ILLY, NOT FUNNY

      Сердцу не прикажешь. К сердцу не проведёшь красные нити, что переплетут его, будто артерии, не докажешь, что чувства приторны, будто мёд в горле, потому что истома будет оказывать сопротивление, тугим узлом стягивая невозмутимую трезвость. Лишь по-настоящему окунувшись в прошлое — познаёшь ценность навсегда ушедшего счастья. Порой очень сложно удержать себя в реальном мире. Каждый день проживая закаты и рассветы, Чонгуку приходится задумываться о смысле оставшихся в прошлом ночей. Любой конец обычно имеет оттенок безликого спутника, который обязательно проводит до нужного места, но не подскажет, какими должны быть дальнейшие действия. Эти дурные мысли не знают покоя, бесконечно предпочитают путаться, но юноше прекратить бы метаться, перекрыть доступ кислорода и, наконец, остановиться в пучине бессонницы — его спутницы, вызванной чередой воспоминаний.       Тем летним жарким днём из-за кистевого вывиха Тэхёна, которому на тот момент было всего четырнадцать, отменилась долгожданная поездка на остров Чеджу. — Почему мы не можем оставить его дома, чёрт возьми! — жалуется шестнадцатилетний Чонгук, с обидой на душе разбирая огромный чемодан. — Я не для этого собирал вещи пять часов подряд, чтобы в итоге остаться дома. — Так нельзя, Чонгук, — смеётся Хосок, наблюдая за младшим братом, который за последние десять минут успел весь издёргаться. — Почему же? — Не забывай, что мы — семья, Чонгук, а семья своих никогда в беде не бросает, — поясняет вполне очевидный факт Хосок и встаёт напротив раскрытого чемодана. — Да уж, — изумляется парень, уперев руки в бока. — Не знал, что у тебя столько вещей. Помочь, может, чем? — Спасибо, обойдусь, — отмахивает от помощи брата Чонгук, скрывшись в гардеробной. — Не вредничай. — Как тебе удаётся быть таким спокойным? — негодует Чонгук, выглядывая из-за угла. — Неужели тебе не хотелось, наконец, выбраться куда-нибудь? — Подобное могло случиться с каждым из нас. И ты, как взрослый человек, должен это осознавать. — Если ты ещё не понял, хён, с Тэхёном вечно что-то случается, — чеканит подошедший к кровати Чонгук. — Как вообще можно было свалиться с лестницы? У него что, ещё и со зрением проблемы? Почему бы не отправить его сейчас в какой-нибудь санаторий, а самим рвануть… — Что-то не так, Чонгук, — перебивает брата нахмурившийся Хосок, уставившись на внезапно начавшую медленно открываться дверь.       Кончиков пальцев касаются стены: бессердечные и пустые; несмотря на жаркую погоду, здесь всегда очень холодно. Больничные палаты Тэхёна знают, поэтому благосклонно принимают все его страхи. Ткани собственной души трещат по швам, как эти жалкие попытки заглотить рвущийся наружу вопль. Он действительно упал с лестницы? Как же так получилось? По просьбе Чонгука, вымотавшегося сбором чемодана, Тэхён сделал ему несколько бутербродов со свежим сливочным маслом и клубничным джемом, заварил его любимый зелёный чай с мелиссой, стал подниматься, но почему-то оказался внезапно внизу. «Ничего страшного, — словно из-под толщи воды слышит он успокаивающий голос папы, который, держа одной рукой руль, другой заботливо вытирал полотенцем вытекающую из разбитой брови сына кровь. — С кем не бывает, верно? Сейчас тебя подлатают, и будешь, как новенький у меня ходить. Не плачь, сынок. Хорошие дети не плачут».       Но Тэхён плачет. Никто не видит, как надрываются его неправильные чувства, как измучилась уже вынашивать безумие душа. Он смотрит на Чонгука, которого звал ещё в машине, и признаётся в искренности нескончаемого потока боли. Безответно любящему сердцу не прикажешь. Ему к брату хочется прижаться, к брату хочется — всегда. — Из-за него, кстати, отец успел меня отчитать, мол, если бы не мои бутерброды, то его обожаемый сыночек не свалился бы с… — Замолчи, Чонгук, — цыкнул на брата Хосок, следуя за прихрамывающим Тэхёном, который, проигнорировав присутствие братьев, почему-то держал путь в чужую гардеробную.       Его двойное левое веко немного заплыло из-за наложенных на бровь швов, а загипсованная наполовину рука была зафиксирована бандажом. Одежда на мальчике та же, что и до падения: подол и рукава светлой футболки — испачканы пятнами крови, успевшими немного подсохнуть; широкие штаны — сильно подвёрнуты (наверное, по причине того, что те своей длиной всего-навсего не позволяли ему нормально передвигаться). Под недовольство Чонгука: «Пожалуйста, пусть он скроется с моих глаз», Хосок присаживается рядом с покачивающимся Тэхёном, который затаился среди висящих на плечиках футболках. — Тэхён-а, — зовёт брата Хосок, осторожно касаясь его хиленького плеча. — Ты перепутал комнату. Пойдём со мной.       Тэхён отрицательно качает головой, отодвигаясь от назойливой руки старшего. — Не хочешь. Ладно, — поджимает губы Хосок, попутно набираясь терпения. — Думаю, тебе нужно немного поспать. Помнишь, я говорил тебе о том, что хороший сон забирает боль? — слабо улыбается. — Тебе обязательно станет легче, если ты поспишь несколько часиков. Хочешь, я полежу с тобой?       Не обращая внимания на старшего брата, Тэхён цепляется за край серой футболки Чонгука и тянет приятно пахнущую вещь на себя. — Тэхён-а, тебе не стоит… — Чёрт возьми! — застывает на месте вошедший в гардеробную ошарашенный Чонгук. — Кто ему вообще позволил притрагиваться к моим вещам? — парень подлетает к не соображающему Тэхёну и выхватывает из его подрагивающей руки футболку. — Никогда не смей прикасаться к тому, что принадлежит мне! Ты понял меня? — Чонгук, перестань, — пытается успокоить разбушевавшегося брата мигом приподнявшийся Хосок. — Я перестану возмущаться, когда он перестанет, наконец, вести себя, как неуравновешенный идиот. — Ты же прекрасно знаешь, что в расшатанном состоянии он не совсем понимает, что делает. — И что? — терял терпение Чонгук, ненавистным взглядом пронзив уставившегося в стену Тэхёна. — Теперь будем постоянно оправдывать его? — Злись на него, сколько хочешь, Чонгук, но Тэхён болен с рождения, и с этим ничего не поделаешь.       Ему с этим нужно как-то жить.       Чонгук открыл было рот, чтобы вновь начать возмущаться, но, не найдя подходящих слов, от распирающей его злости швыряет футболку на пол и выходит из гардеробной. Хосок тяжело вздыхает и подбирает уже измазанную влажными пятнами вещицу, чтобы вручить её младшему брату.       Тэхён с раннего детства страдает задержкой психоречевого развития (ЗПРР), — об этом диагнозе сообщили его лечащие врачи, в течение года контролирующие состояние недоношенного мальчика. В возрасте четырёх месяцев Тэхён не реагировал на слова и жесты, а по исполнению восьми не издавал каких-либо звуков, кроме безудержного плача. Когда было разрешено увезти с трудом набирающего вес Тэхёна домой, в первые месяцы присматривающий за ним Хосок был первым, кто стал свидетелем странностей, не присущих здоровому младенцу: самый младший член семьи почти не издавал каких-либо звуков. В полтора года Тэхён не лепетал простых слов и не разбирал из потока звуков собственного имени. Ближе к двум с половиной годам его словарный запас составлял не больше двадцати слов; фразы, длиной в два-три слова, он старался избегать, потому что попросту не понимал, как это всё должно работать. В три года Тэхён говорил слишком медленно, а в ответ на обращение к себе дословно повторял сказанное. У ребёнка с ЗПРР наблюдаются повышенное слюноотделение и всегда приоткрытый рот. Дети с данным диагнозом отличаются агрессивностью, гиперреактивностью, слабой памятью, невнимательностью, и быстрой утомляемостью. Трепетно любящий сына Йеджун долгое время отказывался принимать его «особенности», потому что мужчине казалось, что, если Тэхён покинет пределы дома, он испарится, как когда-то его вторая любимая женщина, оставившая после себя увядающую маленькую жизнь.       Сбои в работе ЦНС формируют не только отставание в речевом и психическом развитии, но и расстройство аутистического спектра (РАС). Тэхён до одиннадцати лет категорически отказывался покидать территорию коттеджа, непосредственно ограждённую кованым забором; его частые приступы агрессии и тревожности обычно были направлены на собственные ногти, которые он сгрызал под корень; редко когда ему удавалось вступать в эмоциональный контакт с людьми, потому что общение, в частности с незнакомцами, вызывало у него непреодолимый страх; кроме всего прочего, у Тэхёна, привязанного к одной игрушке в виде плюшевого динозавра, наблюдалась негативная реакция на какие-либо перемены.       В первое время лечение Тэхёна проходило исключительно дома, в его комнате. Занятия с логопедом-дефектологом, Ким Намджуном, в какой-то степени помогли мальчику развить память и выработать возможность самостоятельно составлять длинные предложения. Однако заикание, сопровождающееся повторением слога и слова, не удаётся устранить по сей день. Помимо невролога и психолога, Тэхёна, пугающегося каждого звука, начали водить на приёмы к детскому психиатру, который после выявления у него патологии ЦНС разработал индивидуальную схему лечения исходных нарушений.       Вскоре в поведении мальчика стали наблюдаться значительные улучшения: приступы на какое-то время перестали его беспокоить; восьмилетний Тэхён, слабо проявлявший интерес к получению знаний, всё равно старался сидеть за учебниками по три часа в день, однако его внимание не могло сфокусироваться на тексте и картинках более пятнадцати минут; сильная привязанность к семье стала внешне проявляться лишь со временем, когда серьёзно занимающийся воспитанием сына Йеджун начал выводить его за пределы коттеджа, ставшего для мальчика настоящей крепостью.       «Как в том мультике про зелёного великана, Шрека, — улыбается мужчина, несильно сжав ручонку Тэхёна, вздрагивающего от каждого громкого звука. — Там прекрасная принцесса Фиона была заточена в самой высокой башне, и спасти её мог только храбрый рыцарь на белом коне. Помнишь, что было дальше, сынок? — мальчик смотрит на папу и, поджав губки, отрицательно качает головой. — Неужто ничего не помнишь? — шустро перебирающий ножками Тэхён лишь оглядывается по сторонам, на слова папы не реагирует. — Фиону спасает Шрек и его благородный ишак, а в конце главные герои признаются друг другу в любви. Кто бы мог подумать, верно? Знаешь, почему я вдруг вспомнил эту историю? — Йеджун резко останавливается, присаживается на корточки напротив напрягшегося сына и берёт его холодные ладошки в свои, несмотря на раннее весеннее утро, очень тёплые. — Ты не совсем обычный ребёнок, сынок. Когда-нибудь ты так же, как и этот зелёный великан, покоришь своим добродушием не только окружающий тебя мир, но и чьё-то сердце — будь то оно светлым или тёмным. Ты никогда не будешь одинок, Тэхён-а».       Йеджун любил младшего сына всем сердцем, и вымахавший Хосок прекрасно понимал, что эта любовь была сильнее той, что мужчина отдавал им с Чонгуком; второму, как правило, родительского внимания не доставалось совсем. Будучи уставшим после рабочего дня, Йеджун всегда находил силы проконтролировать питание Тэхёна, пытавшегося избежать любого приёма пищи. Однажды Чонгук подошёл к отцу, успевшему задремать на диване, с просьбой помочь ему с химией, но мужчина его проигнорировал, перевернувшись на другой бок. Первые места в олимпиадах, в частности по английскому языку, окупались огромными суммами, перечисленными на карту ещё до сообщения об очередной победе. Скупой на эмоции Йеджун в успешности среднего сына никогда не сомневался, поэтому с лёгкой улыбкой на губах переводил тому деньги с подписью «Поздравляю!». Чонгуку этого было мало. Парню нужно было видеть гордость отца в движении мышц его лица, похвальных словах, а не в купленных им бутылках дорогого алкоголя.       Пройдя за расстроенным Чонгуком, который вышел на балкон, чтобы вытравить мысли об этом дне очередной сигаретой, — Хосок почему-то припомнил один из вечеров, когда тот решился потревожить отца, утомлённого после насыщенной смены в больнице. — Отец, можешь мне помочь? — спрашивает Чонгук, заходя на кухню с потрёпанной тетрадкой по биологии. — Я забыл, что именно в последнюю очередь разрушается в организме человека при дистрофии. — Белки, — не задумываясь, отвечает выжатый как лимон мужчина и подносит полную ложку куриного бульона с мелконарезанными овощами и картошкой к поджатым губам насупившегося Тэхёна. — Давай ешь, Тэхён, — удручённо вздыхает. — Не заставляй меня снова ругаться. — А какие конечные вещества образуются в клетках при расщеплении жиров? — задаёт следующий вопрос Чонгук, пренебрежительно оглядывая младшего брата, тканевая салфетка которого была вся измазана жирными пятнами.       Йеджун предпочитал придерживаться этикета, по которому тканевая салфетка располагается как справа, так и слева, а также в центре сервировочной тарелки или на коленях, но сейчас та была заправлена за воротник синего свитера Тэхёна, который уже весь издёргался в нежелании поглощать очередную ложку ненавистного риса.       «Видимо, когда дело касается его любимого сыночка, правил вообще не существует», — сжимает руки в кулак Чонгук, не сразу слыша обратившегося к нему отца. — А? — Ты где летаешь? — раздражается мужчина, вытирая полотенчиком рот недовольно мычащего Тэхёна, секундами ранее выплюнувшего с трудом пережёванный рис. — Я сказал, что при расщеплении жиров образуются жирные кислоты и глицерин. Ё-моё, Тэхён! — с трудом держится Йеджун, получая от Тэхёна очередной отказ принимать очередную порцию риса. — Будешь себя так дальше вести, содержимое тарелок окажется в твоих штанах. Я не шучу. — Спасибо, — между делом говорит Чонгук, убедившись в правильности своих ответов. — Ты же всё это знал, верно? — вздыхает Йеджун, бросив уставший взгляд на среднего сына. — Что тебе нужно, Чонгук? Разве ты не видишь, что я занят? — возмущается мужчина, всё-таки заставив начавшего лить слёзы Тэхёна проглотить ненавистные разваренные зёрна, которые обычно тяжело перевариваются. — Долго ты ещё будешь с ложки его кормить? — Сколько понадобится, — удручённо вздыхает сгорбившийся Йеджун, оглядывая стоявшие на столе тарелки. Еда в них, естественно, давно остыла. — Па-папа, — хнычет Тэхён, прикрывая руками измазанное лицо. — Я не-не хочу-чу… бо-больше не хо-хочу. — Ты поел слишком мало, Тэхён, — не ведётся на истерику сына мужчина, поднося к его рту ложку куриного бульона. — На одной зелени далеко не уедешь. — Мне не-не нужно-но ни-никуда ех-хать, — Тэхён дословно принимает сказанную папой фразу и послушно размыкает солоноватые от слёз губы. — Если тебе и нужно куда-то ехать, то только в психушку, — неожиданно сорвалось с уст Чонгука, после того как он скрылся где-то за пределами кухни. Выслушивание лекций отца в его планы не входило, однако тем вечером этим пришлось заняться Хосоку. В край недовольный поведением среднего сына Йеджун тридцать минут давил ему на мозги нравоучениями о том, чтобы тот приглядывал за Чонгуком и продолжал держать под контролем его подростковый максимализм. Хосок следовал слову отца достаточно долгое время, пока младший брат не завёл общение с неким Мин Юнги, который стал причиной значительного количества ссор. Если не в стенах дома, то где-то на стороне Чонгук искал руки, которые согрели бы его покрывшееся толстым слоем льда сердце, и Хосок был этим прекрасно осведомлён, поэтому ежедневные погружения младшего в тихий омут — в частности, его забота. — Хо-хосок? — еле слышно зовёт брата Тэхён, отпрянув от полюбившейся футболки. — Да? — мгновенно реагирует задумавшийся старший, услышав сиплый голосок брата.       Хосок последний раз окидывает тяжёлым взглядом курящего на балконе Чонгука и возвращается в гардеробную. — Я всё… всё ис-испорти-тил, хён, — со слезами на глазах еле слышно выдаёт Тэхён, когда Хосок располагается рядом с ним. — Помнишь ты пытался выучить закон Мёрфи? — Тэхён трижды кивает. — В чём заключается его посыл? — задаёт напутствующий вопрос Хосок, но, заметив нахмуренные брови младшего, выбирает формулировку полегче: — Что говорит закон Мёрфи? — Я так сразу-зу сказа-зать не смо-могу, — занервничал Тэхён, начав сильнее теребить край футболки. — Всё хорошо, — улыбнулся Хосок, в знак поддержки положив руку на плечо младшего. — Не торопись. Дай себе немного подумать.       Тэхён поджимает губы и вновь кивает. Думать ему пришлось недолго, потому что перед глазами внезапно возник один из вечеров, когда Хосок, увлёкшийся литературой Стивена Хокинга, пытался на альбомном листе изобразить рождение звезды. Проявивший тогда любопытство Тэхён испачкал шоколадной пастой все зарисовки, поэтому расстроившийся Хосок заставил его учить закон Мёрфи. — Он гово-ворит, что, если что-нибу-будь мо-может пойти-ти не так, оно по-пойдёт не-не так. — Именно, — старается подбодрить младшего Хосок. — Поэтому не стоит винить себя в произошедшем. Главное — что ты сейчас в порядке. А на Чонгука не обращай внимания. Этой колючке полезно будет понервничать немного, — хихикает Хосок, вызвав у Тэхёна еле заметную улыбку. — Вас, видно, не смущает, что я здесь стою, — не довольствуется услышанным возникший в проходе Чонгук. — Нисколечко, — улыбается Хосок, поглаживая по спине дёргающегося от тихого смеха Тэхёна. — Хватит ему потакать, — снова начинает закипать Чонгук, скрестив руки на груди. — Не думай, что он из-за тебя себя так ужасно ведёт, — успокаивающе шепчет на ухо Тэхёну Хосок, заметив у того резкую перемену настроения. — Ты же знаешь, как Чонгук может злиться, когда у него что-то не получается. — Чего вы там шепчитесь? — Говорю Тэхёну, что в жизни не всегда всё происходит так, как мы хотим, и что из любой ситуации всегда можно найти выход, а если постараться, то и не один. — Ну и? — сдувает со лба чёлку Чонгук. — Выйди на балкон, Чонгук, и скажи, что ты видишь. — Ты издеваешься, — закатывает глаза парень, но на балкон путь всё-таки держит. — Хён, что ты-ты заду-думал? — интересуется уставившийся на брата Тэхён, не обращая внимания на что-то кричащего Чонгука. — У меня появилась замечательная идея, — говорит Хосок, помогая Тэхёну приподняться. — Но для начала тебе стоит немного поспать.       Первая часть воспоминаний обрывается на моменте, когда разглядывающий лужайку Чонгук понимает, что задумал старший брат.

***

— Ох, дружище, выглядишь, мягко говоря, не очень, — говорит подошедший Чимин и, повесив рюкзак на крючок парты, усаживается на стул, напротив лучшего друга. — Хочу напиться, — признаётся не выспавшийся Чонгук, подперев щёку рукой. — В начале недели? — удивился Чимин, мигом напрягшись от услышанного. — Есть повод. — И какой же? — спрашивает Чимин, улыбаясь вошедшему в класс Сокджину, который, увидев двух младших друзей, сразу же направился к ним. — Рад, что нашёл вас до начала пар, — признаётся оказавшийся рядом Сокджин, взъерошивая макушки обоих парней. — Как вы? — заметив подавленный настрой младшей «тучки» их небольшой компании, добавляет: — Боже, Чонгук-а, ты, как всегда, в своём репертуаре — вечно грустный и недовольный ребёнок. — Я просто устал, — отнекивается парень, пытаясь сдержать зевок. — Я знаю один действенный способ, который поможет тебе взбодриться, — заговорщическим тоном проговаривает Сокджин, посмотрев на навострившего уши Чимина. — Сегодня вечером вы безусловно собираетесь у меня. — А пиво будет? — интересуется заинтересовавшийся идеей друга Чонгук, приподняв тяжёлую голову. — Не волнуйся, тучка, — вселяет надежду в младшего Сокджин. — Я приберёг для тебя пару баночек. — Завтра у Чонгука контрольная по английскому, — умело обламывает кайф Чимин.       Чонгук на это закатывает глаза и кладёт голову на сложенные на парте руки. — Не будь слишком строг к нему, Чимин-и, — Сокджин вновь поспешил разрядить напрягшуюся обстановку. — Одна баночка никому не навредит. — Ну-ну, — остаётся недовольным Чимин.       Пара по английскому языку проходит в тумане. На большом перерыве Чонгук отказывается идти с друзьями в столовую, ссылаясь на проект по зарубежной литературе. Однако свободное время он посвящает одиночеству, которое всегда начиналось с тлеющей сигареты в дрожащих руках и заканчивалось полным опустошением — своевременным очищением от дурных мыслей.       Чонгук сидит в кабинке университетского туалета в течение тридцати минут, не обращая внимания на первокурсников, которые бурно обсуждали каких-то девчонок. Прошлая ночь до сих пор комом стояла в горле. Парень неоднократно пытался выкурить его, но все попытки оказались тщетными. Неприятное чувство тревожности тянуло и так пустой живот, а голова раскалывалась от щемящей боли. Чёртов недосып! Чонгук вертит в руках телефон, борясь с желанием позвонить отцу и спросить его о состоянии Тэхёна. Не найдя в себе силы сделать звонок, он нервно начинает набирать текст сообщения:       «Отец, я не смог уснуть вчера… — Чёрт, зачем ему эти подробности? Чонгук полностью стирает сообщение, пытаясь сконцентрироваться на главном. — Отец, почему ты не позвонил мне и не сказал… — Снова не то! Сейчас он подумает, что тот ломает голову из-за Тэхёна. Давай заново. — Я пишу, чтобы узнать, как обстоят дела у… — Будто одолжение делает, ей-богу. Чонгук начинает не на шутку закипать. — Отец, вы скоро приедете? — Звучит так, будто Чонгук с нетерпением ждёт их. Боже, какой идиот… — С Тэхёном всё в порядке?..» — С меня хватит! — не выдерживает Чонгук, сгорая от желания швырнуть телефон в стену. К чему все эти попытки? Что он пытается этим доказать? Тэхён всегда ему был безразличен. Чонгуку должно быть сейчас всё равно, что тот заболел. Вина лежит на младшем брате. Это у него дурная голова. Не у Чонгука. Ему незачем из кожи вон лезть, чтобы отец испытывал гордость за сына — такого сопереживающего и воспитанного. Всё это сильно выматывает.       Чонгук бросает очередной окурок в унитаз и, справив нужду, идёт к машине. Ему неимоверно хотелось спать.       Сообщение «Я волнуюсь за него» остаётся неотправленным.

***

      Пары закончились двадцать минут назад. Большая часть студентов разбежалась по своим делам. Чимин стоит на крыльце первого корпуса и ждёт Сокджина, который задерживался у преподавателя по биохимии. — Профессор Нам такое сейчас учудил! — восклицает возникший перед ним Сокджин. — Он предложил мне принять участие в олимпиаде, главным призом которой будет экскурсия по одной из лабораторий нашей страны. И я согласился. — Звучит очень круто, хён, — старается порадоваться за старшего Чимин, продолжая смотреть на серебристую «Шевроле Камаро», одиноко стоящую в дальнем углу университетской парковки. — Профессор Нам сказал, что задания там будут не из нашей обычной практики, — Сокджин хмурится, поджав губы. Он сразу понял, что Чимин его не слушает. — Что-то произошло? А где Чонгук? — спрашивает парень, только сейчас заметив отсутствие младшего. — В машине. — Чего тогда мы здесь на холоде стоим? — Чимин не реагирует. — Вы поссорились, что ли? — Он спит, — спустя минутное молчание говорит Чимин, горячим дыханием согревая покрасневшие от осеннего холода руки. — Он не ходил на последнюю пару. У него была психология. Вчера вечером он игнорировал мои сообщения и звонки, якобы ему нужно было эссе по ней написать, но сегодня он на неё почему-то не пошёл. На Чонгука это не похоже. Он даже после дикого похмелья все пары отсиживает. Что-то явно произошло вчера. Ты не заметил, каким разбитым он выглядел сегодня на первой паре? Перед тем как ты подошёл, он заявил, что хочет напиться. Меня это, если честно, насторожило. Ты что думаешь? — Может, с отцом снова поссорился? — предположил Сокджин, посмотрев в сторону машины младшего. — Вряд ли. Перепалки с доктором Чоном — первое, о чём Чонгук обязательно расскажет. Есть что-то ещё, о чём он… — Тэхён! — одновременно вскрикнули парни, удивлённо уставившись друг на друга. — Как я раньше не догадался? — несильно хлопает себя по лбу Чимин. — Хён, ты должен поговорить с ним. — Думаешь, он мне что-то скажет? — Только с тобой он говорит о Тэхёне. Разве нет? — Ты преувеличиваешь. Я знаю столько же, сколько и ты. — Но ты должен попробовать, — стоит на своём Чимин. — Ладно, — кивает Сокджин, тяжело вздыхая. — Держи ключи от моей машины. Думаю, разговор будет долгим. — Спасибо, хён, — в знак благодарности Чимин обнимает старшего за плечи и уходит, оставляя того наедине с неожиданно навалившимся на плечи грузом.       Сокджин мало что знает о младшем брате Чонгука. Тот предпочитает лишний раз промолчать, когда кто-то упоминает Тэхёна в беседе, поэтому о его нарушенной речи Сокджин узнаёт непосредственно от Чимина. За всё время их общения, а знают они друг друга лет пять, он видел мальчика всего несколько раз. Большую часть времени Тэхён проводит дома. Учебные занятия, развлечения, прогулки, — его маленькая жизнь потихоньку развивалась в пределах просторного коттеджа. Однажды после хорошо проведённой ночи в клубе страдающий от сильного похмелья Чонгук попросил Сокджина отвезти его в университет. Зайдя рано утром в дом друга, он увидел лежащего на диване Тэхёна. Примкнувший к подушке мальчик был укутан в махровый плед, цвета переспелой малины. Он неслышно посапывал, выпятив полноватые губы. Его длинные реснички слегка трепетали, а замотанные цветными пластырями длинные пальцы изредка сжимали край тёплого пледа. У Тэхёна была необычная внешность. Мальчик не был похож на Чонгука и Хосока. Однако, осмелившись подойти поближе, Сокджин рассмотрел на лице дёрнувшегося отчего-то во сне Тэхёна множество родинок: как и у его друга, те были на щеках и носу. Большеватом и вытянутом носу. У Чонгука такой же. И обоим тот был к лицу. — Тебе лучше отойти от него, — сказал тогда Чонгук, закинув рюкзак на плечо. — У него что-то типа поздней стадии социофобии. — Что у него с пальцами? — спросил Сокджин, когда они вышли на улицу. — Ногтей нет, — признаться честно, Сокджин тогда сильно удивился, поэтому Чонгук решил сразу же всё разъяснить. — Он постоянно грызёт их, из-за чего воспалились чуть ли не все ногтевые пластины.       На этом их разговор о младшем брате Чонгука был завершён. Во вторую встречу Сокджин застал Тэхёна на кухне: вялый после бессонной ночи мальчик сидел за столом и пожёвывал слегка поджаренный хлеб, намазанный сверху маслом и клубничным вареньем. Когда Тэхён увидел незнакомого человека в проходе кухни, он испуганно замер. Сокджин искренне улыбнулся ему и осторожно представился. Большие глаза мальчика, немного отличающиеся по размеру, действительно завораживали. Они будто вели с ним диалог. Бездонные и несчастные. Тянули его на дно. В темноту, которой лучи солнца даже не касались. Не потому, что не могли, а потому, что боялись — никогда не возвратиться на землю. Но стоило хмурому Чонгуку пожаловаться на то, что Сокджин встал прямо на проходе, глаза Тэхёна мигом заискрились. Его покусанных губ коснулась яркая улыбка, а в душе затрепетали настоящие бабочки.       Чонгук вдыхал в него жизнь. Сокджину удалось запечатлеть это собственными глазами. — Сделай Сокджину тоже, — кивает в сторону друга Чонгук, кусая сделанный младшим бутерброд. — Не стоит, — отнекивается Сокджин. — Тэхён сделает. У него хорошо получается.       У него действительно хорошо получилось. Сокджин до сих пор помнит, какой изящный вкус был у этого бутерброда. Он напомнил ему тогда детство. Беззаботное время — когда они всей семьёй приезжали летом к бабушке; она поила их парным молоком и откармливала свежеиспечёнными лепёшками с клубничным вареньем. Каким-то чудом в то весеннее утро не сказавшему ни слова Тэхёну удалось напомнить Сокджину об этих тёплых и уютных моментах из далёкого прошлого. Это обычно чувствует Чонгук, находясь рядом с ним?       Открыв дверь серебристой «Шевроле Камаро», Сокджин забирается на переднее пассажирское сиденье. В машине было прохладно, отчего кожа парня тут же покрылась едкими мурашками. Спящий Чонгук на возникший в салоне шум никак не отреагировал: его руки были по-прежнему скрещены на груди, голова со взлохмаченной шевелюрой — наклонена в сторону, ноги — широко раздвинуты, а в уголках приоткрытых губ скопилась слюна. Его младший друг выглядел сейчас, как затаившийся в тени ребёнок, которого слишком рано застала взрослая жизнь. — Чонгук-а, — протягивает Сокджин, касаясь плеча друга. — Нужно просыпаться. — Отстань, Тэхён, — недовольно бубнит Чонгук, отдёргивая чужую руку. — Это Сокджин, Чонгук, — хмурится парень, понимая, что они с Чимином всё-таки были правы. Что-то случилось с Тэхёном, и это что-то сильно ударило по Чонгуку. — Я не нуждаюсь в няньке, хён, — завидев одним глазом Сокджина, огрызнулся Чонгук. — Мы с Чимином переживаем за тебя. — Я в порядке, — отворачивается от старшего Чонгук, не горя желанием с ним разговаривать. — Я вижу, — хмыкает Сокджин, поджав губы. — Что у тебя случилось, Чонгук? — Ничего, — продолжает упрямиться парень, даже не удосужившись посмотреть на друга. — Почему ты сопротивляешься, Чонгук? Я же вижу, что тебя что-то мучает, — старается подступиться к младшему Сокджин. — Если это касается твоего брата… — Мне давно плевать на Хосока, — не даёт ему договорить вмиг насупившийся Чонгук. — Ты знаешь, какого брата я имею в виду, Чонгук, — серьёзно чеканит Сокджин.       Чонгук тяжело вздыхает. Он поднимает расфокусированные глаза на друга и по его обеспокоенному взгляду понимает, что тот ждёт от него объяснений. Но что Чонгук ему скажет? Всю ночь он провёл за детальным анализом собственных действий. После того, как он закрыл за отцом входную дверь, его внезапно окутало неприятное чувство вязкой отчуждённости. В какой-то момент Чонгуку привиделось, что первый этаж коттеджа приобрёл оттенок завядших цветов, а когда-то прочный пол превратился в непроходимые зыбучие пески. Настолько безжизненным в те минуты показалось собственное существование, что парень вспомнил о двух стеклянных бутылках пива, уже несколько дней стоявших на дверке холодильника. Пристраститься он к ним не посмел, потому что слишком ценны были для него эти пять месяцев воздержания. Друзья не знают о его зависимости к алкоголю, поэтому при удобном случае предлагают ему отправиться в бар и махнуть по парочке стаканов. Чонгук всегда соглашается, чтобы в последний момент вежливо отказаться, — так он мог чувствовать себя нормальным, не ущемляющим свои желания подростком.       Закрывшись в ванной комнате, Чонгук долгое время стоял под прохладным душем. Мыслей в голове было столько, что стоявшие на полках разноцветные баночки с лекарствами казались единственным спасением. Как он там? Стало ли Тэхёну лучше, раз Чонгук до сих пор ощущает жар его мягкой кожи? До прихода отца братья просидели в полной тишине, за руки крепко держась. Чонгуку пришлось выпутать плачущего Тэхёна из «кокона», чтобы совершить столь нелепый поступок. Всё то время, до прихода отца, Тэхён крепко сжимал руку старшего и слушал рассказываемую им сказку о любви юноши Пэкуна и девушки Чжэху.       Эта история о верной любви и настоящей дружбе. Родились у двух чиновников, проживающих в столице Силла — Кендю, дети в один день и в один час. У одного — сын, у другого — дочка. Мальчика назвали Пэкун, девочку — Чжэху. И при первой же встрече решили они связать жизни своих чад узами брака. Прошло четырнадцать лет. Пэкуна за его красоту и добрый нрав взяли в хвараны, да и Чжэху ему не уступала — стала настоящей красавицей. Но однажды случилась беда — не видел больше белого света бедный Пэкун. Чего только не предпринимали отец с матерью, ничего не могло ему помочь. И тут отец Чжэху нарушил уговор, изменил давней дружбе с отцом Пэкуна, решил выдать дочь за Ли Ке Пхена, правителя Мучжина. Что оставалось делать Пэкуну? Принял юноша судьбу злосчастную свою. Но всё же мир не без добрых людей. Был у Пэкуна друг Ким Чхон, тоже хваран. Сильный и ловкий Ким Чхон не знал себе равных в стрельбе из лука. И когда постигло Пэкуна слепое несчастье, Ким Чхон ни днём ни ночью не отходил от него. Весь свой гнев обратил он против отца Чжэху, потому что не терпел несправедливости.       Уже не за горами день свадьбы правителя Ке Пхена с красавицей Чжэху. И направился отчаявшийся Пэкун к лотосовому озеру, его райскому уголочку, чтобы привести мысли в порядок. Вдруг слышит шорох. На траву опустилась его Чжэху и горько заплакала. Узнал Пэкун свою любимую по сломленному голосу. Призналась девушка, что силой её заставили идти замуж, что любит она по-прежнему его, но против воли отца пойти не могла. Поэтому предлагает Чжэху любимому выход — сбежать вместе в Кенчжу. И встретились влюблённые, взялись за руки и побежали. Вдруг откуда ни возьмись — разбойник, настоящий великан. Схватил он прекрасную Чжэху, вызвав дикий ужас у слепого Пэкуна, упавшего на колени. Выручает влюблённых неожиданно появившийся Ким Чхон. Выпустил он стрелу в великана-разбойника, тем самым сразив того наповал. Из глаз Пэкуна слёзы мигом брызнули. Хоть и слепой он, а кажется, нет счастливее его человека на свете, ведь рядом прекрасная Чжэху и самый верный, преданный друг.       Чонгук не знает, почему, смотря на Тэхёна, изо дня в день утопающего в собственном недуге, — он вспомнил эту сказку. Но мог предположить, что младший брат есть слепой Пэкун, который борется за право жить на этом свете и который продолжает держаться за счёт любви к Чжэху.       Только прекрасная Чжэху Тэхёна — старший брат. Не Чон Хосок.       Чонгук об этих неправильных чувствах лишь догадывается, поэтому, вновь укрыв пледом окунувшегося в неспокойный сон Тэхёна, он не уходит, гладит его по влажным волосам — таким образом успокаивает. Несмотря на то, что ближе к полуночи температура на улице значительно опустилась, стоявший в одной домашней одежде Чонгук дождался прихода отца и, убедившись, что тот намерен уже отгонять машину, нехотя отпустил руку Тэхёна, изредка хрипевшего из-за заложенного носа. — Чонгук, всё в порядке? — беспокоится Сокджин, смотря на грустно улыбающегося друга.       Чонгук не сразу переводит взгляд на Сокджина. Парень всё ещё будто смотрит вперёд, провожая растворяющийся в неспокойной ночи чёрный автомобиль BMW iX3. — Чонгук? — Извини, — собирается с мыслями младший, начав тереть заслезившиеся от недосыпа глаза. — Просто задумался, — нервно вздыхает, хватаясь за руль. — Хён, я… Мне кажется, или стало жарко? — Постарайся успокоиться… — Ты не понимаешь! — неожиданно для себя повышает голос ёрзавший на месте Чонгук. — Он сказал, что никогда не хотел всего этого. Но я-то хотел… — Сокджин хмурится, потому что не совсем понимал, о чём говорит младший. — В субботу весь до нитки промок, поэтому вчера с температурой слёг. С ним всегда что-то происходит, и мне давно пора привыкнуть к этому, но вчера я будто чувствовал, как ему плохо. Кусок в горло не лез. Я даже не смог глаз сомкнуть. Всю ночь туда-сюда ходил, как идиот. Переживал, кажется. — Ему стало лучше? — после небольшой паузы спрашивает Сокджин, поняв, про какого человека зашла речь. — В том-то и дело, что не знаю. Отец отвёз его в больницу ещё вчера ночью и сказал, что они пробудут там несколько дней. — Ты же можешь написать ему и… — Ни за что, — перебивает старшего Чонгук, начав рыться в карманах бомбера. — Хочешь, я сделаю это? — желает помочь другу Сокджин. — Перестань, хён, — отмахивается Чонгук, зажав между потрескавшимися губами сигарету. — Я не нуждаюсь в подачках.       Ещё как нуждаешься. — Чонгук… — Мы поговорили, — обрывает его младший, успевший пожалеть, что вообще поднял эту тему. — Оставь меня, пожалуйста. Я хочу покурить в одиночестве. — Ко мне не поедешь? — Нет, — мотает головой парень, наконец, закурив. — Домой хочется.       Чонгук категорически отказывается принимать Ким Тэхёна в свою семью, потому что именно его появление разрушило всё, что было у него когда-то. А было ли? После смерти жены, отдавшей собственную жизнь развивающемуся в животе здоровому плоду, сроком в шесть месяцев, впавший в отчаяние Йеджун, будучи с двумя детьми за пазухой, умудрился окунуться в омут любви к другой женщине. Мужчина считал, что злосчастная судьба решила сжалиться над ним, притянув его внимание к некой Ким Йерин — будущей матери Тэхёна. Но необычайной красоты женщине, подарившей Йеджуну надежду, было, что у него забрать. Вскоре Йерин сбежала, оставив в памяти мужчины недоношенный бордовый комочек, который мог попросту не выжить.       Упустив из виду двух вечно голодных мальчишек, Йеджун начал топить неразделённую любовь в алкоголе. Полтора года будто канули в бездонную пропасть. Девятилетний Хосок, осуждающий отца за безответственное отношение к младшим членам семьи, ощутил это время иначе, потому что мальчик вынужден был прогуливать уроки, чтобы позаботиться о младенце и капризном Чонгуке. Проблема была решена после сильной оплеухи пьяного отца, которому, как выяснилось, позвонили со школы и сообщили об отсутствии сына на занятиях. Увидев за спиной измученного Хосока трёхлетнего Чонгука, смотревшего на него, как на чужого, мужчина осознал свою ошибку. Извиняться он не стал; вместо этого нанял сиделку — госпожу Хоа, добровольно ставшей частью этого несчастья.       После исчезновения Йерин по коридорам коттеджа долгое время разгуливала повторная утрата, привычная тишина которой нарушалась редким плачем Тэхёна. Рождённый от любви мальчик нуждался в ней, будучи отдельно функционирующим организмом, и его глупый отец это понимал. Впервые он взял ребёнка на руки, когда тому исполнилось два года. Завидев в детской сгорбившегося над кроваткой мужчину, который трепетно прижимал к груди крохотного сына, — госпожа Хоа не могла перестать улыбаться. На долю секунды ей показалось, что захворавший дом очнулся от долгого сна вместе со своим хозяином, но позади себя она услышала детский всхлип; повернувшись на источник звука, женщина увидела роняющего горькие слёзы Чонгука, который неотрывно смотрел на отца, никогда не бравшего его на руки.       Мать Хосока и Чонгука скончалась во время родов второго. Женщина подарила любимому мужчине ещё одного ребёнка, сделав его самым несчастным человеком на Земле. Ближе к одиннадцати годам Чонгук, считавший себя убийцей мамы, узнаёт от старшего брата, что та покинула этот мир из-за злокачественной опухоли молочной железы: «Ты не забирал её жизнь. Её забрала болезнь». Чонгук прислушивался к словам Хосока до шестнадцати лет, пока в очередной раз не поссорился с отцом и не узнал от него, что «она могла сделать правильный выбор».       Отец никогда не любил его, и Чонгук об этом знал с самого рождения. — Не реви, — успокаивает шестилетнего брата Хосок, пихая того в плечо. — Мальчики не должны плакать. — Тэхён же плачет! — кривит губы раскрасневшийся Чонгук, громко шмыгая носом. — Он болен, поэтому и плачет постоянно… — Поэтому папа его любит, а меня — нет? — перебивает старшего Чонгук, начав выть от разрастающейся в груди обиды. — Не говори ерунды, — отмахивается Хосок, уводя взгляд в сторону. — Папа нас всех одинаково любит. — Тэхёна он обнимает, на руках носит, в носик и щёчки целует, даже сказки перед сном читает, а меня просит не путаться под ногами. Сегодня я не послушался, и он меня ударил ремнём, — хнычет младший, показывая брату красные следы на животе. — Прекрати жаловаться, Чонгук. — закатывает глаза Хосок. — Если папа это сделал, значит, ты заслужил. — Во всём виноват Тэхён! — продолжает стоять на своём Чонгук, — Лучше бы его не было. — Не смей, Чонгук, — упрекает младшего Хосок, пронзив того строгим взглядом. — Никогда не смей так говорить. Тэхён — наш младший брат, и мы, как старшие, должны его любить и защищать. — Зачем его защищать! — возмущается мальчик, скрестив руки на груди. — Пусть сам себя защищает. Мне младший брат не нужен. — Ты растёшь эгоистом, Чонгук, — разочарованно вздыхает Хосок. — Это плохо? — Не представляешь, насколько.       Тэхён отнял у Чонгука единственного родителя, поэтому ненависть к нему была настолько невыносимой, что однажды впервые испробовав коктейль «Голубая лагуна», он набросился на того с кулаками. Уберёг Тэхёна вовремя проходивший мимо комнаты младшего Хосок, которому пришлось ещё тридцать минут стоять в душевой кабине и приводить хмельного Чонгука в чувства. Тот вечер парень предпочитает никогда не вспоминать, потому что именно тогда у отчаявшегося подростка на груди расцвели первые бутоны напыщенных роз.       Уставший Чонгук выбрасывает окурок через окно, после чего заводит машину. По пути домой он покупает несколько бутылок пива. Сейчас ему необходимо лишь одно — одиночество с примесью алкоголя. Иначе можно сойти с ума.