«Трагедия не в том, что любовь проходит; трагедия — это любовь, которая не проходит» — © Ширли Хаззард.
К ужасу Себастьяна, я полностью взял на себя заботу о Сиэле перед сном, но сам граф и не думал возражать. Это стало нашим особым временем, тем, что укрепило связь между нами. Невидимая ниточка привязанности тянулась от меня к нему, так же, как от ребенка, растущего во мне, к моему сердцу. Я легонько пощекотал его бока после того, как застегнул его ночную рубашку, заработав редкую и красивую улыбку от обычно хмурого лорда. Я не сказал ему, что чувствую, как его дворецкий стоит за затворенной дверью, будто Себастьян не хотел оставлять нас наедине надолго. Это было довольно типичное явление к настоящему времени. Теперь демон всегда был в поле моего зрения, его глаза неотрывно наблюдали за мной. Я обнаружил, что не слишком возражаю, хотя подобное, вероятно, разозлило бы меня раньше. Теперь, однако, я мог его понять. Он только хотел убедиться, что все идет хорошо. Демоническая беременность часто бывает трудной, и никто из нас не знал, чего ожидать с тех пор, как я начал есть души людей. Я обнял двенадцатилетнего мальчика со смехом и игриво толкнул его на кровать. Смех Сиэля разлетелся по комнате. Раздражение Себастьяна эхом отразилось по связи между нами, и я послал ему ментальное утешение. Он не съест Сиэля, так какое ему дело, будет ли мальчик сильным и неумолимым или счастливым и беззаботным? — Я приобрел кое-что, пока мы были в Лондоне, Гарри, — граф сказал это ровно, снова натянув серьезное выражение лица, хотя эффект был несколько испорчен, когда он вскарабкался на кушетку у окна, как взволнованный ребенок. Открыв чемодан, он вытащил небольшую сумку из темных глубин. Он передал ее мне молча и, скрестил руки, терпеливо ждал. Желание заключить его в крепкие объятия было чересчур сильным. Каким милым он мог быть! Могу поспорить, когда мой ребенок появится, они будут прекрасно ладить. Я открыл простую, но изящно украшенную сумку и посмотрел в ее глубины. Внутри было ужасно мягкое изумрудно-зеленое детское одеяло, книга о том, чего ожидать во время беременности, и погремушка в виде кролика компании Фантом. На дне также были разбросаны несколько пустышек и мягких игрушек и, когда я взял маленькую шкатулку, мое сердце снова наполнилось любовью к Сиэлю. Прежде чем он успел заметить, что произошло, я втянул его в те крепкие, нежные объятия, с которыми мысленно сражался несколько минут назад. Он был так мил и полон любви, даже если он не признавал это большинство дней. Я так сильно его любил. Я ни за что бы не позволил кому-нибудь причинить ему боль. Особенно Себастьяну. — Спасибо, Сиэль, — шепот вызвал смущенный румянец на его бледных щеках. Он неловко кашлянул. — Да, хорошо… Лиззи говорит, что дети могут слышать все, если ты разговариваешь с ними до их рождения, ты знал? Моя улыбка расширилась от его очаровательного, детского смущения. — Я не знал. Мы должны попробовать, как считаешь? — Его разноцветные глаза загорелись, когда я снова подозвал его к себе, и Сиэль наклонился, чтобы положить робкую неуверенную руку на мой объемный живот. Я накрыл его руку своей, чтобы успокоить, и его нервозность начала рассеиваться. Как он был драгоценен для меня… Они оба. — Хм… что сказать ребенку? Его простой вопрос вырвал смех из моей груди. — Что пожелаешь! Давай, Сиэль. Все хорошо. Я уверен, ребенку будет все равно, что ты говоришь, если он услышит твой голос. Румянец вернулся на его щеки, но он покорно наклонился, чтобы прислониться щекой к округлости живота, и прошептал: — Приходи скорее. Я хочу увидеть тебя, прежде чем уйти. Кто знает, может быть, я покину этот мир, и моя компания достанется тебе, если ты не будешь слишком много плакать. Я слышал, что дети довольно шумные. Радость в моей груди превратилась во что-то нежное и грустное. Прежде чем он уйдет… Сиэль понятия не имел, что я торговался за его свободу. Он не знал, что я отколол еще одну частичку своей души, чтобы спасти его. Глядя на него, шепчущего мне в живот, я вспоминал, насколько оно того стоило. Вскоре я повел его в постель, сославшись на напоминание Себастьяна о его раннем утреннем уроке верховой езды, но мы засиделись, как всегда, пока последняя из свечей не растаяла. Сиэль, почти нервно, провел пальцами по краям своих рукавов. Это зрелище заставило меня задуматься, несмотря на то, что Себастьян неуклонно дергал за конец нашей связи, требуя моего внимания. Что-то беспокоило моего малыша этим вечером? Мысль о его страданиях снова и снова поднимала эту странную дикую тревогу. К счастью, он перевел дыхание, прежде чем оно вышло из-под контроля. — Ты действительно заботишься обо мне, не так ли? Даже после того, как я заключил контракт с Себастьяном и знал, чем все закончится. Это спокойствие разбило мне сердце. Мерлин, кто кроме него мог вызвать во мне эти хрупкие чувства? Я с любовью провел дрожащей рукой по его густым волосам, легкая улыбка скользнула в мои глаза. — Особенно после этого. Не забудь, Сиэль, я тоже заключил контракт, — я усмехнулся, указывая на печать на моем лбу. — Ты никогда не говорил мне, что было таким важным, что ты заключил второй контракт, — ребенок ворчал, надувшись. Я ничего не мог с этим поделать. Это было ужасно забавно с трагической точки зрения. Я взъерошил его волосы, прежде чем быстро помчаться к двери, все еще бодро для человека, который носил в себе другого человека, каким бы маленьким он ни был. — Действительно. Спокойной ночи, Сиэль. Дверь закрылась позади меня с тихим щелчком, и с этим звуком улыбка исчезла с моего лица, словно вода со стекла. Мое маленькое небо, мой Сиэль. Он думал, что умрет. Он попросил моего ребенка прийти вовремя, чтобы увидеть его, обеспокоенный тем, что умрет раньше, чем у него появится шанс. Я прижал сумку с детскими вещами к груди, тщетно пытаясь не замечать покалывания в глазах, когда Себастьян приблизился из тени. Его лицо было обеспокоено. Я боролся с печалью, которая нарастала внутри меня, но, когда он протянул руку, чтобы коснуться моей руки, шлюзы открылись, и я прислонил лоб к его ключице, тихо плача. Почему кто-то должен жертвовать собой? Разве я не потерял достаточно людей, которых любил? Разве я не потерял достаточно людей, о ком заботился? Том… Мои друзья, Альбус, Драко с его надменной, напряженной дружбой, я… А теперь Сиэль? Но я спас их… Я спас их, потеряв. Я спас Сиэля, но неизбежно потеряю его через время. Его душа была защищена, но его жизнь… его жизнь была разрушительно человеческой. Он будет стареть. Он вырастет хорошим джентльменом, женится на Лиззи, и у них будет своя собственная семья. В конце концов он умрет. Я потеряю его, и это уничтожит меня снова. Я плакал, будто мое сердце разбивалось, и когда Себастьян поднял меня на руки и перенес к тому, что быстро стало нашими покоями, я не сопротивлялся ему ни минуты. Глупые гормоны. Вот и все. Во всем виноваты гормоны. Да.«Иногда я смотрю на тебя и думаю, что вижу далекую звезду. Она так ярко светит, но свет от нее идет десятки тысяч лет. Может статься, и звезды-то уже нет. А он все равно как настоящий. Такой реальный… Реальнее ничего не бывает» — © Харуки Мураками, К югу от границы, на запад от солнца.
— Я ненавижу тебя. Я чертовски ненавижу тебя, — я шипел на ухмыляющегося демона, нависшего надо мной. Я был накормлен сегодня вечером, но голод все еще оставался. Мой малыш определенно приносил неприятные ощущения по мере своего роста. Меню сегодняшних неудачных событий? Боли в спине и неутолимый аппетит. Опытные руки работали, массируя узлы и изгибы моих мышц, но с голодом ничего не поделаешь. Сегодня вечером я уже съел две души, и за полчаса до восхода солнца больше не будет. В книге, которую Сиэль мне подарил, упоминалось, что переедание на самом деле может навредить, поэтому я решил не посылать Себастьяна за другими. Конечно, я был голоден, но, Мерлин, эти руки знали, что делают. Звуки, которые я издавал, были практически эротичными, и я не солгал бы, если бы сказал, что чувствовал себя более чем возбужденным к тому времени, когда все закончилось. Мои нервы пели с каждым движением и прикосновением. Когда его голова опустилась ниже, чтобы провести языком по контрактной отметке на моей спине, я зарычал. Себастьян обескуражено наблюдал, как я зубами начал расстегивать его фрак, мои зубы и губы работали сами по себе, когда моя человечность растаяла перед лицом желания. Демон явно не возражал. Глупые гормоны! Моей одежде наверняка понадобится несколько Reparo после того, как мы закончим. Я сорвал ткань с себя быстрее, чем смог выдохнуть его имя. Голод ушел в глубину сознания, когда мои воспаленные нервы заняли центральное место. Мерлин, это было так хорошо. То, что раньше было приятным, теперь ощущалось как экстаз. Я точно знал, что лишусь сознания задолго до окончания, но, к счастью, этого унизительного происшествия удалось избежать. Все закончилось слишком рано, по моему мнению. В одно мгновение я плыл по волнам желания, забирая у него столько, сколько он мог дать, а в следующее, я свернулся в его объятиях. Мои изумрудные глаза с нетерпением переместились на партнера, уже предвкушая второй раунд, но я тихо выругался, увидев рассветное небо из окна. Скоро наступит утро, Сиэль встанет. Завтрак должен быть готов, и слуги уже поднялись с постели. К сожалению, не было времени наслаждаться вторым заходом. Себастьян, казалось, почувствовал мое разочарование, потому что тихо рассмеялся. Пальцы вплелись в волосы у основания моего черепа, массируя кожу головы. Наш ребенок трепетал в моем животе между нами, солнце медленно вставало, почти неподвижно паря на краю света. Солнце начало подниматься, захлестывая горизонт, как волны на песке. Оно пролилось на поверхность земли, когда прямоугольник окна света окрасил в янтарь белую ткань. Все это время я лежал настолько близко к удовлетворению, насколько мог, в руках демона, который изменил мою жизнь навсегда, теперь уже дважды. — Тебе нравится это, не так ли? — Себастьян прошептал мне в ухо, его рука скользнула к моему бедру, где он мог погладить мой выпирающий живот для успокоения своего сердца. Я взмахнул палочкой легким ленивым движением, убирая липкую полосу между наших бедер с кривой ухмылкой, — Нам хорошо вдвоем. Ты несешь моего ребенка. Будь моей парой, Гарри. Опять? Разве он не мог принять отказ за ответ? Я имею в виду, конечно, секс был великолепным, но человек не женится на каждом, с кем спит. Возможно, я бы подумал, что эта логика была холодной и бесчувственной, если бы был человеком, но, когда ты живешь вечно, трудно не найти кого-то, с кем можно повеселиться каждые сто лет. Я насмешливо фыркнул: — Это твоя речь? «Ты залетел из-за меня, так что теперь мы должны пожениться.» Мой собеседник не выглядел впечатленным моим отрицанием. — Будь моим, маленький ворон. Ты уже принадлежишь мне во всем, кроме имени и преданности. Всплеск гнева пробился на поверхность моего сознания, и я поднялся с кровати, раздраженный и встревоженный его настойчивостью в этом вопросе. Почему он продолжает настаивать? — Мне нужна одежда для этого разговора. Он издал смех, в котором было больше хриплых резких ноток, чем я когда-либо слышал в его голосе. Себастьян растянулся на одеяле, явно не обеспокоенный собственной наготой. — Почему? Я все равно уже видел, трогал и пробовал каждый сантиметр твоего тела. Я повернулся к нему, раздраженно поднимая свою рубашку с пола. Тем не менее, когда наши глаза встретились, выражение моего лица было пустым, тщательно скрытым за безупречной маской. Очень плохо, что он, вероятно, чувствовал мое замешательство из-за связи между нами. — Ты заставляешь меня чувствовать себя уязвимым, Себастьян, — я молча надел рубашку, медленно продевая в петли каждую пуговицу, прежде чем снова заговорить. Моя маска осталась на месте, и как бы я не хотел обратного, я смотрел на дворецкого в упор. Желание нервно отвести глаза было сильным, но я сопротивлялся. Если я не выскажу ему всю правду, он продолжит эту бесплодную погоню. — Я все еще люблю Волдеморта. И я не хочу быть связанным всю свою неестественно долгую жизнь с тем, для кого я немного больше, чем слуга. Его голова наклонилась в сторону, но выражение лица было так плотно скрыто, что я не мог сказать, был ли он озадачен моим заявлением, ошеломлен или просто рассержен. — Я… меньше тебя и всегда буду. Контрактные знаки между нами гарантируют, что я всегда буду принадлежать тебе, а у тебя будет абсолютная власть надо мной. Я люблю Тома, потому что, несмотря на проблемы, с которыми мы часто сталкивались, я был во всем равен ему. Я люблю его. Я любил его, когда ты обратил меня, и люблю до сих пор. Это никогда не изменится. Немедленного ответа на мое искреннее заявление не последовало, хотя комната внезапно начала темнеть. Мои руки защитно обхватили живот, я не знал, стоять ли мне или бежать. Может ли Себастьян снова наброситься, когда услышит отказ? Его самообладание обычно было очень твердым, но у каждого был переломный момент, и я просто не знал, где проходит грань между его терпимостью и яростью. Внезапно я почувствовал присутствие рядом, и обернулся, чтобы увидеть, как близко он стоит, а его руки опускаются на мое лицо. Так же, как в ту ночь ночь, когда я набросился на него в защиту Сиэля. Как в ту ночь, когда мы обнаружили мою беременность. — Глупые человеческие мысли, Гарри. Разве это имеет значение? Любишь своего глупого Темного Лорда, несмотря на всю мою заботу. Он находится вдали от этого мира, а наши жизни длинны. Даже если ты будешь любить его в течение миллиона лет, до тех пор, пока ты принадлежишь мне, это маленькая жертва, и я готов поделиться. Почему-то мне было трудно поверить, что он так легко воспримет это, но правда его слов прозвенела, как колокольчик в моем мозгу. Он был прав. Том был целой вселенной, далеко от моей досягаемости. Была ли моя любовь к нему глупой? Может быть. Но казалось, что… несправедливо идти дальше, когда он понятия не имел, что со мной произошло. Он, вероятно, даже не знал, жив я или мертв, и это разрывало меня, будто я проглотил стекло. — Что касается нашего контракта, разве я не был милостив в своих приказах? Разве я использовал печать, чтобы добиться своих целей? Я редко призываю силу контракта, потому что я знаю, как ты его ненавидишь. Я хочу твоего подчинения без приказа, мой маленький ворон. Я хочу, чтобы ты охотно и с радостью принадлежал мне. Здесь он прав. Себастьян редко отдавал мне приказы. Он приказал мне разделить постель во время моего цикла размножения, но не для того ли, чтобы облегчить мои страдания? Конечно, он тоже получил удовольствие. В конце концов, Себастьян демон, а не святой. Я задумался, прокручивая доводы в голове, когда солнце взошло у нас за спиной, и тьма рассеялась. — Может быть, — это было все, что я хотел сказать по этому вопросу, прежде чем исчезнуть из комнаты через тени.