don't be afraid of the dark

Блядская яичница ошпарила маслом палец, и Санеми злобно стукнул ладонью о ручку сковородки. Жалобный скрип газовой плиты, и еще одна масляная капля на руку. Да почему ж даже приготовить завтрак он не может нормально? Вроде просто желток и тесто, а выходит очередная мазня пригорелая, которая еще и жжется насмешливо. В кухне сегодня пусто и сумрачно. Не слышно ругани, не слышно просьб подать добавки. Только шипение завтрака и открытая пачка молока, которая чудом не скисла. В воздухе пахнет жареным желтком и топлёным маслом. Редко когда выдаются такие деньки — когда у Шинадзугавы работа отменяется, так еще и без потерь. Сегодня на производстве какой-то идиот еще в ночную смену повредил ногу, так что там все аккуратненько прикрыли и вызвали санитаров. Ему велели дома сидеть, обещали даже этот день из зарплаты не вычесть. Оставалось только удивляться, что этим придурошным пострадавшим оказался не Сабито, у которого было шило в заднице и безрассудная отвага в глазах. Ладно, пофиг, кто там вывернул себе чего-то и как. Главное — выдался лишний день посидеть подольше дома. Мама чувствовала себя хорошо, так что повела мелкотню в сад, потом решила пройтись по магазинам. Шуя и Генья улетели еще засветло, потому что не любили в школу опаздывать. Суми с ворохом подружек ускакала в школу часа два назад, на прощанье показав язык. Одним словом, все было идеально, тихо, просторно. И спокойно. Должен был бы сказать Санеми, хотел бы сказать Санеми. Но хер там — жирный хер, потому что уже два дня все летело к чертям. Плавно так катилось в бездну. Даже дурацкое приготовление еды превращалось в пытку, потому что рядом, на кухонном столе, лежал его собственный телефон. Мог ли он когда-нибудь подумать, что кусок пластика и процессоров заставит его в каком-то немом истеричном припадке трястись, так что по плечам бежали колкие мурашки? Нет, конечно. Мог ли хотя бы предположить, что эмблема «нового сообщения» заставит со злобой сжимать в руках мобилу, так что она трещала? Снова нет. И уже точно Шинадзугава не ожидал, что тихий мелодичный звук уведомлений станет для него похоронным маршем. «Пиши мне» — так ему сказал огненный парень не столь давно, улыбаясь так ярко, что глаза слезились. Таким был приговор, вот таким было то ли наказание за грехи, то ли награда за страдания. Санеми сам не очень понял всю суть, да и вообще мало что понял — совсем не разобрал что тогда произошло. Даже не заметил, как он до дома дополз, разбитый в дребезги после чужих идиотских признаний и всех этих «мы друзья». Приперся раньше обычного, молчаливый и с глазами как монеты. Кото даже начал хныкать, что братик заболел. Тогда пришлось заверить мальчишку, что просто в шараге был сложный день и сейчас братик поотдыхает часок и точно будет в порядке. Первый вечер в то, что у тебя все наладится, будет хоть в каком-нибудь «порядке» еще с натяжкой верилось. Тогда даже хватило сил, чтобы кинуть свою тушу в кровать и с заново разгоревшейся злобой на себя и на мир все же отвесить этому придурку злобное и короткое: «Не карауль меня больше у аудитории, сталкер. Отправлено в 8:34 PM» Роковая ошибка и роковая дурость. Потому что буквально через две минуты, когда Санеми уже был готов задрыхнуть, в надежде что теперь все будет нормально и тихо, пришло сообщение от Ренгоку. Длинною в пару миль. «Доброго вечера! Не думаю, что тебе стоит называть меня «сталкером», потому что я всего лишь хотел пообщаться с тобой! Тем более, в прошлый раз ты сам сказал, где учишься. Хотя, было забавно читать от тебя такие строки ахаха Не хотел выглядеть странно. В любом случае, мне было приятно провести с тобой время! Как ты добрался до дома? Получено в 8:35 PM» От такого количества текста на экране, Санеми чуть не свалился с кровати. За пару секунд его сонливость улетучилась, так что всю оставшуюся ночь он провел за тем, что пялился на это сообщение. Как нужно было реагировать на такое? Что отвечать? И отвечать ли вообще? Он же вроде как намеривался обидеть или оскорбить Ренгоку, так почему тот так спокойно отреагировал? Или в словах был подвох, который такой идиот, как Шинадзугава не заметил? Блять, так много вопросов, и как их решать прикажете? Короче, по итогу, провалявшись в кровати где-то до четырех утра, Санеми все же отписал что-то вроде «нормально я добрался, отъебись». И, конечно же (как могло бы быть иначе?), Кёджуро нихуя не отъебался. А только еще больше и чаще начал ему строчить. Писать обо всем, о чем мог и не мог. Все, что видел он конспектировал, словно лекцию, и потом этим бредом бесцельным засорял переписку. Выглядело, как ведение какого-то сопливого девчачьего дневника, потому что большую часть этой херни Санеми либо игнорил, либо комментировал «ясно-понятно». Исправно читал, иногда даже смеясь над шутками, но зачастую молчал. На самом деле, просто не находилось ответов. Каждый раз, когда в чужих сообщениях мелькал очередной вопрос, Санеми начинал практически задыхаться от чувства собственного отстоинства. Всю жизнь он считал себя крутым мужиком, который со своим проблемами по большей части справляется сам. Мужиком, который может работать без остановки и пить как черт. Что все он преодолеет через пот и кровь, и вообще превозмогать его второе имя. Но миф быстро был развеян. Потому что Ренгоку с его идиотской привычкой регулярно писать вопрос «как дела» вгонял в ступор, из которого не находилось выхода. Поэтому последние дни Санеми плавал по дому с рожей полнейшего ахуя и непонимания, косясь на телефон презрительно. Волнение порой спирало глотку, ни раз хотелось просто чужой майл кинуть в черный список, и дело было бы с концом. Но поступать так было бы конечной трусостью, за которую бы сам себя в итоге убил. Вдох-выдох и попытка ответить. Судорожное и скомканное послание, а потом мини-обморок на пять минут у себя на койке. Какого черта общаться с людьми оказалось так трудно? Какого черта Санеми настолько не умел быть социально активным? Сука, четыре года жил в добровольной гордой изоляции от всех и вся, а тут началось. «Как дела, как семья, как сам, как учеба». Как-как? Жопой об косяк. Ничего не менялось уже много лет, как и не менялся сам Санеми, что застрял где-то между подростковой депрессией и детской злобой, стоящей поперек в горле. — Неми, доброе утро. Нескончаемую пляску мыслей прерывает голос сестры. На благословенный миг все бредни в голове стираются, и становится чуточку легче. У Тейко сегодня на первых уроках экзамены, которые ей, как лучшей ученице класса, разрешили не сдавать. Все равно в аттестационном листе выходят одни лишь высшие баллы. Поэтому она сейчас сонным комочком растрёпанных волос пришла в кухню, насладившись честно заработанным сном. В своей розовой пижаме и сползших с носа очках она казалась года на два младше своих четырнадцати. Такая маленькая и беззащитная, Тейко всегда была тихим цветком их клоповника. Санеми иногда было ужасно стыдно за одно свое лицо, что находилось рядом с ней, такой нежной девушкой. — Утро, — все еще стараясь уследить за омлетом, чуть хрипло отвечает Санеми, кивая. Эта скворчащая паскудина все еще пытается пригореть, но не тут-то было. Пару раз ее перевернуть — и ничего. Тем более пока тут Тейко не так стремно одному оставаться рядом с телефоном, который в любой момент может подарить очередное сообщение, с которым не понятно, что делать, которое отвлечет и заставить забыть про сковородку. Тревожность от встречи с неизвестным утекала, а ощущение собственной ничтожности немножечко испарялось. — У тебя сегодня выходной? — босые ноги сестры тихо ступают по деревянному полу. Но даже такой еле уловимый звук все равно звучит родной и знакомой мелодией. — Да, типо того. На предприятии кого-то придавило, так что там проверка. Готовый кусочек омлета сползает с чугунной посудины на тост, и выходит даже красиво. Аромат пленяет, и во рту собирается вязкая слюна. Санеми не жрал со вчерашнего обеда, так что сейчас хотелось наброситься на завтрак, как зверю голодному. Но присутствие рядом леди останавливало. — Хорошо. Я так рада, что мы можем вместе позавтракать, — голос Тейко такой радостный, что на минуту в уголках глаз становится влажно. Затылком можно почувствовать ее кроткую улыбку. — Да, неплохо. Садись давай, я тебе чая плесну. Тебе покрепче или как? Стулья тихо скрепят, когда они усаживаются поудобнее в их крохотной кухоньке. У них там есть столик — небольшой огрызок дерева с двумя табуретками («стульями»), но за ним редко кто ест. Привычка трапезничать всем вместе, особенно вечерами, выгоняла их всех в жалкое подобие «гостиной», за широкий котацу. Но порой, когда дома ошивалось человека два-три, вполне так уютно было выпить чашечку чая или кофе в кухне. Там и теплее было — плита нагревала воздух, да и в целом как-то удобнее. На столешнице тарелка с двумя бутербродами с омлетом, консервированные помидоры в сахаре. Ну и чашки чая. У Тейко желтая, поразительно чистая кружечка, у Неми заплеванная обколотая круженция, которой уже лет десять. Все как обычно. Только вот телефон, что лежит на самом краю все еще… раздражает. Поблескивает опасностью и так и норовит уведомить о входящем письме. Черт, и так с утра, где-то в шесть, уже пришло это дебильнешее «как твое утро». Санеми до сих пор не ответил, потому что опять же не знал, что писать. Подумать только, он только глазенки разлепил, сразу кинулся проверить, есть ли что в почтовом ящике, надеясь, что там пусто и хоть день без пытки пройдет. Ан нет — там «плюс одно уведомление». И еще какое — снова целый том какого-то сочинения, так еще и в пять утра отправленное. Ренгоку спит вообще или как? Таким хорошим мальчикам нужно до учебы отдыхать. А не писать херню кому попало. — Неми, с тобой все в порядке? Голос Тейко снова выводит из дурмана, заставляя поднять глаза. Она осторожно дует на тост, стараясь не обжечься. Спасибо судьбе, что сегодня он остался наедине именно с ней — с самым понимающим и спокойным членом семьи (после мамы). Она точно не задаст лишних вопросов, даже если Санеми прямо сейчас свой телефон выкинет в окно, стоит ему завибрировать. — Да, да, просто… эм, — слова путаются, голос запинается. Врать Тейко настроения нет, но все рассказывать подобно смертоубийству. Почему-то, еще с той прогулки от станции до станции, у Санеми появилось резкое, неоправданное ничем желание, молчать о том, что теперь у него в списке почтовых контактов значился Кёджуро. Одна лишь идея рассказать кому-то об этом парне казалось настолько дикой и неправильной, что от нее буквально трясло, а по позвонку проходился разряд молнии. Нет-нет, пусть и дальше семья думает, что Неми занятой взрослый человек, который тратит свое время исключительно на работу и хоть какую-то учебу, а не на недоразвитые попытки общения с другими людьми. Если бы домашние узнали, какие истерические внутренние припадки переживает их ненаглядный старший сын, то померли бы со смеху и стыда. Так что пусть пока думают, что все нормально. — Просто на учебе снова проблемы. Литра, все дела, — пожимая плечами, и почти в один укус уминая свой тост, отвечает Шинадзугава, поспешно прихлебывая чай, черный, как его душа. — О, Тсугикуни Мичикатсу сенсей, ты говорил о нем, — улыбаясь тепло и страдальчески, Тейко тоже пьет маленькими глоточками из чашки. Она не любитель говорить, чаще всего сидит, как мышка в углу даже на семейных посиделках. Но с братом общается всегда так непринужденно, что Санеми не может не улыбнуться в ответ. — Ага, этот пидо… этот отвратительный мужчина, — вовремя одернув себя, выдает Санеми, кивая не совсем уверенно. Краем глаза он все еще косится в сторону мобильника, которой молчит. Неужели сегодня без писем? Нет, классно, безусловно, но все же… даже в этом ощущается подвох. С Ренгоку сложно именно из-за этого — ищешь подводные камни и не находишь. В логику мира Шинадзугавы подобная наглость просто не укладывается. Сложно, как же сложно. Почему его улыбка была такой пламенной и настоящей, но его действия казались лживым фарсом? — Ничего, ты точно в этот раз сдашь экзамен! — Тейко протягивает к нему свою руку, чтобы подбодрить и погладить — ведь ее слова всегда добрые, без иронии. Она правда надеется на лучшее. Только Санеми не замечает. Снова тонет в собственном сознании. Он ищет чёрную кошку в безбожно черной комнате, сам же задавая себе вопросы, и сам же не зная, что сказать в ответ. У него в голове бардак с рождения, а он какие-то умные стратегии пытается провернуть, пытается другого человека понять. Ясно дело, что ничего не выходит. Это и злит, и пугает, и вгоняет в какую-то мрачную тоску. Но больше, так-то, все же злит и нервирует. — Неми, я хотела бы… Голос сестры звучит уже где-то фоном, пока снова пьешь свой чай. Горький дешевый чаек из пакетиков, от которого зубы саднит. Что же уведомление не приходит? Новый способ побесить или какая-то особая тактика? Эх, если бы был денежный приз по накручиванию себя, как бы хорошо сейчас Санеми мог подзаработать. Прям обогатился бы, и все равно остался недовел тем, что нихуяшеньки не понимает ни в жизни, ни во взаимоотношениях. — Неми, — когда Тейко все же касается его ладонью, приходится оторваться от созерцания экрана телефона, перевести на нее взгляд. Ах да, они же завтракают вместе. Черт, когда же он успел отвлечься от разговора с сестрой. — Да, ты что-то хотела? Почему-то Тейко не отвечает, а лишь относит тарелку в раковину. — Нет, — чуть тише обычного отвечает она, — просто хотела сказать, что я помою посуду. Оставь мне тарелку и чашку. Санеми тоже встает из-за стола, подхватывая одной рукой всю грязную посуду. Странно, все же нормально было, почему мелкая вдруг стала такой притихшей? Завтрак же вкусный, ну совсем малость пригорел. Это не считается. — Прости, все в порядке, — должно быть, замечая обеспокоенность старшего брата и снова натягивая улыбку, подает голос Тейко. — Ты иди отдыхай, редко у тебя выдается выходной. А я помою. — Ну как скажешь, — пожимая плечами, подкидывая тарелку в раковину, соглашается Неми. Он и правда уставший, еще и весь на взводе из-за этой наивной попытки в «дружбу». Прежде чем уйти из кухни, Санеми хочется сказать Тейко, как сильно он ее любит. Какая она хорошая и замечательная, как он восхищается ее способностями. Что она лучшая на свете младшая сестренка (вместе с Суми), и еще много чего такого наговорить в сердцах. И погладить по волосам, перебирая темные пряди. Но не делает этого. В последние месяцы ей не нравятся его грубые касания. В последние месяцы она просит его показывать свою привязанность только лишь словами, да и вообще почему-то воспринимает их не особо-то радостно. Оно и ясно — девушка уже взрослая, не потискаешь ее, как Кото или Хироши, не задобришь одной только похвалой. И все равно как-то обидно и больно. Грустно, когда мелкие вырастают. Но ничего с этим не поделаешь, как ни старайся. Ладно, пора бы немного поповторять домашку. Да и пары скоро начнутся — пешком тащиться все же почти час, лучше не засиживаться. А надо еще почту успеть перепроверить. Так, на всякий случай. *** На парах Куваджима вдохновенно что-то рассказывал, размахивая руками и тыча пальцами в экран презентации. Не смотря на свой преклонный возраст, он был весьма энергичным старичком-коротышкой, который иногда орал так, что уши закладывало. Но в целом, хорошо знал предмет, всегда разъяснял все каверзные моменты, да и вообще нормальным мужиком был. Если бы еще домашки задавал поменьше — цены б ему не было. Санеми снова ютился на самой задней парте амфитеатра их огромной аудитории и ничего не писал. Но не по уважительной причине попытки уснуть прямо во время лекции, а из-за того, что он просто физически был сейчас не способен отвести свой взгляд от экрана с сообщениями. «Доброе утро! Хорошо, что сегодня ты выспался! Важно иногда отдыхать! Даже завидую тебе, потому что у меня были первые пары. Сегодня одни семинары. А у тебя какие занятия? Получено в 12:16 AM» Этот текст висел в телефоне с тех самых пор, как Шинадзугава утром неосторожно все же ответил рыжему прохвосту «Доброе утро. Спал поэтому не отвечал. У меня не было работы». Казалось, что на столь безучастное извещение Ренгоку уж точно не подберет нужных слов, но, увы и ах, даже здесь он смог обставить Санеми. Еще и снова задал вопрос, из-за которого весь путь до университета пришлось провести в смутных размышлениях о том, что писать. Нет, ясно, что можно было ответить, мол сегодня лекция по чертежам и прочему дерьму. Но как лучше это сделать? Просто чиркнуть «техническое моделирование производственных деталей»? Или как? Он вообще хоть слово поймет, гуманитарий несчастный, или сразу пошлет далеко? Тогда нужно было ответить и объяснить, так что ли? Но тогда Ренгоку мог бы подумать, что Санеми его держит за тупого дебила. А может просто написать, что сегодня только три лекции? Блять, почему так сложно было говорить с людьми на их языке. Все дорогу от родной Неримы вплоть до дверей аудитории пришлось нескончаемо страдать. И даже сейчас, сидя за партой, в голове в конвульсиях бились различные предположения, что лучше ответить. Об учебе помышлять не приходилось, она проходила мимо, помахивая на прощанье рукой. Пока Шинадзугава перечитывал в сто первый раз знакомые строки, он готов был уже лбом биться о твердую парту, только бы додуматься до нормального ответа. Пока что в строке текста значилось лишь что-то вроде «лекция у меня». Иероглифы с экрана насмехались, мигая пикселями. Как же всё бесило в такие моменты — особенно ты сам. Нет правда, что же ты за пацан такой, если не можешь решиться нажать кнопку «отправить»? Жалкий кусок социопата, не более. Сам хочешь общаться — признавать приходилось — но общаться не умеешь, и в панику впадаешь от чужих ответов. Жалко, что богов нет, а то так можно было бы попросить у них мозгов и храбрости. «Лекция по черчению механизмов. Отправлено 3:57 PM» Тяжелый вздох приходится глушить в ладони, потому что лишний шум Куваджима явно не оценит и снова из аудитории выпинает. Но стоило лишь на секунду расслабить спину, как телефон снова замигал. «Звучит интересно и супер сложно! Тебе стоит слушать внимательно, не отвлекаясь! Напиши мне вечером. Получено в 3:58 PM» Санеми пытается убедить себя, что сейчас это не он шипит, словно гадюка, и не он напугал паренька с передней парты. Ему вообще насрать на это проявление заботы, на эти слова. Он гордый матерый волк, которому никто не нужен. И он точно не радуется в глубине своей черной душенки, что его кто-то поддержал. Пытается убедить себя в этом всю пару, прям старается. Изо всех сил, даже начал записывать за Куваджимой. Пытается, но все без толку. Все так наивно и наигранно, что какая-то часть себя смеется. Санеми ее игнорирует, делая вид, что это не он хочет поскорее убежать из университета, чтобы посмотреть, что еще ему выдаст Кёджуро. *** Печатать на ходу оказалась крайне неудобно и проблематично. Пару раз даже сбил кого-то. Но Шинадзугава все равно пялился на приложение с их диалогом, иногда перечитывая их с самого начала. Вот он обвиняет Ренгоку в том, что он ебучий сталкер, и получает в ответ лишь смех. Вот на следующий день ему желают доброго утра и удачного дня, а Санеми огрызается, что утро добрым априори не бывает. Потом длиннющие сообщение, почему утро все же доброе. Еще парочку сообщений от Ренгоку о том, как проходит его день и пары — в частности рассказ о том, что препод по иностранной журналистики зверь во плоти и сдавать экзамен у него трудно. А если свайпнуть совсем вниз, то там мерцает последние полученное сообщение про то, что нужно внимательно слушать преподавателя. «У меня кончились пары. Отправлено 7:03 PM» Другого написать не выходит. Ну и вообще, если Кёджуро решился инициативу проявлять — то вот пожалуйста, вперед и с песней. А Санеми тут не за этим. Он тут за тем, чтобы бить себя по лбу от своей тупости и ждать ответа. «Отлично! Надеюсь, ты отдохнешь, пока идешь до дома. Я пока на работе, смогу попозже поговорить. Удачи! Получено в 7:08 PM» Отлично, он еще и на работе. Какой прилежный парень, а Санеми теперь сиди изводи себя. Мало того, что он в ответ какую-то глупость намеревается кинуть, так еще и не сможет сразу понять, насколько глупость будет провальной. Спасибо. «Понял. Жду. Отправлено в 7:13 PM» *** Кровать у него маленькая и узкая, так что порой и ногу не вытянешь. Она и обычно то кажется не особо удобной, а сейчас, когда ты весь на эфемерных иголках, то все кости просто перемалывает. Санеми ворочается туда-сюда, но глазами неотрывно следит за телефоном. Хотя уже почти десять, но нового сообщения он так и не получил, и это как-то даже оскорбляло. Он тут не смотря на свое неумение и природную ненависть ко всему, пишет-пишет и пишет, а Ренгоку не отвечает, из-за «работы». Как-то немного не по себе от пустого экрана уведомлений. — Неми, Генья, спокойной ночи! Шуя резко вырубает свет, бегом несясь в свою кровать у самого окна. Он как гусеничка кутается в кокон из одеял, скорее пытаясь согреться. Весной все еще бывало по вечерам холодно, а на постоянную работу обогревателей у них денег не было — счета за электричество уж слишком большие тогда выходили. — Спокойной ночи, аники! Спокойной ночи, Шуя! Генья уже тоже в постели, замотался на славу. Мелкие у Санеми рано ложились спать, потому что утром оба бежали по клубам. Поскольку все в их семье ходили пешком до своих учебных заведений, то вставали обычно они всем скопом часов так в пять утра, иногда кто раньше, кто позже. Так что у малышни была приятная привычка ложиться пораньше, которую их старший брат, безусловно, одобрял. Пусть хоть они высыпаются, а не как он до двенадцати или до часу торчат в тетрадях. Когда свет затухает, темнота начинает тихо скреститесь по углам, шурша домашней пылью. Мама уже давно спала, Кото и Хироши уснули с ней. Снова все в одной большой родительской кровати. Нужно было их по-хорошему переложить в их собственные кроватки, но мама попросила оставить. Сказала те плохо спят в последнее время одни, плачут от кошмаров. Суми и Тейко тоже уже спали, им завтра так же вставать до зари и лететь на физру. Хотя они были в разных классах, но физическое насилие в их академии происходили у параллельных классов в одно время. Так что обе сестренки приняли стратегически верное решение улечься спать еще в девять, заперевшись на замок и захрапев. Точнее, храпела одна Суми, но зато за двоих. Во всей этой идеальной ночной идиллии Санеми снова оказывался крайним. Он втыкал в блеклый экран, что светился одиноким светлячком, и морщил нос каждый раз, стоило ему подумать, что сегодня он уснет так и не узнав, че там у рыжего случилось. Не то, чтобы прям очень было любопытно, но как ни как они теперь были чуть меньше чужие друг другу. Когда новое сообщение приходит, то Шинадзугава чуть ли не подпрыгивает на матрасе, только благодаря природной ловкости, не падая куда-то на холодный пол в краю кровати. «Спасибо, что подождал. Сегодня пришлось дополнительно поработать в кофейне. Я заменял местного баристу, который болел. Устал довольно-таки, хотя и пообщался с клиентами! И получил лишние чаевые. Приятная награда за дополнительную работу! Повезло, да? Как прошел твой день? Лекции были интересными? Получено в 10:26 PM» Санеми хмыкает, делая вид, что он не впечатлен. Бариста — слова-то какие красивые. Ренгоку похоже был мастером на все руки, если и барменом работал, и баристой, и еще и на журфаке учился. Многомудрый Одиссей, черт его дери (это, кстати, единственный герой из курса античный литры, которого удалось запомнить, и то, благодаря пинкам препода). Пальцы нервно стучат по стеклу телефона, то набирая, то стирая иероглифы. Все не то, все не красивое и не изящное. Так хочется казаться в разговорах непринужденным, а не получается. Эх, надо было в школе меньше шляться по подворотням, и больше учиться взаимодействовать с людьми своего возраста. А то сейчас вместо того, чтобы спать хаотично текст набираешь, еще и матерясь беззвучно. «День так себе. Лекция блядская, сложная. Отправлено в 10:33 PM» Отправка медленно завершается, а Санеми поворачивается на спину и старается подавить в себе желание разбить свою башку об стену. «Не матерись, тебе не идет. Сложные лекции — это кошмар. Понимаю тебя. Хотя, чем сложнее, тем потом интереснее самому дома разбираться с материалом, не правда ли? У нас обычно сложные лекции по введению в языковую культуру. Они тоже меня выматывают, особенно по французскому — преподаватель не говорит по-японски вообще ахаха А у вас есть дисциплины по иностранным языкам? Получено в 10:34» На очередную махину в виде пространного рассказа о себе, Шинадзугава взирает с ужасом и праведным восхищением. Чужое умение поддержать и вытянуть беседу, даже с таким додиком, как он, поражает. Как и поражает факт того, что походу Кёджуро настолько гений, что может на слух воспринимать лекции на каком-то языке кроме японского. От таких «признаний» со стороны во рту кисло становится. Не, это не зависть. Скорее разочарование в себе. Ты с таким человеком, как Ренгоку, даже стоять близко не должен был бы. Не то, что говорить и тратить чужое время. «Да. Английский. Но он не профильный. Отправлено в 10:39 PM» Не профильный — и на том спасибо, потому что Санеми по английский максимум мог выдать с самым идиотским акцентом «май нейму из санеми, найсу ту миту ю», и даже в этом предложение наложать. Стыд один. «Тоже неплохо, думаю, я понимаю, почему он не профильный. Вы же все-таки инженеры, вам лучше тратить время на чертежи хаха Расскажи о своих любимых предметах? Получено в 10:40 PM» Интересно, а как сказать Кёджуро, что у Санеми нет в принципе любимых предметов? Вот ни одного. Санеми-то тупой, учится не любит. Ладно, спизданем сейчас что-нибудь. Все это общение по переписке оказалось в разы сложнее, чем можно было подумать. Заводить друзей, как оказалось, не всегда сложно — они сами тебя находят, как показывает практика. А вот то, что потом делать приходилось — вот это настоящие издевательство. Тем более для забитого интроверта, коим на самом-то деле, по-честному, Шинадзугава и являлся. Хотя и предпочитал об этом не говорить. Часы на телефоне отсчитывают почти час ночи, когда Санеми все же удосуживается узнать, что там по времени. Тихое «блять» улетает в никуда. Зато теперь в телефоне хранится первая длинная переписка с кем-то. За все это время с одиннадцати и до сего часа, они болтали, и теперь вся почта была забита сообщениями с пометкой от «рыжего». Маленькое бесполезное достижение. Санеми смотрит устало в потолок, пересчитывая трещины, потом выдыхает с протяжным свистом. Шуя и Генья все равно спят как убитые, им не слышно. А ему так легче. Он словно бы маленькую войну пережил, пока все это время старался хоть немного связно отвечать Ренгоку, который сообщениями обстреливал, как из пулемета. Такой легкий на подъем парень оказался, что часы, потраченные на чтение его ответов, вообще не чувствовались. Их словно и не было. Кёджуро так увлекательно писал, что оказалось небезынтересно узнавать о том, как он живет и что думает. «Уже довольно поздно, так что предлагаю отправится спать! Спокойно ночи, Санеми! Получено в 1:01 AM» Глаза слипаются, и сил ответить даже коротки «спокойно» попросту нет. От перенапряжения и переработок такое порой случается. Тебя в один миг, без намека на сон, просто вырубает. Как лампочка перегорает, но тут перегораешь ты. Вот и Санеми, просто закрывает глаза всего на секунду, когда уже прочитал чужое послание, сам выключается. Вязнет в чарующей темноте, как в болоте. Только благодаря чуду и врожденному упорству кидает что-то вроде «спокнй», и отключается, гордый собой, что смог выстоять в этом испытание разговорами. Во сне он видит пестрых птиц, что носятся с ветки на ветку. Вокруг куражатся перья, а птахи поют. И издают звук новых сообщений.