Вереск

—…Ох, нет, она ещё спит, слишком устала, — тихий голос прорвался сквозь темноту, и Сойер наконец приоткрыла глаза. Хелен говорил по телефону. Тихо-тихо, словно нашептывал проклятия. Изредка посмеивался, начинал дышать чуть более грубо. И рука, лежавшая на женских волосах, потела. Казалось, что эта рука пролежала в таком положении всю ночь, как и сама Сойер здесь — на твёрдых коленях, почему-то ставших самой уютной подушкой. — Да, она вчера выпила таблетки и успокоилась, — замолчал, и Сойер попыталась расслышать, кто скрывается на той стороне разговора, — конечно, я попрошу её перезвонить сразу, как она проснётся. Наверное, это Мама? Только она могла запрашивать такие ежедневные отчёты. — Чудесно, да, я передам, — и снова длительное молчание, в ходе которого Сойер старалась глотать слюни не так интенсивно, — и вам хорошего дня. И отключился, откинув новенький телефон медиума в сторону. Сойер мгновенно зажмурилась, как маленькая девочка, ждавшая удара по лицу. Пальцы предательски задрожали. Почему же она вообще вот так спокойно уснула рядом с ним? — Дыхание спящего отличается от бодрствующего, Хезер, — пальцы юноши юрко скользнули по щеке вниз к подбородку, — и ты дрожишь, замерзла? Он легонько схватил её и насильно развернул лицо девушки к своему. — Нет, — прохрипела Сойер, но натягивать плед выше начала, — говорил с Мамой? Будто критик, Хелен с минуту глядел узкими, но в то же время столь глубокими глазами на девушку, прежде чем дать ответ. — Миссис Бланшер сказала, что ближайший месяц тебе не придется ходить на работу, она открыла тебе больничный, — проговорил задумчиво. Сойер дышала ртом, потому что нос заложило. Мама держала в авторитете почти весь маленький город, одно её слово часто стоило тысячи. И еле слышное шуршание денег, скрытых в подоле платья, оставалось за стенами кабинетов. Если медиума наняли по прихоти матери, по её же мольбе и уволят. Девушка замерла с выражением полной беспомощности на лице. И Хелен дивился тому, насколько сильно её кожа походила на испорченный воск. В то время, как шрам на шее все еще алел и искрился красками, все остальные давно обратились бледными отголосками детства. Сойер ощущала, как Хелен проводит ладонью по щеке, сминает кожу и молча останавливается. Его взгляд больше не лежит на ней, но падает куда-то в сторону. Тело пробивает дрожь, и Сойер сглатывает, спрашивая себя, что могло привлечь юношу так сильно. Ведь искаженная раздражением гримаса явно отображала заинтересованность. Молча, Хелен подхватил и вытянул руку медиума вверх. Все произошло настолько быстро, что Сойер даже не успела ничего понять. Юноша будто только-только вспомнил о том, что задело его достаточно давно. — Что это? — тон холодный и строгий. Мама говорила с девушкой так же, когда отчитывала за что-то. Сойер сосредоточилась на собственной руке, но не увидела в ней чего-то особого. Хотя и поняла, что именно Хелен имел в виду. Её тело априори покрывали шрамы, от них некуда было деться. Поэтому Сойер старалась маскировать разъедающие правую руку полосы. Да, правильно, она неудачно упала, стукнулась об угол. Никто ничего не докажет, пока не заметит её с миниатюрным лезвием. Но Хелен отличил случайные порезы от намеренных практически сразу. Они были больше, они были аккуратнее, темнее. Хелен тяжело вздохнул, по затянувшемуся молчанию сообразил что к чему. И даже не стал кричать, как делала это Мама. — Только художник имеет право рисовать на столь чудесной бумаге, — наконец произнёс он, осторожно проводя подушечкой пальца по шрамам. Сойер замерла; её широко распахнутые глаза глядели на юношу с недоверием, рука дрожала и была готова вот-вот выпасть из объятий зверя. Хелен прикоснулся к запретному плоду, задел самые интимные места, и Сойер дрожала, всë ожидая, какие слова последуют дальше. Ожидала плевок. — Так что больше не режь себя, Хезер, — Хелен наклонился чуть ближе, и его ровное дыхание защекотало нос, — иначе мне придется делать это вместо тебя. — Я просто. Не знаю, — по привычке, Сойер попыталась оправдать себя, но быстро замолкла. Чёрные пряди обрамляли овал лица, заключали его в строгие рамки и бросали на него зловещую тень. Он опять сжал губы. — Хезер, твоё тело прекрасно и без них. Сойер дернуло в сторону весьма резко. Девушка рухнула с дивана прямо на пол, запутавшись ногами в одеяле. Задница стукнулась о паркет; Хелен продолжал держать руку, отчего та слегка вывернулась, и Сойер стала похожей на старую куклу в руках мастера. Столь бурная реакция последовала неосознанно, Сойер даже не могла сказать, от чего конкретно. — Хезер, все в порядке? То, с какой непрекрытой нежностью Хелен произносил её истинное имя, врезалось в кожу, словно наточенные ветви. Сойер терпела. Терпела и не обращала внимания, потому что скрипеть зубами и прикусывать нижнюю губу было легче, чем каждый раз упрекать потенциального палача в чем-то. Если хочет, пусть зовет так, все равно именно сейчас Сойер больше всего похожа на «Хезер» — отчужденную, забитую, напуганную. Холодное прикосновение ладони походило на змею. Она поползла по шее, как бы нечаянно задевая недавний порез, остановилась на щеке. Пальцы припали к коже, как паучьи лапки. Сойер уговаривала себя потерпеть. — Мы же договорились сотрудничать, правда? — интонация изменилась, стала более строгой. Это не Хелен навис над упавшей девушкой, нет, над ней нависла угроза. Она закружила Сойер а танце, и туфли растерли ступни в кровь. Музыка с каждым поворотом играла всё громче, медиум сбивалась с ритма и пыталась оглянуться. Если остановится, следующая пляска продолжится на костях. Не от кого ждать помощи в пустующем зале. — Верно. — фыркнула Сойер, скрывая настоящий ответ в эмоциях. И Хелен прочитал его, но в ответ лишь усмехнулся. — Чу́дно, Хезер. — он встал и помог Сойер подняться; сама медиум бы этого не сделала — ноги дрожали чересчур сильно, — у меня нету цели навредить тебе, иначе я бы уже сделал это, ведь так? Опустив глаза в пол, Сойер резглядывала свои босые стопы. Но знала — Хелен смотрит прямо, возможно слегка улыбается уголками губ. — А как же Дениз? — пересилив себя, глянула исподлобья. В тени волос серые глаза сверкали бездной. — Дениз… — протянул Хелен, сделав вид, что задумался, кажется. — С ней все в порядке. Улыбнулся шире, как будто предполагал, что успокоит девушку одним лишь этим. И почему считает, что Сойер должна сразу замолчать, лишь завидев фальшивую радость на лице? — Откуда мне знать. Слова дались с трудом. Их окончание Сойер словно проглотила, так и не смогла выговорить до конца. Чтобы не упасть, вцепилась в Хелена в ответ, приметила, как он искривился. Не моргая и совсем не двигая зрачком, Хелен гипнотизировал Сойер, уточняя, хочет ли она так открыто выступать против его слов и решений. Впрочем, Сойер, внутри которой бушевали сотни бурь одновременно, не так ясно смотрела в душу юноши. Он все еще закрывался. — Давай перенесем твои вещи сюда? — перевёл тему, резко направившись в коридор. Сойер пошла следом. — Я хочу убедиться, что Дениз в порядке, — продолжала она, крепко сжимая руки в кулаки. Хелен замер посреди коридора, развернулся в полоборота и на секунду прикрыл веки. Сойер приметила длинные ресницы, лишь потом поняла, что это не то, что следует разглядывать. — Потом. — наконец сказал он, подавая девушке ботинки. Этот разговор изначально вёл в тупик. Как бы Сойер не пыталась настоять на своём, Хелен был непреклонен; сохранность Дениз мигала перед глазами тусклым светлячком, удалялась все дальше с каждым мгновением. Когда вышли на улицу, юноша взял за руку. Медиум на самом деле была рада хотя бы немного проветриться. Это было похоже на обычную прогулку. Дан так же брал её за руку, слегка грубо и небрежно, возможно боялся, что сестренка потеряете. Но Хелен не был Даном, хотя их повадки во многом совпадали. Сойер сама открыла двери. Она собственной рукой вычеркнула все иные выходы из ситуации и сосредоточилась на одном. Хелен получит её защиту. Те двое зевак не приметили мертвенной бледности, не заметили туманный взор и дрожащие совсем не от холода пальцы. Сойер не была похожа на оборванку, почти всё её раны давным-давно зажили, а на лице не цвели голубые розы. Да, она просто прошлась по дорожке от дома до дома со своим молодым человеком, ничего более. Наверное, со стороны и правда казалось, что его ладонь еле касается запястья девушки, но на деле Сойер ни за что бы не вырвалась из этих объятий. А если бы крикнула, сочли бы её вменяемой? Клюнули бы на речи Хелена, как комнатные рыбки, никогда не знавшие океана и его опасностей. Она же клюнула. Его тень поглощала весь солнечный свет в округе, и все, что видела перед собой Сойер — непроглядная темнота. Как луна, Хелен перекрыл солнце и сотворил на небе зияющую дыру, в середине которой покоились терпеливые голубые глаза. И смотрели неотрывно. Все время, пока Сойер вставляла ключи и открывала дверь, Хелен был рядом. Его аура сама по себе подавляла в Сойер желание укрыться от опасности, словно в её кровь ввели парализующий яд. Ей было бы намного проще сделать то, что требует юноша, и ждать, надеясь на ответное исполнение его части договора. Даже если продолжит убивать, не станет делать это с теми, кого медиум знает. А на незнакомцев ей все равно, их смерти не трогали столь сильно, как обезображенный призрачный облик. Дом походил на помойку. Сойер знала. И Хелен, наверное, тоже знал, поэтому не стыдясь прошагал в своих высоких ботинках почти до середины коридора и только потом соизволил переобуться в старые тапочки. Сойер застыла на пороге, смотря за тем, как юноша вертит головой, оценивая обстановку. — Кто такой Бен? — спросила она. — Мальчик, — коротко ответил Хелен, остановив взгляд на кровавых пятнах на кухонном паркете. — избалованный мёртвый мальчик, который когда-то подпитывал существо. Сойер потопталась на месте; Хелен присел около оторванной головы попугая и не брезгуя взял её двумя пальцами, начав деловито крутить. — И ты видишь его? — она закусила губу, пугая себя за такое количество вопросов. — Вижу, — Хелен заворожено провёл пальцем по засохшим каплям, как бы очерчивая их. Медиум стояла совсем близко к выходу, но не думала, что её побег принесет кому-то пользы. К тому моменту, как полиция прибудет на место, ни Дениз, ни Хелена уже здесь не будет. И существо продолжит нападения, вновь и вновь будет нажираться чужими жизнями, чтобы утолить хоть капельку голода. Порочный уроборос вынужден вечность жевать собственный хвост. — И кости на заднем дворе — его рук дело? — Сойер хотела расставить все точки над «и», поэтому принялась задавать интересующие её вопросы прямо в лоб. Если она была одержима именно этим духом, то пазл наконец мог сложиться. Но реакция Хелена удивила её. Юноша замер, и его лицо скривилось, как сухофрукт, после чего тут же выправилось и приняло свой обычный вид. — Я не знаю. — бросил он немного раздражённо. — Разве не ты должна знать о духах всё? Наконец убедившись, что так называемого Бена сейчас точно нет, Сойер сделала пару шагов вглубь дома. В это время Хелен уже давно шарился по кухонным шкафам в своей любимой, по всей видимости, манере. Но не найдя там ничего, что хоть чуть-чуть могло бы привлечь внимание, Хелен деловито прошагал в личную обитель девушки, чем вынудил её торопливо засеменить следом. И первым делом ему в лицо бросились рисунки. Измятые, порванные, склеенные, выцветшие, испачканные и перечеркнутые. Одним словом — испорченные. Однако старые карандашные линии явно вырисовывались с теплом и радостью. Кропотливо и четко отдельные элементы складывались в целое. К одному из них Хелен подошёл, сорвал, оставляя мелкий кусок скотча болтаться на бумажке. Вгляделся. — Неплохо. — и бросил лист на незаправленную кровать. Отчего-то медиум покраснела, но бдительность старалась не терять. Все-таки давно пора было освободить стены от этого старья. И вообще, воспоминания о художественной школе, которая казалась адом, тоже пора было выбросить. Возможно ей и нравилось рисовать когда-то, но только не теперь, когда привычка скрупулёзно сутулиться над одним маленьким наброском переросла в работу. Хелен, казалось, хотел что-то сказать; Сойер видела это по тому, как пристально он смотрит на её рабочий стол. Смотрел он, кстати, довольно долго, вглядывался, по всей видимости, в совместную фотографию Сойер и Дениз, которую медиум вытащила из самого тёмного угла коробки (а может и памяти). После недавней встречи Сойер тоже с интересом думала о временах начальной школы, когда хрупкая дружба между девочками только зародилась. Было и правда весело сидеть вместе в библиотеке и делиться впечатлениями о прочитанных накануне книгах. — Собирайся, — наконец сказал Хелен и вышел. Слова прошлись по телу электрическими разрядами. Сойер не хотела уходить. Ноги погрязли в цементе, поднять ступни и начать идти было трудно. Но десяток сигаретных окурков напротив дома юноши плыл внутри. Куда бы не пошла, теперь существо точно направится следом. Так что Сойер вытащила из-под кровати сумку, которую успела собрать ещё вчера. Свитера, водолазки, рубашки и джинсы, застиранные розовые трусы. Ничего больше и не нужно было. Осматриваясь, осеклась, потянулась к месту, где ещё вчера ночью стояла клетка. Но рука дернулась, и пальцы еле-еле затряслись. Клетка валялась на полу, больше похожая на груду металла. Смотреть на тело любимца так и не решилась. Стоявшая в середине комнаты камера легла в специальную сумку. Пара книжек пошла туда же. На столе творился не меньший кошмар, чем во всем доме. Бен постарался, без сомнений. Разбросанные бумажки, битые рамки, сорванные гирлянды. Как хорошо, что медиум не стала распаковывать ноутбук, когда только переехала. И часы брата, одиноко лежащие среди мусора, тоже пострадали. Мелкая, но глубокая трещина блестела на циферблате, но стрелки упорно продолжали отсчитывать срок. Сойер бережно подхватила их, сжала. Судорожно выдохнула, убирая спавшие на лицо пряди. Руки сами сложились в молитве. Ничего больше и не оставалось, кроме как нести свои надежды мертвым. За них не требовалось так волноваться, как за живых. Не нужно было переживать, что их нити жизни оборвутся. Так пускай же Дан услышит её тихий зов, хотя бы во сне подскажет, какое действие не приведет сестру к обрыву. Наверняка сверху все видно намного лучше. Сзади зашеркала подошва. Сойер дернулась, прижимая часы все сильнее к сердцу, словно пыталась слиться с ними в единое целое. Краем глаза разглядела в отражении настенного зеркала Хелена. С этим чуждым выражением лицом он походил скорее на восковую статую, чем на человека. Сойер видела таких в реальности, куклы не менялись, постоянно стояли на месте в позах, предложенных людьми. В смысле, реальными людьми. Которые могли ходить и говорить. И Хелен тоже мог ходить и говорить тоже мог. Но первое совершал абсолютно бесшумно, словно совсем ничего не весил, а второе, пожалуй, было ничем иным, как словами искусителя. Сойер не была особо напугана его приходом, все-таки знала, что юноша всё ещё изучает дом. Однако было в его фигуре кое-что, что заставило дернуться в сторону. При виде ножниц в его руке Сойер запаниковала. В лёгких мгновенно образовался плотный ком воздуха, голова перестала соображать, и девушка схватилась за край стола, вжимаясь в него позвоночником. Хелен молчал, его губы непривычно кривились. Беспорядочный стук сердца резонировал внутри, и медиум тряслась, стараясь убедить себя, что все нормально. Гладила часы. — Отрежем. И это явно был не вопрос. Ножницы покачивались в руке убийцы, слово кисть, нависшая над мольбертом. — Ты имеешь в виду волосы? — боязливо уточнила Сойер, сжав пряди, резко ставшие такими родными. Хелен коротко кивнул. Кажется, понимал, что длина доставляет девушке дискомфорт. Она путалась в собственной шевелюре, все время коротко, но резко закидывала вылезшие вперёд волосинки за уши. Дула губы каждый раз, когда волосы свешивались вместе с телом. И ведь был прав, как никогда. Видишь, Сойер, Хелен не проявляет враждебность, а, кажется, хочет сделать как лучше. Если бы ты сама вырвала всю тяжесть с головы, то Мама наверняка устроила бы истерику. Одна прядь уже стала для неё концом света. Медиум успокоилась. Постепенно её взгляд перестал казаться ослепленным, а рука упала к талии. Именно тогда Хелен и подошёл. Неторопливо, он достал из заднего кармана штанов маленькую расческу и в этот момент Сойер обратила внимание за тем, что все это время лежало у него под пиджаком. Это ведь очертания ножа? — Присядь, Хезер, — он не дал рассмотреть точно, сразу же положил руку на плечо и настойчиво сдавил его. — Конечно, — рассеянно проговорила девушка, тут же рухнув на кровать. Может это и не нож был вовсе, а так, воображение. Мало ли, что она могла представить. Сама же создала иллюзию опасности и боится попусту. Хотя шея была точно уверена, что расслабляться не стоит. Чувствуешь ведь, как ловко ножницы крутятся в его пальцах, как он не стесняясь отрезает именно ту длину, которую считает нужным. Но это ведь к лучшему, да? Сойер не понимала. Внезапно она почувствовала, что потерялась. Побрела к перекрёстку, надеясь снова встретить там Маму, но Мамы на месте не оказалось. И указатели были пусты: ни один не подсказывал, какой путь действительно верный. Значит ли это, что любой её выбор будет считаться? — Вот так, посмотри, — сказал Хелен, отложив ножницы. Светлые локоны обрамляли подбородок, будто ставший более округлым, и глаза казались визуально шире. Осторожно, совсем не веря, Сойер по привычке заправила волосы за уши и придвинулась к зеркалу ближе. Мама била по рукам, когда узнавала, что Сойер делает что-то с головой. Но не знала, что после таких уроков дочь уходит кромсать ляшки и рисовать кровавые надрезы на правой руке. Что бы она сказала, если бы увидела её сейчас? Накричала бы? Обвинила в том, что медиум портит природную красоту? Думая об этом, Сойер легко улыбнулась. — Рад, что тебе нравится, — пока Сойер разглядывала себя, юноша собрал обрезки в небольшой пакет. Выбросит потом, наверное. — Такое чувство, что стало легче, — ответила ему Сойер, отгоняя свою подозрительную сторону прочь. Мама будет в бешенстве. — Легче было бы, если бы родителям изначально было все равно, — сказал и тут же замолчал. Возможно, в его словах было что-то скрыто, но Сойер слишком сосредоточилась на борьбе с внутренними змеями, поэтому не обратила на эту фразу никакого внимания. Даже находясь в аду она все еще желала радоваться мелочам. Сама бы никогда не осмелились пойти против родителей. — Я нашел кассеты в комнате твоего брата, — Хелен вырвал девушку из нирваны и резко окунул в прорубь. — Пошли, посмотришь. — Нет. И зависла. — Лучше принеси. Она не заходила в комнату брата уже долгое время. Наверное с самой его смерти. Хотела оставить всё как есть, а Хелен, этот чертов Хелен, потревожил склеп Дана. — Боюсь, ты должна увидеть не только кассеты, — Хелен сказал это прямо в лицо, наклонился так, чтобы быть с Сойер на одном уровне, — мы же партнеры, да, Хезер? Медиум не до конца понимала, что именно Хелен хочет сказать этим, но его вороний взгляд твердил, что нужно просто кивать. — Вот видишь, — он лукаво улыбнулся, — а партнеры ничего друг от друга не скрывают. Последние слова он, кажется, прошипел в самое ухо, навалившись на её плечо чуть ли не всем весом. А после, как ни в чем не бывало, побрел в комнату брата, уверенный, что Сойер его услышала. И она услышала. Как бы не хотелось копаться в белье Дана, посмотреть страху в глаза стоило. Конечно, если бы ей дали выбор, Сойер предпочла бы никогда туда не входить. Дверь приветственно поскрипывала; Хелен уже давно ждал внутри. Стоило Сойер переступить порог, как все вокруг померкло. Пыль забивала ноздри, взгляд метался из угла в угол и отказывался замечать, вонь старых вещей, сгруженных в коробки, опутывала и сдавливала лёгкие. Тут было темно. И места было мало. Сойер казалось, что её заперли в гробу, а крышку залили бетоном. Даже присутствие юноши не помогало, медиум все равно ощущала смрад смерти всем телом. Хелен же, первым делом, сдвинул прогнившие доски в сторону и указал девушке на старые кассеты. Сойер устало глянула на них. Это нормально, что брат что-то прятал. У всех детей есть какие-то секреты от родителей. Может быть на кассетах было ничто иное, как порно, а может какие-то неудачные ролики, которые брат снимал с друзьями. В любом случае, девушка не понимала, почему Хелен заострил на кассетах внимание. А вот то, что правда выделялось — коросты, выросшие по периметру практически всей стены. — Что за хуета? — шептала Сойер, вспоминая, как сидела здесь же, у самого входа и глядела на то, как умирает брат. Поправив перчатки, Хелен провёл ладонью по вросшей в стену гнили. По его замечаниям она становилась всё более плотной по мере продвижения к кровати. Именно к тому месту, откуда когда-то и появилось существо. Оно возможно не желало вылезать конкретно отсюда, просто так вышло, что Дан уже спал. — Ты явно знаешь что-то об этом, да, Хезер? Каждый раз, когда Хелен обращался к ней напрямую, Сойер чувствовала себя неуютно. А его горящие глаза не вызывали спокойствия. — Нет. И она не врала. На самом деле понятия не имела, что за корочка покрывает стены. Твёрдая, она явно изливалась из внутренней стороны стены, как гейзер, становилась непробиваемой от контакта с воздухом. — Мы партнеры, Хезер, — Хелен кружил вокруг неё, как стервятник около жертвы, — и как партнер я говорю тебе, что это результат пребывания в доме существа. У медиума помутнелось в глазах, и она оперлась о косяк. — Дениз говорила, что твой брат умер, но не говорила, от чьей руки. Девушка сглотнула. — Но не волнуйся, мы вместе отомстим ему, ты же этого хочешь? — спросил юноша, наконец остановившись. Стоя прямо посреди комнаты Дана, Хелен поразительно напоминал его и в то же время был совсем другим человеком. Их фигуры сливались в одну; Сойер уже не помнила, как одевался брат, как он пах и какими на ощупь были его ладони, но мозг проецировал повадки Хелена на образ Дана. Как будто они были одинаковыми. Одинаковыми ________. Память заблокирована. Сойер не станет принимать эту правду, нет. Пускай она остаётся сокрытой. В дверь громко постучали. — Это ко мне? — удивилась Сойер, тут же вылетев из комнаты. Может быть на пороге возникнет почтальон, а может сразу полицейский. И он поймет скрытые намёки и косые взгляды, уйдет, чтобы позже взять юношу под арест. И тогда Сойер не придется разрываться, не придется постоянно убивать мысли об уходе, не придется думать о Дениз, не придется и мстить за смерть брата, такого драгоценного брата. Но ни почтальона, ни полицейского у выхода не было. Там стояла Карин. И, заметив её, Сойер сразу пожалела, что сорвалась к двери.