Вереск

Все удары, словно клеймо, оставались на теле. Все шрамы выжигались прямиком в коже, появлялись совместно с жуткой болью, буквально сводящей с ума. И ничего нельзя было сделать, кроме как и дальше бежать по колесу Сансары, ведь ад, в котором он оказался, никогда не давал и намека на спасение. Он не спал, не ел, не испражнялся, лишь вновь и вновь натыкался на умиротворенное лицо, забрызганное грязью, и тут же хватался за лопату. А гадкая девчонка уверенно просирала дарованную судьбой жизнь.

***

Скажем так, Хелен был не самым ужасным поваром. Пригласив даму обратно в дом, он накинул на её плечи старый плед и принялся колдовать над плитой. Столько воодушевления в каждом движении юноши Сойер еще ни разу не чувствовала. Он растопил шоколад. Объяснил это тем, что просто-напросто любит порой побаловать себя перед сном чем-нибудь сладким. Хотя мог и молчать, Сойер все равно было не особо интересно, почему выбор пал именно на шоколад. Хелен целиком и полностью, абсолютно ничем не интересовал Сойер. Она сидела, как и обычно поджав под себя ноги, смотрела за ловкими и чёткими взмахами рук и беглыми взглядами. Все карты и без того раскрыты, Хелену не нужно было говорить, вообще не следовало скрывать свои наклонности. Поочерёдно призрачные души подлетали к самому уху, складывали руки рупором и неслышно нашептывали историю. По крайней мере половина была убита именно этим элегантным юношей, чья осанка теперь выглядела слишком вымученой. Правда, Хелен то и дело еле заметно одергивал сам себя. Словно кто-то привязал к его спине верёвки и ровно по будильнику резко начинал тянуть их назад. Дьявол марионетка, которым управляет только прошлое. Кружки застучали по столу. Хелен присел рядом. Ужиная при свете тусклой кухонной лампы, которая свисала прямо с дырки в потолке, Сойер то и дело сталкивалась с настойчивым взглядом юноши. Но, опьяненная недавней истерикой, медиум глядела только на призраков. Как сотня беззащитных мошек, они слетелесь на мягкий и успокаивающий свет. Выглядывали прямо из середины стола, тянули шеи из-за углов, стояли за спиной, нагинаясь к лицу и вынуждая видеть Хелена сквозь полупрозрачные, но выглядящие вполне реально тела. Намеренно или нет, но половина присутствующих начала избегать юношу, шарахалась от его отточенных движений. А ведь он даже не делал чего-то криминального. Сидел как обычный человек, дышал размеренно, макал печенье в шоколад тоже обычно. Ну, знаете, Сойер тоже так делала. Тоже улыбалась уголкам губ, пробуя любимые сладости, делала вид, что ничьи органы сейчас не вываливаются из распоротого живота прямо на колени. Хорошо, что хотя бы штаны не пачкали. Разговаривать было не о чем. Сойер знала главную тайну юноши, а он, наверное, пока только догадывался о её. Дениз ведь не могла разболтать того, о чем никогда не знала. — Ляжешь на моей кровати. Хелен сказал это уже тогда, когда весь чай был выпит, и время перевалило за полночь. Сойер замялась, сжала губы, из-за чего подбородок сморщился и стал походить на чернослив. Завертела головой, считая мертвых. Здесь были девушки: та, которую Сойер видела на приёме у врача, та, что ползала по потолку, другие, чьи образы так и будут оставаться забальзамированы в одном моменте. Были совсем старые женщины и мужчины; наверняка они забрели сюда по ошибке, просто не знали, куда ещё можно было пойти. И дети тоже были. Но даже это не давало полных гарантий того, что среди толпы нет напрочь умалишенных. Сойер уже так давно не смыкала глаз ночью. Даже не помнит, каково находиться в кромешной темноте, ведь привыкла спать в тёплой солнечной ванне. Утром понятно, что по щекам гуляют именно задорные лучи света, но вот ночью… Никто не может сказать, кто и чем касается её. Балом после заката правили упыри. — Хорошо. Сглотнула, стараясь выглядеть невозмутимой, но от Хелена, кажется, все равно не укрылось то, как беспорядочно Сойер начала вгонять обкусанные ногти под кожу. Но он никак это не прокомментировал, просто взял девушку под руку и немного резко откинул её ладонь с плеча. Неужели это настолько сильно раздражает его? И вот призраки опять провожали её в клетку. При тусклом свете лампы комната обретала совсем иные краски. Картины с карикатурными людьми без лиц и некоторых конечностей были готовы сойти со своих позиций и затеряться среди мёртвых, чтобы после незаметно напасть. Глядя на них, Сойер все больше сгибала спину и чаще проверяла число неупокоенных. Они стояли за порогом, но сотня глаз рождалась прямиком из стены. Как маленькие дети, мертвые решили, что медиум не заметит их прямого любопытства, если они не станут показываться целиком. Но так было только хуже, ведь теперь спальня вонзала острые копья взглядов прямиком в спину. — Так, — Хелен задумался, стёр со лба воображаемую каплю пота, — можешь отдыхать, — он откинул покрывало в сторону, — я буду внизу. Создавалось впечатление, что Сойер оказалась на ночёвке у Карин. Только вот с подругой они всегда протирали задницы у телевизора до самого рассвета, чтобы Сойер не боялась. А Хелен выжидал, стоя у самого края кровати. Засунув руки в карманы штанов, хотел убедиться, что Сойер действительно свыклась с мыслью, что ближайшее время будет ночевать именно здесь. — Может у тебя есть что-то типа снотворного? — спросила медиум, падая спиной на одеяло. И Хелен, что удивительно, ответил положительно, заставив Сойер задрожать. Она же по приколу сказала это, никак не ожидала, что юноша притащит ей чашку уже через минуту. — Я растворил таблетку, тебе нужно только выпить, — сел рядом, уставившись. Единственное, что помогало уснуть достаточно эффективно, — лимонные свечи. Сойер закупалась ими на распродажах как чокнутая, каждый раз убеждала себя, что запах отгоняет всё зло от постели. А Хелен, кажется, ненавидел лимон. Когда резал его, старался отвернуться, чтобы Сойер не замечала, как он морщит нос. Долго раздумывать не стала, выпила всё одним глотком. Мозг уже атрофировался и не реагировал на сияющие красные флажки. Рана на шее не напоминала о себе, Хелен не совершал чего-то опасного. Сойер смиренно ждала конца и открыто принимала абсолютно всё, что попадало в руки. Когда Сойер завернулась в одеяло, ей стало дурно. Пахло чем-то средним между той самой лавандой, корицей, потом и гнилью. Так пах Хелен, чьё присутствие рядом выдавало лишь дыхание, казавшееся Сойер неимоверно тяжёлым. Впрочем, девушка не долго сжимала края подушки, зарываясь носом в простыню. Вскоре, начиная с кончиков пальцев и заканчивая макушкой, её опутала темнота, и кровать резко пропала. Сойер падала. Не размыкая глаз летела вниз, ощущая, как развиваются волосы. Серость этого места оставалась такой же. Туман струился по гладким стволам деревьев, пока ледяная вода пожирала утопающие стопы. Штаны тут же вымокли. С каждым вздохом из ноздрей вылетали тонкие облачка. Волосы задеревенели и, казалось, покрылись инеем, а на вздернутом носу застыла сосулька. Как и всегда, когда получалось войти в транс, Сойер стояла посреди затерявшегося во снах леса. Хмурого и неприветливого. Листья над головой угрожающе шелестели, шептались между собой, передавая весть о вторжении хозяину. Но было тут что-то ещё. Оглядевшись, Сойер безмолвно открыла рот. Словно мираж, её отражение, растрепанное, одетое в любимые домашние шорты и футболку, промчалось вдаль, только заметив присутствие копии, а за ним погнались жëлтые огни фонарей. Вместе с ними медиум рванула за собой. Позади ломались и падали ветки, скрипели колеса и слышались глухие разговоры. Стараясь не упустить своё отражение, медиум пыталась как можно резче передвигать ногами, хотя каждый шаг давался нелегко из-за тины и грязи. Деревья то и дело хлестали по лицу, оставляли на лбу, щеках и подбородке кучу маленьких ссадин. Но Сойер все еще не чувствовала. Когда убегающая в панике тень девушки спряталась за деревом, настоящая Сойер уже знала, что сейчас произойдет. Откуда-то сверху выползли те самые чёрные щупальца и, кажется, ухватили тень за горло. Сойер слышала, как она кряхтит и шкребется ногтями об кору. Но, стоило копии пропасть, как пропало и существо. Рассеяно глядя за замороженными в моменте каплями влаги, Сойер поежилась. Со стороны она выглядела совсем не так, как в зеркале. Побледневшая, копия неосознанно хваталась за братские часы на запястье. Руки и ноги изрисованы намного большим количеством шрамов, на которые медиум не обращала внимания. Например тот на задней стороне шеи, Сойер разглядела его, когда преследовала себя. Начала ощупывать кожу и действительно отыскала эту тонкую полосу. Даже не помнила, где и когда получила её. Стоило развернуться, как яркий свет ударил прямо по глазам, а ветер сильнее защипал кожу, пробираясь под одежду. Непроходимая чаща внезапно сменилась пейзажем заросшей кустарниками поляны; луна была непозволительно большой, и Сойер жмурилась, закрывая лицо ладонями. Светило словно атлант восставало из топкой глади, плавало на небосводе, освещая собой начавшееся представление. Компания мальчишек совсем не оставляла разводов на тонкой водяной плёнке, продолжала катить тележку по направления к дому Сойеров. Да, правильно, старая развалюшка, в которой погиб брат, выползла из земли, выстроившись прямиком за спиной девушки. Это был именно её задний двор. — Быстрее, Джон, быстрее! — злился один из них, шагая впереди. Он беспорядочно махал руками, и большие наручные часы впитывали блики света, тут же кидая их в сторону медиума. И пускай Сойер видела перед собой лишь скрытые луной тёмные силуэты, стоило отражению попасть в неё, девушка сразу потянулась к запястью. — Дан? — прошептала она. Голос дрогнул. Это правда он? Купол неба, словно бумажный, разрезала взявшаяся откуда-то из вне молния. Она порвала серость и вынудила всё вокруг потемнеть, запустила механизм дождя. Сойер робко протягивала руку по направлению к компании, но не решалась подойти ближе, жалась у стен дома. Из-за постоянного мерцания было крайне трудно разглядеть хоть что-то. Треск садовой тележки лишь изредка пробивался сквозь раскаты грома. Мальчики забрались на территорию двора и замерли. Луна загоготала, по всему её периметру пошла кривая трещина, больше похожая на грубый оскал. И её бледность напомнила Сойер о существе. Компания была не здесь. Для них не существовало редких облезших деревьев, и ночное солнце не обжигало тело. В их мире были только гроза и лопаты. Большие такие лопаты, железные, они легко разрубали картошку, которую мама старательно сажала в огороде. Но мальчики копали яму явно не для семян. — Бросай, бросай быстрее! Сойер видела действия брата как никогда ясно. Каштановые волосы Дана, вымокшие до нитки, сияли в свете сафитов. Прожектор любил только его, никому более не уделял столько внимания, прятал остальных актёров от цепкого взгляда медиума. Схватив друга за шиворот, Дан явно нетерпеливо оттолкнул его и наклонил тележку ровно так, чтобы из неё грузно вывалилось чье-то тело. И Дан упал на колени, испачкав подаренные Папой джинсы в грязи, потянулся к телу. Как солдат, Сойер продолжала подпирать стену, стояла практически неподвижно, лишь изредка стучала ногтями одной руки по другой. Ситуация отразилась на её лице блеском луны, широко распахнутые глаза походили на блюдца. Пока брат с нежностью тянул руки в могилу, его друзья закидывали тело землёй. Немая сцена окончилась неожиданно. — Сойер, дай мне лопату. — рыкнули прямо в ухо. Медиум вздрогнула, резко шлепнула рукой воздух где-то справа, но уткнулась ладонью в чьи-то волосы. Задышала часто-часто, ощутила, как затрещали кости и, словно ткань, надорвалась кожа. Это было похоже, знаете, на что-то необычное. Плечо стало гигантским, настолько тяжёлым, что рука свесилась немного вперёд. Пульсировала. Больно. — Сойер, дай лопату сейчас же. — сказали более настойчиво. Только один человек мог с истинной верой произносить данное имя. Но именно сейчас медиум совсем не пыталась с ним связаться. — Я НЕ ДАМ ЧАРЛИ ВЫЛЕЗТИ ОТТУДА. Сквозь тело продели сотни маленьких нитей, задергали ими верх и вниз, двигая конечностями Сойер так, как нужно было им. Голова брата пялилась прямиком из плеча. Как опухоль, она выросла из плоти Сойер. Губы, пухлый нос с горбинкой, часть густых тёмных волос, — сознание воссоздало брата с пугающей точностью. Даже голос тот же. Паразитируя, голова плотно засела внутри организма. И Сойер совсем не чувствовала себя собой, кряхтела, пытаясь безуспешно сбросить лицо, вцеплялась в него ногтями, и по истерзанному холсту кожи стекала кровавая краска. Дан не переставал мерзко посмеиваться и кричать каждый раз, когда на его божественном личике появлялась отметина. Сестра не щадила, крутилась на месте как цирковая собачонка и упорно раздирала все, до чего могла дотянуться. Ноги все дальше уносили от места действий, ледяная вода щипала босые стопы. Голова жевала её волосы, улыбалась, слепо вертела зрачками туда и сюда. Когда-то все девушки сходили с ума по этому всему. Но ни одна из них не подошла бы к брату, если бы увидела его в таком состоянии. Если бы знала, что родная сестра станет уродовать любимого брата, ради которого пыталась приоткрыть врата загробного мира. Сойер упала. Поначалу показалось, что она просто шлепнулась в воду, упорно прогоняя гниль прочь, но пучина оказалась глубже. Это был океан. Дыхание сперло, в ушах стоял только голос брата. Как заевшая пластинка, он молил о лопате и каждый раз получал её. Вновь и вновь. Вновь и вновь. Снова. Снова. Снова. Снова. Как будто случился откат до контрольной точки. Вода смыла монстра. Его пепел всплывал на поверхность вместе с мелкими пузырьками воздуха. А мусорная дыра, в которую вынырнула Сойер с другой стороны океана, смывала голову из памяти. Сойер неимоверно быстро летела вниз, жадно хватая ртом режущий лицо воздух. Посреди безобразного беспорядка, который охватил всё бесконечное явство, не хватало лишь кролика с часами. Как Алиса, Сойер последовала бы за ним сквозь нору, точно зная, какая награда ждет в конце. Но кролика не было. Вместо этого из черноты то и дело прорывались ду́хи. Именно они, а не кто-то иной, выглядывали и хватали Сойер, жаждая спасения. Один из них почти выпрыгнул из темноты и на секунду приостановил падение девушки. Его сожженые напрочь губы, разрезанные на манер улыбки, еле-еле двигались. И вся кожа алела от гниющих ран. Выпученые глаза походили на кукольные, а взгляд суженных до своего предела зрачков пылал ненавистью. Кажется, он обозвал Сойер шлюхой, крепко сжав её за клок волос. В тот момент медиуму оставалось лишь надеяться, что голова не лишится плеч. Но щупальца существа обхватили тело духа практически полностью, утащили его в самую пучину, и бездна вновь укрыла Сойер в объятиях. А в конце ждал яркий свет. Только вот он слишком неожиданно вмазал Сойер по позвоночнику. Бездушной марионеткой, она скорчилась на бетонном полу, ведь ударная волна резонансом прошлась сквозь каждый орган, раздробив кости и скрутив мышцы в узел. Медиум думала, что умерла бы от боли, если бы могла чувствовать её, но, когда Дан пропал, всё исчезло вместе с ним. — Да, подойдёт. Сойер была чересчур сосредоточена на бульканье желудка, поэтому только сейчас поняла, что находится там, где хотела бы быть в последнюю очередь. Приподнимаясь, она застона, тихонько высказывая себе слова поддержки. Все здесь было освещено. Каждый инструмент, каждая инсталляция бросалась в глаза. Нежные голубые стены явно старались поддерживать в чистоте, но следы испражнений и прочих человеческих жидкостей все равно проглядывались в углах, один из которых и вовсе был завален испорченным материалом. Пилы, ножи, бита, лом, бензопила, шприцы, — все это, как и баночки с кровью и различными частями человеческих тел, были аккуратно рассортированы и расставлены по своим местам. Жутко дотошный и жутко вычурный, это все создал именно Хелен. Да, контроль чистоты и порядка на рабочем месте — явно его фишка. Иначе пространство вокруг точно покрылось бы кровью, а запах гниющих кишок не давал бы дышать. Всегда расторопный, он расхаживал по владениям без спешки, мурчал под нос что-то непонятное. Очевидно, все то, что он счёл мусором, не подходило под стандарты искусства. Материал для картин должен быть идеальным. Поэтому все лишние обрезки заванивались в общей куче. — Хелен… , — звала его Сойер; девушка не могла говорить громко, только открывала рот, как тут же начинала закашливаться и схаркивать на пол кровь. Однако убийца игнорировал, ну или попросту не мог услышать мольбы подбитой пташки. Работал в маске. Той самой, белой, ходил в ней от стола к столу и, кажется, размышлял. Проходил сквозь медиума, словно та была обычным мигом вечности. — Мне нужно… Это? — проборматал Хелен, подходя к стоящему посреди подвала креслу. Так как оно было повернуть спиной к Сойер, медиум совсем не могла рассмотреть всей картины. Да и признавать её она не хотела. Белая как полотно рука неуклюже упала на подлокотник, когда Хелен притронулся к телу. А следом рухнуло и все остальное. Сойер уже видела эти рыжие окровавленные кудри. И переломанные пальцы тоже видела. Тело было осыпано синяками и припухлостями, словно летняя поляна цветами. Вывернутая на сто восемьдесят градусов голова безжизненно глядела прямиком на медиума. Процесс стремительного гниения ещё не начался, девушка все еще выглядела человеком. Но Хелену стоило поторопиться и охладить драгоценность в формалине, если он не хотел её потерять, ведь хрусталик уже помутнелся, а и без того фиолетовая шея начала покрываться тёмными пятнами. Хелен поспешил все поправить. Жёлтые резиновые перчатки тут же пропитались кровью, стоило юноше прикоснуться. Тело скрылось за спинкой кресла, и Сойер заметалась, медленно подползая ближе. Наверное падение сломало ноги. Медиум не чувствовала их, но и боли не было. Хелен осматривал. Стоял и смотрел. Белая маска с неровной красной линией на месте губ была единственный несерьезной вещью в подвале. По ней трудно было понять, о чем он вообще размышляет, глядя на вспоротый живот мертвой. Сойер затаила дыхание. — Нет. — сказала она себе, когда Хелен подхватил тело и переложил его на стол. — Хелен, нет, — говорила громче, нервничала, ведь Хелен схватился за пилу. Сойер до конца будет верить в чудо. Наточенное до блеска лезвие вгрызлось в локоть. Плоть поддавалась. Застывшая в венах кровь превратилась в сталь, выпученые глаза продолжали смотреть с мольбой и ужасом, ведь личинки мух пока еще не выжрали их изнутри. Для Хелена не было чем-то сложным отделить руку от основного тела. Он даже не напрягся, когда давил на инструмент, словно ребенок разбирал конструктор. С интересом выгнул пальцы в правильном направлении, прошелся к дальней стене и включил свет над ней. Как трофеи, различные части тела, вычищенные, опустощенные, натертые до блеска висели на алом полотне. На этот же пьедестал Хелен приклеил и руку. Из разрезанного напополам туловища расцветали джунгли, на ветках сидели бабочки и более мелкие насекомые. Такие же высушенные и безжизненные, как и люди. Голова была чуть выше, а между ней и шеей тянулись разноцветные ниточки, не дающие кускам мяса болтаться свободно. Челюсть вывернута вбок, языка нет. Прямо как у того призрака из больницы. Медиум точно узнала её, даже несмотря на срезанные вместе с кожей волосы. — Чтож, — задумался Хелен, — возможно нужно что-то светлое. Он погладил пространство над головой, как бы очерчивая радугу. И Сойер стало дурно. Пользуясь тем, что для Хелена она является не более чем призраком, медиум попыталась закричать, но из горла вырвался лишь отчаянный хрип. Злость и страх мёртвых, которым те успели напитать её, просился наружу. Все было просто, требовалась лишь смерть мучителя. Чтобы души наконец упокоились, они должны были принять убийцу в свои ряды и растерзать. Хелен замер довольно резко, и Сойер тут же зажала рот рукой, уговаривая себя прекратить. Он сжал руки в кулаки, развернулся и, сдвинув маску, впился взглядом прямо в Сойер. Страх попал в грудь стремительной стрелой Артемиды, явно покровительствующей этому кровавому охотнику. Видит? Под ледяным накатом грязных голубых волн было трудно держаться, но Сойер продолжала взирать на Хелена, разглядывая такой контрастирующий с образом жёлтый значок-смайлик. Все-таки не видит. Все также слеп, лишь инстинктивно чует, что в угодья забрела добыча. Поэтому уходит молча, оставляя медиума наедине с жутким человеческим пазлом. Зациклившись на кровавых подтеках на стене, медиум пыталась успокоиться. Глаза сверлят её. Отрубленные руки готовы прыгнуть на лицо. Оно было живым. Оно было живым. Живымживымживым. Губы повторяли. Твердили одно. Сойер быстро-быстро моргала, пока человеческая картина наконец не исчезла. Открыла глаза все там же, где закрывала их. Только вот в потолке было одно отличие. Да и в её состоянии тоже. Оба тяжёлые. Призраки как маленькие батарейки светились в темноте, наклонившись над Сойер. Вылупились, изучая сон медиума. А что там был за сон? Сойер помнила только какие-то огрызки. Дышала тяжело, все мышцы напряглись до предела, внутри все было всмятку. Это же просто кошмар, да? Плохой сон, не более. Когда Сойер встала, ключи в кармане дружелюбно зазвенели. Точно, Хелен ведь даже не пытался забрать их, оставил на хранение девушке. Медиум усмехнулась таким мыслям, после чего поспешно вышла из комнаты. Даже с таблеткой спать долго не получалось. Призраки будили и просили посмотреть на них. Хотели контакта с живой плотью, чтобы чувствовать бег ветра по коже. Поэтому, словно королеву-матку, Сойер всегда окружали, когда она оказывалась беззащитна. Окно у выхода было холодным. Сойер положила на него ладонь и попыталась вглядеться во тьму. Фонари на другой стороне дороги нетипично мерцали, периодически показывая медиуму все того же мужчину в жёлтой куртке. Стоит все на том же месте и выкуривает очередную сигарету. Шизанутый. Хелен лежал на диване. Поначалу Сойер не заметила его, но бесцельное хождение из угла в угол дало свои плоды. Стоило ей посмотреть в сторону юноши, как призраки, заполнившие зал, тут же синхронно развернулись. Здесь собрались только жертвы. Несчастные осколки бывших людей, полные сожаления и злости. Сойер поежилась, попыталась завернуться в растянутую футболку как в кокон. Как крысы, мертвые сверкали глазенками, нарочно поворачивались к медиуму искалеченными сторонами, тыкали в сторону убийцы. — Что случилось? Кажется, от зверя не утаиться. Сойер дрогнула, отшатнулась в сторону, будто пыталась избежать удара. Благословленное лунным светом, лицо Хелена показалось медиуму необычно привлекательным. То есть, нет, оно оставалось все таким же расслабленным, бледным, таким же железным. Но сапфиры глаз сияли еле заметной усталостью, волосы были неряшливо разбросаны по лбу, а губы слегка приоткрыты. — Просто… Не могу спать. — прокашлявшись сказала Сойер. После сна её голос всегда становился ещё более низким, чем был на самом деле. Не раздумывая, Хелен тут же похлопал по дивану рядом с собой. Только вот Сойер не сразу решилась подойти. Разложенные по банкам органы до сих пор вглядывались в разум из глубины воспоминаний. Окажется ли сердце девушки там же, или Хелен решит бережно захоронить его в остывшем теле? В глубине души зрел конфликт. Сойер окружали одни лишь твари. И выйти из круга без потерь не получалось. Глаза Хелена еле-еле проглядывались сквозь достаточно пушистые ресницы. Юноша следил за тем, как чуднó медиум двинулась в зал. Она скукожилась, положила руки на плечи, начала маневрировать и уклоняться на ровном месте. И возможно данное зрелище было для него несколько смешным, но вот Сойер не смеялась от слова совсем. Старательно обойдя мёртвых, медиум остановилась около дивана. Наверняка реакция Хелена не была бы позитивной, если бы медиум отказалась исполнять указания. — Ложись. Миг, и Сойер оказалась рядом. Мозолистые руки резко схватили за запястье и потянули, сдирая кожу. Они вновь оголены, без этих надоедливых перчаток. Честно, когда Хелен укрыл её валяющимся рядом покрывалом и насильно положил голову на колени, Сойер стала ждать подвоха. То есть, в этом же явно кроется какой-то подтекст, да? Как мангуст, она напряглась, замерла и стала вслушиваться, но не слышала ничего, кроме тихого замогильного плача. Кажется, Хелен заметил её настороженность. — Спокойно, Хезер, — он взял её ладонь в свою и невесомо коснулся губами тыльной стороны, — я буду здесь, пока ты не уснешь. Сойер перевела затуманенный взор на него, сосредоточилась на небесах внутри мужских глаз. У него губы искусанные, как будто обветренные, такие сухие и шершавые. — Призраки не тронут тебя, — продолжал нашептывать юноша, крепко сжимая руку. Сдержанный и сосредоточенный тон не вызывал в ней ничего, кроме доверия. Он ведь так серьезно и прямо говорит о призраках, прямо как Дан. — Они всегда трогают, — промычала уставшая девушка, — даже когда я смотрю прямо на них. На секунду она замолчала, размышляя о сказанном и о том, стоит ли говорить что-то ещё. Все-таки её истории не должны волновать юношу. Однако Хелен был сосредоточен именно на ней, продолжал настойчиво и колко поглаживать по волосам, неслышно оскорблённый недоверчивым молчанием. Сойер обязана была продолжить. — Ночью я просыпалась каждый час, как по будильнику, — тихо начала она, специально отвернувшись. Застыдилась, — потому что ощущала, что призраки будят меня. Однажды, только открыв глаза, увидела женщину с плодом на руках. И из-под её платья тянулась пуповина. Женщина стояла прямиком в моей кровати и держала ребенка внутри моего живота. Я испугалась, — добавила, немного подумав. О том случае, что навсегда отбил желание спать ночью, Сойер умолчала. Это было слегка неловко и стыдно произносить, но, когда медиуму было около одиннадцати, она почувствовала сначала внезапную головную боль, вкус блевотины во рту, а потом и невесомые прикосновения. Распахнув слипшиеся ресницы, заметила только огромную тень, закрывающую своей тушкой светильник. Оголенный призрачный мужчина не моргая смотрял на Сойер и продолжал всячески пытаться засунуть свой член ей в рот, но попадал через раз. И его совсем не смущало то, что медиум давным-давно не спит, видимо после того, как шею свернула петля, ему на все кругом было насрать. Сойер помнила, вначале ей стало трудно дышать, она протерла глаза, надеясь скинуть все на дурной сон. Но мёртвый все так же дырявил лицо, поэтому Сойер заорала. Откинула одеяло и неудачно свалилась на пол, подвернув ногу, тут же ринулась в комнату перепуганных криками родителей. И даже сейчас, заметив поблизости подобных призраков, медиум начинала задыхаться и трястись. — Значит, мои друзья и к тебе настроены агрессивно? — Хелен крепко сжал плечо Сойер, сильнее прижимая девушку к коленям. — Друзья? — пискнула Сойер. Она правда не понимала. Не поворачивалась, чтобы не знать, какую мину состроил юноша. Да и не могла она повернуться. Показательная забота должна была привести мысли в порядок, но Хелен, возможно, не осознавал, как сильно медиум чует натуру зверя. Юноша молчал какое-то время. Вторая рука медленно пробегала сквозь пряди волос; Дан тоже так делал, когда заплетал сестре косички. — Забудь. И Сойер правда постаралась забыть, потому что подушечки пальцев угрожающе вжались в голову, а от пронизывающих глаз не скрывало даже одеяло. Нет, Хелен точно не пылал счастьем от попыток показать дружелюбие. Возможно просто слишком сильно нуждался в чем-то, что вынуждало поступать именно так. И Сойер подозревала, потому её пятки оставались до ужаса ледяными, а дрожащий взгляд теперь следил не только за призраками. Но она сама осталась здесь, среди монстров, хотя, признаться честно, выбора у неё и не было. Дать Сойер ключи, заранее зная, что существо ожидает за калиткой, — крайне херовая аллюзия на выбор. И что остаётся теперь? Спать, милая, конечно, спать. Ничего иного, лишь ещё раз вообразить на месте Хелена Дана и отдохнуть. А ведь для этого даже стараться не нужно, — своими столь похожими, столь отточенными действиями и словами Хелен уже вводил надломленный разум в заблуждение. И Сойер не знала, чего хочет больше: снова жить как раньше или утонуть в том самом болоте, где её речи не описывают словом «безумие».