Вереск

      Ещё вчера лимона не было. А сейчас он плавал в чашке. Сойер сжалась. Она сидела на самом краю кровати, словно маленькая птичка на жердочке. Сгорбившись, смотрела за тем, как проклятый лимон тонет в чае. Это Хелен принёс. И чашку, и лимон притащил он. Без сомнений.       Но было вкусно и тепло. Сойер обхватила чашку ладонями. Чувствовала лёгкое покалывание пальцев. Если бы не пустота и отчужденность комнаты, медиум сказала бы, что атмосфера напоминает дом. Не тот дом, в котором живут родители, не тот, в котором злобный дух ломает электронику. Только дом, в котором Дан встречал её, в котором мир не облипал тебя со всех сторон. В котором дышалось легко.       — Пей же, — точно, Сойер даже смогла забыть о нём на какую-то секунду. — Наберешься сил от этого своего лимона, — скривился Хелен. — А потом спустимся вниз.       Всё шаталось. Голубая рубашка спадала с плеч, рукава пришлось закатать. Ещё секунда, и чашка бы свалилась на пол. Она бы покатилась по паркету, оставляя на всём своём пути мокрый след, и стукнулась бы о стенку. Разбилась. Но Сойер подавляла тошноту, пыталась заставить руки успокоиться. Неосознанно закусила нижнюю губу, держалась. Всё действительно шаталось.       Это именно то, что чувствуют птицы? Клетка слишком узкая, чтобы расправить крылья и хотя бы попытаться вспорхнуть. Кот рядом смотрит голодными и совершенно безумными глазами. Он готов нападать. Всего секунда, и ты окажешься прижатым остатками хрупких металлических стенок. Воздуха не будет — когтистая лапа вопьется в горло.       — На самом деле есть кое-что, о чем тебе нужно знать, — продолжал бормотать Хелен, глядя куда-то в сторону. Ладонями он мягко опирался на кровать, проваливаясь в расправленное одеяло словно в зыбучие пески.       Сойер понимала, он расслаблен. А она нет. Тело начинало сводить. Медиум продолжала рвано выдыхать, еле-еле скашивала взгляд в сторону Хелена. Мужские костяшки пальцев слегка ощущались сквозь ткань штанов.       Девушка молчала, язык разбух, говорить не хотелось.       — Твой брат, Дениз рассказала мне о нем, и я думаю…       Хелен не успел закончить фразу, Сойер прервала его:       — Замолчи!       Как израненная кошка, девушка зашипела сквозь зубы. Её тело, уставшее от напряжения, снова затрясло. Бурный поток мыслей заполнил голову. Он подхватил её и унёс дальше, в страну без материков. Там были только вода и небо. Там Хронос ещё не имел власти, и Сойер могла замереть. Словно воск, кожа плавилась и становилась единым целым с водой. А где-то рядом плавала Дениз, но когда медиум уловила её эфемерное присутствие, было уже слишком поздно.       Дыхание сперло. Нужно было разбить чашку о лоб Хелена. Сойер была обязана. Дрейфуя в собственном сознании, медиум храбрилась. Она за секунду придумывала разговор, воображала, что ответит Хелену, но, стоило только выйти в реальность, всё рушилось.       Каменное лицо юноши навсегда отпечаталось в памяти Сойер. Её импульсивная фраза выудила из пруда совсем не то, что требовалось. Она принесла лишь оцепенение. Узкие глаза Хелена словно расширились. Он глядел на неё, крепко сжимая руку на бедре. Обычно холодный взгляд начал излучать жар, но бледная маска так и сидела на живых эмоциях.       — Что ты сделал с Дениз? — шептала Сойер, стараясь не упустить из виду замеревшие зрачки своего похитителя.       Ей нужно было срочно перевести тему, немедленно забыть о брате, похоронить эмоции и начать мыслить рационально.       Признаться, его лицо было слишком близко, и дыхание щекотало щеки. Так необычно. Так непривычно. Понимать, что на секунду Хелен задышал чуточку быстрее.       — Ничего, — шептал он в ответ. — Пока что почти ничего.       Это было нетипично. Это было странно. В перешептываниях не чувствовалась угроза, но Хелен сжимал бедро девушки отнюдь не с нежностью. Нет, это был далеко не акт нежности. Возможно Сойер оказалась лишь препятствием, ближайшим человеком, за которого можно было схватиться.       — Значит она жива?       Медиум нахмурилась, сжала губы, ожидая вердикта. Но Хелен не спешил отвечать. Он не двигался, цепко впиваясь в Сойер одним лишь взглядом. Подмечал, как она с каждой секундой всё больше и больше старается отклониться в сторону.       — Конечно, — сказал так, будто это было естественно.       Хелен вновь расслабился. Переместил руку с бедра на шею девушки, начав ощупывать бинт.       — Твои раны могут открыться, если ты продолжишь так напрягаться. Успокойся.       Голова Хелена упала на плечо Сойер. Даже сквозь полузакрытые веки юноша продолжал наблюдать и чувствовать. Слышать запах пота, больницы, сырости и крови. Это было не то амбре, от которого мог тащиться обычный человек, нет, но вот Хелен не находил его отвратительным. Даже приятным, в какой-то степени. Всё лучше, чем дурацкий лимон.       — У тебя нет причин бояться, — говорил Хелен, пытаясь разрядить обстановку. И у него получалось, ведь Сойер реагировала на голос: дыхание становилось более ровным, чашка в руках переставала дрожать, — твоя подружка жива, пока ты помогаешь мне, Хезер. И ты тоже.       Сойер слушала. Она цеплялась за его речи, как жаждущий за стакан воды. Хелен не кричал, он говорил спокойно и размеренно, словно рассказывал другу смешную историю, которую все уже сотню раз слышали.       — То существо, которое ты видела, оно чувствует что-то во мне. Ты случайно не знаешь что?       — Нет. — захрипела Сойер. — Совсем нет.       Спасение ждало. Оно должно было вот-вот нагрянуть вместе с родителями. Сойер всё ещё лелеяла надежду, она верила, что Хелену не долго осталось ластиться к ней. Уже скоро медиум обнимет Маму, поцелует Папу в щечку и всем всем расскажет о том, что на самом деле происходит за стенами этого дома. Но внезапный порыв любопытства, которой девушка так старалась подавить, рвался наружу. Ведь это же существо убило Дана. Оно сожрало его, но совсем не обратило внимание на плачущую в уголке Сойер. Неужели сила, которую медиум хранит глубоко в сердце, настолько сильна, что смогла одурачить безликого монстра?       Не зазнавайся, Сойер, если бы могли, твои способности не выкупили бы даже за цент. Помни, безликий пощадил, но тот, кто сидит рядом, так не поступит.       Хелен фыркнул прямо в ухо, и его тонкие пальцы сжали края кружки. Это надоедало. Медиум хотела смахнуть юношу прочь, как обычного комара. Продолжала глазами сверлить пол, старалась перестать, просто не думать о том, что каждое чужое прикосновение отзывается на коже ядовитой отметиной. Её прожигали. Каждый раз, даже сейчас, когда Хелен вырвал чай и поставил его на тумбочку, Сойер ощущала себя странно. Словно её тело разрубили на части и, хорошенько плюнув, прилепили к родным органам иные. Словно всё тело Хелена старалось поглотить её.       — Это удачный шанс для меня — познакомиться с твоими родными, Хезер.       Всё вокруг заледенело. Когда Хелен схватил Сойер за запястье и дёрнул на себя, девушка практически не сдвинулась. Мышцы затвердели. Кто-то вставил на место костей металлические штыри, заполнил легкие водой. Сойер не могла видеть его лица, она понимала, что ее страх достиг апогея. Это происходило всегда. Память Сойер не вмещала в себя лица, на их месте обычно сияла огромная, размазанная по холсту клякса. И имена тоже пропадали. Будто человека не было вовсе. Медиум старалась, но даже собственные родители казались куклами. Удивительно, что мозг всё ещё продолжал «знать» Хелена, помнить его холодный взгляд, слегка заострённый подбородок и сухую полосу губ. Хелен пробрался в сознание, он спутал их жизненные нити нарочно, он желал оставаться глубоко в сердце. Иначе его темная фигура не возвышалась бы сейчас рядом.       Внизу резко затрещал звонок, и Сойер передернуло. Можно было бы сказать, что это осталось незамеченным, но Хелен всегда подмечал всё, связанное с жертвами.       — Ох, точно, — вздохнул Хелен, присев на корточки, — тебе наверное тяжело ходить с больной ногой. А ведь нас уже ждут, нужно поторопиться.       Слова, больше похожие на злую усмешку, выстрелили в цель. Сойер вскинула брови и устремила взгляд на Хелена, заботливо положившего ладонь ей на колено. Под одеждой не было видно всех синяков, которые подарило падение с лестницы, но были заметны бинты на шее, голове и стопе. Мозг игнорировал раны; когда Сойер стояла, когда пыталась сбежать, она не чувствовала, не обращала внимания на собственную хромоту.       — Так я сломала ногу? — Сойер было неловко спрашивать такое. Ведь это все произошло из-за Хелена.       — Нет, скорее растянула, — Хелен продолжал поддерживать зрительный контакт несмотря на то, что Сойер всячески избегала этого, — всего лишь небольшая припухлость и синяк, но крови не было… Да, обошлось без крови. Практически.       Теперь, когда Хелен сказал об этом, Сойер поняла, что с ногой и правда было что-то не так. Еле заметно, но она зудела.       Прежде, чем дверной звонок успел замолчать, Хелен подхватил девушку на руки одним лёгким движением. Он сильный. Он достаточно сильный для того, чтобы удерживать её. Сойер поняла это еще ночью, когда её потянули сюда. Какие мышцы могут скрываться под синим жакетом? Хоть издалека его силуэт и мог казаться несколько нескладным, внутри что-то скрывалось. Словно телом управлял паразит, поселившийся в мозгу. Он даровал хозяину силу, но отбирал эмоции и разум.       Вырываться Сойер не стала, только показательно громко выдохнула. В какой-то момент медиум опять стала тряпичной, растеряла всю свою мощь, потратила её на то, чтобы закрыться, чтобы создать иллюзию безопасности. Хелен сжимал крепко, забыл все правила этикета, впивался пальцами так, словно хотел пустить кровь. А его сердце билось как настоящее, доказывало, что он все ещë человек. Обычный человек, чью жизнь можно отнять также быстро и легко, как жизни всех тех девушек, что преследовали его по ночам.       Заветная дверь была тааак близко. Сойер видела её с лестницы, мечтала, как выйдет наружу и тут же расцелует асфальт. Окунется в духоту и смрад проезжающих машин. Навсегда забудет о бестелесных лапах, тянущихся из подвала, о том, как хотелось сейчас же выблевать все внутренности, о том, как пахла смерть.       Но этому не суждено было сбыться. Спустившись вниз, Хелен поставил Сойер на ноги и тут же тисками схватил её запястье, открывая дверь свободной рукой.       Сойер затихла, с замиранием сердца она глядел за тем, как остатки света пробираются внутрь. Они вновь оживили её, заставили ступить за порог, но тут же быть одернутой обратно. Руки всё ещё сковывали кандалы, чья-то жизнь все ещё зависела от импульсивных действий.       — Хезер, дорогая, с тобой всё нормально? Почему ты не сказала нам о том, что тебе опять было плохо?       Мама была настоящей. Она как обычно налетела на дочь, осторожно опуская свою голову ей на грудь, прижималась крепко, но невесомо. Сойер впервые за несколько лет ответила на объятия Мамы, готова была стоять так хоть вечность, но запястье болело.       — Так вы и есть Хелен? — подал голос Папа.       Серьезный, он стоял на крыльце и держал руки в карманах пиджака. И это было правильно, пересекать черту не стоило. Дом построен на костях, его обитатель смотрел на каждого гостя голодными глазами. Только переступив порог, Сойер сразу же заиграла по правилам, и это ожидало всех. Так уходите, уходите же отсюда. Если коробка с куклами вновь заполнится до краев, от кого-то придется избавиться.       — Да, мистер Сойер, проходите, мы ждали вас. — внезапно улыбнулся Хелен.       Это всё ещё было в его стиле. Улыбка, растянутая и лучезарная, не вызывала никаких подозрений. Это была его сцена. Хелен здесь главный сценарист и он же главный актер. Как по щелчку пальца юноша отворил выход тому, кем являлся когда-то: свободному, милому парню, чья улыбка действительно походила на значок на жакете. Шторм в его глазах затих, они вернули себе глубину и ясность, будто кто-то внезапно решил разогнать все тучи. Плавно и грациозно, Хелен поправил упавшие на лоб волосы и протянул руку Папе, но вместо ответной доброты напоролся на недоверчивый взгляд.       — Хезер, что у тебя с шеей? — полностью игнорируя Хелена спросил Папа.       — Точно, моя родная, что с тобой? — тут же запричитала Мама, ухватив дочь за щеки.       — Я просто…       Сойер напряглась. В добродушном взгляде Хелена четко читалась угроза. Угроза потянуть за собой в пучину всех, кто сейчас находится рядом. И если бы все обрывалось на родителях, Сойер действительно могла бы закричать, снова попытаться выдернуть руку, убедить всех в том, что Хелен абсолютно точно не нормален. Но вероятность того, что Дениз действительно всё ещё жива, была огромной. Хелен мог врать; Сойер убедилась. Но, если Хелен правда пощадил подругу, то веревки, опутывающие тело, сжимались всё сильнее.       Переводя взгляд с Мамы на Папу, Сойер всё никак не могла прийти к ответу. Ей как будто сдавили лёгкие; стул под ногами был хлипким и шатким и неверные слова могли означать лишь скитания около Стикс, без права на переправу.       — Я упала с лестницы и немного поранилась, но все в порядке, Хелен помог мне.       Хватка юноши ослабла. Значит, это его удовлетворило.       — Вчера вечером Хезер пришла ко мне, — Хелен пытался «разъяснить» ситуацию, смотря Папе прямо в глаза, — она была немного не в себе, говорила какие-то странные вещи. И, когда она уже собиралась идти домой, Хезер упала.       — Девочка моя, тебе не нужно к врачу? — не выдержала Мама. — Вдруг ты что-то сломала.       Мама притронулась к щеке Сойер, погладила шрам, будто пыталась его стереть. Только сейчас медиум осознала, какой маленькой и хрупкой была Мама, насколько жутко она волновалась каждый раз, насколько точно понимала, что что-то не так. Это наверняка читалось в глазах, больших и стеклянных.       — Можем обсудить все на кухне, — Хелен немного растерянно замотал головой, будто пытался отогнать прочь лишние мысли, — все-таки не очень хорошо стоять на пороге.       Родители вмиг уставились на Хелена, словно впервые заметили его присутствие. Правильно, Маму, что продолжала трясти Сойер, хозяин дома не интересовал от слова совсем, женщина слишком зациклилась на ранах дочери. А Папа всё думал о чём-то, изредка поправляя очки.       — Вообще-то мы не планировали оставаться надолго, но ладно. — затараторила Мама. — Милый, проходи, не стой там как вкопанный.       Она поманила мужа рукой, и он, тяжело выдохнув, все-таки зашёл. Подозрения обоих остались на улице; за стенами дома совсем не было видно, как солнце катится к западу, внутри совсем не ощущалась жизнь. Воздух здесь стоячий, пропитанный лавандой, а освещение тусклое. Мама сама повела Сойер под кровавый венец, следуя за Хеленом в кухню.       — У вас довольно необычно, — Мама строго осматривала всё кругом, — и запах по дому такой стойкий…       Сойер знала этот тон. Когда Мама необычно сильно искривляла губы, когда морщила лоб и прижимала дочь к себе особенно сильно, это значило лишь одно — она чем-то недовольна. А недовольствоваться было чем, на самом деле.       — Ремонт немного затянулся, — продолжал улыбаться Хелен, отодвигая для Мамы стул. — Хезер, помоги-ка мне, достань лимон.       Пока родители мирно усаживались за стол, Сойер стояла около холодильника. Её ноги присверлили к паркету. Намертво. Но просьбу она выполнила. Не сводя глаз с Хелена, медиум нащупала ручку и потянула её на себя. Хелен не видел.       — Вам правда на стоит волноваться, с Хезер всё нормально, — разговаривал он с родителями. — Она немного поранила ногу во время падения, а шея.       Овощной отсек был заполнен банками и медицинскими пакетиками с кровью. Сойер случайно полезла туда и случайно заметила их за немногочисленными огурцами, помидорами и лимоном, да.       — Наша Хезер особенная, — перебивала его Мама, — если вы достаточно долго встречаетесь, то ты уже должен знать, что она не чувствует боль. Её нужно показать врачу.       А ещё в холодильнике стояли полупустые бутылки вина и пива. Энергетики. Заплесневелый суп.       — На самом деле я работаю в больнице, — Хелен продолжал успокаивать Маму, — именно там мы с Хезер и познакомились. Так что я уже осмотрел её.       Оторвавшись от полупустого холодильника, Сойер покосилась на Хелена. Стоит спиной. Не следит. Караулит чайник и развлекает Маму, активно жестикулируя руками и изредка почесывая затылок. В тот раз, когда Сойер видела его в кафе, его волосы были грязными. Дениз могла не заметить, но Сойер приметила. Тогда волосы характерно падали на лицо, блестели в переливающимся освещении; сейчас пушились, торчали в разные стороны.       — Хезер, почему же ты раньше не знакомила нас со своим парнем? — Мама немного отклонила, чтобы разглядеть дочь.       Чертчертчертчертчертчерт. Ещё бы секунда, одна тупая секунда, и Сойер смогла бы взять со стола нож. Хелен бы не знал, он бы никак не мог знать. А сейчас план провалился. Рука непроизвольно надавила на лимон, его соки стекали по пальцам вниз.       — Не считала нужным, — прошипела Сойер.       Этот ублюдок ответил на звонок. Вот как родители вообще попали сюда. Теперь то Сойер всё поняла. Каждая частичка её тела наэлектризовалась, волосы встали бы дыбом, если бы их не стягивала резинка. Встреча подстроена. Стоило замахнуться ножом, и Хелен выставил бы себя жертвой. Невинной овечкой, которая взяла под опеку бешеного волка.       Теперь он пялился. Отвернувшись от родителей, резко сорвал с лица улыбку и глядел отчужденно, немного рассерженно. Все заметили недовольство Сойер.       — Вообще-то у нас всё довольно сложно, — тут же исправилась Сойер.       Она захлопнула дверцу и кинула Хелену лимон. Поймал не глядя.       — Я не могу поверить, ____, наша девочка уже такая взрослая, — Мама взялась за ладонь Папы и всхлипнула, — теперь я понимаю, почему она отказывается от нашей помощи.       — Точно, — только и сказал Папа. Он продолжал угрюмо посматривать в спину Хелену, разливающему по кружкам кипяток.       Сойер успела присесть. Одно лишнее слово и её вздернут, точно вздернут. Паранойя не отпускала. Родители расплывались. Медиум оглохла и ослепла. Стул будто был усыпан сотней маленьких кнопок, какие её одноклассники ещё подкладывали учителям в средней школе.       — Хелен, так значит вы врач? — наконец задал вопрос Папа.       Хелен как трудолюбивая пчелка крутился вокруг семейства, расставляя чай и блюдца с печеньем. Его движения походили на танец. Сойер не отвлекалась на мамино поглаживание руки, сжимала губы и наблюдала. Всё четко. Всё отточено.       — Пока только стажёр, — Хелен практически вырвал Сойер из лап матери, когда сел рядом.       — Стажёр, значит, — задумался Папа.       Улыбчивая морда Хелена кого-то ему напоминала.       — А наша Хезер не такая целеустремленная, работает в… Клубе, — пробурчала Мама, — хотя давно могла бы устроиться на студию.       Чужие ледяные пальцы переплетались с её. Взгляд Сойер прыгал. Испуганные глаза были похожи на лунный диск, такие же далекие и нереальные. На мышцы разом накатила усталость.       — Мама, рисование меня бесит. — внезапно для себя проговорила Сойер.       — Но мы отвалили кучу денег за твое образование, — возмутилась Мама, — а в итоге ты сначала схватилась за камеру брата, а потом и вовсе заявила, что можешь работать только ночью!       Мама вскинула руки. По всему её лицу заиграли морщины. Сойер впилась ногтями в стол.       — Я сотню раз говорила, почему могу работать только ночью. — прорычала девушка.       Если бы не лёгкие прикосновения Хелена, Сойер бы снова сорвалась с цепи. Юноша сдерживал её, молчаливо наблюдал, но настойчиво держал свою ладонь на её.       — Хезер Сойер-Бланшер, не повышай голос на мать, — встрял отец.       Сойер тяжело дышала. Удавка все-таки висела на шее, родители сами тянули её в разные стороны. Туда-сюда. Перетаскивали девушку с полки на полку, как нечто ценное, нечто запретное. Вся жизнь уже была распланирована до неё, оставалось только послушно сидеть и не издавать ни единого звука. Мама всегда бесилась, когда Сойер делала что-то по-своему.       — Ладно, ладно, не кипятитесь, — на удивление Сойер, Мама быстро подавила внутреннюю злость и просто похлопала Папу по плечу. — Я не хотела тебя расстраивать, Хезер.       Медиум выдохнула. Солнце уже катилось на запад, оставалось совсем немного до сумеречного часа. Если она рассорится с родителями, если покажет свои эмоции и перестанет контролировать поток слов, то никто никогда не поверит. Хотя, может было бы и лучше выставить себя тяжело больной, чтобы Мама вновь выписала билет в психбольницу. Там Сойер по крайней мере будет далеко от Хелена.       — Вы знаете, миссис Бланшер, — подал голос Хелен, — эта неделя месяца для Хезер действительно трудная, так что она немного не в духе.       Ладонь перевернули насильно, зажали сильнее, отчего Сойер недовольно искривила губы. Но эта неделя действительно трудна, будто по городу проходит какой-то штормовой фронт. Как же Сойер устала. Два дня разум скакал и прыгал, отключился в самый неподходящий момент; а в рот со вчерашнего утра так ничего и не шло. От одной только лаванды уже становилось дурно.       — Ох, Хелен, не сочтите меня грубой, но ваше имя. Это родители вас так назвали? — Мама вновь переключилась на «парня» дочери, прощупывая слабые места того.       Он вспотел, и Сойер занервничала ещё больше. Их мёртвый круг сужался. Отец молча пил чай, мать пытала Хелена, ну а он сам… Всё продолжал поглядывать на Сойер, чьи пальцы периодически дергались. В голове образовалась большая дыра, девушка хотела бы вскочить и выбежать прочь, но не могла. Все смотрели на неё, но никому не было дела. Родители совсем не дышали и не моргали, совершали заготовленные заранее действия. А Хелен казался живым, единственным живым, ведь его голова не полна соломы, а сердце беспокойно стучит совсем рядом.       — Да, — после небольшой задумчивой паузы выдохнул юноша, — они хотели девочку.       Что это было? Его голос, тихий, размеренной, всегда беспристрастный, сейчас дрогнул? От удивления Сойер замерла, перестала выстукивать заевший в голове ритм. Что-то на секунду изменилось. Правильно, всего на секунду её словно окунули в теплую ванну. Сидеть рядом с Хеленом наконец стало комфортно, его постоянный взор больше не вызывал желания бежать.       — Это никак не мешает мне, — продолжал Хелен, — я уважаю своих родителей и мне нравится то, как они назвали меня.       И вновь это зловоние. Каждое слово — гниющий плод; Сойер чувствовала фальш, Сойер слышала враньё. Фразы заученные, ровно такие, какие могли бы понравиться её матери. А Маму девушка знала на отлично. Только вот откуда у Хелена столько информации?       — А вот Хезер не любит своё имя, — Мама облокотилась на спинку стула и закатила глаза, — постоянно просит называть её Сойер.       — В этом нет ничего такого.       Мама не сразу нашлась с ответом. Она сидела с открытым ртом и все никак не могла понять, почему Хелен сказал именно это. Шаблон разорвался. За углом уже начинали плясать тени.       — ____, нам уже пора домой, — Папа демонстративно громко стукнул по столу пустой чашкой и встал.       — Господи, точно, — Мама вскочила, — мы сильно извиняемся, но у нас есть дела.       СТОЙТЕ.       — Ничего страшного, — Хелен поспешил проводить родителей, потянул Сойер к выходу, — мы понимаем.       ПОДОЖДИТЕ ЖЕ.       Сойер не поспевала за временем. Ещё недавно она наблюдала за тем, как остатки кефира стекаются в кружку, а теперь всё не может понять, когда всё полилось через край. Бешеное давление не давало возможности крикнуть, Хелен выступал в роли надзирателя. Он не покидал поста, следил за тем, чтобы Сойер и дальше сидела внутри банки.       Но юноша отпустил, стоило им вновь оказаться у порога. Из-под лестницы уже глядели сотни любопытных глаз.       — Хезер, иди сюда.       Это было шансом. Папа о чем-то говорил с Хеленом, Мама отвела дочь чуть поодаль. Скажи. Скажи. Скажи. Заставь язык повернуться и произнести заветные слова.       — Хезер, дорогая моя, я всего лишь хотела напомнить, что в отношениях всегда стоит помнить про защиту. Я боюсь твой организм…       — Мама, послушай, — Сойер наконец собрала мысли в кучу, — Хелен маньяк. — беглый взгляд на дверь, — Это он похитил Дениз и меня тоже. — сердце готово было разорвать грудную клетку, — Я прошу, позвони в полицию.       Мама замолкла. Казалось, все, к чему прикасалась Сойер, начинало трястись. Девушка вцепилась в плечи матери, глотала каждую минуту рядом, вдыхала её запах и пыталась запомнить его, но ничего не помогало. Уже ничего не поможет.       Стоило только посмотреть в глаза Мамы, как Хезер сразу все поняла. Испуганная и растерянная, Мама готова была спросить лишь одно: ты пила таблетки? Глупая, глупая маленькая Сойер, тебе не следовало тогда обвинять всех соседей в преступлениях, только почуяв опасность. Тебе не стоило говорить родителям о мёртвых. Может быть тогда все бы поверили, ну а так… Любое твое слово может оказаться бредом, самым обычным бредом из уст человека с диагнозом.       — Хорошо, я позвоню, — вымолвила Мама и притянула Сойер к себе, поцеловала в лоб.       Вместе с родителями Сойер оставила снаружи и себя. Все давным-давно ушли, покинули это дурное место, не забыв напомнить лишь про приём Доктора. И где же хваленая гиперопека? Где суперспособность Мамы волноваться на пустом месте и вырывать Сойер из привычного русла жизни? Что такого Хелен мог сказать им, что он мог выдумать, чтобы поверили ему?       — Ты знала об этом?       Сойер услышала тихий вопрос Хелена, когда стояла перед дверью. Выйти не решалась, пялилась на ручку уже около получала, совершенно не сходила со своего места и, казалось, не дышала. А дышать бы и не вышло. Каждый орган перевязали атласной синей лентой, оставили Сойер наедине с живым чудовищем.       — Что знала? — её голос дрожал.       Хелен прошелся по коридору взад и вперёд, лишь затем поравнялся с девушкой. Вслед за ним, как одинокие кораблики в море, дрейфовали всплывшие из темноты мертвые.       — Мне нужно быть осторожнее с тобой, — он усмехнулся, — у тебя параноидальная шизофрения, так они сказали. Ты знала?       Его облепили, словно знаменитость. Только вот стоны полусгнивших девушек совсем не были похожи на восторженные возгласы фанатов.       — Конечно знала. — не дожидаясь ответа погасшей Сойер сказал Хелен. — Иначе не боялась бы снова оказаться запертой в психушке, я прав?       Рука на плече.       Без ответа.       Вторая.       Тоже.       И только когда Хелен полностью прижал к себе девушку, заключая в объятия, она наконец хоть как-то среагировала и прижалась в ответ.       — Ты ублюдок, — все, что Сойер смогла выговорить сквозь редкие слезы.       Ближайшие дни родители будут верить, ведь игра Хелена полностью пришлась им по вкусу. Они будут уверены, юноша хорошо позаботится об их дочери.