«Отсутствие объекта любви хуже смерти, и убивает надежду сильнее, чем отчаяние» — © Уильям Купер.
Я свернулся в сильных руках, ухмыляющиеся губы прижимались к коже моей шеи. Было приятно… эта свобода. Во снах не было необходимости беспокоиться о том, что должно и не должно существовать. Не было необходимости ни в добре, ни во лжи. В них нет места для вины. Я потянулся назад, стон сорвался с моих губ, когда я запутал пальцы в темных волосах. — Мы так нетерпеливы, верно? — Да, — я слегка отодвинулся, с ухмылкой дергая темные локоны. Зубы поцарапали открытую плоть моего горла, и я поморщился, хотя боли не было. В реальном мире мое горло усеяно укусами. Здесь, в мире снов, я не чувствовал боли. Внешний мир в этом месте был сном. Рука скользнула по моему обнаженному животу, не с целью возбудить жар, а просто восхищаясь. Ценя и обожая, а не желая. Если бы только подобное могло быть там, снаружи. Эта мягкая сладость с оттенком угрозы. Если бы только происходящее отличалось от вечного ада ожидания, я бы оказался в ловушке. Поцелуй щекотал мою ключицу. С другой стороны… в этой жизни, безусловно, были и положительные стороны. — Скажи мне, — он прошептал мне голосом, едва слышным, — Скажи мне, почему ты так заботишься о графе. Сиэль. Моя крошка. Мой маленький лорд. Такой сильный, но такой сломленный одновременно. — Он… как воробей, у которого подрезаны крылья. Его тело повреждено и сломано, но его дух, его неукротимая душа отказывается сдаваться. Сиэль — это Гарри Поттер. Они одинаковые. Дети, воспитанные, чтобы умереть, восставшие против зла. Людей. — Но ты Гарри Поттер. Разве нет? Был ли я им? Этот праведный мальчик-солдат действительно был тем, кем я являюсь сейчас? Был ли я все еще тем человеком? Врагом, любовником, предателем, другом? Или я больше Самаэль, чем Поттер? Больше демон, чем волшебник? — Я не знаю. Мой партнер промычал, казалось, принимая мой ответ, но он не подтверждал словами мысли о моем объяснении. Он полностью придерживался своего мнения. В конце концов, что в этом хорошего? Это не остановит мою любовь к Сиэлю. Кровавого цвета глаза стоически приняли мою точку зрения, и в этих глазах была бесконечность, которая угрожала полностью лишить меня реальности, если я буду смотреть слишком долго и подойду слишком близко. Я буду увлечен фантазией, навсегда останусь в ней. — Я жду тебя, Гарри. Голос застрял у меня в горле, и я боролся с жжением в глазах. Гарри. Вот кем я был. Но возможно ли быть и Гарри Поттером, и Самаэлем? Могу ли я быть двумя одновременно? Это звучало как непростая задача, пугающая возможность для моего будущего, которую я никогда даже не пытался рассмотреть. Могу ли я остаться тем, кем я был, но принять и эту новую часть себя? Принять демона, которым я вырос, и волшебника, которым родился? Ответа не последовало. — Я знаю. Это был последний раз, когда я видел Тома в своих снах, и проснувшись, я знал этот факт, как если бы он был бесспорным. И с этим одиноким знанием я спрятался в глубине теней, где любопытные карминовые глаза не могли следить за мной, и я зарыдал.«Ненавидеть того, кого любишь, сложнее, чем любить того, кого ненавидишь» — © Кристина Оранте.
Я поморщился, когда левитирующее заклинание, которое я использовал, внезапно усилилось, поднимая несколько чайных чашек, подпрыгивающих в воздухе, прежде чем обрушить их обратно на поднос, разбивая. Вот тебе и летающий сервиз. Сами чашки не успели доплыть несколько метров до места назначения. Черт! Мерлин, черт побери, что теперь?! Внутренняя жара кончилась! И все же Судьба, казалось, была довольна снова одурачить меня! Проблемы всегда шли одна за другой, не так ли? Так типично. — Тебе нужно поесть, — голос Себастьяна донесся сзади, когда он вошел на кухню, унося с собой чайный сервиз графа. Демон нахмурился, отслеживая мое плохо выполненное заклинание. Великий Мерлин, если я не могу исполнить заклинания первого курса, у нас серьезные проблемы, — Ты ослабляешь себя и свою магию, отказываясь получать средства к существованию. Поддержка, требующая смерти человека. Живого дышащего человека с мыслями и чувствами, с семьей и друзьями. Могу ли я стать убийцей из-за этого? Конечно, я выступил в защиту Сиэля, но могу ли я оправдать себя только поддержанием своего адского существования? Действительно ли убийство было лучшим выходом? А если демоны бессмертны, то мог ли я умереть от голода, не употребляя души? Если ответ отрицательный, тогда не было необходимости убивать, чтобы жить. В любом случае, я бы продолжил существовать, возможно, немного слабее, но разве я не был таким, будучи человеком? Я просто должен буду повторять себе, что раньше я был таким слабым, таким слабым. Я был человеком, и независимо от того, сколько времени прошло с тех пор, люди прекрасно жили со своей слабостью. Некоторые даже наслаждались этим. Поэтому я отмахнулся от его замечания и взмахнул палочкой. — Опять? Ты же знаешь, я не буду этого делать. Себастьян вздохнул. — Все еще цепляешься за глупые человеческие чувства. Это действительно разочаровывает, мой ворон. Отвратительно, правда, — его пристальный взгляд показал, что он действительно нашел мое отсутствие желания пожирать души разочаровывающим. Я фыркнул. Хорошо. Может быть, тогда он оставит меня в покое. Может быть, тогда он, наконец, пожалеет, что превратил меня в это… эту штуку. Но… я действительно хотел этого? После своеобразного перемирия, которое мы достигли в последние несколько недель после того, как спал мой жар, хочу ли я вернуться к горькому противостоянию, которое мы вели раньше? Отсутствие точного ответа на этот вопрос приводило меня в бешенство. — Ужасно жаль, что я так отвратителен, — я растянулся без всякого сожаления, насмехаясь над дворецким, который убрал разбитый фарфор со сверхъестественной эффективностью. Озорная ухмылка изогнула его красивое лицо во что-то злое и одновременно возбуждающее. Мое сердце забилось чаще. — Ты далек от меня, Самаэль, — Мое истинное имя соскользнуло с его языка, как отравленный мед, и превратило его в нечто чувственное, даже эротическое. Кровь прилила к моему лицу при звуке произнесенного имени. Себастьян заработал яркий свет заклинания за вопиющую попытку соблазнения, и я повернулся, чтобы покинуть комнату, и оставить его позади. — Не называй меня так, — я отрицал, пытаясь и не в силах сдержать свою неловкую реакцию на его нелепые заигрывания, когда никто не мог засвидетельствовать мой стыд. Я бы просто выпил чашку чая с печеньем в форме костей у Гробовщика. Там, где мне не нужно беспокоиться о том, что какой-то демон сунулся в мои дела.«Интересно, не изменилась ли я за ночь? Дайте-ка подумать. Была ли я такой же, когда проснулась сегодня утром? Я кажется, почти могу вспомнить, что чувствую себя немного по-другому. Но если я — не та же самая, то следующий вопрос — кто же я тогда, в конце концов?» — © Льюис Кэрролл, Алиса в стране чудес.
Сиэль сидел рядом со мной в саду поздним летним днем, когда мы готовились к посещению Лондона на сезон. Это было горько-сладкое время для нашего маленького графа, хотя он никогда не допустил бы такой слабости перед Себастьяном. Именно в этот раз в прошлом году он в последний раз попрощался со своей тетей. Это будет первый год, который он проведет в светском сезоне без мадам Ред рядом с ним. Он был по понятным причинам задумчив во время наших приготовлений, так что теперь, в последнюю минуту, мы, наконец, просматриваем списки поместий и приглашения, на которые он дал согласие. Себастьян, как всегда, стоял рядом с ним, наливая нам чай и вставляя свои мысли и мнение тогда, когда этого хотел. Я откусил сладкую черничную булочку, когда разлили чай. Стон благодарности звучал почти эротично, если судить по внезапно вспыхнувшим глазам дворецкого. Все изменилось, когда я сделал глоток жидкой амброзии, которую мне подали. И быстро выплюнул его с отвращением. — Себастьян! Это ужасно! — дворецкий даже не симулировал оскорбление на своем лице. Прошло довольно много времени с тех пор, как демону было трудно сделать что-то простое, например, чай. Испортить его, должно быть, было шуткой! — Прости? Я вылил горячую жидкость в ближайший кустарник с гримасой отвращения, написанной на каждой черточке моего лица. — Что ты пытаешься сделать, отравить нас? На вкус, как металл, как кровь! Его глаза потемнели от раздражения, и я почувствовал, как оно проникает в меня волнами по нашей связи. Сиэль осторожно понюхал свою чашку, хотя, похоже, не пришел к такому же выводу, как я. Его церулеанский глаз подозрительно смотрел между нами двумя. Себастьян выглядел все более и более обиженным. — Я могу заверить тебя, Гарри, что нет ничего плохого ни в еде, ни в напитке, который я приготовил сейчас или когда-либо. Позволь мне отметить, что мои кулинарные навыки превосходны. Сиэль сделал маленький глоток, к моему большому ужасу. Что если он заболеет? Что если отравится?! Несмотря на благие намерения Себастьяна, были и другие, которые не упустят шанс увидеть графа Фантомхайва мертвым и похороненным. Возможно, это был легкий яд, который мои демонические рецепторы смогли уловить, а его более простые человеческие нет? Себастьян был древним, даже среди нашего рода. Он бы подобрал что-то подобное, верно? И по какой причине он решил отравить своего хозяина? — Он прав, Гарри. Чай на вкус, как и всегда, — благородный ребенок сказал спокойно и медленно, как будто успокаивал бешеное животное. Я не был убежден. К ужасу моего создателя, страху слуг и смутному веселью Сиэля, я провел следующие несколько часов, прочесывая кладовку с едой и выбрасывая каждую упаковку и лист чая, которые мог найти. Я не собирался рисковать безопасностью Сиэля.«Мать — Бог в глазах ребенка» — © Silent Hill, 2008.
Я знал, когда Сиэль проснулся. Я слышал, как он мысленно взывал ко мне на расстоянии, чувствовал его боль и страх. Его потребность обращалась ко мне на уровнях, которые мне еще предстояло проанализировать слишком близко, и в тот момент я сделал что-то, чего я избегал в течение нескольких лет. Я аппарировал. То, что за день до этого начиналось как насморк и кашель, превратилось в ужасную лихорадку, которая разбушевалась и билась о хрупкую защиту иммунной системы моего малыша. Я смутно заметил, что там был Себастьян, но в то время он казался таким незначительным, что его было легко не заметить. Перед лицом моего Сиэля, моего маленького неба, свесившегося с кровати в приступе рвоты, демон мог с тем же успехом быть украшением на стене, судя по вниманию, которое я ему уделил. В комнате пахло болезнью. Я слышал, как он боролся за свои крошечные, слабые легкие, как он боролся за дыхание, звук, который вызвал тревогу, пронзил мое существо. Там была жидкость. Пневмония? Пневмония в этом мире может привести к летальному исходу… Его вздрагивания остановились, когда я подошел к нему, поднял свою палочку и начал читать все лечебные и медицинские заклинания, которые смог вытащить из воспоминаний о военных днях, проведенных человеком. Их было не так много, но достаточно, чтобы стабилизировать его состояние и удалить инородные тела в его розовых, похожих на птицу легких. Я пытался доказать себе, что его тело будет бороться с лихорадкой самостоятельно. Я не верил в это. Во мне было беспокойство. Оно ползло как прилив. Когда глаза Сиэля начали закрываться от истощения, я не смог заставить свои руки отпустить его. Я нежно качал графа, напевая успокаивающие мелодии его дрожащей фигуре. Некоторые из них были бессмысленными, некоторые я смутно вспоминал из своего прошлого, но, так или иначе, я добился цели. Его дыхание выровнялось, становясь спокойным. Даже когда он крепко спал, что-то во мне не позволяло покинуть его покои. Я уселся под одеялом с ним, оборачивая его крошечную фигуру в утешительные объятия. Я не был уверен, кто был слабее, я или ребенок. Только когда первый свет закрался через край подоконника, и бесстрастные, пустые малиновые глаза, наконец, привлекли мое внимание, я понял, что все время игнорировал присутствие Себастьяна. Я не дал ему ни малейшего знака внимания. В моих действиях был смысл, и хотя я не мог его прочитать, было ясно, что мог Себастьян и он не выглядел довольным.