Не Надо Больнее.

Эдди, недолго, как ему показалось, думая, взял Ричи за руку, но потом очень удивился от того, что произошло. Ричи нёс его на руках, нисколько при этом не напрягаясь, словно бы нёс лёгкую подушку. Эдди покачал головой. Не проснулся. Но это точно ему снится, такого быть наяву никак не может. Он был весьма уверен в своём утверждении. Они очень быстро бежали, а Эдди, плохо соображая, даже в голове еле смог бы описать, что сейчас происходило… Так быстро не бегал ещё никто… По крайней мере, Эдди никогда не видел такого сверхскоростного человека… Сейчас они оказались в лесу… Собаки лаяли, будто Ричи с ними тоже, в одной стае, но Эдди по-прежнему было всё равно. Сейчас Ричи ловко обегал плотно стоящие друг к другу стволы деревьев, и Эдди осознал, что они давно бежали по лесу. «Мистика…» Собаки, или существа, гавкающие подобно своре псов, Эдди так и не понял, кто они, так как никак не смог бы обернуться назад и разглядеть их морды. По пути (вообще неизвестно куда) собаки врезались в деревья с жалобным писком… И, наверное, это были не собаки… Стоило только подпустить к себе такую мысль, как он краем глаза заметил одну оставшуюся собаку, что пока что не врезалась ни в один из стволов. От неё-то и было больше всего лая. Скорее всего, она и была назначена кем-то главарём той своры. Эдди невольно засмотрелся, боясь повернуть лицо в её сторону, может, схватит его ещё за нос или за что-нибудь ещё. Живот болел, напряжение в воздухе было как какое-то затишье перед бурей. Преждевременные сумерки, спускающие над верхушками деревьев и этот самый призрачно-белый туман в небе тоже не предвещали ничего прекрасного… Вот, когда в воздухе совсем стало тихо, они попали на небольшую полянку, которая буквально составляла места на двух человек. Густые кроны деревьев окутали их в самом верху, словно давя на головы, и это ещё больше напрягало Каспбрака. — Эдди… — Ричи, что удивило Эдди так, как никогда не удивляло его за этот странный год, посмотрел на него тем самым взглядом, нежным, словно расцветшим. Сейчас его глаза были янтарного цвета с явным проблеском дорогого золота, плохо скрываемого за крапинками в радужках глаз. Для Эдди это было самым дорогим за всю жизнь, и сейчас он готов был продать Ричи всё на свете за такие манящие вкус модника и чарующие душу, одурманивающие сознание, глаза… Эдди тут же сделал лицо такое, как обычно делают женщины, столь неприступные, которые хотят казаться недоступными. Он не хотел, чтобы Ричи, опять своим «волшебным» «невероятно мистическим» образом снова заманил его на свою сторону. Нет. Он не поведётся даже на тот взгляд в эту секунду, который, до этого момента, мог лицезреть лишь пару лет назад. — Пойми, — спустя, как Эдди показалось, длинные минуты, взял слово Ричи. — Всё тяжело. Руки Ричи в чёрных панковских перчатках без пальцев огладили у Эдди то, что животом сейчас было очень сложно назвать. Лишь короткий вздох Ричи нарушил эту тишину. — Всё трудно, — Ричи впервые посмотрел на Эдди, переводя взгляд с него на живот, как самый настоящий мужчина: ответственно, мужественно, как истинный отец, и, возможно, даже муж. Эдди действительно поразил сегодняшний настрой его «бывшего». Ведь его нельзя было теперь назвать парнем… из-за той… шалавы. «Променял меня на эту… эх…» Эдди не мог подобрать даже мыслей. Сейчас в его груди, да и в голове, всё бушевало самым быстрым потоком реки, той реки чувств, что не посещала его несколько лет… Они словно вернулись в детство… То самое детство, которое тоже казалось в тот раз таким пустяковым и необычайным… Пусть в те времена для их возраста были проблемы серьёзнее, чем сейчас… Но вместе они со всем справлялись. Всех побеждали. И «Клуб Неудачников», во что сейчас верилось слабо, был цел и непобедим. НЕУЯЗВИМ… И?.. Что случилось сейчас?.. Что со всеми стало?.. Каждый готов продать всё это ради мести или собственной выгоды… Это не те люди, которых Эдди знал. Ричи тоже не тот, пусть он никогда и не отличался вежливостью. Он обижал Эдди ещё тогда, когда им было по четырнадцать лет, что это прекрасно запомнил, помнит и ещё будет помнить парень. Для Эдди всегда жизнь была испытанием. И те панические атаки и приступы, истерики, что сковывали его изнутри… даже скрытая агрессия на собственную мать, которую он и по сей день таит в себе. Возможно, он действительно выдумал всё это сам себе, во что верил слабо… Казалось, это не его правда. Жизнь его была лишь иллюзией человека, спектаклем, так сказать, который лишь полюбил издеваться над ним, посмотреть на страдания, который просто так вдруг сейчас же посылает это послание об осознании собственных чувств и жалости. Кажется, он сам в себе запутался, в своём сознании, разуме, и том, что когда-то знал. Но после долгожданной правды из неоднозначных уст Ричи, он не смог больше осознавать своё существование не как какой-то игрушки, выброшенной к заброшенному берегу красивого, тихого и умиротворённого моря, где он представлял себя совсем одного, ведь жить больше и не смог бы, всё вдруг потеряло те яркие краски, что когда-то самыми райскими чудесами попали в его серую ипохондрическую израненную серую депрессивную душу, откуда сочилась алыми каплями, режущими сознания, крови душу. — Эдди, всё не так, неправдой было. Я врал. Виновата вся моя семья. Прости, я так не смогу.