***
— Это я виновата, только я. Я виновата. Из-за меня все погибли. Из-за меня все умрут. Я виновата… Эстер приоткрыла глаза, шея болела неимоверно, во рту пересохло и на языке катались песчинки, вызывая противный скрежет. — Это я виновата, я виновата, я их убила… Эстер с трудом повернула голову на монотонный звук. — Я виновата, все из-за меня… Инма как завороженная смотрела куда-то вдаль и шептала, шептала, шептала. Она вела себя как сумасшедшая, постоянно повторяя имена первого мужа, детей, которых она похоронила еще до начала эпидемии, они были одними из первых зараженных Фэн-вирусом. Инма ворчала имена больных, умерших в больнице Святой Кристины, где она раньше работала. И всегда этот список заканчивался именем Висенте, ее вторым мужем. Затем Инма начинала сначала. — Ты не виновата, Инма, — пыталась успокоить ее Эстер, — не ты заразила этот мир вирусом. Ты только пыталась помочь им. — Это я виновата. Из-за меня они все погибли! Ты тоже хочешь умереть? — вдруг произнесла медсестра. — Нет конечно! — Эстер немного отодвинулась от Инмы, этот жест не остался незамеченным. — Вот! Ты сама понимаешь, что нужно держаться от меня подальше! — Инма кряхтя встала. И тут же Эстер потянула ее обратно вниз, спрятаться в канаве под кустами около автотрассы АР-7. Ветки лещины не укрывали их от солнца, но защищали от ненужных глаз тех, кто осмеливался проехать по шоссе. Солнце пекло нещадно. Надо идти, подумала Инма, надо двигаться дальше. Но не сейчас. Слишком жарко. Слишком светло. Эстер снова прикрыла глаза под монотонные звуки, которые издавала медсестра Инма. Пот струится по лбу, стекает тонким ручейком, но Инма не замечает этого, пока не прикасается к своему липкому лбу, и пальцы становятся влажными. Это плохо. Это обезвоживание. Ты не можешь спасти даже себя! Медсестра хренова! Тебе нужна капельница с физраствором и… как его… этим… Инма остановилась. Черт! Дерьмо! Она забыла! Не помнила названия лекарств и болезней, она не была уверена, что сможет держать шприц в руках, что сможет попасть иголкой в вену, что вообще была на что-то пригодна. Это я виновата! Инма дождалась, пока Эстер снова уснет, и медленно заковыляла вдоль автомагистрали. Пусть ее поймают те охранники. Она несет только смерть всем вокруг. Достаточно только ее присутствия. Она виновата в том, что умер Хавьер, ее первый муж; не вышла бы за него замуж, он уехал бы в Америку, как же он хотел уехать из Европы, а она все время его сдерживала, то один ребенок, то второй, то ипотека, то работа. Да, это точно. Если бы не она, то Хавьер был бы жив. Наверняка американцы уже нашли лекарства от Фэн-в! А не было бы замужества, она не обрекла бы малолетних детей на смерть от вируса. Альфредо, ушел и не вернулся. Лукас ушел вместе с ним. И скорее всего они уже мертвы. Густаво погиб. Кармен умерла. Висенте умер. А еще сотни и сотни пациентов. Инма помнила, как заполняла в компьютере их данные, как брала кровь на анализы, как фамилии больных превращались в коричневый, оранжевый, желтый цвет. Больше всего было красных — заражены. Она, медсестра госпиталя Святой Кристины, Мария Инмакулада Сантос Гарсия, убила столько людей, что наверно переплюнула самого Дьявола. Инма подняла голову и засмеялась. Хриплый тусклый смех зазвучал как хихиканье старой гиены. Инма брела по автомагистрали и грезила выкрикивая ругательства и молитвы одновременно, простирала руки к небу в мольбе и тут же показывала небу средний палец. Белый свет, слепивший до боли ее глаза, жара и мертвая тишина. Иногда окружение казалось ужасно знакомым, Инма даже слышала мотор «скорой помощи», вот сейчас водитель резко затормозит и она схватит свой чемоданчик, полный спасительных ампул и таблеток и отправится спасать больного из рук самого Дьявола. Или… она сама отправит больных в ад? Сколько раз она брала кровь на анализ и все были больны. Кроме Висенте. Но она убила и его. Только позже. Она не знала, сколько было времени или было это утро или вечер — Инма забывалась на несколько часов, а когда просыпалась, то висел туман, который не проходил. Ее желудок скрутило от голода. Она попыталась уснуть на дороге, в надежде, что водитель «скорой» подберет ее, но асфальт был таким горячим, обжигающим, что она поплелась под придорожные кусты, в поисках более спокойного места. Под автомагистралью находилась сточная труба, достаточно большая, если скорчиться. Грязная вода давно высохла, превратилась в пыль. Из глубины потянуло прохладой и вонью сточных вод. Инма устала от дороги и решила пройти по сточной трубе столько, сколько сможет. Отверствия с потолка пропускали слабый свет, это старая дренажная система отвода воды с автодорог. Скоро она наткнулась на старые матрасы, пустые бутылки, высохшее человеческое дерьмо. Инма даже не поморщилась: на работе приходилось видеть кое-что похуже. Можно было воспользоваться матрасами, но любопытство погнало ее вперед. Через десяток шагов Инма наступила на что-то мягкое, она потопталась, но все равно не поняла, что это. Через пару метров снова под ногами было нечто желейное. В этом месте через решетку на потолке попадал серый свет, и Инма смогла разглядеть руки, ноги, большой живот, на котором она и стояла. — Ну вот, опять, — проворчала Инма, — стóит мне появиться, так сразу трупы. Она потыкала носком обуви в тело, поднимая запах разложения. Медсестра перешагнула мертвеца и стала передвигаться дальше. Инма слышала шуршание и треск асфальта, наверху есть люди! Первым порывом у нее было закричать, вытянуть пальцы через дренажную решетку, она даже подскочила поближе к ней. Но машины уже уехали, а Инма так и осталась стоять в сточной трубе с открытым ртом. Небольшие куски бетона и камни посыпались с потолка. — ¡Mierda! Дерьмо! Эта труба еще и старая, блядь! Чтобы выбраться из нее Инме пришлось бы вернуться назад, пройти через мертвеца и его матрасы. То, что лежбище принадлежало трупу, Инма была уверена. — Он мог бы жить, если бы я не полезла в сточную трубу, — хмыкнула медсестра. Обратно идти она не хотела, оставалась дорога только вперед, до следующего возможного выхода. Инма устала передвигаться в полутьме, она натерла ноги, желудок требовал еды, а все тело просило воды и отдыха. Она могла предложить себе только поспать, свернувшись калачиком как уличная больная собака.***
Когда правительство Испании официально объявило об эпидемии Фэн-вируса, то жители Аликанте, Эльче, Торревьехи и десятков мелких поселений кинулись в аэропорт. Почему эти люди решили, что в другом месте, в другом городе или стране им будет лучше? В первые дни карантина до трапа самолета допускались только те, кто находился в Аликанте по работе или в путешествии, те, кто собирался вернуться домой. Толпа напирала, охрана аэропорта работала без перерывов, пытаясь сохранить спокойствие и безопасность. Но толпа становится опаснее стихийного бедствия или аварии, которые её образовали. Паника начинается с клича: «Сохраняйте спокойствие». И вот первые стычки, первая кровь, первый камень в витрину выводят толпу на новый уровень опасности. Около пятисот людей, агрессивных, еще не заразившихся Ф-вирусом, желающих уехать из Испании, застряли в аэропорту Аликанте на третьей неделе карантина. Они кричали и требовали, угрожали расправами персоналу аэропорта, но не смогли улететь. Можно набиться в самолет, можно потребовать разрешения на вылет, но без пилота самолет не поднимется. Летчики, стюардессы, охранники, полиция, обслуживающий персонал аэропорта, все они погибли от Фэн-вируса. Среди пассажиров вспыхнула паника, несколько человек вооружились и захватили самолеты. Никто из них не умел пилотировать. Эти группы сидели в салонах аэробусов пока у них была еда, и пока игра с автоматами доставляла удовольствие. Через неделю им стало скучно. Сначала одна группа покинула Аirbus, стоявший под флагом Iberia, затем другая спустилась с трапа Boeing авиакомпании Lufthansa, еще два лайнера были заняты людьми, но никто из них не отважился вернуться обратно в аэропорт. Группа Иберия и группа Люфтганза сразу же стали враждовать и поделили территорию аэропорта. Их не заботили мертвые или умирающие пассажиры, оставшиеся в помещениях, им нужны были лекарства (первым делом перевернули аптеки и медицинский кабинет), выпивка, еда. Разбили витрины ювелирного магазина и повесили себе на шеи по десятку бриллиантовых колье. За месяцы эпидемии эти группировки несколько раз «дружили» против третьих, не допуская никого на территорию, даже отбили аэропорт у полицейских, которых мэр Аликанте направил разобраться. А потом… потом все разом стихло. Перестали приезжать новенькие в аэропорт, перестали стучаться в стеклянные двери одинокие пассажиры. Около тысячи оборванных, изъеденных бродячими животными мертвецов лежали вокруг аэропорта. Каждый день и ночь группы людей или одиночки или семьи, нагруженные своим добром, приходили к аэропорту, в надежде улететь в другой мир, где нет болезни, нет вируса; но находили только смерть на ужасной голой земле. Они заражались новым мутировавшим Фэн-вирусом, который убивал своего хозяина всего за два-три дня, скрючивались и умирали, или были убиты группой, проживающей и охраняющей аэропорт как свой дом. Их чемоданы исследовала группа Ryanair, они слишком долго сидели в своих самолетах, и могли только подчиняться Иберии и Люфтганзе. Самое ценное — золото, часы, украшения собирали в отдельный контейнер, чтобы разделить между тремя группами. Одежду и обувь бросали на улице. Аэропорт окружала безжизненная местность, покрытая сначала человеческими, а позже и животными трупами; над ними и под ними валялись чемоданы, рюкзаки, ящики. Их окружали автомобили, автобусы, такси, бензин из которых давно собрали группировки, проживающие в аэропорту. Люди пытались проникнуть в здание не только через центральный вход, искали и использовали служебные туннели, подъезды. Ф-вирус настигал пассажиров в то время как они лезли на металлические заборы, или когда они бежали через туннели, или когда сидели или лежали около входа. Группе Люфтганза приходилось расстреливать тех, кто мешал своими стонами около входной двери. Группа Иберия контролировала парковку и тоже не задумываясь расстреливала новичка. Новый пассажир — это новый штамм Фэн-в. Лучше его убить заранее, чем он перезаражает кучку людей, выбравших своим местожительством аэропорт. Хорхе полз по туннелю, который должен был вывести его в аэропорт Аликанте. Он надеялся, что город не бросил такой важный объект и что там, возможно, он столкнется если не с полицейскими, то с военными. Они не станут в него стрелять. Ведь не станут? Туннель не имел дополнительных выходов, только тусклый серый свет впереди. Хорхе устал, он ободрал колени и локти, было очень душно. Пот стекал ручейками по спине, Хорхе постоянно облизывал губы, хотелось пить. К постоянному запаху пыли, гниения добавился еще один. Запах гари. Хорхе показалось, что стены туннеля покрыты темной жирной субстанцией, он провел пальцем и принюхался. Похоже на то, что остается на стенках грили, если его не чистить. При воспоминании о сочном поджаренном куске говядины у Хорхе потекли слюни. Он даже присел, облокотившись о бетонную стену. Хорхе мечтал о том, как закончится эпидемия, все вернется на круги своя, возможно с некоторыми изменениями, но он был уверен, что Европа вынесет это очередное потрясение, она поднимется как делала это раз за разом. Он прикрыл глаза. Осталось совсем немного до серого света. Он отдохнет немного, минут пять не больше, и поползет дальше. Хорхе не видел, что один из группы Райнэйр решил присвоить себе золотые часы, которые он снял с витрины в центральном зале аэропорта. Люфтганза приговорила его к смерти, а исполнитель нашелся в группе Иберия. Для совершения акта справедливости вызывались добровольцы, а если таковых не было, то тянули жребий. Молодой парень из Иберии вызвался сам, хоть какое-то развлечение в это время. Аэропорт редко атаковали, большинство желающих попасть в помещение и улететь погибли в первые месяцы эпидемии. Сейчас их беспокоили небольшие вооруженные отряды, собранные из марроканцев и латиноамериканцев. Первые были слишком безумные и лезли на стенку с гранатами, подрывая сами себя. Конечно, они наносили урон и зданию, поэтому группа Райнэйр построила второе и третье ограждение из подручного материала. Но марроканцы все равно проникали до входных дверей, где их в итоге расстреливала группа Люфтганза. Латиноамериканцы были слишком ленивы, если им удавалось найти несколько бутылок алкоголя на парковке, то они напивались тут же и на штурм не шли. Группа Иберия предложила оставить для них текилу с крысиным ядом, который обнаружили в подвальных помещениях аэропорта. Так что проблема со вторым отрядом тоже была решена. Все понимали, что рано или поздно появятся новые нападающие, выжившие во время эпидемии, и от этого еще более отчаянные. Поэтому территорию аэропорта постоянно патрулировали и заодно поддерживали внутреннюю дисциплину. Все магазины, находящиеся в зале ожидания оставили нетронутыми, таким образом пытались сохранить видимость, что все в порядке, что рейс задерживается и скоро объявят посадку. Высокий и худощавый парень из Иберии привел смертника к южной стороне аэропорта, где находились служебные помещения. Здесь же были служебные туннели, по которым несколько месяцев назад потом беженцев пытался попасть в аэропорт. Славное было время, вспомнил парень. Никому не дали вырваться, люди визжали как крысы, толкались, пинали друг друга, размахивали чемоданами. Затем кто-то догадался поджечь туннель. Сначала вылили целую цистерну бензина, жаль конечно, но оно того стоило. Огонь мчался по трубе в поисках выхода, сметая все на своем пути. Полыхало несколько часов. Парень улыбнулся воспоминаниям, подвел мужчину из Райнэйр ко входу в узкий туннель и вытащил из кожаного футляра с серебряными украшениями охотничий нож. Затем быстро и глубоко полоснул горло мужчины из Райнэйр; раз, второй, третий. Отрубил ему кисть с золотыми часами, подумав что надо было сделать это раньше. Мужчина не сопротивлялся, сейчас рот раскрылся, образуя страшную гримасу. Парень спихнул тело в глубину туннеля, ему послышался какой-то шорох, крысы наверное. Затем он облил тело бензином, немного побрызгал на стены и поджег. Закрыл металлическую дверь, теперь огонь будет двигаться вглубь туннеля в поисках кислорода. Хорхе очнулся от треска, послышался шум, похожий на вой ветра. В следующее мгновение весь туннель задрожал, посыпались кусочки бетона и песок. — Какого черта? Ноздри забились пылью, песком и стало невыносимо жарко. Крик рвался наружу сквозь его стиснутые зубы. Струя жара пронеслась мимо, лишив его дыхания. — ¡Dios mío! — почти задыхаясь прокричал Хорхе. Из носа потекла кровь, легкие заполнило дымом, Хорхе закашлялся, но вдохнул еще больше горячего воздуха. Он схватился за горло и пополз-побежал на полусогнутых ногах обратно. Хорхе кричал и чувствовал как за спиной творится нечто ужасное. Его измученные легкие втянули глоток горячего воздуха, его тело сотрясали судороги. Воздух стал накаляться. Горячий бетон обжигал и Хорхе отдернул руки от стены. Он боялся оглянуться, но его все равно догоняли полоски красного, оранжевого, желтого цвета. Стена огня неслась по направлению к нему вдоль туннеля, и Хорхе всем телом ощутил поток воздуха, который затягивало пламя словно работал огромный пылесос. Он до жути испугался, что поток огня скоро настигнет и его. Хорхе еще сильнее напряг мышцы, стараясь как можно быстрее передвигать ногами. Низкий потолок не давал возможности бежать во всю прыть, но зато создавал все условия для распространения огня. Хорхе кричал от первобытного ужаса, пламя затягивало его, воздух обжигал его ноздри и затылок. Он почувствовал запах горящих волос, желто-белые щупальца достали до него, Хорхе ощутил как его спина становится горячей словно печка и покрывается волдырями. — Нееееет! Нет! Я не умру! Не сейчас! Нет! Хорхе рычал, издавая безумные звуки. Очередной порыв воздуха и огненные всполохи опалили волосы на голове. — Только бы добраться до лаза! Успеть добежать до перекрытия! Он запоздало понял, что проход был завален камнями и трупами не просто так. Под самым потолком был проход, узкий лаз. Его раненая рука стала кровоточить, но сейчас некогда обращать внимание на раны, на боль. Главное добраться до лаза! Хорхе оглянулся на настигающее пламя, и его брови спалились, а лицо покрылось мелкими мокрыми волдырями. Воздух был обжигающе горячим, нельзя вдохнуть, пламя было рядом. Еще несколько метров, совсем немного, Хорхе уже видел закрытый проход в огненной подсветке. Языки пламени хватали его за ноги, опаляли спину, кусали за руки. Его волосы вспыхнули. — ¡Dios mío! Santa María, Madre de Dios, ruega por nosotros pecadores, ahora y en la hora de nuestra muerte. Amén. Боже мой! Пресвятая Мария, Богородица, молись о нас, грешных, сейчас и в час нашей смерти. Аминь. Хорхе как заведенный повторял любимую молитву Эстер, она всегда шептала ее когда чувствовала себя в опасности. Огонь словно подтолкнул его, и Хорхе, сам не помня каким образом, уже добежал до перекрытого прохода. — ¡Santa María, Madre de Dios! — его губы шептали без остановки. Хорхе не смог сразу подняться по камням, его руки соскальзывали, а раненая рука пульсировала и болела. Языки пламени уже сжигали его одежду и Хорхе подтянулся вверх с такой силой, что заныли все его суставы. Он протиснулся в лаз по потолком и вывалился на другую сторону. Его одежду охватило огнем, и Хорхе отчаянно упал на бетонное покрытие, и крутился, пытаясь сбить огонь. Туннель заполнился его рычанием, криком и шепотом молитвы. Огонь стал подбираться к отверстию. Хорхе схватил чье-то тело и закинул его в лаз, труп повалился на другую сторону. Еще один труп, еще, еще… Хорхе обессиленно опустился на колени. Его обожженные ноздри не ощущали запаха гари, огонь медленно пожирал трупы. Но лаз был закрыт, а это главное. С каждым мгновением кислорода станет меньше и пламя задохнется. Стена огня двигалась по другую сторону прохода, шипело, рычало, разносило запах горелого мяса. Хорхе быстро и тяжело дышал. Его обожженное тело просило отдыха. Спина, руки, ноги, лицо, все было в мокрых волдырях; на голове почти не осталось волос; Хорхе щурился, его глаза стали хуже видеть; легкие и глотка были обожжены и ему было тяжело дышать. Но, черт возьми, он был жив! Он все еще был жив. Хорхе судорожно вздохнул и закрыл глаза.***
Дорога тянулась на юго-запад, огибая однообразный холмистый пейзаж, который когда-то был, вспаханными полями. Теперь это была заброшенная земля, с неухоженными деревьями, с кучей мусора, поднимающегося в воздух и… со снегом? Все было покрыто тонким белым слоем какого-то порошка. Эстер даже потянула руку, чтобы стряхнуть это бело-серую пыль. Что-то взорвалось? Или рассыпали с неба? Может из самолета скинули несколько тонн кокаина? Эстер ухмыльнулась, тогда все наркоманы округа должны были лежать здесь. Но ей попались только старые скелеты и чаще были собачьи. Эстер сторонилась магистрали, но все равно не хотела далеко уходить. Хорхе обещал вернуться, но где он, жив ли? Инма кажется бросила ее. Сначала Эстер подумала, что медсестра отлучилась в туалет, она ждала Инму час, другой. Эстер прикрыла глаза, мысленно считая до ста, потом еще раз до ста. Инма не возвращалась. Нужно двигаться к морю. Там спасение. Правой-левой, правой-левой. Немного отдохнуть и снова правой-левой… Солнце светило в глаза ярким белым светом. Надо идти рано утром, подумала Эстер. Она прошла большой щит, показывающий, что шоссе АР-7 уходит вправо, к Торревьеха и Эльче. А еще здесь был промышленный полигон — Los Arenales del Sol Ареналес-дель-Соль. Здесь добывали морскую соль, ее выпаривали из морской воды. Эстер даже остановилась, пытаясь привести себя в божеский вид. Немного пригладила волосы, отряхнула футболку и джинсы. — Надеюсь, меня не убьют. Это был целый город на воде, маленькая испанская Венеция, которая приобрела сюрреалистические и измученные формы: теснясь по обеим сторонам дорожек между пятнами воды стояли десятки разноцветных прицепов-кемперов, автодомов. Часть из них была перевернута, выпотрошена, и вещи валялись тут же, около входных дверей. Несколько кемперов сгорели. Но пять-шесть прицепов выглядели неплохо. Соль до эпидемии добывали в промышленных масштабах, но старым проверенным способом, ее просто выпаривали из морской воды. Поэтому огромная территория была покрыта системой каналов и насыпных дорожек. Соль была повсюду — витала в воздухе, хрустела под ногами. От нее стало тяжело дышать. Эстер с сожалением подумала о медицинских масках, она исправно носила их и меняла каждые два часа как рекомендовали врачи, но когда это было? Там, в Мадриде, несколько месяцев назад, а казалось, что прошли десятилетия. Горло першило от сухого соленого воздуха, горячее солнце только добавляло проблем. Так хотелось упасть на колени и полежать в воде. Эстер даже дважды останавливалась, оглядываясь по сторонам, а может искупаться? Она подошла к обгоревшим обломкам, крайний кепмер почти сгорел до основания. Чуть дальше, на твердой, покрытой камнями и песком земле, лежало около сотни трупов, там, где они умерли. Тела были раздеты, в основном у них украли штаны и обувь. Эстер привыкла к виду мертвецов, но ее удивило, что трупы кто-то ворошил, что еще есть кто-то живой и этот кто-то не боится заразиться. Она немного приблизилась к ближайшему телу, это был мужчина лет сорока и лежал он раскинув руки, словно упал на мягкую кровать. На его затылке было грязное бурое пятно, Инма сказала бы, что это входное отверстие пули. Эстер стала пробираться через импровизированное кладбище, все чаще замечая темно-красные ржавые пятна на головах мертвецов. — Это не Фэн-вирус, — завороженно прошептала Эстер, — их просто убили. Расстреляли. ¡Mierda! Дерьмо! Эстер стала оглядываться. Далеко в сторону юга была огромная свалка автомобилей и мотоциклов, которые остались без горючего. Их выпотрошили, оставив только металлические каркасы. Эстер предположила, что автомобили могли принадлежать тем, кто искал спасения около моря. Это могли быть и мы, если бы у нас не сожгли фургон, вдруг подумала Эстер. Рядом стояли, лежали пустые цистерны, в которые ветер занес горстки песка и соли. Эстер не могла сдержать слез. Не плачь! Не трать воду! Она облизала потрескавшиеся соленые губы. Надо решить, в какую сторону идти. Хотелось бы прямо, через систему каналов добраться до берега, но она помнила из уроков географии, что вокруг Аликанте и Эльче промышленные зоны тянутся на много километров. Она могла просто не дойти до берега, провалившись в один из бассейнов с морской водой. Эстер посмотрела на юго-запад и видела только разбитые машины; на севере стояли одноэтажные склады для готовой соли, на востоке была такая же система каналов, но она видела широкую дорогу, по которой могла бы пройти. Она повернулась и уже собиралась сделать первый шаг, правой-левой и еще потом несколько, но в самый последний момент решила поискать еды в уцелевших кемперах. Эстер потащилась к прицепам, стоявшим почти в центре импровизированного поселения. Ей пришлось пробираться через трупы, Эстер горько усмехнулась, что она настолько привыкла к мертвецам, что спокойно через них перешагивает. Но никто в мире не мог бы привыкнуть к запаху разложения и гниения. Даже запах соли и морской воды не мог перебить этот «аромат смерти». Она подтянула футболку, чтобы закрыть нос и рот, но запах гнили все равно проникал в ее нос, обжигал легкие, задевал желудок, требуя вывернуться наизнанку, чтобы избавиться от него. Она сделала несколько шагов и споткнулась, сильно упала на правый бок. От сотрясения воздух со звуком вырвался из легких, а из мертвого тела, которое приняло на себя весь удар, вытекла коричневая жидкость. Эстер взвизгнула и стала торопливо подниматься, ее нога застряла среди холодных трупов, она повернулась, но не сдержалась и шлепнулась вниз лицом. Она попыталась ползти, но неожиданно настигшая ее нога прижала ее голову к земле, вдавливая ноздри и рот в мертвое тело, лежащее под ней. Эстер затрепетала, стала извиваться, но никак не могла избавиться от тяжелого веса, придавливающего ее голову. Она начала задыхаться.