«Самое главное — пожертвовать тем, кем вы являетесь сейчас, ради того, чем вы можете стать завтра.» — © Шеннон Л. Алдер.
К тому времени, когда он подошел к своему партнеру и хозяину, Себастьян уже знал, что Гарри больше нет. Он все еще цеплялся за платформу, все еще защищал ребенка, который был единственным, что у него было. Даже после смерти волшебник был прекрасен. Кровопотеря сделала его кожу бледной и благородной. Он выглядел так, будто за последние несколько дней он прошел через ад. Дворецкий признал, что вина за случившееся лежит на его плечах. Он был глупым. Он был слишком сосредоточен на себе и своих собственных чувствах, и это была цена его алчности. Следствием его гордости, его греха. Чары приклеивания спали, когда он поднял тело Гарри и маленького лорда, и поставил обратно на твердую землю. Долгое время Себастьян ничего не делал, ничего не говорил. Он мог только смотреть на пустую оболочку чудесного, обожаемого им существа, того, кого он любил. Все еще любил. Бледная рука коснулась разорванного и испачканного кровью живота, как будто в надежде, что он почувствует какое-то движение там, даже самый слабенький удар, которые каким-то образом облегчит ситуацию. Но ничего не было. Ни малейшего трепета, которому он поклонялся и любовно шептал всего неделю назад, пока его пара наблюдала, сияя изумрудными глазами. Теперь эти глаза были навсегда закрыты. Он никогда не должен был уходить. Это была его вина. Гарри никогда не должен был быть один. Он не должен был идти на этот бой. Сиэль и демон должны были оказаться на мосту одни. В его голове звучало так много мыслей, что невозможно было отделить себя от них. Себастьян был потрясен, увидев, что его рука не дрожала, когда он коснулся безжизненной щеки. Казалось, что так и должно быть. Возможно, так ощущался шок. Он чувствовал себя оторванным от всего, изолированным, как будто ничего из происходящего не было реальным. Что это был просто ужасный, кошмарный сон, от которого он скоро проснется. Он повернется в постели, чтобы найти Гарри рядом с собой, как и должно быть. Он пожелает доброго утра их ребенку через твердую округлость его живота, и они будут заниматься любовью, прежде чем настанет время будить Сиэля. Теперь они вернутся в усадьбу в одиночестве. — Себастьян…? — голос Сиэля дрожал от холода и ужаса. Дворецкий не был уверен, почему его удивило то, что лицо мальчика было мокрым от слез, но каким-то образом это зрелище глубоко его ранило. Этот ребенок, этот высокомерный, разбитый маленький человечек… Гарри так сильно любил его, что отдал за него свою жизнь. Когда он рухнул следом, чтобы спасти Сиэля, он знал, что шансы закончить свою жизнь сегодня велики. Его партнер позаботился о жизни мальчика после того, как его собственная жизнь закончилась. Гарри не только позаботился о том, чтобы Сиэль продолжал жить, но и о том, что дворецкий будет рядом, чтобы продолжать защищать графа. Теперь месть мальчика свершилась. Теперь Эш был мертв… но Гарри тоже. Как и их ребенок. Себастьян хотел обвинить своего молодого лорда. Он хотел переложить все на плечи ребенка. Если бы Гарри не спас его. Если бы он не пожелал приехать в Париж, чтобы лично убедиться в безопасности Сиэля. Если бы он так не любил этого мальчика. Но он не мог. Гарри был взрослым, а его маленький хозяин — нет. Демон не мог сбросить ответственность на плечи мальчика, также, как он не мог заставить Гарри передумать, когда он зацикливался на идее. Все, что он мог сделать сейчас, это исполнить желание своей пары. Он возьмет ответственность о Фантомхайве на себя, обернет его и позаботится о его потребностях так, как хотел маг. Это было наименьшее, что он мог сделать. В конце концов, кровь Гарри на его руках. Себастьян вздохнул, горе отягощало его так, как ничего произошедшее за столетия. — Пойдемте, молодой господин. Себастьян поднял тело своего возлюбленного, и они скрылись в ночи.— МНЕ ПЛЕВАТЬ! — закричал на них Гарри, схватил луноскоп и бросил его в камин. — С МЕНЯ ХВАТИТ, Я ВИДЕЛ ДОСТАТОЧНО, Я ХОЧУ ВЫЙТИ, Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО ЗАКОНЧИЛОСЬ, МНЕ ТЕПЕРЬ ВСЕ РАВНО! — Тебе не все равно, — произнес Дамблдор. Он не вздрогнул и не сделал ни малейшей попытки остановить Гарри, уничтожающего его кабинет. Выражение его лица было спокойным, почти безмятежным. — Тебе не все равно до такой степени, что тебе кажется, будто ты смертельно истекаешь кровью от этой боли.» — © Джоан К. Роулинг, «Гарри Поттер и Орден Феникса»
Он играл на детской площадке уже несколько часов, если время на его крошечных треснутых часах было правильным. Его сломанные зеленые солдатики несли строгий караул на самом высоком посту замка, следя за приближающимся врагом. Дурсли находились через улицу, гуляя на каком-то шикарном свадебном торжестве. Ему не разрешили присутствовать там, во многом из-за ревности его толстого двоюродного брата, который провел все утро, сжимая в своих внушительных кулаках то, что дядя Вернон назвал «смокинг». Гарри не думал, что он похож на костюм обезьяны*. Для него он больше походил на пингвина, но в возрасте семи лет его тетя твердо верила в его предполагаемую глупость, так кто он такой, чтобы спорить? Один из его военнослужащих упал в траву, и Гарри тихо вздохнул, наблюдая, как игрушку постигает воображаемая гибель. По крайней мере, до тех пор, пока рука в белой перчатке не подхватила крошечную фигурку, вырывая ее из воздуха. — Ах, кажется, ты потерял пехотинца, малыш, — донесся низкий, благородный голос снизу. Ребенок незаметно заглянул за край своего убежища и был удивлен тем, что увидел там. Внизу игровой конструкции стоял мужчина, прислонившись к одному из ярко окрашенных опорных столбов и улыбался, глядя на его сбежавшую игрушку. У него были ржаво-красные глаза и черные волосы, которые дядя Вернон назвал бы «вульгарными и недостойными порядочного человека», такие волосы, он говорил, всегда носили «волшебники», что бы это ни значило. Незнакомец был одет в подходящий для торжества костюм, смокинг, такие же надели его дядя и двоюродный брат. — Простите, сэр. Я не хотел кидать его в вас. Мужчина вручил ему игрушку с вежливой улыбкой, его пальцы задержались, когда мальчик с благодарностью принял фигурку. — Думаю, я ненадолго составлю тебе компанию. Ты здесь совсем один, малыш? — Гарри присел на край площадки, болтая ногами, чтобы получше рассмотреть интересного незнакомца, который соизволил поговорить с ним, уродом. — Нет, сэр. Мои родственники на свадьбе через улицу. Вы тоже оттуда? — Ах, нет. Не сегодня. Гарри прикинул что-то в мыслях, его изумрудные глаза воодушевленно смотрели на мужчину. В нем было что-то странное, что семилетний мальчик просто не мог понять. Что-то неправильное. Если он сравнит этого человека со своими родственниками, то точно сможет уловить разницу между ними, кроме их внешнего вида, но у джентльмена была только одна странность, которую он мог точно определить. — Тогда вы бизнесмен? Мой дядя носит костюмы для ведения бизнеса, хотя он их ненавидит. Вы тоже занимаетесь бизнесом? В конце концов, бизнес и свадьбы были единственными поводами, для его детского сознания, на которые нужно надевать парадную одежду. — На самом деле я занимаюсь многими вещами. Совсем недавно я был телохранителем. Моя работа там уже закончена, а сейчас я, как ты мог бы меня назвать, шеф-повар. Я занимаюсь приготовлением еды, — Объяснил незнакомец, его улыбка стала темной и насмешливой при объяснении, хотя Гарри не мог понять, почему приготовление еды было таким забавным. Он объяснил это еще одной взрослой странностью и сразу же забыл, его пустой желудок сжался от мысли о еде и о том, каким восхитительным должно быть что-то, сделанное кем-то таким классным. На мгновение мальчик вообразил мужчину посреди ресторана, подобного тому, в который его родственники вынуждены были взять его с собой, когда дядя Вернон праздновал свою новую должность в Граннингсе. Мысленные образы только заставили его чувствовать себя голоднее. — Как традиционный английский завтрак? — с любопытством спросил он, взволнованный при мысли о томатах на гриле и картофеле. Они были его любимой частью блюда. Странный повар только ухмыльнулся на его вопрос. Может, ему действительно нравилась английская еда? — Что-то вроде. Сейчас я работаю над приготовлением идеального блюда. Оно такое хорошее и такое вкусное, что, как только я его приготовлю, ничего не смогу больше есть. Потому что, ничто никогда не будет таким восхитительным. Что ты думаешь об этом, малыш? Гарри задумался, с любопытством наклоняя голову в сторону. Ему потребовалось время, чтобы поразмышлять над его словами. Они были особенными. Взрослые, с которыми он находился ежедневно, никогда не говорили так. Звуки от приближающихся родственников резко вырвали его из задумчивости. — Полагаю, я могу только пожелать удачи вам в этом, сэр, — ответил он просто, быстро собрав свои немногочисленные игрушки. Ему ответили коротким смешком, и на мгновение Гарри мог поклясться, что ржавые глаза мужчины сверкнули красным на солнце. Не бывает ничего невозможного, подумал он про себя. Его глаза не красные. — В самом деле. Что ж, я думаю, мне пора уходить. До свидания, Гарри.«Самые тяжелые страдания незаметны — рыдания в углу, разрывание на себе одежды. Нет, хуже всего, когда твоя душа плачет, и что бы ты ни делал, ее невозможно утешить. Ее часть чахнет и становиться шрамом на той части твоей души, что выжила.» — © Кэти МакГарри, Раздвигая границы.
Маленькая лодка скользила по воде, как лезвие по маслу: гладко и безмолвно. Тихо. Гарри лежал внутри, сложив руки на своем беременном животе и ребенке, которого он так обожал. Глядя на мирное спокойное лицо, было легко представить, что он просто спит. Что в любой момент Гарри проснется и подарит им улыбку, и все будет кончено. Но Сиэль знал, что от такого не просыпаются. Никто из них не проронил ни слова с начала путешествия. Молодой граф даже не знал, где они, но ему не хотелось вырвать своего демонического дворецкого из его тихого горя. Он никогда не видел Себастьяна таким… разорванным. С другой стороны, они оба были покалечены. — Почему… Почему он это сделал? — прошептал граф, почти про себя. Все, кто когда-либо заботился о нем, умерли. Он был как некое предзнаменование смерти, — Если бы он спас только себя, мы все равно бы… Он даже не мог заставить себя сказать это. Было слишком ужасно думать о том, что Гарри никогда не вернется. Он никогда не будет есть с ним снова, и теперь, когда его контракт закончен… Ну, ему не грустно потерять свою душу сейчас. Все лучше, чем возвращаться в поместье, чтобы смотреть на пустую, неиспользованную детскую, в которую Гарри вложил столько усилий и любви. Она больше никогда не будет использоваться. — Потому что он любил вас, молодой Господин. Любил как собственного сына. Слова Себастьяна горькие на вкус. Гарри любил Сиэля как своего сына. И из-за этой любви их ребенок и его супруг были мертвы. — Куда мы? — Это способ попасть на Остров Смерти. Место — убежище для демонов, пространство между нашим царством и вашим. В воде внизу начали появляться сцены. Воспоминания о жизни Гарри как волшебника и демона. Он лежал с Себастьяном в постели, думая о нелепых детских именах, чтобы развлечь себя, когда оба вырисовывали успокаивающие круги на его животе. Вид на огромный, волшебный замок, когда мальчик плыл по озеру в лодке, которая двигалась сама по себе. Он наблюдал за тем, как Сиэль спит, запоминал каждый вдох. Смирение и трагическое обожание в багровых глазах перед тем, как вспышка зеленого света украла у них жизнь, и Темный Лорд, которого он любил, рухнул на землю у его ног. Ужас и сожаление наполняют его, как пустую чашу. Вкус его первой души на языке под пристальным взглядом ненавистного создателя. Большая толстая рука пихнула его в крошечную каморку, когда ему было всего четыре года. Крики ненависти, доносящиеся до него через маленькую решетку на двери. — Его пленка? И эти темные сцены? — спросил Сиэль, указывая на несколько затемненных видений в воде, перемежающихся с яркими воспоминаниями самого Гарри. Их было немного, и они были далеко, но темные сцены излучали эмоции и звук; знакомые голоса Себастьяна и Гарри. Иногда один, иногда оба, но чаще всего голоса были наполнены теплом. Сиэль услышал скрип дерева, когда рука демона практически сломала весло от печали. — Это пленка ребенка. Горло маленького лорда сдавило внезапным и неизбежным желанием заплакать. Это было нечестно. Несправедливо, что так много ужасных людей ползло, как личинки, по поверхности земли, причиняло столько боли и страданий, но Гарри… У Гарри не было счастливого конца, которого он так заслуживал. Все, что он когда-либо делал, это забота о людях. Любовь втянула его в эту битву. Теперь он был проклят дважды: один раз, когда пожертвовал своей душой, чтобы спасти Тома, и теперь, когда умер, чтобы спасти его. О Боже. Том. В конце концов мужчина вернется, чтобы увидеть Гарри и ребенка, но никого не будет. Никто не скажет ему, что случилось. Сиэль будет мертв, перевариваясь внутри Себастьяна. Сам демон к тому времени будет жить в другом месте, и некому будет рассказать о волшебнике, превратившемуся в демона. Так грустно, Том только нашел Гарри снова. Он провел тридцать лет в поисках, полагая, что его любовь все еще где-то там, а когда он вернется, он найдет только пустые развалины дома. Каким-то образом то, что Том никогда не узнает правды, беспокоило его больше всего. Сиэль слишком хорошо знал, на что это похоже. Незнание было намного хуже, чем обладание знанием, но неспособность изменить его. Ему нравился Темный Лорд. Его глаза нашли медальон и кольцо, обернутые вокруг шеи покойного демона, и все, что он мог сделать, — это скорбеть. Дно лодки царапало воду вдоль берега, как гвоздь наждачную бумагу. Впереди возвышался остров, состоящий из скал, гор и непроглядного тумана. Сиэль подумал, что подходящее место, как и любое другое, чтобы встретить конец своей жизни, а также похоронить мужчину, который заботился о нем. По крайней мере, в смерти они смогут быть рядом друг с другом. Себастьян поднял прохладное, бледное тело и направился к каменному выступу, когда случилось немыслимое. Из тумана вышла фигура, тени нескольких других остались за его спиной. Черная ткань скользила по земле мягким вздохом, а пряди седых волос развевались ветром в каком-то жутком вальсе. Усмешка Гробовщика была шире, чем должно было быть, чтобы походить на человека. — Привет, маленький граф.