Вереск

      Сойер считала. Она не прекращала прокручивать в голове цифры от одного до десяти и обратно. Доктор рекомендовал это, говорил, что однажды метод спасет от паники и заставит разум замереть. Наверное, в чем-то он все-таки был прав. Сойер старалась совсем не думать о Хелене и совершенно не обращать внимание на верёвки, опутывающие запястья и ноги. При малейшем движении всё вокруг начинало скрипеть.       Её голова висела на бельевой верёвке. Знаете, прищепка зацепила волосы и легко держала всё, что осталось от тела. Как брелок на ключах, голова раскачивалась из стороны в сторону каждый раз, когда кто-то пытался её снять. Сойер всё осознавала. Мозг работал на полную катушку; мысли пробегали туда и обратно, успевали меняться до неузнаваемости и пропадать. Голова была живой, Сойер казалось, что из обрубка шеи вот-вот вырастут маленькие ручки и, прыгая между прохожими, унесутся подальше. Ну а онемевшее тело так и останется лежать здесь — на полу и ерзать задницей в попытках перетереть кандалы.       Находясь в полумраке повязки, лежащей на глазах, Сойер не оставалось ничего, кроме как думать. Ситуация — полное дерьмо. Огромное и вонючее. Даже на уроках математики она никогда не была в такой жопе, не вслушивалась в предмет, но всё равно выкручивалась. А тут… Пожалуй, так же не получится. Руки и ноги сцеплены крепко; верёвка, жесткая, наверняка холщевая, наверное, уже растерла кожу в кровь. Лёгкий сквозняк очерчивал фигуру, незаметно пробегая по бедрам и плечам. Эх, хотелось бы сейчас выпить чего-нибудь тёплого.       Один…       Пять…       И десять.       Начинать сначала?       Нет, вместо счёта Сойер прислушалась. Тяжёлые шаги бухали по лестнице вверх очень успокаивающе, но в то же время в крови закипал адреналин. Когда девушка была еще маленькой, Дан любил крепко хватать её, засовывать в пододеяльник и переносить таким образом по дому. Сидя внутри, Сойер могла слышать только чёткие звуки его поступи, знаете, грузной такой. И Хелен, а медиум не сомневалась, что это был он, шёл похоже. Он словно старался её напугать, надавить на нервы и посмотреть, как Сойер будет копошиться, не видя, но чувствуя чужое присутствие. Девушка играла по его правилам: сердце бешено скакало, дыхание стало резким и рваным. Но лежала она совершенно молча, приоткрыв рот и вслушиваясь в происходящее, как загнанная лань. Выбора всё равно не было, Хелен в любом случае явился бы до того момента, как Сойер смогла бы наконец перетереть верёвки (на это, наверное, ушло бы даже больше недели), так что оставалось только покорно ждать.       Хелен шёл мучительно медленно. Между его шагами Сойер успевала отсчитывать целых три секунду. Юноша как будто всё ещё думал, стоит ли ему наведываться к гостье, очнулась ли она. Видимо поэтому он то спускался, то поднимался, заходил в другие комнаты и тихонько гремел чем-то, возможно сервизом. Сойер мысленно ругалась. Все-таки ей стоило посетить хотя бы пару уроков по самообороне, тогда бы она и не попала в такую ситуацию. Тогда бы могла сделать чуть больше, чем влепить кому-нибудь пощечину или невозмутимо задеть взглядом. Её мышц не хватало даже на одно отжимание, а дыхания — для круга по стадиону. Зато камера в руки ложилась четко.       Дверь заскрипела, и Сойер на секунду умерла. Она постаралась усмирить дыхание и перестать потеть, сжать зубы и не закричать, если что-то острое внезапно пронзит кожу. Ведь когда медиум попалась, она уже обрекла себя. Изуродованные призраки скоро милосердно примут Сойер в семью, и душа девушки навсегда застрянет здесь. Да какого ж черта ты не двигаешься? До дрожи сомкнутые глаза рождали звëзды, а воображение — картину высокого черноволосого юноши с белой театральной маской на лице. Его глаза, такие же ледяные, как затвердевшая гладь озера, наверняка разглядывают полуобнаженное скованное тело с усмешкой, а руки крепко сжимают смерть. Страшно. Очень страшно даже не понимать, какие эмоции Хелен испытает в тот момент, когда лишит Сойер жизни. Но осужденным не принято глазеть на палача.       — Тебе лучше? — вопрос впился в кожу острыми иглами.       Сойер затряслась. То ли от ужаса, то ли от гнева.       — Не молчи, — резал воздух тихий говор юноши, — ты в сознании, я вижу, ногти слишком вжались в ладони.       «Подойди ближе, чтобы я в тебя плюнула, мудак» — пронеслось в голове, но мысль Сойер так и не озвучила. Вместо этого она намеренно громко вздохнула, сморщив нос и подбородок так сильно, что на всём лице появились морщины. Хелен продолжал стоять, словно не проявляя никакого интереса. Но интерес определенно был. Хелен ведь из тех людей, что нападают неожиданно, как Стерва и её банда, что пытались высмеивать Сойер в школе. Только вот последние не представляли какой-то реальной опасности и ничего, кроме того следа от коготков на щеке оставить так и не смогли.       Спустя несколько минут молчания дверь наконец-то захлопнулась, в скважине повернулся ключ. Всё это время Сойер следила за дыханием своего похитителя: только оно доказывало, что юноша ещë здесь. Хелен прошёлся куда-то в сторону, загремел, затем вновь замер. Воздух выдавал его движения; где-то три или два призрака, возможно, кружили рядом, вызывая рябь на пространственной ткани. Хелен никуда не спешил, ходил кругами, то и дело останавливаясь и занимаясь своими делами. По характерному шебуршанию и стуку Сойер поняла, что юноша прячет принадлежности для рисования, вроде бумаги и кисточек, куда-то в шкаф.        Его неторопливые действия будто для того и нужны были, чтобы растянуть время и заставить напряжение Сойер поутихнуть. И, когда девушка всего на секунду ослабила бдительность, слишком сосредоточившись на шагах, Хелен очутился рядом. Как куклу, медиума посадили. Черви в мозги заползали сильнее; тело машинально сжалось: волосы скатились на лицо, спина выгнулась, обнажая чёткие очертания позвоночника, ногти продолжали впиваться в ладони. Оказывается, она всё это время лежала к нему спиной.       — Хезер, — обратился он к ней всё таким же спокойным тоном, каким ещё мамы обычно обращаются к детям, — тебе стоит наложить повязки сюда.       Он ухватил её кулачки и не без труда разжал их. Пускай Сойер и не следила за маникюром, она всё равно умудрилась исцарапать себя. В каких-то местах на коже остались лишь яркие фиолетовые впадинки, но где-то медиум не рассчитала силы и всё же пустила кровь. Когда Хелен ощупывал ранки, в голове Сойер возник диссонанс. Одна его рука грубо держала пальцы, не давая девушки сжать их вновь, а другая проводила по кровавым подтекам с ювелирной нежностью, словно то было настоящее сокровище.       — Болит? — вновь спросил, даже не замечая того, что Сойер не собирается отвечать.       Все вопросы улетали куда-то в пустоту, но Хелен не подавал ни единого намека на то, что его это как-то раздражает, нет, его тон был таким же ровным и невозмутимым, будто такие ситуации были в порядке вещей. Ожидаемо не получив ответа, Хелен вдруг что-то достал из кармана, и это вынудило Сойер сдаться.       — Я закричу, — неуверенно проговорила она.       В его руках точно было лезвие, скорее всего что-то типа ножа-бабочки. Медиум поняла это по характерному щелчку и тому, как сталь заскользила по пространству. Нож не предвещал ничего хорошего.       — Это что-то даст? — кажется, Сойер впервые услышала в голосе Хелена подобие усмешки.       — Соседи вызовут полицию, — медиум мечтала, чтобы её слова оказались правдой, — и тебя схватят.       Хелен остановился. Сойер понимала, что нож завис в районе рук, она почти чувствовала лезвие кончиками пальцев.       — Всем плевать, — бросил Хелен и резко перерезал верёвки, которые так старательно вязал ещë несколько часов назад.       Затëкшие, руки Сойер мгновенно потянулись к повязке. Долгожданная свобода была обременительна. Всё в мире замерло, чтобы дать медиуму всего секунду на размышления. Что делать? Подскочить и бежать не выйдет, ведь лодыжки всё ещё стянуты, а дверь плотно закрыта. И Хелен не дурак. Он и сейчас испепеляет взглядом, продолжает сжимать нож. Её схватят. Перережут горло и бросят. Смерть не оставит боли, принесёт с собой лишь точку в конце, линия пути оборвется, и Сойер крепко уснет. Никакие мысли не могли успокоить, она горела. Кожа потихоньку скручивалась, капала на доски, словно воск от свечи.       Прежде, чем её перехватили, Сойер успела лишь сдëрнуть пропитанную потом тряпку. Жизнь снова засверкала перед глазами, сквозь окно заструился свет, он пустил свои корни навстречу девушке, надеясь, что та сейчас схватиться и выберется наружу. Но талия была крепко-крепко прижата мужской, грубой, но такой изящной на вид рукой.       — Отпусти! — внезапно даже для себя крикнула Сойер. — Пусти! Пусти! Пусти! Отпустиотпустиотпусти. Ублюдок!       Она могла бы долго брыкаться и бить Хелена локтями по бокам, но сил не хватало. Медиум щурилась и тянулась вперёд, но ничего не получилась. Нервы лопнули. Сойер никак не могла начать мыслить ясно. Страх смерти нагонял быстрее, чем она думала. Наверняка, Мама сейчас стоит на кухне и машет сковородками, может быть даже жарит рыбку, чтобы позвать дочь на ужин. А Папа, пожалуй, сидит рядом и собирает пазлы, попутно травя анекдоты. Мама смеëтся громко-громко, хлопает себя по груди и просит остановиться. Это всегда мешало ей сосредоточиться на готовке. А их непутевая дочь угодила прямиком в ядовитый кокон. Паук сзади обвил длинными лапами, сидел, готовый в любой момент поразить жертву, парализовать и начать медленно высасывать органы.       Истерика не продлилась и двух минут. Хелен решил все радикально. Оставаясь все таким же собранным и тихим как и прежде, он резко переложил руку прямо на лицо Сойер, сжал и зафиксировал её настолько быстро, что девушка даже не успела ничего осознать. Как, впрочем, почувствовать или увидеть, ведь ладонь загородила весь обзор.       — Будешь брыкаться снова, и нож войдëт глубже. — прошипели ей не ухо прежде, чем отпустить.       Когда Хелен убедился, что медиум смиренно сидит в объятиях, он слегка ослабил хватку, и Сойер наконец поняла, что только что произошло. По шее стекала кровь. Глаза скосились вниз. Тело парализовало. Надрез был сделан с хирургической точностью, ровно так, чтобы не задеть сонную артерию, а всего лишь припугнуть девушку, показать, что он способен убить её в случае чего. Сойер не узнает, когда её настигнет тьма. Обычному человеку было бы больно, он бы кричал и загинался, но медиум лишь слизала выступившую слюну и горько вздохнула. На одной стороне монеты лежало благословение — удивительный дар видеть мёртвых, но на другой ждало проклятие — возможность уйти, даже не почувствовав и даже не осознав своей смерти. Почему обычный удар о стол сотворил такое? Зачем расшатал винтики в голове?       — Я тебе объясню, — начал Хелен, когда увидел, что Сойер не только перестала вырывается и что-либо предпринимать, но и начала контролировать дыхание, — настало смутное время, как медиум ты должна понимать это.       Сойер непрерывно смотрела на багряные струйки, стекающие по груди. Глаза были распахнуты в немом шоке. Хотелось только лечь и не проснуться.       — Ты ведь видела Бена, — Хелен притянул Сойер к себе, расположился удобнее, вытянув ноги, — судя по всему он живёт у тебя уже около десятка лет, и он ни за что не вернется обратно в петлю.       — В петлю? — растерялась Сойер.       Ей вымораживали чужие ладони, по-хозяйски расположившиеся на талии. Да и костлявый подбородок на плече, впившийся в кожу не хуже лозы — не то, что было нужно. Серые глазки, словно маленькие крысиные бусинки носились с окна на раненую шею. Приступы удушья и рвоты подступали резко и также резко уходили. Хелен дышал своей долбанной туалетной водой с лавандой в самое ухо, но всё его тело испускало мерзотный трупный запах, будто совсем недавно он принял кровавую баню. Смесь конфликтовала сама с собой; медиум всё ещё верила в чудо.       — Разве ты не должна знать это? — кажется, Хелен был немного раздражëн. — Посмотри на меня.       Путы вновь спали, и первым делом Сойер наконец скрестила руки на груди. Осмотрелась. Было важно не сойти с ума. Даже если мозг перебрасывали туда и обратно как волейбольный меч, нужно было держаться. Медиум шаталась на самой границе. В любой момент она могла вновь поддаться панике, но также могла сделать очередной вдох и подумать. Взгляд падал на синяки, очевидно новые, цветущие по всему телу, похожие на багрово-синий пигмент, залитый под кожу.       Хелен ждал. У него было полно времени. Он просто смотрел за тем, как Сойер тянет дрожащую руку к голове, прикасается к бинту. Было немного забавно. Но совсем немного. Медиум сидела смирно, как обожравшийся корма котяра. Она не придавала значения своим ранам, не визжала и не молилась. Как бездушная кукла.       Когда Сойер повернулась, она не заметила ничего, что могло бы её впечатлить. Странные сюрреалистические картины всё ещё пестрили на стенах, своим цветом напоминая Сойер о калине: когда они были недалеко от границы с Канадой, Мама взяла себе семена и высадила на заднем дворе. Хелен был всё таким же. Сойер бегала взглядом по его умиротворенному лицу, совсем не узнавала в этом человеке убийцу. Медиум находила в нём лёгкие сходства с одним своим одноклассником. Одно время она сидела с ним рядом. Мальчик всегда смотрел в сторону, куда-то сквозь людей и мебель. Он анализировал всё вокруг себя быстро, точно и молча, медиуму редко удавалось послушать его хрипловатый простуженный голос.       Сойер не понимала как поступить. Она застыла на месте, таращилась на длинные, согнутые в коленях ноги Хелена. Вдох и выдох. Дыхание было таким громким, оно пронзало слух, не давая погрузиться в тишину. Но было здесь что-то ещë, что-то, чего девушка явно не понимала. Положив подбородок на ладонь, Хелен наблюдал за тем, как Сойер резко задрала голову и широко раскрыла глаза. Её шея чертовски сильно вспотела, и целые пряди волос прилипли; руки сложились в молитве. Она наконец посмотрела. Посмотрела и увидела то, чего сам юноша разглядеть не мог.       Несмотря на фонтаном бьющиеся лучи, мир начал менять менять форму. Поначалу медиум, сосредоточенная на похитителе, даже не осознавала того, почему его аура ощущается так вязко. Ещë вчера от Хелена веяло прохладой, да, но сейчас всё было иначе. Единственный раз, когда Сойер также понимала, что её язык сжали и начали выкручивать, что плоскогубцы отдавали металлом, будто кровь уже начала струиться из обрубка, был тогда, когда умер Дан. И сейчас тоже так было. От непроизвольного покусывания губы раскраснелись.       — Господи, — прошептала Сойер, следя за тем, как откуда-то из-под шкафа огромным слизнем выползает длинное чёрное щупальце.       Оно был прозрачным, совсем не таким, как тогда. И двигалось медленно.       — Видишь это? — спросил Хелен, обернувшись и посмотрев в том направлении, куда таращились застывшие глаза Сойер.       Щупальце, окутанное еле заметной черноватой дымкой, потянулось к Хелену, но лицо того оставалось беспристрастным. И Сойер, освобождённого от обременительной слежки, подумала, что, если бы ноги были свободны, она определенно могла бы вскочить и броситься бежать через окно. Хотя, Хелен явно должен был обладать отменной реакцией и схватил бы девушку, не успей она даже прикоснуться к ручке.       — Я уже видела его. — Сойер продолжала глядеть. Она знала, что видела.       Когда Дан глухо прокричал, медиум стояла в самом дальнем углу его комнаты. Наблюдая за появившимися из ниоткуда толстыми склизкими путами, мгновенно схватившими брата, Сойер обмочилась. Всё её тело пропиталось выделениями в тот момент, когда медиум попыталась отступить, но уткнулась в стену и упала. Маленькие ножки задрыгались, а глаза продолжали смотреть. Смотреть. Вслед за щупальцами, за теми самыми щупальцами, которые теперь преследовали Хелена, медленно выплыл обтянутый белым полотном череп без ушей, с совсем небольшими очертаниями лица. И тогда медиум закрыла глаза ладонями, но всё ещё слышала мольбы о помощи, скрип старых веток и рвущейся плоти. Сойер была слишком мала, чтобы схватить Дана, чтобы оттащить его подальше и сбежать. Чтобы подарить ему возможность жить.       Когда воспоминания перестали мелькать в памяти, Сойер поняла, что ухватилась за Хелена, полностью ложась на того. Казалось, что она спряталась за массивной спиной от монстра. Хелен чувствовал, её ладони крепко сжались в замок на талии, а тело прильнуло настолько сильно, что с лёгкостью передавало дрожь и сбивчивое дыхание. В голове крутился лишь один вопрос: откуда медиум знает?       — Я знал, что оно преследует активнее обычного, но не думал, что настолько. — пробормотал Хелен.       Сойер никак не отреагировала, ей требовалась минута. Минута и хоть чьё-то, не важно чьё именно, присутствие, потому Хелена она так и не отпустила.       — Оно сильно напугало тебя? — Хелен накрыл ладони Сойер своей.       Однако девушка внезапно вырвалась. Звонкий молоточек все-таки ударил по мозгам, обитым стальной плёнкой ужаса, и Сойер дотянулась до ножа, сразу же срезав оставшиеся верёвки.       — Какого хрена ты делаешь? — медиум наставила нож на сидящего перед ней юношу.       В этот момент в его глазах заблестели маленькие звездочки интереса. Сойер сжимала рукоять неуверенно и вяло. Было видно, она не сможет держать руки вытянутыми долго — практически сразу они начали трястись так же сильно, как листва на ветру. Но лицо в то же время источало злобу. Медиум пялилась исподлобья своими светлыми глазенками и не переставала жевать язык. Это было чуднó. Кровь на шее уже запеклась. Раны на пальцах не вызывали дискомфорта. Хелен понимал, что Сойер никогда раньше не держала столь долгого зрительного контакта с другим человеком, слишком уж часто моргала.       — Делаю что? — уголки губ еле заметно вытянулись в ухмылке.       — Ты схватил меня, — Сойер дернулась назад, когда Хелен спокойно провёл рукой по волосам, — раздел, связал, но до сих пор не убил.       Её голос срывался. Медиум никак не могла удержать тембр на месте. И себя она тоже не могла удержать.       — Хезер, отдай нож, — Хелен вытянул руку, и Сойер махнула лезвием в паре фунтов от неё.       — Нет.       Хотя медиум знала, что может спровоцировать похитителя своими действиями, она всё равно встала, продолжая держать нож, и попятилась к двери, но вот открыть её было проблематично. На спине не росла дополнительная пара рук и было сложно защищаться и бежать. Хелен ведь не особо то и боится оружия, тем более своего, сидел смирно, как большая пума. Холодный взгляд прожигал в Сойер дыру, вынуждал её соломенные волосы вставать дыбом.       Это крах.       — Видимо ты не поняла меня, Хезер, — протянул он, также вставая и оттряхивая чёрные штаны от пыли, — твоё присутствие отравляет это*       — Пиздеж, — вырвалось у Сойер.       — Нет, нет, это не враньё, — искренне засмеялся Хелен, чем вогнал Сойер в ступор. Разве в её виде или словах было хоть что-то смешное? — Один человек сказал, что существо настигает и питается людьми вроде меня, — его тон вновь стал серьёзным, — ну а ты вполне можешь послужить барьером между нами.       — Бред, — продолжала отнекиваться Сойер. Её присутствие не поможет сейчас, как не помогло и тогда.       Хелен был выше. Выше и сильнее. Сойер не нужно было проверять на практике, ведь рубашка юноши обтягивала небольшие, но все-таки мышцы. Хелен выглядел бледным. Он стоял в паре шагов, во взгляде читалась угроза. Человеческие глаза были как у мертвой рыбы, но сквозь узкий разрез они плохо проглядывались.       — У тебя всё равно не будет выбора, — вздохнул Хелен. — Тебе придется сотрудничать.       Как бы медиум не напрягалась, в один момент её руки всё же сдались. Спина уже опиралась на заветную дверь, почти чувствовала свободу, но ладони разжались, и нож с пронзительным грохотом вонзился в паркет. Тупые, тупые руки. Хелен не стал чего-то ждать. Ситуация уже не забавляла. Время тянулось медленно, попытки уйти, которые предпринимала медиум, были не оригинальны и до смерти скучны. Всё и так просчитано. Просчитано до малейших деталей.       — Давай-ка обработаем твою рану, — он подошел совсем близко и провёл по шее тыльной стороной ладони.       Кровь успела засохнуть и окислиться, образовывая подобие алых бус. Сойер не дёргалась, снова приняв выжидательную позицию. Она бы всё равно не смогла повернуть ключ и убежать, весь мир предательски шатался и рябел, и медиум была готова поклясться, что слабость нагонит в любой момент. Хелен поморщился.       — Там стоит чай с лимоном, — тихо проговорил он, кидая взгляд на прикроватную тумбу. — Можешь выпить, когда мы закончим.       Сойер казалось, что она стала питомцем. Декоративной такой, маленькой собачкой, с которой хозяин обращается, как с неживой. Сам не сказать, что выглядит сказочно, нет, совсем нет. Это больной человек, который решил зафиксировать своё внимание на чем-то ином, чтобы не впасть в безумие окончательно. Лохматые чёрные волосы жирнились, лицо застыло. Но пальцы продолжали колоть Сойер по шрамам, изучать и запоминать их. Ему будто было действительно важно знать все её изъяны.       Хелен и правда обработал рану. Он схватил запястье Сойер и толкнул её в сторону кровати, где уже лежали аккуратно сложенные вещи. Удивительно, окружение Хелена зачастую всегда выглядело достаточно ухожено, по-своему, с некой изюминкой хаоса. Всё его жилище явно отображало внутренний мир. Сойер понимала это, она тоже видела не так, как другие.       Девушка не шипела, когда Хелен колдовал над шеей. Сойер не издавала ни звука, предпочитая выполнять роль покорной куклы. Хелен и сам молчал. Его взгляд сосредоточенно бегал по обнаженному телу, примечая всё новые и новые засечки. Холст был испорчен, но отчего-то оставался достаточно бледен и мил для рисования. Порой, возможно специально, Хелен нарочно сильно надавливал на оставшиеся после падения синяки, но медиум не реагировала. Когда Сойер упала, юноша без стеснения осмотрел её, как критик оценил все новые и старые метки, чтобы прийти к выводу, что это тело слишком обильно поглощает всякие побои. Это было плохо, потому что оболочка должна была быть чиста.       Наконец, когда Хелен закончил, он присел рядом и подвинул в сторону Сойер растянутую футболку и джинсы. Благо девушка была ненамного ниже, потому одежда должна была подойти.       — Твои родители скоро придут, поэтому не задерживайся, переодевайся.       Как только слова долетели и врезались в Сойер, она прозрела. Мама с её гиперопекой всё ещё мазолила глаза, именно от неё стоило ждать заветного спасения. Но вот как и зачем Хелен позвал родителей сюда было совсем непонятно. Да и не весело тоже, потому что лезть в берлогу к голодному медведю — собственноручно выписать смертный приговор. Впрочем, пока Сойер больше ничего и не оставалось, кроме как выполнять все просьбы Хелена, все-таки его угроза до сих пор витала в воздухе, а пронзительный взгляд теперь не отпускал ни на секунду. Даже когда Сойер натягивала одежду.       Что-то держало её.