***
Смуглый, худой и, судя по прищуренным глазам, очень злой, парень лет семнадцати держал за волосы девушку примерно его же возраста или немного младше, такую же худую, и ничего не соображающую. — Соси! Он увидел, как страх расползается по ее лицу, хоть какая-то реакция, и его охватило возбуждение. Он дернул за волосы так, что в его руке остались пучки ее кудряшек, притянул ее голову к члену. Девушка обмякла и не сопротивлялась. Вот сука! Ему хотелось орать, ругаться, материться, хотелось заехать ей кулаком в лицо. Девушка смотрела на него с ужасом, ну наконец-то она прозрела. Он мог бы ударить ее сейчас, как его отец бил своих жен. Мог бы ударить, чтобы посмотреть, как далеко он способен зайти, особенно под кайфом. Но подумал, что тогда придется трахать труп. А насиловать интереснее, когда шалава сопротивляется. — Мохамед, ну что ты возишься? Пятнадцать минут на каждого! — прорычал еще один парень, постарше. Внезапно тот, кого назвали Мохамедом, отвел правую руку назад и сильно ударил девушку по лицу, разбил ей губу и кажется выбил зуб. Она взвыла. Если после бутылки виски она чувствует боль, то да, наверно он ей выбил зуб. Так еще интереснее. Словно трахать кровавую девственницу. Он отряхнул руку, О аллах! как больно! Девушка была в оцепенении, дрожала, как обезумевшая от страха зверушка. Мохамед бесился. От травки с алкоголем его член никак не принимал боевую позицию. И эта тупая сука. Кто же знал, что ее так разнесет от алкоголя. Он сильнее накрутил волосы на руку и сунул член в разбитый кровавый рот. — Соси! Девушка не соображала. Он стал насаживать ее голову на обмякший член. Блядь! Только позориться перед ребятами. Даниэль с расширенными зрачками и трясущимися руками подошел к девушке сзади и ножом разрезал ее одежду. Он провел по спине, разрывая футболку и оставляя кровавый след на коже. Труднее всего ему пришлось с джинсами. Жесткая ткань никак не поддавалась. Тогда Даниэль оторвал девушку от Мохамеда, на его члене остались капли крови, в последний момент она прикусила его пенис, от чего Мохамед наконец возбудился. Ему не хватало этой капли боли. — Отдай ее мне! Время еще не вышло! — Да пошел ты! — Даниэль тряс пистолетом. Он был старше остальных в группе и пользовался авторитетом как у марокканцев, так и у латиносов. Его мать была проституткой из Аргентины, она зачала его от наркодилера из Марокко, потом убила его и сбежала, бросив сына. Но Даниэль всем рассказывал о том, что его родители были счастливой женатой парой, и только испанские власти не дали им жить счастливо. Он ненавидел страну, испанцев и испанок, которые не считали его ровней, но Даниэль и не думал уезжать в Латинскую Америку или в Марокко. Там таких как он — каждый второй. Там его никто не будет уважать или бояться. А за изнасилование родственники женщины могут его убить. Куда проще вот так, в цивилизованной стране, где все решает суд, адвокаты, социальные службы, поймать молодую девушку, разорвать и стянуть с нее неудобные джинсы, разрезать белье и пользоваться. Даниэль был под мескалином*, затем добавил виски, покурил траву и сейчас его трясло от перевозбуждения, он чувствовал как кровь закипает в его жилах. Его толстый член со вздувшимися венами был готов лопнуть. Как только Даниэль увидел обнаженное тело девушки, он набросился на нее как голодный зверь, он рычал, кусал, повалил ее на пол. Она была такая узкая, неужели девственница, промелькнуло у него в голове. Его твердый член еле втиснулся в тугое влагалище. Даниэль трудно дышал, его давление подскочило. Сука! Это она виновата! Это она не пускает! Он поднял затуманенный взгляд на лицо девушки, она была в сознании и смотрела на него с ужасом, ненавистью и отвращением. — Закрой глаза! Блядь! ¡Hija de puta! Даниэль обрушил на девушку серию ударов по груди и плечам. Это продолжалось всего несколько секунд. — Дани, не надо! — вдруг закричал Сугейб, младший брат Мохамеда. — Ты убьешь ее, перестань размахивать кулаками, — зло произнес Мохамед. Он потратил свое время на то, чтобы поднять член, и в последний момент Даниэль забрал у него эту малолетку. Сугейб сказал, что видел ее в сегундария, в старшей школе, она была на год младше его. Похуй! Все равно шлюха, пусть и малолетняя. Мохамед понял, что Даниэль не остановится, он мог трахать часами бесчувственное тело словно некрофил. Тогда Мохамед сел на грудь девушке и запихал свой член ей в рот. Он должен кончить, но былое возбуждение пропало, его член чувствовал все как сквозь вату. Блядь! Даниэль прав! Все эта сука гребанная! Мохамед начал хлестать девушку по щекам, одновременно заталкивая член ей глубоко в глотку. Она закашлялась и снова прикусила его. От боли Мохамед заорал, затем зажал ей нос и девушка судорожно втянула воздух ртом, а вместе с воздухом потянула небольшой член Мохамеда. Она пыталась его вытолкнуть изо рта, он мешал ей дышать, закрывал глотку как кляп, но ее движения языком только сильнее возбуждали Мохамеда и его член набух и заполнил ей рот полностью. Он довольно зарычал и стал трахать ее в рот, пальцами раздвигая ее челюсть шире. Даниэль уже не осознавал, что его член хлюпает в крови, он разорвал юное тело. Его толстый каменный член входил до основания, затем со смачным звуком вдалбливался еще и еще. По его телу прошла судорога и Даниэль выпустил липкую сперму. Он сразу же потянулся к бутылке, проговорив, что следующему дается пятнадцать минут. Мохамед тоже размазал свое семя по лицу девушки. Он проверил, жива ли она, зажав ее нос. Девушка открыла рот и стала хватать воздух. Значит жива. К ней подошел Йордан, двоюродный брат Мохамеда и Сугейба. Он был любителем анала. Со знанием дела Йордан развернул малолетку, резко раздвинул ей ягодицы и пристроил головку члена к ее входу. Он никак не мог войти в ее анальное отверстие, слишком узко и слишком крепко. Блядь! Не могли привести испанку постарше? Или вон, есть же русские проститутки, скольких он перетрахал до смерти. Бесстыдные неверные шалавы. Йордан попросил помощи у аллаха и воткнул свой член. Заорал, потому что ее мышцы сжали головку до судорожной боли. Он начал избивать ее в опьянении бешенства, в слепом животном порыве. — Сука! Шлюха! ¡Puta! ¡Hija de mil putas! Повторяя эти слова, он приходил в еще большую ярость и осыпал девушку новыми ударами. Йордан задыхался от гнева, вместо слов у него вырывались какие-то шипящие звуки. — Эй! Притормози! — сказал кто-то из группы. — Надо этого придурка последним ставить, — пробурчал Мохамед. Он собирался на второй круг и боялся, что его брат раньше времени убьет малолетнюю сучку. Йордан вытащил член, затем схватил девушку и стал бить ее головой о пол. Она задергалась, хотела вырваться, а он тащил ее за волосы через комнату, задевая по дороге за стулья, брошенные пакеты, матрасы. Каждый раз, как она пыталась подняться, он в диком исступлении, задыхаясь, краснея и стиснув зубы, ударом кулака валил ее на пол. Поднимал за волосы и снова бил. Пришлось вмешаться Даниэлю, он выстрелил в ногу Йордана, пуля слегка задела его бедро по касательной. Йордан бросил девушку и развернулся к Даниэлю. — Ты! Ублюдок! Какого хуя?! Даниэль был зол. Он не собирался таскаться с трупом изнасилованной по городу во время комендантского часа. Она должна уйти от них утром на своих двоих. Пусть сдохнет потом. Но не здесь. Мохамед прислонил тело девушки к подоконнику, перекинул через талию, ему нужно было ее влагалище, а не рот. Его бешенство нарастало, Мохамед злился на свой член, который никак не хотел стоять, на эту малолетнюю сучку, которая слишком быстро вырубалась, о аллах! Он безумно страдал от своего бессилия. Тогда Мохамед сам сжал головку члена, ущипнул, чтобы почувствовать боль, вот тогда все восстановилось. Он с силой раздвинул бедра девушки и насадил ее на свой член. Блядь, она не была такая горячая как хотелось бы, но зато хлюпала соками, возбудилась, сука! Мохамед не обращал внимания, что по бедрам девушки текли красные струйки крови, влага была не от ее соков, а от ее крови. Его ярость не проходила. Иногда, казалось, она затихает, но вслед за тем снова охватывала его, как и опьянение, заливала волнами. Тогда Мохамед разрывал руками ягодицы девушки и не понимал, что он вытворяет. Он никак не мог кончить. Его пятнадцатиминутка заканчивалась и другие парни уже подгоняли Мохамеда. Он сделал последнее резкое движение, вытащил член и стал запихивать его в анальное отверстие, от пустых усилий пенис стал мягким и уменьшился в размере. Его член был меньше по сравнению с другими, Мохамед очень переживал, даже его младший брат обладал более внушительными размерами. — Бутылку! Дайте мне пустую бутылку! Парни заржали, они не раз проделывали такое, засунуть полуоткрытую бутылку шампанского в анус проститутке и ударить по дну, газы в игристом вине срывали крышку и разносили нахуй все внутренности жертвы. Но сейчас Мохамед решил только растянуть вход для анала. Он грубо запихал бутылку пива, повертел, похлопал по ягодицам. Блядь! Сучка ника не реагировала. Сдохла что ли? Но он доведет свое дело с помощью аллаха благоверного! Резко вытащил бутылку и успел сунуть поникший член, пока анальные мышцы не сжались. — Мохамед! Кончай скорей! Ты не один развлекаешься! Йордан принял очередную дозу и уже забыл о ране на ноге, он отпихнул брата от жертвы и пристроился сам. У него не было проблем ни с эрекцией ни с размерами. Мохамед сжал зубы и решил, когда Йордан будет валяться пьяным, он потеряет яйца. Даниэль заорал, что хочет жрать. После травки, которую курили все, аппетит был зверский. Сугейб приволок холщовую сумку и пакет с едой, который они украли у женщины на улице. Она кричала и бежала за ними, просила отдать сумку, наверное там было нечто ценное. Сугейб отдал продукты, все накинулись на сыр, колбасы, хлеб. Даниэль отобрал ветчину, произнося с усмешкой на губах: — Вы, блядь, правоверные мусульмане, какого хуя жрете свиную ветчину? Он крутил пистолетом, и остальным пришлось смириться. Даниэль когда хотел, то становился ярым католиком, как его мать-аргентинка, что не мешало ей работать проституткой; а когда требовала ситуация, в полиции или в социальной службе, то он был мусульманином, и совершал намазы, и требовал для себя специальных условий. Сугейб жалел, что его старшим братом является Мохамед, а не Даниэль, который кстати заметил, что есть еще и сумка. Он молча протянул руку. Сугейбу ничего не оставалось, как отдать Даниэлю то, что он просил. В сумке оказались альбомы, блокноты, карандаши, почти исписанные, упаковка с красками. Какого хуя?! Ничего ценного и нужного. Даниэль ногой запихнул содержимое сумки в угол, где валялся мусор. Похоже малолетка не выживет, ее придется оставить здесь, а самим перебраться в соседний дом. Там есть несколько пустующих квартир, его парни неделю следили за окнами, никто не включал свет. Да и кто будет жить в Виллаверде, заполненной марокканцами, сенегальцами, сирийцами, пакистанцами, самом криминальном районе Мадрида. У кого есть немного денег, те уже перебрались чуть севернее, в район Усэра или хотя бы в Карабанчель. Здесь остались бедняки, нелегалы, наркодилеры с дешевыми проститутками. Не повезло тем испанкам, родители которых не смогли уехать из Виллаверде, этим девушкам приходится ходить в школу вместе с марокканцами и сирийцами, которые не побрезгуют облапать их в школьном туалете; этим девушкам нельзя выходить на улицу в сумерках, потому что никто не защитит от изнасилования, потому что полицейские не выезжают на вызовы, если не произошло убийство. Поэтому Даниэль бесился. Что труп малолетки может привести к ним местных стражей и придется потратиться на судей. — Ну что там, она дышит? — Даниэль смотрел, как один из его ребят долбал малолетнюю шлюху в задницу. — Да мне похер, она пока теплая, — пьяным обкуренным голосом ответил парень, не переставая двигать бедрами. — Как закончите, оставьте ее в углу, под матрасом. Завтра съедем отсюда.** Даниэль допил виски, оставалось еще больше половины, но после мескалина, действие которого уже заканчивалось, хотелось безумно пить и спать.***
Висенте не любил центр Мадрида, эти узенькие улочки, выложенные камнем, по которым не сможет проехать ни одна приличная машина. Что такое нормальный автомобиль для Висенте — только внедорожник, ну или вездеход. Он не признавал всю эту французскую мелочь, которая заполонила испанские дороги. Но сейчас они с Инмой спрятались за одной из таких машин, Peugeot 107, решая, куда двигаться дальше. Они вышли с улицы Беренхена и повернули направо, так как звуки сирен приближались слева, оттуда, куда они должны были попасть, поближе к станции Аточа. Висенте плохо ориентировался в центре, зато Инма прекрасно знала этот район. Центр-Ретиро обслуживали машины «скорой помощи» госпиталя Санта Кристина. И старшая медсестра сотни раз приезжала на вызовы. Она даже могла припомнить больных, кого из какого дома увозили, и их диагнозы. В основном это был один и тот же. Фэн-вирус. — Мы не успеем добраться до твоей машины, — прошептала Инма, — сейчас все патрульные и все военные в этом районе будут вылавливать прохожих и держать их до получения полного анализа крови. — Может спрятаться в магазине или аптеке? — Висенте понял, что сморозил глупость. Кто их оставит в магазине. Все старались закрыть побыстрее свои помещения и не высовываться. Вон кто-то проехал на байке по соседней улице. Наверное тоже торопится домой. Висенте понравилось как урчал мотор, но он приближался к ним. Да, это явно на соседней улице. Инма дернула его за рукав. — Смотри! Вон в том доме напротив есть какое-то движение за дверью, наверно соседи смотрят, что творится на улице, — медсестра нервно дышала, она и не заметила, что держит Висенте за руку. Мужчина прищурился: — В каком именно доме? Там где решетка на дверях или где стекло? — Стеклянная входная дверь, там сверху висит номер 38.***
Хорхе не мог оторваться от Эстер, ее аромат, ее нежная кожа, ее волосы, черт возьми! Он, взрослый мужчина, вел себя как подросток. Невинные поцелуи его возбудили больше, чем изысканные ласки с опытной любовницей. Адвокат понимал, что летит в пропасть. Он не имеет права заводить отношения с клиенткой. Он также не должен был бежать из полицейского участка, он не должен был прятаться от сирен. Что-то неправильное происходит в этом мире. Должен ли он, адвокат Хорхе… вести себя правильно? Может стóит довериться своей интуиции? Своим чувствам? Которые кричат, не отпускай ее! Только не отпускай! Иначе потеряешь! В чем он отличался от подростка? В том, что в любой ситуации мог притормозить и подумать головой. Женщины считали его холодным и расчетливым. Но это не так. Прежде чем что-то сделать, Хорхе думал. И часто приходил к выводу, что те или иные отношения ему не нужны. С бывшей новией Мартиной он решил вести себя «как все», и некоторое время позволил себе плыть по течению. И к чему это привело? Мартина назвала его charnégo «чарнэго» — грязнокровкой, так каталонцы, коренные жители Барселоны и провинции Каталунья, называют остальных испанцев, носителей «собачьей крови», и даже не извинилась. Хорхе улыбнулся, и хорошо, что ее мерзкая натура так быстро проявилась. Было радостно прекратить душную напрягающую связь с Мартиной. Чем дольше тянутся отношения, тем тяжелее их разорвать. Наши привычки создают новые нейронные связи, для которых необходимы многократные повторения либо сильные эмоции. Отношения с Мартиной были первого способа — привычка, постоянное повторение. Так можно привыкнуть жить в любых условиях, с любым человеком. Эстер… это как вспышка молнии, это взрыв, это новая звезда***, еще нет никаких отношений, только первые пробные шаги, но Хорхе чувствовал словно она — именно та, с кем он должен быть вместе всегда, словно его потерянная частичка, его media naranja «половинка апельсина». С Эстер он тоже думал. Но не так как должен был. Он думал как бы привести ее к себе, и нашел оправдание — комендантский час, Эстер не успевает на метро. Он думал как бы поцеловать ее, и снова отыскал причину — он всего лишь хотел успокоить Эстер. Он думал как бы оказаться с ней в квартире, и обнаружил еще один довод — не нужно стоять около стеклянной двери, где их могут заметить. Хорхе обнимал Эстер, это было так естественно, словно они всегда, уже много лет так обнимались; он не мог оторваться от ее губ, они целовались как безумные гормональные подростки. Он не отпускал Эстер когда они стали подниматься по лестнице. Хорхе все еще прижимал ее к себе, когда они услышали шум на улице, топот и затем отчаянный стук в дверь. Толстое стекло не давало возможности увидеть четкие линии, но Хорхе понял, что к ним стучатся его клиент Висенте и медсестра, которая проводила тестирование. Да, Висенте собирался уехать на своей машине, странно, что он стучится у нему домой. Хорхе успокоительно сжал руку Эстер и поцеловал ее в лоб. — Я сейчас открою. В открытый проем вместе с прохладным воздухом влетели громкий заунывный вой сирен, будто машины стояли за углом дома. Эстер удивилась, почему бригады не выключают сирены, неужели эти звуки будут раздаваться пока бригады не уедут. Медсестра подняла глаза на Эстер и ответила на ее безмолвный вопрос. — Бригады зачистки будут работать до утра, и сирены они не выключат, чтобы к ним никто не приближался. — ¡Dios mío! Чем они обрабатывают? — Эстер думала, что от хлорки, которую используют все машины по дезинфекции, может только пощипать глаза. — Средство на основе четыреххлористого аммония, — пожала плечами Инма, — убивает вирусы, бактерии, грибки; у человека вызывает ожоги глаз, кожи и дыхательных путей. Она оглянулась на дверь, чтобы убедиться, что за ними никто не бежит. Затем добавила. — Сирены так звучат, чтобы напугать любопытных прохожих и домашних животных, чтобы они не попали под действие дезинфицирующего средства. Эстер обратила внимание, что без защитного костюма, в простой футболке и джинсах, медсестра выглядела смертельно уставшей. Огромные синяки под глазами, которые подчеркивали ее темный цвет глаз, из-за чего ее лицо казалось более худым. Пепельные волосы находились в полном беспорядке. Медсестра быстро дышала и на шее выделялись вены, худые руки сжимали оранжевый медицинский чемодан. Висенте стоял рядом, перекладывая из рук в руки спортивную сумку, его руки мелко дрожали, хотя он сам не выглядел напуганным, скорее злым. Эстер подумала, что не хотела бы оказаться его врагом. — Вы тоже здесь прячетесь? — спросила Инма, осматривая стены парадной, она ни разу не была на вызове в этом доме. — Нет, — прочистил горло Хорхе, он не ожидал увидеть здесь своего клиента и медсестру, но быстро взял себя в руки, — я здесь живу. Он ничего не сказал про Эстер, одно из правил адвоката — не говорить ничего лишнего. Медсестра понимающе посмотрела на Эстер и ухмыльнулась. — Я оставил внедорожник около станции, — Висенте переживал за свой Jeep. — Сейчас мы не доберемся до Аточи, — прошипела Инма, похоже они уже спорили на эту тему, — пока не уедут бригады, лучше не высовываться на улицу. Она села на ступеньки и стала что-то быстро печатать в смартфоне.***
Эстер мечтала оказаться в квартире Хорхе, она представляла как прижмется к нему и начнет целовать его теплые губы прямо в прихожей, а потом они перейдут в гостиную, где они сбросят одежды и в итоге окажутся в одной кровати. Она рисовала в своем воображении современное роскошное жилье, ведь молодой адвокат должен жить в богатой модной квартире. El hombre propone y Dios dispone. «Человек предполагает, а Бог располагает». Эстер стояла в гостиной Хорхе вместе с Висенте и Инмой, окруженная старой деревянной мебелью как из кино 40-х. Возможно Хорхе любит антиквариат? Они расположились за столом, пока хозяин отправился на кухню за кофе. Похоже, предстоит бессонная ночь, но не в том смысле как хотелось бы Эстер. Она чувствовала себя неуютно под пристальным взглядом медсестры, не знала, что сказать или что сделать. Ее выручил Хорхе, позвав на помощь. Эстер облегченно вздохнула. Ее адвокат сбросил пиджак и стоял в черной сатиновой рубашке с закатанными рукавами, которая подчеркивала его мускулы. У Эстер высохли губы и она облизнулась, не задумываясь, какое действие произведет на мужчину. Хорхе тихо вздохнул: — Не делай так больше. — Как? — Когда ты облизываешь губы, мне хочется присоединиться к твоему языку. — Присоединяйся! — Эстер улыбнулась. Она ахнула и зажмурилась, когда Хорхе напал на ее рот, раздвигая языком губы, требуя войти, изучить ее. Затем Хорхе отстранился, потянул задыхающуюся Эстер за голову, запрокидывая ее сильнее, и припал губами к ямке между ключицами. Эстер ощутила сладкое томление, захотелось, чтобы Хорхе продолжил, чтобы он не останавливался. Его руки гладили спину, прижимая Эстер ближе к мужскому телу. Хорхе прошептал: — Я хочу целовать твое тело. Все тело. С бешено бьющимся сердцем Эстер взглянула на него. Она готова была подставить под его губы любую часть своего тела, какую Хорхе пожелает. Эстер выгнулась ему навстречу, сгорая от желания, никогда раньше не испытывая ничего подобного. Хорхе нежно касался ее губ, раздвигая теплый рот языком, затем прикусил мочку уха, а Эстер стояла, крепко обняв его и в ее голове крутились мысли. Она почти не знала этого мужчину, но именно с ним она чувствовала себя надежно и спокойно, от Хорхе исходили невидимые волны притяжения. Тело Хорхе было твердым как сталь, его руки сомкнулись вокруг нее словно каменные тиски. Ощущение языка мужчины у себя во рту заставило тело Эстер дрожать. Она застонала от наслаждения. Когда его руки спустились по ее спине и остановились на ягодицах, Эстер тихо застонала. Хорхе слегка приподнял ее, теперь грудь Эстер прижималась к его груди, ее бедра впечатались в его бедра; а его восставший твердый член Эстер ощущала в районе живота. Характерный булькающий звук закипающей гейзерной кофеварки, Хорхе со стоном оторвался от ее губ. ¡Santa María de la Santísima Trinidad! Святая Мария и Святая Троица! Как же он не хотел отходить от Эстер, выпускать ее из объятий. Мужчина ловко снял кофеварку с плиты и охладил нижнюю часть под струей холодной воды. — Так вкуснее, — объяснил Хорхе.***
Когда все расположились за столом в гостиной, Хорхе предложил всем представиться. И начал он с себя. — Хорхе Мануэль Сантовеньа Прадо, мне 28, я финансовый юрист, хотя раньше работал адвокатом и не отказался от лицензии, — Хорхе посмотрел на Висенте и Эстер, — и живу, вернее до марта жил в Барселоне, эта квартира моего отца, который умер около месяца назад. — От Фэн-в? — уточнила Инма. — Да. Но он дома не болел. Он практически жил на работе и увезли его в больницу из зала суда. — А ты выдержал двухнедельный карантин? — испугалась Эстер и тут же подумала, все равно от Ф-вируса нет спасения, если и умирать, то лучше с тем, кто тебе нравится. — Я не собирался жить в этом доме, — прохрипел Хорхе, — поэтому снял номер в отеле, и уже собирался вернуться в Барсу, когда город оказался под карантином, а меня попросили покинуть номер, отели все закрывались. — И что? Не смог уехать? — ухмыльнулся Висенте. — Не только не смог, еще и штраф заплатил. Хорхе помолчал. — Тогда решил расположиться в этой квартире, выкинул всю посуду и одежду, продукты правда не смог выкинуть в мусор, и отдал в пиццерию, чтоб… — Подожди, а еда была в пакетах, в банках? — Инма подалась вперед. — Разная. Что-то в упаковках, что-то в закрытых пакетах, что-то в открытых… Его снова перебила медсестра. — Фэн-вирус на поверхностях может оставаться до месяца! — Но я перемыл всю квартиру, и стены и окна и пол! — возмутился Хорхе. — Да я не про дом, — помахала рукой Инма, — я про еду, которую ты отнес в пиццерию. — Она заразная? — ужаснулась Эстер. — Скорее всего да, — кивнула медсестра, — если продукты находились в холодильнике, то Фэн-вирус мог перейти в состояние «спячки» и проснуться в теплом воздухе. — ¡Joder! Надеюсь, что пиццайоло еще не трогал мой пакет, — расстроился Хорхе, — схожу к ним с утра, предупрежу. — А что тогда с одеждой, с книгами? Я многое выкинул, но несколько мешков еще осталось. — Где они? — Висенте был готов выбросить все с балкона. — В закрытой комнате, — Хорхе махнул рукой на дверь, — это бывшая детская, но там нет окон. — Значит эту комнату не трогаем, дверь не открываем. Просто так Ф-вирус в воздухе не летает, у него, gracias a Dios, нет крыльев, — резюмировала медсестра. Хорхе сварил еще кофе. Он извинился, что не купил еды и мог выставить на стол только закуски — оливки, немного сыра и колбас. Висенте порылся в своей спортивной сумке, она казалась бездонной, и вытащил чипсы и один бутерброд. — Было два, только второй я съел в комиссарии, — пожал плечами Висенте. Он разделил багет на четыре части, получилось по вполне приличному куску хлеба, пропитанного оливковым маслом и натертого помидором с чесноком, с хамоном и овечьим сыром. — Ммм… прекрасно! — прокомментировала Инма, — может расскажешь о себе, "сеньор бутерброд"? — Висенте Антонио Мендоса Кáсерес, мне 27, я из Мериды, но живу в столице давно. — А кем ты работаешь? — медсестра пыталась разговорить его. — Я строитель, — Висенте обвел глазами остальных, — я не только складываю кирпичи, но и могу провести электричество, разобрать санузел, отремонтировать почти любую машину или разобрать и собрать байк. — Так ты больше автомеханик? — уточнила Эстер. — Ну можно сказать, что да, только я не учился нигде. — Да кому сейчас это важно! — вдруг взмахнула руками медсестра. — Я — Мария Инмакулада Сантос Гарсия, и я проучилась на медицинском в Университете Комплутенсе, и что? Я не хочу работать врачом, — Инма помедлила, — я медсестра в госпитале Санта Кристина. — Я тоже там учился, на юридическом, — обрадовался Хорхе. — Мне больше 30, вряд ли мы сталкивались на территории Уни…- улыбнулась Инма. Эстер почувствовала укол ревности. Сейчас эти двое начнут вспоминать университетские годы, получение диплома, настоящую работу. А ей по сути и сказать нечего. Что не хватает денег закончить учебы, и она зарабатывает стрип-танцами и мастурбацией в режиме он-лайн? ¡Maldito sea! Как стыдно! Сейчас Хорхе приветливо смотрит на медсестру, пусть она и старше его, зато и опытнее и он ее не видел в видео-чатах. У нее хорошая, уважаемая специальность. Блядь! Он с таким интересом стал расспрашивать медсестру про университетскую жизнь, про преподавателей. Конечно, ему будет скучно с ней. О чем он сможет поговорить с вечной студенткой. Эстер покрылась холодным потом, когда ощутила все внимание на себе. Настала ее очередь. — Эстер Акирова, мне 25 и я… я… — Эстер покраснела и посмотрела на Хорхе, — я репетитор. — По каким предметам? Мне бы математику подтянуть, — проговорил Висенте. — Я почти закончила Политехнический, — Эстер вспомнила о несданных экзаменах и тестах и вздохнула, — поэтому могу дать уроки по всем предметам, которые я учила. — Но математика у тебя была? Из одной трубы выливается, в другую вливается было? — Да, математика у меня была, — автоматически ответила Эстер. Висенте что-то у нее расспрашивал, но Эстер не слышала, она смотрела как Инма и Хорхе смеются, как медсестра, словно ненароком, хватает Хорхе за предплечье, а он не убирает ее руку. Глаза застилали непрошенные слезы. ¡Joder! Она не собиралась плакать. К чему ревность? Хорхе не ее парень, не ее новио. Они только целовались в парадной и ничего более. Ну, не считая ее выступления на видеокамеру. Эстер поняла, насколько глупо она поступила, обнажаясь перед незнакомцем. Ведь Хорхе все еще незнакомец для нее. Она знает об адвокате не больше, чем о Висенте или о Инме. Имя, возраст, место учебы, будь оно проклято, работа. Она дура, что возомнила себя «особенной» для Хорхе. Это простое стечение обстоятельств. Он даже не написал ей в чат, после того как она не пришла к нему, наверняка решил, что она из проституток. А застрял он с ней, потому что сама Эстер не решилась добежать до метро. Уверена, он бы не стал ее задерживать. ¡Mierda! И придется ей сидеть здесь до утра. Как глупо! Эстер уже не могла сдержать слезы, она вскочила и почти бегом направилась в ванную комнату. -------------------------- * Мескалин — природный галлюциноген, содержащийся в кактусе пейот ** основано на реальных событиях. Изнасилование в Манресе (Барселона) 29 октября 2016г. Семь мужчин 19-39 лет марокканского, аргентинского, кубинского происхождения — Bryan Andrés M., Maikel P., Daniel David R.; Yordanis J., Walter Diego С., Iván, Marco Antonio R., — суд скрывает их имена, но журналисты кое-что вытащили в сеть. Завели на заброшенную фабрику, напоили и изнасиловали 14-летнюю испанку. На суде все мужчины считали, что то, что они изнасиловали — это не преступление, а всего лишь «mala suerte» (неудача). Кстати, их продержали два года в предварительном заключении и в декабре 2019г. отпустили до следующего судебного заседания. Насильники угрожают родственникам девушки, что не дадут им жить в Манресе. Блядь! Это испанский суд, такой любезный к насильникам и особенно к марокканцам. *** Имя Эстер (Ester) изначально каталонское, означает звезда, его испанский аналог Эстрелла (Estrella) или валенсийский вариант Эстель (Estel).