Вереск

      Сойер ничего не добилась. Людей вроде неё называют бездельниками, что сидят на шее у родителей, игриво болтая ножками. Обычные ленивцы, без всяких способностей к учебе. Они, в лучшем случае, устраиваются на временную подработку, типа грузчика или охранника, а в худшем продолжают лелеять мечты о популярности в интернете, занимаясь одной лишь тратой времени. Сойер чувствовала себя бесполезной уже с седьмого класса, потому что Мама уделяла ей слишком много внимания. Слишком. Много. Очень много. Сойер буквально не могла ступить и шагу с тех пор, как они переехали, потому что Мама всегда боялась, что с дочерью что-то случится, прямо как и тогда, когда она разбила себе голову в припадке.       Из-за болезни она не могла работать летом вместе с Карин. Мама вообще не любила Карин. Для женщины было два уголка людей: странные и нормальные. Под описание нормальных попадали все, кто, прежде всего, приносил ей пользу и часто не донимал. Также, начиная перечислять всех нормальных, она любила упоминать своего старого соседа по комнате, с которым провела несколько тяжёлых учебных лет, а ещё врача своей дочери, который порой принимал их совершенно бесплатно. Странными Мама считала практически всех вокруг, а именно тех, кто не подходил под её особое видение человека. Она не любила цветные волосы, пирсинг, запах пота, водителей такси, а ещё разные молодежные направления: гиков, хиппи, готов и прочих — все это для неё было страшным и неизведанным, а потому Мама тихонечко клала подобных людей в уголок «странные» и старалась не вспоминать о нем. И понятно, к какой категории Мама обычно относила Карин.       Но, несмотря на запреты, Сойер все равно порой сбегала из дома, чтобы побыть рядом с подругой и поглядеть на то, как та раздает людям мороженое, стоя за прилавком. Сидя в такие дни где-то неподалеку, Сойер обычно ненамеренно царапала руки. Порой до крови. Как подростку, ей хотелось во многом себя попробовать, чтобы узнать, к чему лежит душа, на какую работу лучше метить в будущем. Но пробовать не получалось, потому что Мама обычно закрывала входную дверь на ключ, а прямо под окном комнаты дочери стояла собачья конура. Иногда оттуда не слишком приятно пахло, но зато Сойер точно не могла покинуть дом через окно.       Из-за собственного бессилия Сойер не хватило духа, чтобы сопротивляться дальше. Она смирилась тихо, отвоевав только право на общение с Карин. Так было хотя бы весело.       — А задумывалась ли ты над темой суицида? — писал ей один парень в твиттере.       До его вопроса не задумывалась уж точно, потом начала. Если она вдруг умрет, духи перестанут хотеть её тело, а значит отстанут. Ведь так? Может, Сойер получит ту лёгкость, о которой мечтала?       — Никогда прежде. — отвечала ему Сойер, крепко сжимая в руке старый телефон.       Что-то было не так. С ней что-то не так. Она явно больна чем-то иным, помимо нечувствительности. Забилась в угол. Не спит, хотя время почти три часа дня. Если так будет продолжаться ещё пару дней, Сойер точно начнет бросаться на людей.       — На самом деле это очень интересно, — и куча улыбающихся смайликов. — Советовал бы тебе подумать.       Палец завис над раскладкой клавиатуры. Сойер тяжело вздохнула. Дом был пустым некоторое время. Призраки боялись света, потому что он сжигал их душу окончательно. Они горели, без возможности сделать хоть что-то. Громко и протяжно кричали, заставляя Сойер закрывать уши посреди улицы, наблюдая за тем, как у полупрозрачного тела отваливается его полупрозрачная кожа. Верхний слой сворачивался, призрак опадал на пол, пытаясь попросить помощи хоть у кого-то, но никто не слышал. Только она наблюдала за этим, не в силах отвести взгляд в сторону, не в силах унять слёзы. Из-за этого девушка посещала психбольницу целых полгода, пока не перестала реагировать на такие обыденные вещи, как зверские крики.       — Посмотрим, — Сойер заблокировала экран и вновь увидела в его темном отражение своё лицо.       Если некоторые одноклассницы специально становились белыми воронами, чтобы выделяться, то Сойер была бледной вороной совсем не по собственной прихоти. Она всегда выглядела слишком больной и вялой, словно готова свалиться в обморок в любой момент. Кожа обтягивала каждую косточку, особенно выделяя две длинные палки, лишь отдаленно напоминающие ноги. Дети говорили своим родителям, что эта девушка похожа на скелет. Пускай она и носила мешковатую одежду, чтобы скрыть покрытое шрамами тощее тело, все вокруг словно видели её насквозь. Взгляды лезли под свитер, чтобы полностью раздеть этого странного человека, чтобы раскопать его личность и оклеветать за бессилие что-либо изменить. Сойер была готова поспорить на свои последние пять долларов, что призраки как-то повлияли на её состояние ещё в детстве.       — Сойер, ты прекрасная девушка, у тебя хорошее тело.       Экран опять загорелся, показав сообщение. Сойер не смогла ничего ответить, лишь откинула телефон подальше. Устройство заскользило по полу и уткнулось в стену напротив. Экран до сих пор светился, хотя уже давным-давно должен был погаснуть. Этот парень не знал её лица, никогда не видел длинных запутанных волос, так что точно не мог сказать нечто подобное от всего сердца. Очередной извращенец, для которого её аккаунт с историями о призраках не значит абсолютно ничего. Ноль. Совсем. Сойер пыталась писать твиты, чтобы сбросить лишний балласт. В семь лет какая-то мразь бессовестно стянула с её курносого носа розовые очки, заставив понять, что мертвые далеко не самые хорошие существа на планете. Им нужно её тело. И все. Осознание этого приводило в ужас, заставляло скупать ароматические свечи и надеяться, что запах лимона хоть как-то отпугнёт незванных гостей. Результат вечного ожидания чего-то ужасного покрывал кожу обжигающим воском. Над таким состоянием даже призраки порой смеялись, трогали своими бестелесным пальчиками розовые шрамы и запекшиеся раны на коленях, отчего Сойер чувствовала нестерпимый холод и страх, пронзающий насквозь.       Сойер подобрала к себе колени, зарылась в них носом. Сидеть на полу было холодно. Задница уже приморозилась, а значит, если она вскоре не встанет, наверняка заболеет и сдохнет, даже не заметив. На кухне телевизор сам включался, трещали непрекращающиеся помехи. Они действовали на нервы, били по самому мозгу. Пульсация в голове не прекращалась. Помехипомехипомехипомехи. Протяжный писк, из-за которого Сойер вжалась в стену и начала рвать на себе волосы. Не слушать. Не слушать. Не слушать. Да когда эта хренотень уже замолчит?!       Сойер медленно оперлась ладонями на пол, подползла к телефону. Пятнадцать сообщений от этого психа. Он словно знал о ней все. Она не говорила, а он упоминал анальгезию. Она не уточняла, а он описывал большой шрам на левом бедре. Она не писала, а он твердил о смерти близкого человека. Это сводило с ума. Сойер уже не могла точно знать, кто окружает её: люди, призраки, духи, монстры — всё слилось в одно. Лица вокруг размылись, им на замену пришли безымянные силуэты. Совершенно безликие и мутные, словно глядишь на них без очков.       Подобрав телефон в дрожащие взмокшие руки, Сойер направилась в кухню. По экрану телевизора бегала чёрно-белая рябь. По комнате разлетался писк. Девушка упорно пыталась игнорировать все странности, что происходили в последнее время. Протяжно зевнула, потерев уставшие глаза. Не спать. Только не спать. Голова кружилась, взгляд не мог устоять на одном месте, постоянно вертелся, вертелся, вертелся. Мир вокруг превращался в сюрреалестическую картину с яркими красками, размазанными по холсту. Сойер изучала нечто подобное, когда ходила в художественную школу на втором году обучения в средней. Телевизор словно устроил ей проверку на выдержку, продолжая издавать резь, отдаленно напоминающую противный мальчишичей смех, полный психоза и жестокости. Что ж, она проверку явно не прошла, ведь голова начинала буквально трескаться, а правый глаз дёргаться вверх и вниз, будто его заело.       Сойер подобрала пульт, села прямо напротив экрана и легонько тыкнула по кнопке. Ничего не произошло. Это гипнотизировало. Девушка пялилась на коробку с торчащей антенной, не в силах отвести взгляда. В её зрачках отражался чей-то тусклый и нечеткий силуэт. Каналы не работали. Сойер медленно жала по совершенно разным кнопкам, надеясь, что устройство сломается к чертям собачьи и наконец захлопнется.       По подбородку вниз стекла багровая струйка. Палец посинел от того, насколько сильно Сойер вжала его в кнопку выключения. Наверное, техника нашла себе нового повелителя и теперь совсем никого не слушалась. Даже пульт. Из глаз текли слезы. Сойер не могла остановить их, совсем не знала, почему они вообще идут. Просто в один момент стало до одури мерзко оставаться в этом стрёмном жутком мире ещё хоть на пару минут. Выпилиться. Нужно было срочно как-то убрать себя отсюда. Удалить. Вырезать. Убить. Зарезать и бросить тело биться в агонии. Чтоб оно скрючилось. Чтоб органы полопались. Чтоб ему стало настолько больно, что кожа пошла по швам, открывая миру каждую внутреннюю деталь этой странной личности.       — Захлопнись, — Сойер шмыгнула носом, продолжая тщетные попытки утихомирить телевизор.       Девушка перемазала лицо в крови. Случайно растёрла, когда пыталась вытереть слёзы. Руки стали кроваво-красными, словно она убила кого-то.       И тут все прекратилось. Экран погас. Наступила полнейшая тишина.       Хотелось бы спросить саму себя: «Какого хрена это сейчас было?», но Сойер слишком хорошо знала, что призраки бывают разные. И, если это действительно кто-то из мертвых, он точно был злобным и противным. А может она просто уже съехала с катушек и начала видеть то, чего нет на самом деле. Если правдой было это, то тогда Сойер сама пойдет и сдастся в психиатрическую клинику, которая находилась в ближайшем мегаполисе. Изучая тему психиатрии, она наткнулась на статью о том, что одна действительно хорошая больница, где лечили судимых людей, смогла успешно вернуть рассудок, казалось бы, безнадежному психу. Значит и Сойер мозги на место точно вставят, если она вдруг набросится на живого, посчитав того враждебным духом.       Не веря, что электроника действительно прекратила шуметь, Сойер несколько раз похлопала себя по голове. Нет. Все так и было. Девушка издала протяжный стон облегчения и сползла на пол, вновь ухватившись за телефон. Хотелось убедить себя в том, что такие вещи случаются. Ничего странного. Ничего необычного. Просто. Проблемы. Сети.       — Мне кажется, тебе не стоило этого делать. — Сойер думала, что уже заблокировала этого парня, но он написал снова.       Его сообщение заставило Сойер вновь начать нервничать. Не замечая ничего вокруг, девушка смотрела на то, как летит лента сообщений. Бессмысленная белиберда продолжала появляться и появляться, парень ухватил внимание девушки клешнями и никак не выпускал его. Дыхание перехватило. Казалось, что воздуха совсем нет. Хотелось сделать вдох, но ничего не выходило. Лёгкие словно наполнились чем-то тяжёлым, отчего Сойер начала судорожно хвататься за ближайшие предметы. Чтобы не откинуться, она встала и попыталась успокоиться. Вдох и выдох. Спокойней.       По комнате разнёсся её отчаянный хрип. Чьи-то холодные и окоченевшие, будто бы каменные пальцы легли на шею и резко сжали. Сойер точно знала, что за ней кто-то есть. К спине будто прижималось ледяное мокрое тело, передавая её позвоночнику лёгкие электрические разряды, отчего девушка вздрагивала. Он стоит прямо там и ждёт, пока она перестанет сопротивляться и впустит призрачное существо в себя. Жмется, стараясь проникнуть внутрь, проткнуть её насквозь, чтобы сломать хрупкую душу. Выжидает, изучая игрушку бледными фиолетовыми пальчиками, заставляя девушку широко распахнутыми глазами глядеть за этим. Правильно, хищник хочет, чтобы жертва повиновалась. Давит на шею все сильнее, чтобы Сойер поскорее сдохла. Ей не нужно жить дальше. Это проблемно. Это бессмысленно.       Действительно хочешь продолжить борьбу? Не будь дурой, чудачка, такие как ты могут только сидеть у предков на шее и молиться Богу, чтобы не умереть от внутренней болячки, которую ты даже не почувствуешь. У тебя даже смысла нет, все существование сводится к одному – стать сосудом для чужого разума.       С л а б а ч к а       Сойер громко стучит кулаком по столу, пытаясь восстановить дыхание. Девушка делала судорожные вдохи, хрипела, как подбитый зверь. Собственная рука оставила на шее след.       Сойер пыталась себя задушить. Пыталась убить себя. Лишить жизни.       Думая об этом, она не переставала смотреть на валяющийся рядом телефон и сжимать руки в кулаки. Губы были искусаны. Пластыри слетели с костяшек, наконец показав, насколько много синяков и ссадин таится под ними. В порыве чьего-то жуткого гнева Сойер опять покалечила себя, оставив на нечувствительном теле огромное число боли.       Если до этого девушка пыталась сдерживать своё состояние, то теперь было плевать. Что-то внутри неё с громким хлопком разорвалось, выплеснув все эмоции наружу. Сойер закричала, ухватив себя за волосы. Вцепилась в них, как однажды сделала это одноклассница в средней школе, потянула в разные стороны. Кажется, вырвала целый клок, но ничего не заметила. Цель была одна, и помимо неё Сойер не видела вокруг совершенное ничего. Подскочив к старенькому телефончику, который ей купили ещё пять лет назад, Сойер схватила его и бросила куда-то в сторону так сильно, как только могла. Гаджет ударился о стену, издав мерзкий звук бьющегося стекла.       — Замолчи, замолчи, замолчи, — Сойер ударяла босой ступней по телефону, разбивая экран на мелкие кусочки и вонзая все больше осколков в кожу.       Хоть бы они замолчали. Хоть бы перестали считать хрупкой. Хоть бы закрыли свои поганые рты с никому не нужным мнением и молча сдохли. Сдохли. Сдохли. Сдохли. Тогда бы никто больше не считал её маленькой чудилой с дрянным именем, которое в прямом смысле означает траву. Непонятный куст вереска, который рос у Мамы на заднем дворе. Все бы нуждались в ней, как в проводнике между мирами. И только Сойер бы решала, кому помогать.       Где-то в глубине дома раздался смех. Сойер остановилась, даже не обратив внимание на кровавое пятно, растекшееся по паркету и запачкавшее остатки телефона. Обернулась. Тень мелькнула прямо в свете солнца. Нечеткая. Быстрая. Хаотичная. Она появлялась в разных углах кухни, продолжая тянуть руки по направлению к ней. Сойер попятилась. Странный призрак, нет, дух в размытой зеленоватой дымке приближался медленными скачками, словно опять и опять испытывая её психику на прочность. Ему было весело наблюдать за ужасом, который отражался у неё на лице. Забавно смотреть на трясущиеся лодыжки и взгляд загнанного в угол зверька.       Застыв в безмолвном крике, девушка закрыла лицо руками, сквозь пальцы смотря за тем, как огромные пустые глазницы наблюдают за её страхом. И опять эти противные липкие пальцы прижимают к стене, проникая внутрь. Они прикасаются к животу крайне осторожно, ощупывают его, словно ищут лучшее место, чтобы разорвать плоть. А затем резко протыкают кожу, будто иглы; Сойер шипит, все больше понимая, что вскоре жизнь оборвется. Тело разрывает на мелкие осколки, руки опадают, глаза закатываются. Все становится таким лёгким и нереальным. Земли под ногами нет, будто летаешь. Тело продолжает брыкаться, грубо вдыхая в лёгкие воздух, отторгая инородную душу.       На секунду перед глазами мелькает картина. К ногам что-то привязано. Вокруг мокро и вязко. Пучина затягивает. Вода искажает зрение, не давая последний раз взглянуть на солнечный свет. Это повторяется вновь и вновь, как на плёнке. Запись твоих собственных страданий, которую ты не в силах оборвать.       Существо пыталось сломать её, чтобы вернуться обратно.       — Что? — Сойер уловила еле слышный стук в дверь.       Когда она моргнула, никого рядом уже не было. В голове разливалось настойчивое: «Пойди и открой эту дверь, не заставляй гостя ждать», но голос этот был грубым, раздраженным, мужским. Но Сойер была слишком податливой, потому слишком быстро забыла про резкую пропажу духа и кровавые следы, что теперь дорожкой тянулись от кухни к выходу. Телефон был сломан безвозвратно, некоторые его части застряли у девушки в пятке и сейчас лишь глубже впивались в кожу.       — Кто там? — Сойер крепко взялась за ручку. — Мама? Папа? Карин? — человек за дверью молчал, а потому девушка начала перечислять возможных гостей.       Но никто ей так и не ответил, потому Сойер просто открыла. Её не игнорировали, за дверью просто никого не было. Губы задрожали. Такие мелкие обманы всегда принимались гораздо ближе к сердцу, нежели вездесущие призраки с их ярой настойчивостью. Сойер шмыгнула носом, на всякий случай взглянув по сторонам. Но и там было пусто. Даже за пределами двора не ходили люди. Наверное, кто-то решил подшутить, а потому громко постучал по двери. Либо стук раздался у Сойер в голове.       Вид окровавленной ступни не вызвал никаких чувств. Сойер изучала, что в порыве ярости, когда в голову ударяет адреналин, и ты совсем не можешь мыслить, чувство боли притупляется, позволяя человеку на время забыть о возможной опасности. Кажется, створка, которая закрывает этот самый поток адреналина сломалась, а потому маленький фонтанчик бил Сойер по мозгам постоянно. Отсутствие боли влекло за собой целый груз проблем, весом примерно две тонны. Некоторые одноклассники раньше говорили, что это круто, а потом вдруг увидели, как девушка сиганула с турника, высота которого почти достигала второго этажа их школы. Девушка сделала это на спор с одним чу́дным привидением по имени Людовик, которое обещало её поймать, тем самым доказав окружающим, что мир по ту сторону действительно реален. Но Людовик был достаточно старым и, как оказалось позже, слепым на один глаз, потому Сойер грохнулась на землю, сломав обе ноги, но ничего не почувствовав. Пацаны с удивлением и восторгом наблюдали за торчащей из бедра костью, а девчонки громко визжали, закрывая глаза ладонями.       Захлопнув дверь, Сойер прошлась в ванную, мысленно оценивая, сколько часов будет оттирать кровь с этого скрипучего паркета времён маминой молодости. Включив душ, девушка подставила ступню под струю, смывая сочившуюся из ран кровь в канализацию. Очень редко ноги могли предоставить ей некое подобие боли. Вот и сейчас раны защипало, стало ужасно некомфортно и дальше держать осколки глубоко под кожей, но половину из них Сойер не смогла достать даже пинцетом. Глубоко вздохнув, Сойер закрыла глаза и попыталась представить, что сейчас она встанет на ноги, чтобы дойти до комнаты, и осколки, словно шипы, начнут резать её мясо изнутри. Девушка даже попыталась имитировать болезненный стон. Получилось весьма натурально.       Аптечка лежала в старой комнате брата на столе. Все остальные спальни сейчас были завалены ненужной мебелью и сломанными вещами, которые Папа все никак не мог починить. Когда семья съехала отсюда, они хотели продать дом, в котором погиб один из их детей, но сделать это так и не вышло, потому здание использовалось как склад и гостевой домик. Теперь тут живёт Сойер. Девушка достала бинты, перекись, какую-то странную мазь, которую Мама буквально сунула туда перед самым отъездом. Сначала она постаралась вытащить ещё немного стекла с помощью пинцета, затем обработала свою бедную раскрасневшуюся ступню и стала медленно обматывать её бинтами.       Хорошо, что сегодня ей дали выходной. Теперь Сойер сможет дойти до дома родителей и попросить их отвезти её к врачу в ближайший город. Ну, а там можно и в продуктовый заехать; слова Карин о рыбе всё никак не вылетали из головы.