«Ваш муж может многое не знать о беременности, но он знает вас. Он, вероятно, знает вас лучше, чем кто-либо в этом мире (что означает, что он очень хорошо понимает ваши желания). Он также, вероятно, любит вас больше, чем кто-либо другой в этом мире. Поэтому, хотя он, возможно, не тот человек, к которому можно обратиться, если вам нужно знать, как успокоить тяжесть в груди, он является идеальным человеком, к которому можно обратиться, когда вам нужна поддержка.» — © Эрин Макферсон.
Прошел месяц, прежде чем Сиэлю поручили новое дело. Свет нашего с дворецким единения быстро исчез в счастливой рутине. Я только хотел иметь возможность сказать, что в поместье Фантомхайв все хорошо. Однажды ночью мой супруг и ребенок пришли домой поздно после одного случая. Я практически видел тоску, тянущие душу Сиэля, как камни, привязанные к ногам, утаскивающие его глубже под волны. Он проделал удивительную работу, скрывая чувства от своего дворецкого, но когда я пришел к нему, чтобы подготовить ко сну, правда раскрылась. Инспектор Абберлайн, который был так добр и внимателен ко мне и который привел моего маленького лорда домой, хотя тот должен был быть заперт в Скотланд-Ярде, был мертв. Убит от рук этого темного, распутного торговца опиумом Лау. Я не судил молодого графа за несколько слезинок, которые он пролил, когда мы наконец остались одни. Я не указал на его слабость. Все, что я мог сделать, это крепко его обнять, облегчить его боль и попытаться успокоить суматоху внутри него. В каком-то смысле Сиэль винил себя, но пытался притвориться, что ничего не случилось. Эта часть его сердца, которую он плотно закрыл от своего дворецкого, причиняла боль, потому что он лишил другого ребенка его родителя. Так же, как Анжела сделала с ним, он поспособствовал убийству отца другого ребенка. На следующий день казалось, что накануне не было никаких слез, однако, перемены в нем остались. Казалось, будто разверзлась пропасть между моим партнером и моим человеческим ребенком. Поместье стало холоднее, менее радостным, чем когда-либо прежде, и впервые за всю мою жизнь я не мог понять, как это исправить. Я не мог начать решать проблему, потому что не мог определить, что стало причиной отстраненности между двумя мужчинами моей жизни. Себастьян внезапно стал почти безразличен к мальчику, и разум Сиэля был далеко, в другом месте. Я часто ловил его за взглядом в окно, глубоко задумавшимся, и ничто из того, что я делал, не могло вернуть его в настоящее. Мои инстинкты постоянно находились на грани. Я чувствовал себя… неуверенно, и это вызывало у меня страх. Как я мог ощущать себя здесь в безопасности, когда произошли такие изменения? Когда я понятия не имел, что привело к этому огромному, радикальному отчуждению в нашей семейной жизни? Все больше и больше моего времени я проводил в детской, ища утешения и покоя вдали от них. Эта привычка еще больше сбивала с толку и раздражала моего партнера, но я не мог сформулировать свои чувства, потому что не знал, как все объяснить. Как объяснить страх и неуверенность, когда не знаете, с чего это началось? Перед лицом его раздражения я просто забрал все наши простыни и подушки в детскую и сделал небольшое гнездо для себя в одном углу. Безопасно. Чисто. Бесшумно. Спиной к стене. Спрятан. Легко защититься от хищников. Дата рождения моего ребенка становилась все ближе, всего через девять недель. Я был опухшим, истощенным и испуганным. Врезаться в мебель или опрокинуть вазы и чайные подносы стало постоянной опасностью. Мои движения были медленные и неуверенные, теперь они стали отличительной чертой моего тела. Я держался в безопасности детской большую часть дня. В последний раз, когда я отправлялся навестить Гробовщика, ребенок начал радоваться в его присутствии, и сильный спазм охватил меня так внезапно, что мужчине, между приступами его восторженного смеха, понадобилось уложить меня в один из гробов. Казалось, я порадовал и развеселил Гробовщика тем что мой ребенок был так же привязан к нему, как и я. Когда я сказал ему, что я хочу сделать его крестным отцом, он счастливо принял предложение. Себастьян был не в восторге от этой новости. Однако теперь я сидел в кресле-качалке рядом с Сиэлем, наблюдая, как слуги разбегаются по местам, готовясь к нашему путешествию. Кто знает, может быть, Париж будет полезен для нас. Эта поездка даст шанс двум моим мальчикам наладить отношения. Моя детская сумка была аккуратно уложена у меня на коленях со всеми необходимыми вещами, если что-то случится, и начнутся ранние роды. Было неловко к такому готовиться, хотя, кто знал, что могло случиться, если все пойдет не по плану. Человеческий младенец в таком случае не выживет, но младенец-демон… ну, нам остается лишь гадать. Мое лицо радостно сияло, когда я упаковывал вещи, Себастьян и Сиэль стояли рядом, на их лицах были почти одинаковые выражения неодобрения. Они не хотели, чтобы я ехал. Оба знали, что аудиенция Сиэля с королевой никуда не приведет. Наши враги день ото дня приближались, и моя семья хотела, чтобы я оставался в безопасности. Я, естественно, выдвинул некоторые возражения. — Я могу просто приказать тебе остаться, мой маленький ворон, — пригрозил Себастьян, глядя так, будто он нежно лелеял этот вариант. Его слова что-то задели во мне, напомнили о наших неравных статусах в отношениях. Он был моим хозяином. Он всегда будет им, а я навсегда останусь слугой, те самые следы на моем теле ожидают его приказов. Мой ответ был произнесен с улыбкой, но сложно было упустить горечь в словах. — Ты мог бы. Но тогда ты не дотронешься до меня, пока не наступит мой следующий цикл размножения через, о, сто лет. Я бы попросил принять это во внимание, когда ты задумаешься о том, чтобы отстранить меня подальше от моего малыша, когда приближаются враги. Похоже, он почувствовал опасную пропасть, в которую чуть не шагнул, и отступил на шаг, руки в перчатках поднялись, он сдался: — Твоя точка зрения… хорошо продемонстрирована. Я только прошу тебя укрыться, если дела станут слишком опасными, но мы оба знаем, что ты просто проигнорируешь эту просьбу. — Вероятно. Я приложу все усилия, чтобы не подвергать себя или своего ребенка опасности, но я буду защищать Сиэля, когда настанет время. Ты можешь не видеть его своим ребенком, но это вижу я. Я не позволю другому взрослому подвести его. Это было правдой. Неважно, насколько я заботился о графе, сколько бы я ни торговался за него, для Мальфаса он был не чем иным, как очередным контрактом. — Я понимаю, — да, он понимал, но не нужно быть гением, чтобы понять, что ему это не нравится. Теперь мы сидели, ожидая времени отъезда в Париж, и эта странная напряженность вернулась. Себастьян плавно вошел в комнату: — Господин, я устроил наше жилье, — заявил он просто, но его голос был отстраненным и незаинтересованным. Я не слушал ответ Сиэля. Вместо этого я сосредоточился на связи с моим партнером, ощущая прохладу, которую нашел на другом конце связи. Даже от меня он был немного отозван, и это было странно. Я чувствовал его волнение, будто свое собственное и протянул ему руку, на моих губах появилась улыбка, просящая его присутствия рядом со мной, возможно, даже поцелуй. Холод немного ослаб, и он потянулся, чтобы взять мою предложенную руку с легким намеком на улыбку, растягивающую его уголки губ. Себастьян, к моему удовольствию, встал передо мной на колени, целуя мою ладонь, прежде чем зашептать моему животу, совершенно не заботясь о том, кто может стать свидетелем его действий. Я не мог сдержать усмешку. Я провел пальцами по его мягким, смоляным волосам, и взял его руку, чтобы опустить на нашего растущего ребенка. Я поймал Сиэля краем глаза и улыбнулся. Мальчик покраснел от того, что его поймали, но мягко ответил. Все будет хорошо. Пока у нас есть наша странная маленькая семья, у нас все будет хорошо.«— Я вполне способен. — На что, дразнить кого-то и безжалостно цепляться?» — © Гейл Карригер, Бессердечный.
Я обнаружил, что прогуливаться по Парижу на восьмом месяце беременности было не так приятно, как я думал. Не помогло и то, что платье, которое я надевал, притворяясь женщиной, служило только для того, чтобы вгонять меня в краску и заставлять чувствовать себя некомфортно. В конце концов я чуть не упал от усталости и боли в ногах у каменной арки, становясь свидетелем того, как Сиэль на самом деле теряет самообладание и бесконечно волнуется за меня, как испуганная курица-наседка. По крайней мере, до тех пор, пока Себастьян чудесным образом не появился с инвалидной коляской — где, во имя Мерлина, он ее достал? — и не успокоил нашего маленького лорда. — К твоему сведению, я рассчитываю на компенсацию за то, что стал твоим личным инкубатором. — Я ворчал, капризный и раздраженный. Себастьян ухмыльнулся, направляя меня к дворцу в спокойном темпе, чтобы Сиэль смог рассмотреть различные достопримечательности, пока мы шли. — Да? — Да. Я ожидаю оплаты в виде множества сексуальных ароматов. Мужчина справа от нас поперхнулся, ошеломленный моими словами. Ой, я сказал это немного громче, чем хотел? Ну и ладно. Мой партнер повторил слова с оттенком веселья и интереса: — Сексуальные ароматы? — Да! — Я резко настаивал, еще раз поразив прохожего, который отодвинул своих детей от ненормальной, потенциально жестокой беременной женщины, — Предпочтительно шоколад. О, и цитрусовые. Может быть, даже миндаль и клубника. Себастьян, к его чести, не указал на странность темы, а просто кивнул, произнеся с юмористическим признанием: — Конечно, мой ворон. Я посмотрю, что я могу сделать. — Чертовски на это надеюсь, — прошипел я, пытаясь не обращать внимания на боль в лодыжках. Внутренне я улыбнулся яростной краске на личике моего маленького лорда и весельем моего партнера. Я понадеялся, что все начало возвращаться к нормальному состоянию. Что бы ни случилось между двумя мальчиками в моей жизни, наконец-то все кончено. Или так я думал.