«Самое важное, что отец может сделать для своих детей — это любить их мать.» — © Теодор М. Хесбург.
Эта странная замороженная дистанция между моим партнером и моим маленьким лордом вернулась к тому времени, когда мы сели в карету, чтобы уйти, но стала более отчетливой, чем когда-либо. Что случилось? Что с нами происходит? Что сделала эта проклятая королева и ее ангельская собачка в нашей маленькой, драгоценной семье? Древний, первобытный страх, который одолел меня после знания о моей беременности, до того, как мы с Себастьяном стали парой, снова вспыхнул во мне и… я боялся. Внезапно я ужасно испугался за нас. За Сиэля. За моего ребенка. За Себастьяна и даже за себя. Будто мои инстинкты кричали что-то мне, что невозможно было расшифровать. Все, чего я хотел, это протянуть руку своему демону, искать утешения в нем, но и между нами появился барьер. Стена льда, за которую невозможно проникнуть. Я не мог дозваться до него… Дворецкий был так зол. Но почему? Это было то, что я не мог понять. Почему он так зол на Сиэля? Смутно, мне казалось, что часть этого арктического гнева распространялась и на меня. Я чувствовал, как языки полярного огня замораживают мои чувства, если мое сознание дрейфует слишком близко к его концу связи. Почему он злится на меня? Что я сделал? В моем горле зарождалась паническая атака, и, не желая показывать такую нелепую слабость, я погрузился в связь с моим растущим младенцем. Она была хрупкой, но усиливалась с каждым днем. Там было тепло, и в глубине моего сознания, не обращая внимание на внешний мир, я прошептал своему ребенку о брате и отце, ожидающих его появления в этом мире. Ребенок знал о моих страданиях и сам был так огорчен, но в тот момент, когда мое присутствие наполнило его, ужас начал стихать. Я успокоил своего ребенка так, как мой партнер не смог. Себастьян кормил нашего ребенка своей собственной силой, чтобы облегчить возникновение связи между ними, но она образуется только после того, как ребенок появится на свет. Так говорили дамы в моем мире: — Мать любит своего ребенка с момента зачатия, но отец начинает любить только тогда, когда впервые держит его на руках. Я вынырнул из своего разума вовремя, чтобы засвидетельствовать разговор между двумя мужчинами в моей жизни и гнев Себастьяна вонзился мне в самое сердце. — Что я хочу от своей души? Ты скучен. Что ты… Взгляд, которым Себастьян одарил своего молодого господина, был ледяным; кровавые морозные узоры, похожие на мельчайшие бриллианты, превратили его лицо в камень. Это зрелище вызвало дрожь испуга по моей спине, и во мне возникло желание встать между ними и защитить Сиэля. На мгновение дворецкий выглядел оскорбленным его обвинением. Выражение его лица граничило с отвращением и обидой. Себастьян… ненавидел Сиэля? Ненавидел моего детёныша? Возможно, он слишком сильно ненавидел меня за то, что я навязываю ему вечность с ним? В конце концов, я позаботился о том, чтобы даже после окончания контракта Себастьян застрянет с Сиэлем. Он обиделся на меня за это? Я никогда не задумывался над тем, как сам демон может относиться к тому, что Сиэль станет нашим ребенком. Я думал только о том, что чувствовал сам. О своих собственных эгоистичных желаниях… Мерлин, я действительно был создан, чтобы стать демоном. Мы вернулись в гостиницу в целости и сохранности, хотя тишина стояла удушающая. Сумерки быстро опускались и вместе с тем пришло время ложиться спать маленькому лорду. Как всегда, я взял на себя ответственность готовить его к ночи, изо всех сил стараясь облегчить его мрачное настроение. Мои усилия были напрасны. За дверью ждал мой партнер, и когда я открыл ее, чтобы выйти, Себастьян посмотрел на своего хозяина. — Забудьте обо всем и приятных снов, молодой господин. Забыть обо всем..? Что он говорил? Мы пошли в нашу комнату в тишине. Мальфас молчал и, казалось, задумался. Впервые я действительно не знал, что с этим делать. Гостиничный номер был тусклым и мрачным даже в своем золоченом великолепии. В нем не было ни домашнего уюта, ни сердечного смеха, ни тепла поместья Фантомхайв. Тем не менее, мой демон начал раздевать меня, его руки касались каждого нерва с умелой точностью. Человеческая оболочка сложилась, как саван, оставив меня уязвимым и возбужденным. Мне нужен мой партнер. Мне нужно его успокоение и комфорт. Тем не менее, когда мы слились воедино, его прикосновения были почти отчаянными. Его поцелуи были страстными и тревожными. Он трогал меня всеми способами, которые я любил, всеми способами, которые я когда-либо желал. Себастьян довел меня до края, когда поделился своей силой с нашим ребенком, бесконечной волной ощущения, которое заставило меня вскрикнуть, выгибаясь в экстазе. Пальцы двигались внутри меня, пока, наконец, я не получил то, чего так жаждал, что-то более твердое и горячее. Мне казалось, что мы снова заключаем контракт, наполненные страстью и опустошением, но наше положение не могло принести ничего хорошего. Отчаяние Себастьяна могло означать только дальнейшую неуверенность и страх. Он боялся? Да… Я чувствовал это. Но почему? Он вонзал острые как бритва резцы в брачную метку на моем горле, снова и снова, будто змея. Я снова дошел до разрядки, в этот раз одновременно с моим партнером. Все, что я смог понять — мой мозг все еще приходил в себя после оргазма — это легкий поцелуй на моих губах, прежде чем его рука накрыла мои глаза, и я провалился во тьму.«Она сидела на старой кушетке, которую родители за ненадобностью перетащили к ней в комнату, и тренировала силу воли: Глубоко вдохни, задержи дыхание. Как можно дольше сохраняй неподвижность. Сожмись, представь, что ты — камень. Подбери и спрячь все лишнее.» — © Милые кости.
Когда я проснулся, я уже знал, что Себастьян ушел. Это знание пришло ко мне в сопровождении всепоглощающего чувства горя и потери. В доме царила безжизненность. Простыни рядом со мной давно остыли. Наша спальня отражала пустоту, как в гробнице, и внутри моего разума его конец связи был пустым, будто ее накрыла тень, чтобы скрыть от моего взгляда. Младенец внутри меня испуганно вздрогнул, и я послал ему волну силы, вырисовывая круги на раздутом животе, чтобы успокоить и его, и себя. Его… Мой ребенок был мальчиком. Я почувствовал вкус этого факта на своем языке и удивился, как я могу это знать. Возможно, это было присуще демону. Я провел в аду слишком мало времени, и поэтому никогда не сталкивался с другими несущими демонами, чтобы спросить о плюсах и минусах беременности. Себастьян знал бы… Но Себастьян уже ушел. Куда? Куда он пошел? Я… должен найти его. Я должен сказать ему, что наш ребенок был мальчиком. Что у него скоро будет сын! Что он будет так счастлив, если только вернется! Мне он нужен здесь, черт возьми! Я… Высокий пронзительный звук в задней части моего горла вырвался также легко, как мой вскрик прошлой ночью, пока не вылился из моих губ мучительным всхлипом. Мне казалось, что половина моего существа внезапно исчезла, будто кусок тела был просто вырван. Простыни все еще пахли им, все еще несли отпечаток наших занятий любовью, и я обернул их вокруг себя, пытаясь воссоздать его присутствие. Он знал. Он знал, что уйдет. Вот почему прошлой ночью он был таким… Мощное сокращение охватило мое тело, не настолько, чтобы причинить боль, но достаточное, чтобы стряхнуть этот бред и напомнить о том, что было важно в тот момент. Я покачал головой, чтобы рассеять мысли, и подавил растущую панику. Сиэль. Я все еще должен заботиться о своих детях. Они нуждались во мне, я должен быть рядом с ними. Медленно, мучительно я встал и оделся к предстоящему дню. В моем состоянии это был утомительный процесс, который, вероятно, был преодолен только с помощью небольшого количества магии. К счастью, я был одет, тупо уставившись в окно, когда маленький лорд хлопнул дверью. — Себастьян! — Крикнул он только, чтобы остановиться, когда увидел, что единственным обитателем комнаты был я. Он тяжело дышал и покраснел. Должно быть, он вбегал в каждую комнату в поисках мужчины, который исполнял обязанности камердинера последние два года. Единственное, что я смог найти в своем сердце для него — это уныло покачать головой. Себастьян исчез. Некоторое время спустя, он заговорил: — Значит, он ушел… — Да, — прошептал я, легко обнимая его. Сиэль думал, что это его вина? Поверил ли он, что сам виноват в исчезновении Себастьяна? Горе и беспокойство царапали мои внутренности и боролись во мне. Страх. Я так боялся, но мои дети нуждались во мне. Им нужно, чтобы я присматривал за ними и заботился о них, несмотря ни на что, именно это я и собирался делать. Я высвободил графа из своих рук и одарил его легкой улыбкой: — Идем, давай оденем тебя. Сиэль кивнул, но его следующие слова вызвали ужасную горечь, разлившуюся внутри меня. — Он не оставит тебя и ребенка… верно? На этот раз у меня не было ответа для него.