую-нибудь шутку; однако пока что он держится. Переводит только на Муравьева донельзя развеселенный взгляд зеленых глаз. А у того все внутри холодеет в один миг; парень легонько подталкивает одногруппника в бок, призывая или проснуться, или замолчать, потому что от растерянного взгляда Николая Павловича совсем не по себе становится. Однако Бестужев лишь сладко зевает, даже глаз не разлепляя и как-то самозабвенно лениво продолжает:       — Спи, чего ты пихаешься.       Первым, как и ожидалось, не выдерживает Пестель.       Его звонкий смех разлетается по комнате моментально, заставляя Апостола едва вздрогнуть, а парнишку только под подушку спрятаться.       — Завали, Паш, а. Спать жутко хочется. — он недовольно огрызается, снова переворачиваясь и утыкаясь носом в горячую спину Сережи.       — Ну я так понимаю, ночью тебе, конечно, не до того было.       — Завидуй молча.       — Миша, солнце, будь человеком, и пожалей уже нашего гостя. А то он сейчас преждевременно от инфаркта какого-нибудь тут откинется. Годы не те, понимаешь, чтобы нервная система такие штуки еще вывозить могла.       И сначала третьекурсник как-то значения этим словам не придает. Показалось спросонья может что. А потом вдруг где-то на подкорке пазл начинает складываться, заставляя его весело фыркнуть. Вот было бы уморительно, если он и правда Николая сюда приволок. Но настойчивые попытки Муравьева разбудить не заканчиваются, из-за чего мальчишка, все же, еле продирает глаза, сразу же обиженно нахохливаясь.       Ну выходной же; суматоху подняли что один, что другой.       — Что ты несешь, какой еще гость? — Миша приподнимается на локтях, едва выглядывая из-за обнаженного плеча Апостола.       Он собирается сказать что-то еще, однако с полураскрытых губ слетает только удивленный вздох, когда взгляд карих глаз, наконец, фокусируется на постороннем человеке. Выругаться хочется ужасно, но Бестужев вовремя вспоминает кто перед ним и язык прикусывает.       Итак ситуация странная вырисовывалась.       — С добрым утром и тебе, цветик мой. — юрист ухмыляется озорно, возвращаясь теперь к поиску нужных вещей. — Отдавая должное светлой головушке нашего стихоплета, скажу вам так — фи, в общаге не эстетично.       — Паша, ты не объяснишь, что происходит?       Пестель бодро подхватывает яблоко, надкусывает его алую сторону и пожимает плечами. В шкафу много всякого хлама, в нужности которого он усомнился еще года полтора назад, но пару дельных вещей с собой взять стоило. На вопрос отвечать не спешит — момент смакует. Только фруктом хрустит, перебирая стопку одежды на средней полке.       — Мой парень решил посмотреть как мы с вами живем. Это, конечно, не то, что я рассчитывал ему показать, но вы сами виноваты, извиняйте.       — Твой парень?       — Да, согласен, дедуля на парня не особо тянет. — Паша оборачивается на Романова и весело хмыкает под его негодующий взгляд. — Скорее на категорию «немного к тридцати или типа того», но имей совесть, Бестужев, я же не обсуждаю с тобой Сережу.       Он вытаскивает нужные вещи, подцепляя заодно и пару файлов.       — А вообще, хочешь отличную оценку за диплом — умей выбирать с умом, ага. — четверокурсник передает в руки ещё более возмущенному Николаю какие-то папки, как ни в чем ни бывало, продолжая искать необходимое. — Хотя нет, здесь соглашусь — Муравьев сколько угодно дипломов ради тебя потянет.       Проходит по меньшей мере еще полчаса, прежде чем юрист кидает очередной веселый комментарий обо всем произошедшем и удаляется с Николаем Павловичем, все еще, видимо, не пришедшим в себя после увиденного и осознанного. Съезжаться они и правда на полном серьёзе собрались — сосед добрых полшкафа выгреб.       — Почему ты мне сразу не сказал? — Миша лениво потягивается и прикрывает глаза, лишь только раздается громкий хлопок входной двери.       — Ты чуть не укусил меня за руку, когда я пытался заставить тебя замолчать.       — Ой, ну мы оба знаем более действенный способ меня заткнуть.       Мальчишка переворачивается на живот, коротко целуя Муравьева в плечо, чем вызывает у последнего привычную улыбку. Судя по тому, что Романов самовольно сюда пришел, у них с Пестелем все наладилось. Отношения эти, конечно, странными казались и непривычными, но никто осуждать и не кидался.       К тому же, сейчас определенно все было так, как должно.