***
— Военные взяли в кольцо госпиталь Санта Кристина и отрезали его от телефонной связи. Напуганные голоса репортеров разбудили Альфредо, который забыл выключить телевизор и сейчас, стоя в пижаме, увидел в утренней программе новостей как вооруженные солдаты в форме высыпали из военных грузовиков на улицу Доннель и образовали вооруженную стену перед входом в здание из красного кирпича. — Что, черт возьми, происходит? — прошептал Альфредо. Он позволил себе один выходной за последний месяц. Напряжение, стресс, плохое питание сказались на его внешности. Мешки под глазами стали еще больше. Кожа, сухая и бледная из-за постоянного ношения костюма биозащиты, выглядела болезненно-серой. Альфредо подумал, что надо пить больше воды и меньше кофе. Осматривая налитые кровью глаза и руки, покрывшиеся волдырями — отдельное gracias двойным перчаткам, Альфредо почувствовал сильную усталость и его накрыло отчаяние. Ни один пациент, зараженный Ф-вирусом, не выжил. Он, врач-инфекционист, тот, кто должен уметь бороться с патогенными микроорганизмами, и он не смог спасти никого. — Назад! Назад! — кричал один из солдат. Новости шли в прямом эфире. Альфредо усмехнулся, госпиталь превращается в зону военных действий. На днях к ним попал раненый пациент, gracias a Dios, он не был заражен. Думая о Густаво, врач позволил себе улыбнуться, все-таки он спас его. Не от Фэн-вируса, это невозможно, вирус мутирует и его инкубационный период сокращается с каждой новой волной зараженных. Противовирусные препараты не успевают обнаружить и уничтожить этот шипованный мячик, иммунная система человека тоже долго разбирается, что за вирус, откуда он. Альфредо догадался, что у Густаво анафилактический шок, упусти момент, больной мог бы задохнуться. Врач-инфекционист не боялся Ф-вируса как остальные врачи, он только не понимал, почему именно этот вирус действует не по своей природе, становясь каждый раз агрессивнее, уничтожая с бóльшей скоростью своего носителя. Это не является обычным поведением вируса, стоящим на грани живого и неживого. Для воспроизводства они используют обмен веществ, ферменты клетки-хозяина. Им нужны только живые клетки. Не будет хозяина-носителя, не выживет сам вирус. Альфредо остановился перед телевизором. Начальник конвоя вышел вперед, демонстративно повел винтовкой перед журналистами. — Почему мы не можем попасть в госпиталь? — Все знают, что Ф-вирус заразен, почему закрыли Санта Кристину? Микрофоны и камеры окружили военных. — Вы должны уйти! — низким голосом произнес офицер. — У вас нет полномочий! Это гражданский госпиталь! — тонули голоса репортеров в шуме моторов военных грузовиков. — Отойдите отсюда к чертовой матери! — офицер дал сигнал солдатам. Вдруг поднялись винтовки, стволы были обращены в сторону безоружных людей. Операторы, репортеры и прохожие, которые наблюдали за военными со стороны, начали пятиться назад, все взгляды были сосредоточены на оружии, на возможной угрозе массового расстрела. Женский голос за кадром произнес: — Они сделают ЭТО? Когда камеры метнулись из стороны в сторону, Альфредо заметил, что около бокового входа в больницу, там, где находился приемный покой, был спешно развернут желтый пластиковый тент, который закрывал вход от контакта с внешним воздухом. Несколько человек в ярких оранжевых костюмах-скафандрах появились словно ниоткуда. Их лица закрывали респираторы. — Скафандры высшей биологической защиты, — заметил вслух Альфредо. Он не видел, что происходило под закрытым тентом, не видел как странные фигуры в защитных костюмах, словно космонавты с враждебной планеты, вошли в приемное отделение; оттуда они направились в палаты интенсивной терапии, где лежал единственный пациент, не зараженный Фэн-в. Один из репортеров протиснулся к шеренге солдат, направляясь к офицеру, который казался главным. — Жители города, наши граждане должны знать, что происходит! Офицер ухмыльнулся: — Не думаю, сеньор, это касается только военных. — Смотрите! Они что-то выносят! Скорее, оператор, снимай! — репортер махнул рукой в сторону приемного отделения. Мелькнуло изображение желтого изоляционного тента. Под возбужденные крики журналиста за кадром, оператор сфокусировал изображение. То, что Альфредо сначала принял за расплывчатые пятна маскировки оказались штампы, предупреждающие о биологической опасности. Оранжевые защитные костюмы тоже имели свою нашивку — белые буквы CDC на сине-голубом фоне — знак Центра по контролю за заболеваниями. Камера дернулась, словно ее вырвали из рук, потом изображение пропало, последнее, что успел заметить Альфредо, это то, что оранжевые скафандры выносили носилки с пациентами. ¡Joder! Какого черта столько секретности? Любая больница с радостью отдаст больных Фэн-вирусом. Врачи CDC могли бы приехать без такого цирка. Альфредо подумал, все-таки в CDC работают трусы. Он никак не мог оторваться от телевизора, изображение снимали с другого ракурса, значит было несколько операторов. Альфредо потянулся за телефоном и набрал номер приемного отделения. Госпиталь не отвечал. Перебирал номера инфекционного отделения, интенсивной терапии, хирургии, потом перешел на личные номера врачей и медсестер. Санта Кристина была без связи. В новостях страсти накалялись. Репортеры наседали на военных. — Можете стрелять в нас, если хотите. Но тогда вам придется убить всех присутствующих, потому что они будут свидетелями. Вам придется убить все население Мадрида и Испании, потому что репортажи идут в прямом эфире. Один их журналистов прорвался сквозь строй. Солдаты вскинули винтовки. Они не стреляли. Офицер подошел к журналисту и ударом приклада повалил его на землю. Он поднял винтовку и сделал предупредительные выстрелы. — Город находится на военном положении. Мои солдаты уполномочены стрелять на поражение. Еще есть желающие пробиться сквозь кордон? Толпа застыла на месте и смолкла. У Альфредо пересохло в горле, сердце заколотилось, вспотели ладони словно он сам стоял на улице, рядом с репортерами. В следующий момент изображение задергалось, оператор закричал, что разбили его камеру. Картинка восстановилась на доли секунды и снова пропала. — Нужно посмотреть в интернете, кто-то должен выложить видео, — Альфредо открыл свой ноутбук. Новости, посвященные госпиталю Санта Кристина исчезали на глазах, вот есть страница, а когда Альфредо перезагружал ее, то новости уже и нет. Он успел скачать одно короткое видео, снимали с балкона, назвав его больницу «зоной повышенной опасности». Вот репортер проходит сквозь строй солдат, вот его ударяет офицер, репортер падает, к нему подходят солдаты и бьют прикладами в основание черепа. «Они его убили!» комментирует мужской голос. «Эти солдаты готовы стрелять. Готовы убивать. Убивать гражданских. Нас с вами.» Кольцо солдат стало плотнее, чтобы никого не пропустить в здание. Затем на видео появились фигуры в оранжевых костюмах-скафандрах, сопровождаемые закадровым шумом падающего тела, видео прервалось. Альфредо сидел, уставившись в монитор. Нужно собираться. Нужно ехать на работу. Никак не мог выкинуть из головы изображение того, как солдаты избивают репортера. «А врача? Станут ли они бить прикладом доктора? Медсестру?», спустя секунду Альфредо ответил себе, что да, если есть приказ, то и убьют.***
Маленькая часовня Святого Феликса снаружи выглядела заброшенной, но, открыв тяжелую дверь капелы, прихожане попадали в атмосферу мира и спокойствия. В ту ночь, когда в часовню забежала Эстер, среди пустых деревянных скамей все еще витал тяжелый запах ладана. За ней вошла Инма, не отрывая глаз от лика Иисуса и Святой Марии. Медсестра не умела молиться, она пыталась, честно пыталась, когда хоронила свою семью, но все напрасно. Пять гробов стояли у нее перед глазами. Она прикрыла глаза и вздохнула. Хорхе и Висенте вошли последними и закрыли дверь на засов. Висенте прошел по проходу между рядами и остановился рядом с Инмой. — Здесь нас не тронут, — прошептал он в тишине. — Будем надеяться, что полицейские займутся развозкой девочек, — слова Хорхе звучали пессимистично. Эстер подошла к двери, ведущей в пристройку. «No tengas miedo, confía en DIOS» — «Не бойся, верь в Бога», простые слова Папы Франциско украшали вход. А дальше на стене висели плакаты из четырех сердец — Сáritas Madrid*, со списками продуктов питания и одежды. И большое объявление, что помощь выдается только по справке о доходах. Эстер засмеялась: — Лицемеры! Мерзкие лицемеры! Инма подняла глаза к плакатам: — А ты не знала? Чтобы получить помощь в церкви, нужно иметь документы? — Чтобы попасть к вам больницу, тоже нужна страховка, — парировал Висенте. — Но мы не благотворительная организация! — Инма моментально вспылила, — Госпиталь покупает за деньги лекарства и оборудование, а все эти «кáритас» собирают пожертвования, но вот получить их помощь может только гражданин с пропиской. Пылинки кружились в мерцающих лучах электрического света, создающего иллюзию горения свечей. Эстер подумала, что и помощь страждущим, и свечи в католических храмах — фальшивые, не настоящие. Вместо свечей горели маленькие лампочки, зажигающиеся ровно на одну минуту, когда прихожане опускали монетку в один евро. — Окон нет, — заметил Хорхе. — У меня больше нет монет, — пожаловался Висенте. Он зажег ряд лампочек-свечей у фигуры Святой Марии, лицо которой было бесстрастным и холодным. Затем Висенте стал искать выключатели, он что-то щелкнул, часовня так и осталась в темноте, но в подсобном помещении загорелись лампы. — Еда! — обрадовался Висенте. На полках, словно в супермаркете, стояли банки с овощами, рыбные консервы, крупы. Отдельный стеллаж занимали пакеты с молоком, растительное масло. В углу стоял холодильник, который тоже был заполнен замороженной едой. Около стены стояли коробки с одеждой, от которой пахло дезинфицирующим составом. Инма вытряхнула куртки, штаны, рубашки — все мужское. — Мальчики могут переодеться, — улыбнулась медсестра. У всех поднялось настроение. — Продукты есть, но готовить не на чем, — усмехнулась Инма. — Посмотри, есть электрический чайник, — крикнула Эстер, — мы можем сделать бутерброды и кофе. Через полчаса они сидели за столом, импровизируя бутерброды без хлеба, за основу шел сыр, его было немного, но на десяток ломтей хватило. Вторым слоем располагался бекон, затем ложка чечевицы из банки и кусочек артишока. Среди консервов были готовые супы, но никто не хотел есть холодное. Чайник вскипел и Эстер выставила на стол одноразовые пакеты с кофе и какао, Инма нашла на полках сухое молоко и сахар. Разговор не клеился, все перенервничали и устали. Спать решили в самой часовне, сдвинув скамейки, подложив под голову одежду из коробки. — Santa María, Madre de Dios, ruega por nosotros, pecadores, ahora y en la hora de nuestra muerte. Amén. Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешников, ныне и в час смерти нашей. Аминь.***
Последние часы Дарио чувствовал недомогание, не то, чтобы у него болело что-то конкретное. Ему недавно сделали флюорографию, он связывал сильную слабость и неприятные ощущения в голове, желудке, сердце, печени, легких, почках, которые не давали ему покоя, с рентгеновскими лучами. Его слишком долго держали под аппаратом. Лекарство, какое принесла медсестра — она была в защитном костюме, в респираторе и двойных перчатках — только обожгло горло и пищевод. Дарио пытался спросить, что с ним, от чего его лечат, но закашлялся и почувствовал неприятный жар и ломоту во всем теле. Сделав резкое движение рукой, он поморщился от тягучей боли в мышцах. — Merda! — прошептал итальянец, — Дерьмо! По лбу побежали ручейки пота. Дарио почувствовал раздражение. Он ничем не болел, и его привезли в какую-то больницу взять анализы на Фэн-вирус. Кровь из него брали ежечасно — из пальца, из вены, прокалывали в районе затылка и живота. Столько анализов и врачи до сих пор не знают, что с ним? Черт возьми! Тупые испанцы! Надо было оставаться у себя в Италии! Дарио со злостью крутил головой из стороны в сторону, борясь с нарастающей тошнотой и головокружением. В голове нарастало давление, глаза болели, кажется у него появились сопли. Вот черт! Дарио не мог дотянуться до прикроватного столика, где медсестра оставляла еду, бутылки с водой, салфетки. Пришлось протереть нос рукавом. Дарио почувствовал отвращение к себе, ну кто вытирает сопли об одежду. Только рукав промок и покрылся ярко-красными пятнами. И тут он ощутил нечто мокрое, теплое и липкое между ног. Perché cazzo! Какого хуя! Неужели он обмочился? Блядь! Дарио пытался подняться, но усилия, направленные на ноги только сделали хуже. Его мышцы сфинктера расслабились и из Дарио потекла кровавая жижа. Он лежал словно в тумане и не видел, как фигуры в защитных костюмах изучали его состояние — сердцебиение, температуру, давление, дыхание. — Он не справится, — зло произнес грубый мужской голос. — Давайте попробуем! — также резко ответил другой. — Мы беспомощны. Мы совершенно беспомощны, — прошептал первый голос, — как врачи во времена эпидемий Средневековья. — Нам хуже, — возразил второй голос, затем объяснил, — нас даже молитвы не помогут. Первый голос произнес громче, обращаясь к остальному персоналу: — Реанимация! Дарио раздели, очистили его тело от крови и диареи, переложили на каталку и увезли в реанимационное помещение. Все движения медперсонала были выверены, отрепетированы, каждый знал, чем заниматься. Лицо Дарио было пунцовым из-за высокой температуры. Из горла торчала дыхательная трубка, подсоединенная к аппарату искусственного дыхания. Он отчаянно старался дышать самостоятельно. Аппарат пищал и пытался вогнать его в заданный ритм дыхания. Обе руки Дарио были закреплены зажимами и утыканы иглами капельниц. — У него лихорадка! Медсестра, у которой на рукаве после букв CDC было нашито Teresa Lusena, enfermera nivel 1, чуть ниже A (II) Rh+, Тереза Лусена, медсестра 1уровня, вторая группа крови, резус положительный; вводила Дарио внутривенно антибиотики широкого спектра, понимая, что Фэн-в не напугать таким набором лекарств, но она не имела права нарушать приказы.***
Ей обещали очень хорошую сумму денег, но Тереза отказалась, ей нравилась работа в маленькой частной клинике. Чтобы попасть туда, Тереза столько лет училась, проходила практику в инфекционных отделениях, параллельно подрабатывая в морге. И вот она прошла испытательный срок, затем тряслась два года на трехмесячных контрактах**, потом главврач подписал с ней годовой контракт и вот она на пятилетнем. Можно немного расслабиться и работать в свое удовольствие. Частная клиника принимала богатых пожилых клиентов, которым чаще всего нужно было почистить кровь от алкоголя и наркотиков, подержать на искусственном дыхании ярых курильщиков. Тереза также занималась послеоперационным уходом, ее клиенты выздоравливали быстрее, а клинике было выгодно держать неделю-другую почти здоровых пациентов, предлагая им физраствор, чем посвящать это время лечению осложнений после операций. Тереза знала, что главврач ее ценил, она это ощущала по ежемесячным премиям. Частные госпитали больше месяца не принимали больных с Фэн-вирусом, Тереза еще больше радовалась, что она работала в такой клинике, продолжая ухаживать за больными с бронхитом и астмой. Но вспышку вируса не смогли остановить, муниципальные больницы были переполнены, а затем волна пришла в морги и похоронные бюро. Хоть крематории и работали 24/7, они не справлялись с огромным количеством умерших; трупов стало столько, что Мадриду пришлось переоборудовать Ледовый Дворец в хранилище мертвых тел от Ф-вируса. В это же время испанское правительство сняло ограничения с частных клиник под угрозой лишения лицензии, и «скорая помощь» могла привезти больного с Фэн-в в любую ближайшую больницу. Первые зараженные стали поступать в середине марта. Главврач, начальник Терезы, пытался оградить ее от таких больных, направив их обслуживание новый медперсонал, который он набрал из молодых студентов. — Они все равно не выживут, — слова главврача относились то ли к больным, то ли к молодым медсестрам. Он был прав. Пациенты умирали. У Ф-вируса 100% смертность. А потом пришли военные врачи с ревизией и с новым оборудованием, клинику, где работала Тереза, оштрафовали за то, что главврач выделил только десяток коек для больных Фэн-в. Медсестра пыталась защитить своего начальника, утверждая, что больных, не зараженных Ф-вирусом, тоже надо лечить; этим она и привлекла внимание. Военные развернули свои тесты, пока проверяли медперсонал клиники, предлагали некоторым врачам и медсестрам поработать в военном госпитале. Тереза отказалась, она слышала, что оттуда никто не возвращался. Ни больные, ни врачи. Пусть зарплата выше, но если заразишься Фэн-вирусом, то никакие деньги не помогут. Она занервничала, когда мужчина в защитном костюме вскрыл и протянул ей экспресс-тест, Тереза вложила палец, чувствуя, как воткнулась иголка в ее кожу. Она была уверена в отрицательном результате, но анализатор не сработал. Тереза покрылась холодным потом, что случилось, может проверить ее кровь еще раз? — Проверим в нашем госпитале, — медработник в оранжевом комбинезоне даже не извинился, когда затолкал Терезу в фургон с надписью «Осторожно! Биологическая опасность!» Почему-то Тереза не обрадовалась, когда ей объявили, что ее кровь не заражена, она ждала продолжения, ждала подвоха. И была права. Ей предложили на выбор — испытать не себе действие Фэн-вируса — да, Тереза, не переживай, все будет под наблюдением наших врачей, мы на твой счет переведем кругленькую сумму, ты молодая и здоровая, твой организм справится, мы будем наблюдать за тобой, — либо работать на военный госпиталь в качестве медсестры, — но, Тереза, ты не сможешь выходить за территорию госпиталя, ты же понимаешь, секретность наших испытаний, высокий уровень биологической опасности. «Из двух зол выбирают меньшее?» — думала Тереза, ухаживая за зараженными, которые умирали на ее глазах, под ее капельницами; которые дергались судорогами под ее руками; хватались за ее костюм, во время удушья. Самое страшное было то, что она рано или поздно заразится и окажется на месте этих испытуемых. Тогда военные будут отмечать в ее графике как быстро размножается шарик Фэн-вируса, насколько быстро он достигнет ее внутренних органов, будут скурпулезно записывать все изменения в ее теле, температуру, давление, уровень лейкоцитов, скорость T-клеточного иммунного ответа, затем в отдельный столбик занесут все медикаменты, которые использовали для ее лечения, и в конце опишут момент смерти; потом тело передадут на вскрытие и патологоанатомы заполнят бланки с описанием повреждений, которые нанес Ф-вирус ее телу. Когда Тереза сделала выбор, то ей провели инструктаж о биологической безопасности, из которого медсестра поняла только одно — если она вступит в незащищенный контакт с испытуемыми, то окажется на соседней койке. Поэтому Тереза с маниакальным остервенением проверяла свои перчатки, надевала двойные и дополнительно обматывала кисти рук эластичными бинтами; он состригла волосы, оставив только мальчишеский ежик на голове, чтобы ни одна прядка случайно не выбилась из-под костюма; под корень состригла ногти, после того как у одной из медсестер появилась царапина на перчатках; все движения в палате с зараженными Тереза делала без спешки, боясь зацепиться за капельницу или снести столик с лекарствами в неуклюжем защитном костюме. Сначала привозили больных из муниципальных госпиталей, тех, кого болезнь не сильно коснулась. Тереза была обязана брать кровь на анализ, собирать мочу. Основные показатели — температуру, сердцебиение, давление — фиксировали аппараты. Каждые три часа кто-нибудь из врачей заходил в палату к больному, чтобы проверить его состояние, пропальпировать живот, посмотреть изменение склер глаз. Тереза в это время меняла капельницы, готовила шприцы с очередной инъекцией. В отдельных палатах лежали зараженные, которых не лечили, Тереза должна была собирать кровь, пряча глаза от умоляющего взгляда этих больных. Они понимали, что умирают и их лица выражали неописуемый ужас. К сожалению, все, кто был заражен Ф-вирусом, не выживали. Первая группа, те, кого пытались вылечить, обычно держалась на несколько дней дольше — за счет аппаратов искусственного дыхания, за счет медикаментов, поддерживающих сердечно-сосудистую систему. Зараженный организм не боролся с Фэн-в. Аппараты и лекарства не могли заменить работу иммунной системы человека, которая не успевала распознать и атаковать Ф-вирусы. Затем в военный госпиталь стали попадать больные во второй и третьей стадии заболевания. Тереза слышала обрывки разговоров, что вирус мутирует, новые штаммы нападают на организм яростнее, быстрее. Больной умирает на третий-четвертый день после заражения. Из тех же коротких фраз Тереза поняла, что некая контрольная группа тоже погибла. Она пила третий стаканчик кофе, прислонившись к окну, у Терезы было больше часа до начала смены. Медсестра смотрела на закрытый двор, куда ей уже разрешали выходить. Медперсонал пользовался любым моментом, чтобы выскочить хоть ненадолго из здания. Вот и сейчас несколько человек стояли, задрав головы к солнцу, то ли молились, то ли пытались впитать солнечные лучи. Тереза подняла глаза к двойным воротам, через которые ей никогда не выбраться. Охрана состояла из вооруженных солдат. Она была уверена, что если попытается сбежать, то ее расстреляют без сожаления. Двойной высокий забор с запрещенной колючей проволокой. Тереза уже допила кофе и повернулась от окна, когда краем глаза заметила какое-то движение. Ворота открылись и в патио госпиталя въехали фургоны с угрожающей надписью «Биологическая опасность». Тереза ждала, что больных будут выносить на носилках, но она ошиблась. Из фургонов высыпали молодые парни и девушки, судя по внешнему виду они чувствовали себя хорошо. Позже в лаборатории, куда Тереза отвозила пробирки с кровью и получала дополнительные задания, она услышала спор. Одна из лаборанток была против использования студентов в качестве подопытных кроликов, другой лаборант утверждал, что им всем хорошо заплатят, все равно от эпидемии не спастись, все умрут рано или поздно. Голоса затихли, когда в помещение вошла Тереза. Она не видела этих студентов, новоприбывших обслуживали другие медсестры, с другим уровнем доступа. А совсем недавно привезли целый полицейский участок, кажется всех забрали с места работы, многие были в форме. Полицейские что-то кричали и доказывали, но их закрыли в крыле со знаком радиационной опасности. Тереза не понимала, неужели кроме Фэн-вируса, произошло еще и радиационное излучение. Ответ она получила в тот же вечер во время ужина. К ней за стол подсели медсестры с третьего уровня, и совершенно не обращая на нее внимания, обсуждали процесс лечения Ф-вируса облучением в больших дозах. — Они уже заражены? — поинтересовалась одна из медсестер. Другая покачала головой: — Сегодня дезинфекция, анализы. Вирус введем завтра. — Через капельницу? — Генерал хочет видеть все способы, так что можешь и потрахаться с кем-нибудь из них. Женщины засмеялись и встали из-за стола. Тереза не знала как себя вести, что делать, что говорить. Медсестры не боялись при ней обсуждать такие вопросы, значит все знают, что CDC под прикрытием военного госпиталя проводит испытания на живых здоровых людях. Она не спала всю ночь, вернее те шесть часов отдыха, которые ей полагались между дежурствами. Рано утром приехала еще одна машина, привезли только одного пациента, которого поместили в освободившийся бокс на первом уровне, там где работала Тереза. Рутинные действия приема больного — снять всю одежду, вымыть, продезинфицировать, провести термометрию, антропометрию; взять первичные анализы; уложить в кровать, подготовить капельницу. Пациент кричал на итальянском и был слишком активным для зараженных Фэн-вирусом. В лаборатории ругались, что перепутали уровни, парня должны были поместить на третий уровень, вместе с полицейскими. Кто-то по громкой связи отвечал, что исследования можно проводить там, где разместили пациента. На Терезу не обращали внимания, в любом случае, новый пациент — не ее.***
Через сутки Терезу и двух врачей с первого уровня вызвали к новому пациенту Дарио Инганнаморте. Оранжевый комбинезон и респиратор стали привычной одеждой для Терезы. Подойдя к палате, она увидела тело Дарио, забрызганное жидкой, отвратительно пахнувшей массой, состоящей из выделений и крови. Затем посмотрела на красное лицо парня. Она не узнала его, прошло около суток, и практически здоровый молодой человек превратился в нечто, которое не может даже контролировать свой сфинктер. Врачи решили реанимировать итальянца. Медсестры очистили его тело дезинфицирующими полотенцами, переложили на каталку и перевезли в соседнее реанимационное помещение. Дарио подсоединили к аппарату искусственного дыхания, один из врачей крикнул Терезе, чтобы она ввела антибиотики. Дарио что-то мычал, его глаза были полны ужаса. Он походил на подопытное животное. За последние сутки его состояние только ухудшалось. — Желудочковая тахикардия, — произнес врач, — его сердце может не выдержать. Тереза взглянула на кардиомонитор. Она не умела анализировать зубцы и интервалы рисунка работающего сердца, но из учебного курса помнила, что у здорового человека синусовый ритм на ЭКГ узкий, высокий. У Дарио был рисунок умирающего сердца. — Дефибриллятор! — потребовал врач. От его голоса Тереза вздрогнула. Она не являлась хирургической медсестрой и могла только предложить помощь в массаже сердца. Ее отодвинули от тела Дарио. — Руки! — доктор держал пластины дефибриллятора, — Двести джоулей! Тело Дарио пронзил электрический разряд, оно скрутилось, дернулось в дикой судороге, затем замерло. Рисунок ЭКГ не изменился. Второй врач делал инъекцию, медсестра одновременно проводила массаж сердца, которое не хотело работать. Фэн-в достиг внутренних органов. Тереза смотрела на молодое тело, которое менее чем за сутки пришло в негодность. Еще один электрический разряд. Еще одна встряска. Кардиомонитор показывал прямую линию. Раздался тихий звук, похожий на мышиный писк. Сердце Дарио остановилось.***
— Этот Ф-вирус творит такие вещи, какие не вызывала ни одна болезнь, известная человечеству, — прокомментировал врач, пытавшийся спасти Дарио. — Жаль, что его сердце не выдержало, — его коллега не переживал из-за смерти молодого парня, его беспокоило то, что в крови Дарио Инганнаморте были обнаружены натуральные антитела, способные противодействовать Фэн-в. За круглым столом находились те, кто принимал участие в жизни и смерти Дарио за последние два дня. Лаборант раздал папки с анализами итальянца. — За сутки Фэн-вирус успел повредить его легкие от закупорки кровеносных сосудов в альвеолах до рубцевания легочной ткани, — объяснял лаборант столбики цифр и рентгеновские снимки. — ¡Joder! Не надо было вводить Ф-в прямо в кровь, я столько раз говорил об этом! — один из врачей хлопнул по столу. — Так через воздух он мог заразиться только через неделю-другую, вы сами просили ускорить… — Но не до такой же степени ускорить! Смерть через сутки! Где я вам столько материала возьму! В наступившей тишине лаборант стал читать дальше: — В моче наблюдался белок, свидетельствующий об инфекции в почках. А также неврологические симптомы, включая головокружение, головную боль и когнитивные расстройства, что говорит о поражении мозга. — Ну да, отказ одного органа ведет за собой отказ других. — Через пять часов после заражения начался цитокиновый шторм, его адаптивная иммунная система среагировала так же быстро как и врожденная, запустив неконтролируемую активацию иммунных клеток, которые атакуют и разрушают ткани очага воспаления. Через одиннадцать часов после заражения возникло воспаление сердечной мышцы, что привело к аритмии и нарушению циркуляции крови. — Иммунноферментный анализ, сделанный сразу же после смерти, показал наличие в крови антител, которые его организм выработал за такое короткое время для борьбы с вирусом. — Черт возьми! И у него нет родственников? — Он же из Италии, вся родня наверно осталась там… со звучной фамилией Инганнаморте — «обмани смерть». — Может вся его семья с такой активной адаптивной иммунной системой в средневековье выжила во время эпидемий и получила прозвище «обманщиков смерти». — Тогда их бы сожгли как колдунов и ведьм. Секретарь успел связаться с полицейским начальством и выяснил, что Дарио Инганнаморте жил и работал в пиццерии вместе со своим старшим братом Густаво. — Где теперь этого итальянца искать? — Для начала отправляйтесь к нему домой, проверьте пиццерию. Когда привезете его, не смейте вводить вирус! Только под моим присмотром, — зло произнес военврач. — Ни домой, ни в пиццерию не понадобится ехать, — секретарь прижимал к уху телефон внутренней связи, - наши специалисты получили обновленные списки из больниц, Густаво Инганнаморте попал в госпиталь Санта Кристина с огнестрельным ранением. — Тем лучше, отправляйтесь за ним!***
Ана тихо заплакала, когда увидела закрытую пиццерию, которую обмотали желто-оранжевыми лентами с предупреждением о биологической опасности. Ей было жаль братьев-итальянцев. Очень жаль. Антонио вдруг приобнял ее за плечи и посадил на скамейку. — Что случилось? Ты из-за них? Пиццайоло? Антонио большим пальцем протер слезы с лица Аны. От такого простого жеста она не сдержалась и расплакалась еще сильнее. Ана уткнулась в крепкое плечо полицейского и лила слезы по Густаво, по Дарио, по своей жизни; плакала от отчаяния и страха, от неизвестности, от одиночества; Ана не могла говорить, только вздыхала и снова плакала. Антонио не стал ее успокаивать, он осторожно гладил ее по спине, вдруг понимая, что ему самому хочется истерить, кричать, плакать. Он нахмурил брови и сдержался. Мужчина не должен плакать, так говорила его мать. Ана затихла, словно уснула, тогда Антонио провел по ее волосам, все ее прядки были разного цвета, светлые, выгоревшие на солнце, темно-каштановые, наверно ее натуральный цвет, седые, которые блестели в последних лучах солнца, красные, наверно она красила волосы. Он удивился, насколько было приятно гладить женщину по волосам. Поэтому Антонио отдернул руку и немного отодвинулся от Аны. Ее лицо опухло от слез, нос покраснел, щеки до сих пор были мокрые, как и его ветровка, в том месте, куда уткнулась Ана. Она показалась таким беззащитным ребенком, такой нежной и слабой. Антонио снова приобнял ее за плечи. — Мы не умрем сегодня. Ана удивилась, как этот мужчина переделал ее мантру. Она подняла заплаканные глаза. Ему можно верить? Мужчина взял ее за руку. — Пойдем, уже вечер. Тут есть одна квартира, ее недавно обработала бригада зачистки. Антонио не говорил, что по адресу Сан Педро, 8 несколько дней назад было совершено самоубийство, молодой парень заразился Фэн-вирусом и выпрыгнул из окна третьего этажа. -------------------------- * Ка́ритас (лат. caritas — милосердие, жертвенная любовь) — название 154 национальных католических благотворительных организаций, действующих в 198 странах и регионах мира и объединённых в международную конфедерацию «Caritas Internationalis». Цель организации «Каритас» — практическая реализация христианами-католиками социального служения, гуманитарной помощи. ** При устройстве на работу после 1-3 месячного испытательного срока с работником чаще всего подписывают «короткие» контракты — на 3-6 месяцев, если сотрудник не устраивает работодателя, то уволить плохого работника тяжело, а такой 3-х месячный рабочий контракт позволяет распрощаться с ним через несколько месяцев.