Чарли
Существо
Гроза
Курящий ублюдокТЫ ВЕДЬ ДАВНО ЗАМЕТИЛА МЕНЯ?
Пижаму нужно будет выбросить. Уже ничего не сможет её спасти, ведь Сойер не удержалась и свалилась в палисадник. Её руки сопротивлялись, в один момент они просто начали впиваться ногтями в кожу, оставлять на ней мелкие, но глубокие метки. Никто не вмешивался. Медиум видела, как призраки вокруг медленно уходят, потеряв всякий интерес, но не могла даже встать. Девушка лежала спиной на сырой земле, вцепившись в оголенные плечи. Луна скрылась за подошедшими тучами, и лишь молнии то и дело разрезали крой неба. Дыхание приходило в норму, но вновь становилось судорожным с каждой вспышкой. Жесткие тёмные облака медленно дрейфовали где-то очень высоко; они закрыли собой небосвод и заставили звезды скрыться в тени. Кто-то и правда живёт внутри? Вскоре начался дождь. Сезон благоприятствовал такой погоде. Сойер все ещë лежала среди увядающих кустов вереска, когда первые капли стекли по щекам. Медиум не могла справиться с паникой. Ещё недавно она была на волосок от смерти, а теперь чувствует, как кто-то разрывает её плоть, вскрывает вены, заменяет кровь, как тараканы копошатся внутри желудка в попытках отложить яйца. Но причины для такого приступа у неё не особо то и были. Хелен ведь не преследовал её. Он игриво выпустил мышь из лап, но не спешил ринуться следом, словно выбрав выжидающую позицию. Однако Сойер не понимала мотивов. Что-то было не так, что-то было не в порядке, что-то расходилось по швам. Наконец, испытав секундное спокойствие, Сойер присела. Её светлые волосы извалялись в земле, повиснув на не менее грязной одежде сосульками. На руках больше не осталось живого места. Дождь разыгрался, застучал по её пустой головëшке ещё сильнее, словно старался что-то сказать. Но Сойер не понимала. Она молча уставилась на разорванные пижамные рукава и кровавые подтеки, которые успела оставить за короткие пять минут приступа. На лице отразился ужас. Медиум нервно потëрла щеки, оттянула их, размяла. Секундная молния осветила широко распахнутые глаза и плотно сжатую полоску искусанных губ. Движения медиума стали резче. Она в одно мгновения подскочила и вытянула руки вперёд. Сойер рассматривала их с явным интересом, кривила губы, словно тело стало ей неприятно. Оно вымокло, пижама намертво прилипла, очерчивая нескладную фигуру с явно выделенными ключицами и еле заметной грудью, которую можно было найти лишь по выпирающим сквозь ткань соскам. Волосы легли на лицо. Двигаясь за дом, девушка утопала в грязи. Никто не следил за территорией, потому ливень полностью размыл задний двор, на котором Мама когда-то в прошлом успела развести самый настоящий огород. Сейчас эта не маленькая территория была больше похожа на пустырь. Лёгкий холодок омывал стройную фигуру вместе с дождём. Сойер закрылась в себе и не думала ни о чем другом, кроме как о том, что было скрыто в воспоминаниях. Все-таки она не справилась. Разоренная земля с мёртвыми растениями не придавала Сойер надежды на то, что медиум сможет узнать хоть что-то. Это место заброшено. Оно находится в глубине людского сознания, скрытое, забытое, умирающее. Но отчего-то медиум чувствовала прилив адреналина. Её мысли спутались в клубок, и кто-то резко дёрнул за торчащую нитку. — Тц, — она цокнула языком, но не смогла услышать сама себя из-за грозы, которая, кажется, достигла своего пика. Остановившись где-то в самом углу, практически около невысокого деревянного заборчика, Сойер боязливо покосилась по сторонам. МЫ ЗАКОПАЕМ ТЕЛО, И НИКТО, СЛЫШИШЬ, НИКТО НИКОГДА НЕ УЗНАЕТ Незнакомый голос все также говорил о теле, но Сойер никогда не замечала в огороде призраков, хотя окна её комнаты и выходили на задний двор. Скрестив руки на груди, Сойер затряслась от холода, но все же сделала то, что хотело сознание. Медиум вновь заснула и передала бразды правления. Это длилось лишь пару секунд, но этого хватило, чтобы тело свалилось на колени и яростно начало ковырять податливую землю. И там было то, чего Сойер боялась. Вдалеке от иссохших грядок с огурцами и помидорами лежали кости. Медиум наткнулась на них не случайно, она копала настойчиво и целенаправленно, ведь знала, что они лежат именно здесь. Никто бы их не нашёл, ведь никто и не собирался искать. Полицейские не подняли шум, они даже не знали о том, что в подобном месте может покоиться чьё-то тело. Отцу Чарли было насрать не менее сильно, он не убивался и даже не попытался начать поиски, просто решил, что его ребёнок сбежал. Это нормально, всё должно было оставаться тайной. В движениях девушки читалась неловкость. Сойер очень бережно стряхнула землю с пожелтевших костей, безо всякой брезгливости достала парочку из импровизированной могилы. Они словно крошились у неё в руках, начинали распадаться на кусочки от малейшего трения. Медиум проводила по ним подушечками пальцев, ощущала шершавость и старость. Её лицо застыло. Глаза выглядели пустыми и безжизненными. Что-то в этих костях пугало её, но Сойер оставалась спокойной. Её тело знало, что беспокоиться не стоит. Оно знало, что нужно делать. А вот сама Сойер не знала. Она будто наблюдала со стороны. Это не её руки сейчас с нежностью ощупывали останки. Это не её глаза смотрели в яму с некой тоской. Это не она владела своим телом. Но вторженец не делал ничего опасного. Если ещё недавно в один из дней разъяренный дух пытался силками вырвать из Сойер душу, то тот, кто сидел внутри сейчас, ничего не предпринимал, он лишь молча ощупывал кости, изредка кривясь и тихо вздыхая. Когда дождь затих, Сойер очнулась. Несколько призраков парило вокруг, обеспокоенно хлопая ресницами. Медиум всё ещё сидела в огороде, но ямы не было, земля перед ней была мокрой и рыхлой. — Сойер! — внезапно она услышала истеричный крик, доносившийся из дома, и именно это вернуло её к действительности окончательно. — Чего? — удивлённо прошептала она, медленно поднимаясь на ноги. Девушка не могла разобрать, кто так упëрто продолжает звать её. Который раз за день сердце уходило в пятки. Ночь ещё не закончилась. Полумесяц игриво выглядывал из-за туч, спокойно плавал в небесном озере, освещая Сойер дорогу в дом. Она не закрыла дверь, ключи так и остались торчать в замке. Продрогшая и грязная, Сойер на цыпочках прокралась ко входу. Несомненно, тело на заднем дворе всё ещё волновало её, ведь это было не животное, нет, череп точно твердил — человек, но вопли, затихшие так же быстро, как и начались, переключили внимание на себя. Медиум замерла в дверной арке, никак не могла собраться с силами, чтобы ступить внутрь. Она ведь привыкла строить из себя жертву, у неё ничего не получалось так хорошо, как жалеть себя и плакать, лишь изредка вспоминая о наличии каких-то сил. А сейчас кому-то здесь нужна была её помощь. Медиум чувствовала слабый запах тины. Словно ребёнок, она забежала в дом настолько резко, что врезалась в стену, но это не помешало ей быстро сориентироваться и щелкнуть выключателем. Лампочка в коридоре трескнула, словно маленький сверчок и загорелась. Внутри было пусто и тихо, и это успокоило её. Крики наверняка были порождением её воображения, в этом не было ничего необычного, она ведь чудом унесла ноги из пристанища зверя. А дети в психбольнице, лежавшие в соседней палате, тоже кричали. Бессовестно орали днём и ночью всякую дребедень, родившуюся в их мозгу в тот момент. Уже более уверенно, Сойер прошла в комнату. Включила свет. Всё было хорошо. Устало плюхнувшись на кровать, медиум задумалась. Сейчас ей следовало бы экстренно собрать какую-то часть вещей и свалить подальше, лучше, конечно, к родителям. Но не окажутся ли они в опасности, если Хелен вдруг решит последовать за Сойер? Признаться, подобные мысли беспокоили, ведь медиум даже предположить не могла, что именно творится в голове у человека, который хранит в подвале трупы. Свечи, которые Сойер зажгла, наполняли комнату лимонным запахом. Согнувшись, девушка, возможно, принимала самое важное решение в своей жизни. Призраков не было, казалось бы, кидай всё что видишь в портфель и молча беги. Но что-то всё равно было не так. На кухне что-то шумело. Гудело, прямо как фен Мамы по утрам. Сойер ненавидела этот звук. Обычно он молоточком бил по перепонкам, вызывая у девушки непроизвольное раздражение. Но в этот раз всё было иначе. Свечи погасли в один миг. Однако Сойер совсем не заметила. Она устала. Больше не пытаясь решать какие-то непонятные дела, она молча достала из-под кровати чемодан и начала запихивать в него всё самое нужное. Пора было покинуть любимую норку, ведь она стала слишком опасной. Воспоминания о Дане всё ещё держали Сойер, они сжимали её запястья и просили не уходить, однако девушка уже всё решила. Ни его запах, витавший повсюду, ни старые вещи больше не играли роли. Настало время отпустить брата. Признать, что она больше никогда не проведёт время в компании его шумных друзей, никогда не сбежит вместе кормить уток на озеро, никогда не возьмëт в руки его камеру, которая так помогала изливать мысли. Родители подыщут квартирку поблизости, и этот дом, в котором когда-то умер Дан, будет забыт. Её ждала невероятно долгая прогулка. Возможно, она выйдет на неё вместе с Гаррати, скрыв ото всех факт того, что она уже совсем взрослая девушка. От этой прогулки несомненно будет зависеть вся судьба Сойер. Ступив на ровную асфальтированную дорогу, которая будет жечь пальцы и стирать пятки до гнойников, Сойер уже никогда не остановится. Как безумная, она погонится за эфемерной наградой, потому что только такие жертвы позволят отделиться от реальности и сосредоточиться на счёте шагов. И даже не важно что ждёт в конце: вынесут ли ей билет заржавевшие карабины или вознесут терновый венец на голову — неощутимый кровавый след позволит ползти вечность. Сойер помнила, Дан был в восторге от этого романа. Он даже вышел с друзьями на такую прогулку, но, о чудо, не пересёк и черты города — шести миль оказалось даже много. Уже забросив багаж на плечо, Сойер, успевшая накинуть на себя первую попавшуюся футболку и шорты, собиралась покинуть этот склеп, как вдруг осознала, что забыла о чем-то важном. Её попугай. Его ведь не было в комнате. Клетка была открыта, а кормушка полна. Сжимая сумку, Сойер замерла, в недоумении рассматривая домик питомца. Ещё с утра он порхал по клетке и суетливо постукивал клювом по грязному зеркалу, а теперь… Теперь всё молчит. И стены молчат. Рори, её милый Рори, с которым Сойер жила уже около двух лет, пропал. Кошки дырявили сердце, и Сойер стояла на месте долгое время, будто ждала, пока попугай вылетит из-за занавески и сядет на плечо. И тогда она, пожалуй, наконец покинет дом со спокойной душой. Где же Рори? А телевизор всё шумел… Он кричал… О, Боги, услышьте зов этой бренной души и позвольте ей раскаяться! Когда Сойер всё поняла, она уже стояла на кухне. Со стола всё ещё текло кофе, капля за каплей, оно падало вниз с самого утра, затекало под паркет и впитывалось. Это кофе останется в истории. Не Сойер, но кофе, пролитое ей, однажды докажет какому-нибудь снобу, что, да, она точно жила здесь и жила вполне неплохо. И, если бы голова попугая не валялась в луже, кофе даже сохранил бы свой светлый оттенок. И тогда бы все точно сказали, что Сойер счастлива. А так, пфффффф, не смешите меня. Её голова была наклонена вправо совсем немного. Ровно настолько, чтобы идеально проглядывать сквозь рябь телевизора чужие руки. — Давай же, — шептали ей на ухо. Сойер чувствовала себя марионеткой. По приказу своего мастера она положила свои ладони на чужие, но почувствовала только холод экрана. Мальчик на той стороне улыбался ей. Это была не совсем обычная улыбка. Словно голодная гиена, он смотрел на неё сквозь тонкую плёнку миров и пожирал. Буквально пожирал одним взглядом. Всё происходило быстро. Только Сойер опомнилась, её вновь охватил страх. Она глядела в пустые глазницы даже меньше секунды, но адский огонек, плескавшийся внутри них, позволил духу покинуть коробку. Кошмарная паника грубо схватила за волосы и потянула назад, но дух ухватился за ладони Сойер. Он намертво сжал их, и медиум услышала треск костей. Она бы подумала, что это его руки разваливаются на части, но вот неестественно разбухшие синие пальцы кричали, что костей в них давно не осталось. — Сойер, — он раз за разом шипел её имя, будто змей, готовый напасть в любой момент, но при этом зубы призрака были плотно сомкнуты, — давай же забудем о жизни и насладимся сладостью небытия. Сойер зажмурилась, резко дернувшись назад. Как же противно. До ужаса мерзко. Из его ладоней выползали черви. Сойер ощущала, как эти склизкие создания обволакивают её пальцы. Дух трещал и рябил. Как плохо прорисованная картинка, он мерцал, пропадал даже в реальности, но не ослаблял хватку. Стараясь освободиться, медиум лишь сильнее вытягивала длинную зелёную фигуру из экрана. — Помоги.! — Сойер закричала настолько сильно, насколько ей позволяло дыхание, но попытка была тщетной. Тело полностью накрыло её. Оно придавило Сойер к полу стальным покрывалом, не давая и шанса избежать тошнотворного запаха металла и тины. Кровь из лопнувших глазниц духа капала на щеки. Она была до ужаса ледяной, как вода в океане. Медиум таращилась. Она таращилась и плакала, потому что на большее была не способна. К несчастью, она не героиня романтической комедии, и подобное положение не приведет к счастливому финалу. Нет, озлобленный дух утонувшего мальчика точно не станет щадить. Поцелуй, которым он одарил её, был внезапным. Просто в один момент Сойер начала чувствовать во рту четкий вкус гнили. Были в мире люди, некрофилы, кажется, которые были бы точно не против оказаться сейчас на её месте. С каждой попыткой вдоха у духа булькало в животе. Медиум попыталась сосредоточиться на этих звуках, но непрерывный скрип зубов ужасно мешал. Девушка думала, что судьба издевается над ней, ведь вкушать чужие губы против воли, откусывать от них плоть и непреднамеренно глотать — это точно не милостыня. Однако со стороны всё выглядело иначе. Медиум закатила глаза, широко раскрыв рот. Её собственные ладони опять лежали на шее, это дух их туда положил. Удобно расположившись на животе Сойер, мальчик намеренно наклонился поближе к её лицу и запустил руку глубоко в рот, точно для того, чтобы однажды достичь внутренностей и крепко их сжать. Это было невероятной удачей — наткнуться на такого бездарного медиума. Девушка ведь даже не знала, как защитить себя, раз за разом позволяла чужому разуму брать верх, крайне редко выходила из беспамятства. От чего она так упëрто пыталась бежать? Это было абсолютно не важно, ничего, кроме пьянящего чувства жизни не имело значения. Оно было теплым и ярким, дух точно знал, что оно облепило его руку совсем немного, но этого хватало. Но внезапно началось отторжение. Дух задëргал ушами сразу же, как понял, что что-то идёт не так, вырвал руку из блаженной нирваны. Энергия искрилась и прыгала по пальцам маленьким фейерверком. Желтовато — белые вспышки то и дело возникали вокруг и жгли белый атлас кожи. Вторженец явно бы взвыл от боли, будь он живым. Однако боли у него, как и у других духов, никогда не было. В этом состоянии он лишь поддерживал свою бывшую оболочку, продолжал носить на голове зелёный колпак, который когда-то смыло с головы течением реки, но не был человеком. Им руководила только злоба и чувство мести. Негативные воспоминания застлали разум, оставили в голове лишь боль и нескончаемое желание вернуться. А тело медиума не давало ему этого сделать, дух словно пытался втиснуться в коробку из-под сыра, в которой нельзя было закрыть даже кофейную ложку — слишком мало места. В прошлое нападение такого не наблюдалось, тогда дух спокойно и быстро опустошал свой костюм. Что мешает сейчас? Пользуясь замешательством незванного гостя, Сойер спихнула его с себя. Это оказалось намного легче, чем могло показаться на первый взгляд. Дух неуклюже шлепнулся на пол. Некогда блондинистые, а теперь темные, измазанные в песке и мелких ракушках волосы встали дыбом. Бездарный медиум неосознанно воспользовалась дарованной богом силой и смогла противостоять ему. Занятно, занятно. От природы каждый медиум был способен соприкасаться с самим адом, беспрепятственно миновать Харона и познавать самое пекло. Каждому затхлому призраку было известно, что медиумы являются проходом в жизнь. Их раскрывала особая аура, которая могла стать как благословением, так и проклятием. Обычные люди называли слабых, сдавшихся одаренных «одержимыми». Сойер нельзя было упускать. Словно в замедленной съёмке, дух прислушивался к её удаляющимся шагам и скрипел зубами. Скрипел, скрипел, скрипел, растирая и заставляя крошиться размякшую эмаль. Девушка и сама ловила отскакивающие от стен перемешанные звуки скрипа, бульканья и помех, но продолжала двигаться. С духа капала вода. Каждый его шаг обозначался побренькивающей на ноге железной цепью, лицо исказилось в совсем не доброй улыбке от уха до уха, буквально. Сойер никогда бы не подумала, что человеческие лица могут растягиваться подобным образом. Её собственные ноги были ватными, совсем не слушались и не хотели идти. Медиум одновременно ощущала, как все мышцы вдруг напряглись до предела, и не чувствовала их вовсе. Дорога от кухни к выходу показалась бесконечным шоссе. Она видела горизонт, неслась к нему, отбрасывая назад запутанные ветром волосы, но стояла на месте. А дух преследовал. Он перемещался короткими рывками, сопровождавшимися резким обрывистым писком. А ещё посмеивался, тихо так, еле слышно издавал смешки, словно робот. Все лампочки в доме сошли с ума и начали моргать, как диско-шар на детском празднике, хаотично и слишком ярко. Пересекая черту порога, медиум тяжело дышала. Серые глаза сузились, вглядываясь во тьму некогда родного места, теперь же ставшего чужим и смертельно опасным. Дух всё ещё был внутри. Красный огонёк в пустых глазницах был крохотной, но невероятно мощной лампочкой, освещающей как текущую по щекам кровь, так и всё обезображенное опухшее лицо. Сойер наконец-то смогла четко рассмотреть его. Некогда молодой мальчик, чьи щёки скукожились и обвисли, стоял чуть дальше дверного проема, в глубине прихожей. Заостренные, прямо как у эльфа уши необычно, почти по звериному двигались в разные стороны. Мальчик ведь был ниже девушки, да и эти обмякшие руки вряд ли могли бы вновь поднять хоть что-то, однако это всё ещё был дух, и его сила измеряется совсем не по смешному зелёному костюмчику. Медиум, несмотря на трясущиеся колени и дрожащие руки, чувствовала себя в безопасности, ведь дух стоял неподвижно. До рассвета оставалось ещё достаточно долго. Луна висела в небе полным блюдцем, в воздухе всё ещё витала влага, отчего Сойер ежилась и прижимала руки к плечам. Обычно она не покидала дом в подобной короткой одежде, всегда прикрывала краснеющие на конечностях шрамы. Давно зажившая толстая полоска на левом бедре всегда сияла ярче всего, выделялась среди остальных — еле заметных, маленьких. Даже Мама иногда проговаривалась, что у её дочери не самое лучшее тело. Девушка чувствовала холод скорее от пристального взгляда, нежели от погоды, играла с духом в гляделки, не зацикливаясь на себе. Важнее всего — выжить. Но даже на улице Сойер не была в полной безопасности. Пока она стояла посреди двора, пытаясь игнорировать запутавшиеся и упавшие на лицо светлые локоны и переиграть духа в их молчаливых дебатах, он вновь проявил себя. Вскинув руку, он вытянул её далеко за пределы дома, почти ухватив Сойер за край футболки. Всё это произошло буквально за секунду, однако медиум среагировала. Её тело всё-таки неплохо понимало, что в деле с духами не стоит ослаблять бдительность, потому Сойер отступила назад, всё ещё глядя своему палачу прямо в глазницы. Рука замерла в паре сантиметров, раскрытая и готовая схватить в любой подходящий момент. — Это наше дело, — внезапно заговорил дух. Его голос словно звучал откуда-то из-под толщи воды, искажённо, непонятно, с сильным южным акцентом. — Тебе в него лезть не стоит. Как старое радио, он шипел, не разжимая зубы и не снимая с лица улыбчивую маску. Сойер замерла, машинально прижав руки к груди. Стараясь не дышать и не думать, она вслушивалась в речи духа. — Не двигайся, — продолжал он, — когда оно придёт, тогда и ищи себе оболочку… болван. — добавил дух, немного подумав. Мальчик обращался совсем не к медиуму. Пока Сойер сжимала ткань футболки и потихоньку пятилась от вытянутой руки, дух раздражённо смотрел (по крайней мере Сойер старалась представить на месте огонька глаза) куда-то за неё. — Это какое-то правило? — раздался совсем тихий вопрос у неё за плечами. — Блять, — прошептала Сойер, осознавая, кто пришел за ней. — Я думаю, девушка не слишком довольна тобой, Бен, — на плечо Сойер элегантно легла рука в чёрной кожаной перчатке. Наверняка у него не одна пара перчаток, думала медиум. Разбавляя любовные романы фантастикой, Сойер читала историю о человеке, который считал смену гардероба обязательным ритуалом для успешного преступления. — Хезер, что ты скажешь? Выйдя из транса, медиум было почувствовала уверенность, но дух не дал ей сказать и слова. — Оно придёт, — вновь протянул мальчик. Его брови искривились, улыбка дрогнула. — Даже если медиум будет рядом, его люди всё сделают. Дух больше не пытался напасть. Его тело было привязано к месту, в котором он почуял порыв негативных эмоций, к месту, куда его вызвал не менее озлобленный, но всё-таки живой человек. Духи не появляются в мире просто так, им обязательно нужно нечто связующее, иначе колесо неудачи не отпустит, иначе существо не даст уйти. — Тебе не стоит этого делать, Художник, — голос духа срывался, Сойер всё ожидала, когда он закричит, — я разорву тебя, стоит тебе только заявиться вновь. Но никто ему не ответил, и дух, игриво помахав, скрылся в тени с той же улыбкой, с которой появился. Дышать стало легче. Сойер подумала, что с её рук сняли верёвки, и груз упал. После продолжительного стресса неизбежно наступала эйфория. Рука, теплая, дружелюбная рука тисками вжалась в плечо. Но было в этом что-то, что успокаивало медиума. Только вот этому человеку так не казалось. Когда сильная хватка заставила Сойер упасть в чужие объятия, девушка встретилась лишь с холодной белой маской. Несомненно, эти руки, эта интонация, эти осторожные, но острые, словно лезвие ножа, движения — всё принадлежало Хелену. И большие голубые глаза, проглядывающиеся сквозь черные прорези — глаза Хелена, пустые и отчужденные. И даже стойкий запах металла, который пару часов назад скакал вверх по ступенькам подвала — это его запах. Сойер зажмурилась. Ещё недавно её плоть рвали будто сочный кусок мяса, который не смогли поделить два богача на базаре, а сейчас она утопала в пушистом одеяле. Девушка избежала смерти, и мозг расслабился, слушая бьющееся сердце сзади. Её нирвана была прервана. Пользуясь своим положением, Хелен абсолютно молча схватил ее за запястье, как Мама ещё хватала её, когда Сойер капризничала, а затем зажал рот, неприятно сдавив щеки. Тогда-то медиум вновь вернулась в реальность. Её не пытались спасти, это — жатва, и она была урожаем. Возможно, Хелен даже за человека её не принимал, ведь хватка явно была направлена на то, чтобы полностью исключить возможность побега. Согнувшись в три погибели, Сойер даже не имела сил сопротивляться, пока её тащили в соседский дом. Агрессивно мычать и бить свободным кулаком чужую руку — всё, что удавалось сделать. Хелен не реагировал и не смотрел в её сторону, упëрто продолжая тащить сувенир в дом. Она бы никогда не подумала, что в столь хрупком на первый взгляд теле скрывается звериная мощь. Когда они миновали порог, у Сойер на глаза опять навернулись слезы. Что с ней сделают? Убьют? Захватят тело? Будут использовать как сексуального раба? ЧТО? Дверь в комнату на втором этаже показалась точкой невозврата. И Сойер, получившая от судьбы последний шанс, рванулась в сторону. На удивление, Хелен отпустил. Момент тянулся вечность. Медиум ликовала, ей казалось, что её лëгкие ноги несут ее прямо в объятия призраков, парящих на улице. Она была такой быстрой, что никто не мог её нагнать, ветер щекотал щёки, родители уже стояли с распростëртыми объятиями… Но всё, что она увидела, прежде чем покатиться по ступеням, были пронзительные голубые глаза, которые прищуренно наблюдали за падением. Именно так она вновь оказалась здесь.