«Есть множество форм любви и привязанности. Некоторые люди могут всю свою жизнь провести вместе, не зная имен друг друга. Наделение именем — процесс непростой и требует много времени, он затрагивает суть и подразумевает власть. Но когда бушует непогода, кто может позвать тебя домой? Только тот, кто знает твое имя.» — © Дженет Уинтерсон.
Я зашипел от ощущения, как руки скользят под моим содрогавшемся в боли телом и поднимают меня в сильных объятиях. Больно было настолько, что я даже не обращал внимание на то, что Михаэлис нес меня в ванную, как свою невесту. Мои мышцы сведены судорогой, спазмы отражались в моих чувствах, как голоса от стен пещеры. Прошлая неделя была нелегкой для меня, и теперь, когда Том уезжал завтра утром, я проводил в напряжении все часы бодрствования. Моя рука выписывала успокаивающие круги на моем круглом животе, чтобы успокоить себя и ребенка, который пинает меня беспрестанно. — Это все твоя вина, — раздраженно ворчал я и облегченно застонал, когда дворецкий опустил меня в ванну с горячей водой. Себастьян ухмыльнулся, снял пиджак и перчатки, закатал рукава. Ублюдок был слишком самодовольным. Я выплеснул немного воды в ответ, но его улыбка только усилилась. — Правда? Как восхитительно. Он стянул с меня теперь уже мокрую мантию, ласково, почти нежно касаясь пальцами отметины на спине. На кончике моего языка остановился резкий комментарий, но как только руки Себастьяна начали массировать узлы и изгибы моих мышц, все злорадство полностью исчезло в волне блаженства, пробежавшей по моему телу. Сначала он работал над моей спиной, плечами, потом бедрами. Его руки скользнули вверх, чтобы помассировать мои руки и грудь, срывая удовлетворенный стон одобрения с моих губ. К тому времени, как он закончил, я ощущал себя липкой лужицей, его рука, на которой чернели узоры контрактных отметок выписывала аккуратные узоры на моем животе. Его улыбка исчезла, чтобы быть замененной чем-то созерцательным, глубоким, задумчивым. — Ты думаешь, что я монстр. Всегда холодный и жестокий, но это не так. Я бы заботился о тебе, если бы ты позволил. Мои томные изумрудные глаза открылись, чтобы взглянуть в его ржаво-коричневые, смятение и нервозность враждовали во мне. Эта… эта нежность не вязалась с Михаэлисом, которого я знал. Это было нехарактерно для него и странно. Он специально? Это все из-за присутствия Волдеморта в нашем доме? Или ситуация изменилась для него теперь, когда я нес его ребенка? Его ухмылка вернулась такой же зловещей, как хвост скорпиона, бьющего без предупреждения: — Не пойми меня неправильно, мой маленький ворон. У нас никогда не будет мягкого и нежного романа. У нас никогда не будет такой жалкой человеческой концепции. Наша любовь будет грубой и кровавой, притягательной, сложной и построенной на доминировании и власти. Но я буду хорошим супругом и хорошим кормильцем. Я позабочусь о тебе и о нашем ребенке, — сказал он откровенно и лаконично. Я мог читать между строк его слов и тщательно обдумывал их. Я никогда не стану снова человеком, и должен отпустить свою человеческую жизнь. У нас с ним никогда не будет того, что было у меня с Волдемортом. Наша любовь никогда не будет сладким, легким медом, который я делил с Темным Лордом. Хотя Том всегда был любовью моего сердца, возможно, рядом есть место для еще одного? Себастьян никогда не заменит Волдеморта. Он хотел, чтобы я понял, что-то, что нас ждет, не будет тем, что я пережил раньше, что он не хочет заменить Тома и повторить то, что когда-то было между нами. Вместо этого Себастьян хотел создать совсем другой тип нежности. Могу ли я любить их обоих одинаково, но по-разному? Может быть. Стоит ли пытаться? Мои глаза остановились на его руке, выписывающей круги на моем раздутом животе, и я выдохнул. Я должен был верить, что так и есть. Ради моего ребенка. Ради Сиэля. — А Сиэль? — Мой вопрос, заданный шепотом, казалось, застал его врасплох, но он начал спокойно поднимать меня из остывающей воды. Как долго я лежал так? — Я не буду его есть, будь спокоен, — был ли это намек на обиду в его голосе? — Ты хочешь, чтобы он был рядом? Даже с его нетронутой душой, он в конце концов состарится и умрет, Самаэль. Вместо того, чтобы высушить меня или позволить мне сделать это самому, Михаэлис сел на пол, посадил меня на свои колени, застланные большим пушистым белым полотенцем, и лениво набросил на мои плечи еще одно. Казалось, сидеть вот так и исследовать нежную округлость моего живота доставляло ему удовольствие. Было что-то захватывающее в контрасте его фаустовской печати на тыльной стороне ладони и бледности моей кожи. Черные ногти поглаживали мой живот, и я знал, что это был его странный способ соприкоснуться с ребенком внутри, соединиться с его потомством. Это было мило, подумал я с легкой мысленной улыбкой. — На самом деле я думал о расширении нашей маленькой семьи. Кто может обвинить меня в моих нерешительных словах? Я уже поставил дворецкого в тяжелую ситуацию. Не поглотив душу Сиэля, Себастьян оказался в ловушке дворецкого до смерти мальчика или, как он сделал со мной, до тех пор, пока не обернет ребенка. Если Сиэль превратится в демона, дворецкий будет освобожден от служения, но все равно останется с ним, как со своим ребенком. Его недоверчивый взгляд заставил меня вздрогнуть, внезапно почувствовав себя разоблаченным и смущенным. — Я… хочу его, Себастьян. Он мой, точно так же, как этот ребенок. Я просто хочу позаботиться о нем… Пожалуйста? — В конце концов, Михаэлис должен быть тем, кто его обратит. Я был слишком неопытен в таких вещах и, вероятно, случайно убил бы мальчика, если бы попытался. Отец моего ребенка тяжело вздохнул, хотя в его глаза быстро просочилась злоба, и ржавые радужки начали перетекать в малиновый цвет. Я чувствовал, как сам меняюсь в ответ, совершенно бесконтрольно. Его пальцы впутываются в мои волосы, массируя чувствительную кожу головы, ногти царапают, только усиливая приятные ощущения на моей коже. — Ты действительно хочешь сделать его своим? Связать себя со мной еще одним ребенком? Свечи начали разбрызгивать свет по комнате и гаснуть без предупреждения, задыхаясь от внезапной зловещей ауры, наполняющей ванную. Человеческий облик Себастьяна начал таять, теряя иллюзию, когда вороньи перья тенями начали падать откуда-то сверху и стирать собой изображение. Когда-то это беспокоило меня, но теперь ощущение истинной формы пустило приятную дрожь по моему позвоночнику. Ребенок внутри меня, казалось, тоже чувствовал силу своего родителя, потому что пульс чужой энергии, а не моей собственной, пронзил мое тело подобно молнии. Это заставило меня свернуться, крик вырвался из моей груди. Я уткнулся лицом в плечо Себастьяна, кожа и перья соединились с моей сверхчувствительной плотью в восхитительном жесте защиты. Демон мрачно рассмеялся, наклонив мою голову назад, чтобы он мог еще раз взглянуть мне в глаза, заставив меня смотреть на него в ответ. Он ожидал, что я отвращусь от его истинной формы просто потому, что не перешел в свою собственную? Конечно, нет. Может быть, он хотел напомнить мне о том, кем был на самом деле, прежде чем я начал этот разговор. Я не был уверен в Сиэле, но я никогда не обманывал себя, и не забывал, кем был Себастьян. В конце концов, мы связаны контрактом. Он был моим создателем. Но разве это и есть сумма наших отношений? Как он и сказал, он был хорошим защитником и кормильцем, но я никогда не сомневался в этом. Он в бешенстве и абсолютный собственник, но это не говорит о том, что он будет плохим отцом или партнером. Я избавился от своей собственной человеческой формы в ответ на его невысказанный вызов, мои волосы удлинялись, а кожа сияла, захватывая и втягивая каждое пятнышко света, которое только можно было найти поблизости. Мои зубы и ногти немного заострились, хотя и не так резко, как его собственные. Звериная форма Себастьяна была хищником и падальщиком. Он был создан для раздирания плоти и душ. Моя была куда более осторожна, и никто бы никогда не принял меня за охотника. Но довольно обо мне. — Я не думаю, что такая судьба хуже смерти. Глубокий смешок прогремел в груди подо мной. — Ну, я думаю, что мы можем что-то придумать. Возможно, новый контракт? — его ухмылка была смертельной, и я даже не старался удержаться от закатывания глаз. О, ну конечно! К тому времени, когда все закончится, моя кожа станет принтом в горошек с демоническими печатями! — Ты уже обрюхатил меня, черт возьми. Что еще ты можешь от меня хотеть? — Кроме моего согласия на становление парой, конечно. Его просьбы все еще волновали меня. Я до сих пор взвешивал варианты, плюсы и минусы и мои собственные чувства к нему. Себастьян молчал, почти грустно, и я знал это. Я знал, что он хотел попросить стать его парой, хотел настоящего партнерства между нами, но он знал, что все, что он получит взамен, — это отказ. Эта мысль ранила мое сердце, ведь я знал, насколько сильно хотел этого, но опыт подсказал ему, что все, что он получит за свои усилия, — это унижение. Вместо этого он просто попросил: — Скажи мое имя. Знание о том, что эта просьба — все, что он может получить от меня, несмотря на все, что продолжал делать для меня каждый день, заставило меня почувствовать тошноту. Может быть… может быть, переосмысление моей позиции не было бы так уж плохо. Но я не хотел быть связанным с кем-то, с кем навсегда останусь слугой. Заключенные между нами контракты гарантировали, что он всегда будет моим хозяином, независимо от того, будем мы парой или нет. Хотел ли я вечно быть пойманным в ловушку, в качестве его раба? Нет, нет. Сама мысль наполняла меня страхом, вернула образы моей человеческой жизни, всегда под надзором, всегда без права голоса. Я хотел настоящего партнера, а не господина. На данный момент все, что я мог сделать, чтобы облегчить его боль, это шептать, задыхаться и выкрикивать его истинное имя, снова и снова, пока мой голос не иссякнет полностью. Мальфас.«Любовь, как и истина и красота, конкретна. Любовь не является только сладким чувством; в глубине души — это не вопрос чувств, привязанности или стремления к чему-то. Любовь активна, это вопрос взаимовыгодных отношений с друзьями и врагами.» — © Картер Хейворд.
Два дня спустя Том вернулся в свой мир в вспышке белого света. Мы все вышли на задний дворик, чтобы проводить его, хотя Себастьян выглядел так, словно у него были другие дела, которыми он предпочел бы заниматься. Вокруг моей шеи висел неуклюжий медальон с миниатюрным сундуком внутри, кольцо Гонт ловило и жутко преломляло свет солнца. Это был горько-сладкий момент для меня. С одной стороны, Том уходил. Кто знал, сможет ли он успешно повторить ритуал, использованный, чтобы привести его сюда. Единственный способ узнать, сработает ли он снова появится через десять лет. Мое сердце болело, когда он ушел. С другой стороны, облегчение на лице Себастьяна было ощутимым для тех, кто знал, где искать. Как будто с его плеч сняли огромный груз. Я практически чувствовал, что все возвращается к нормальной жизни, к тому, что было до того, как мой любимый Темный Лорд появился на нашем пороге. Последний прощальный комментарий Тома перед исчезновением заставил меня улыбнуться сквозь печаль. — Я ожидаю, что стану крестным отцом, Гарри! Себастьян презрительно фыркнул, когда его соперник за мое внимание исчез. — Скорее всего, нет, — ворчал он, его голос окрашивался раздражением, хотя его лицо наконец стало расслабленным. Это были долгие полторы недели для моего создателя. — О, ну не знаю. Это хорошая идея. Том и Гробовщик стали бы блестящими крестными родителями! — Я дразнил его, улыбаясь со странной, необъяснимой легкостью. Мой тон был игривым, но идея, безусловно, имела свои достоинства. В тот момент, когда слова сорвались с моих губ, я почувствовал, будто крошечная лампочка загорелась в моем мозгу. Почему я не подумал об этом раньше? — Ты, должно быть, шутишь. Если с нами что-то случится, ты хочешь, чтобы эти двое позаботились о нашем ребенке? — Ну, с Жнецом и Темным Лордом, защищающим его, мы точно будем знать, что наш ребенок в безопасности. — В абсолютной. Еще он будет спать в гробу, и кто знает, что еще. Сиэль уже был в теплой безопасности поместья, но ни Себастьян, ни я не спешили уходить. На нас не влиял холод, и почему-то было приятно стоять здесь вместе. Не было никакого давления в потребности говорить, не нужно было ничего делать, кроме как наслаждаться присутствием друг друга. Он стоял рядом со мной, когда мы оба смотрели в сад, каждый в свои мысли. Было приятно быть с ним, и искренняя просьба Тома вернулась ко мне в этот мирный момент. Мои изумрудные глаза скользнули к моему собеседнику, и я обнаружил, что он наблюдает за мной со спокойным, по-настоящему умиротворенным взглядом ржавых глаз. Я погладил своего ребенка, заработав забавную ухмылку от демона рядом со мной. — Ты сделаешь кое-что для меня, Себастьян? Тонкая обсидиановая бровь вопросительно выгнулась, но он без колебаний кивнул. — Что угодно, Гарри. Тебе нужно только назвать это. Я протянул руку, которая не лежала на моем животе, с нежной улыбкой, вернувшейся на мое лицо. Себастьян выглядел так, будто хотел запечатлеть в памяти этот момент, чтобы смаковать и изучать его, когда никого больше не будет рядом. Его рука в перчатке взяла мою с почти робким смятением, как будто он не доверял моему внезапному великодушию так скоро после ухода Тома. — Будешь моей парой? Смесь эмоций, которые внезапно пронеслись в его глазах и изменили его лицо, — все, что мне было нужно, чтобы понять — я сделал правильный выбор. Я должен поблагодарить Тома позже. Шок, желание, настороженность и самая привлекательная из всех, надежда. Себастьян не посмел поверить мне на слово. Не после стольких лет отказов и гнева. Не после того, как мой любимый Волдеморт только что провел со мной неделю. Но… все это заставило меня понять, что именно Себастьян был тем, чего я хотел в своей неестественно долгой жизни. Он сдерживался перед Томом, потому что не хотел меня расстраивать. Он позволил мне злиться на него до моего цикла размножения и облегчил мои страдания в те мучительные недели. С тех пор, как я узнал, что ношу его ребенка, он позаботился обо всех моих нуждах, будь то еда или странный массаж по вечерам. Визит Волдеморта только дал понять, каким хорошим мужчиной был Себастьян… и насколько несправедлив я был с ним все это время. Его рука в моей сжалась, передавая спазм эмоций. Когда он опустился на колени передо мной, моя рука все еще находилось в его собственной, его улыбка была слабой, но чувства за ней были ясны, как день. Мои колени задрожали при этом потрясающем зрелище. — Ничто не сделает меня счастливее, мой ворон. И на этот раз, даже не задумываясь, я поверил ему.