Ты - мой!

      Вот только поспать Чанёлю так и не удаётся нормально, ведь буквально через полчаса его будят чужие мычания. Он настолько устал, что сначала слышал их сквозь толстый слой преграды, пока они не стали громче. С трудом разлепив глаза, он замечает нахмуренные брови и мелкие испарины на лбу, до которого дотрагивается и понимает, что у младшего поднялась температура.       — Больно… — тихо стонет Хён, заставляя думать, что он бредит из-за лихорадки, пока чисто случайно Пак не опускает взгляд на одеяло, которым первый укрыт, и не видит лёгкие красные пятна, которые с каждой секундой становятся только ярче.       Безумно испугавшись, мужчина подрывается с место и отодвигает одеяло, теперь видя, что одежда на месте пореза полностью пропитана алой кровью. Он быстро нажимает на красную кнопку над кроватью и попутно раздевает омегу, избавляя от испачканного белья. А уже ровно через минуту в палату вбегают две медсестры и Исин, который просит принести шовные материалы и пластыри.       — Швы разошлись, но это нестрашно, — оценив проблему, выдаёт старший, видя, с какими испуганными глазами стоит Ёль. Когда же ему приносят лоток со всеми инструментами, Чжан первым делом промывает катетер и вводит обезболивающее, а после приступает к обработке раны. — Организм пытается восстановиться после операции, поэтому расхождение швов и лихорадка — частое явление, беспокоиться не о чем. Сейчас его подлатаю — и пусть спит дальше, через час-другой ему станет легче. Если вдруг проснётся в ближайшее время и захочет встать, есть, пить, то не позволяй, чтобы снова не травмировать кожу, — говорит мужчина и быстро со всем заканчивает, в конечном итоге заклеивая живот широким пластырем.       — Я понял, — наконец устало выдохнув, брюнет опускает голову и принимается массировать переносицу. Ему правда хочется верить в то, что с младшим всё хорошо и в скором времени они все втроём смогут отправиться домой, позабыв все проблемы. — Спасибо.       — Ты совсем не спал… — сняв свои перчатки, Лэй кладёт руку на широкое плечо, привлекая внимание. — У тебя глаза красные, может, поедешь домой всё-таки? Или хотя бы в другой палате отоспись, выглядишь, как зомби.       — Нет, я в порядке.       — Ты хочешь верить, что в порядке, а на деле только напугаешь Бэка своим видом, — помотав головой, он опускает ладонь и шагает к выходу, зная, что этот упрямец не станет слушать.       Оставшись наедине, Пак шагает в сторону ванной комнаты, чтобы умыться холодной водой и смыть остатки сна, а закончив, мочит чистое полотенце и возвращается к омеге. Он садится рядом и принимается осторожно вытирать лицо, шею, грудь, руки, пока не доходит до самых стоп, после чего берёт чистую пижамную одежду, оставленную медсестрой, и одевает второго, укрыв одеялом. Вновь смочив полотенце, теперь кладёт его на горячий лоб, дабы сбить жар. Он повторяет эти действия вновь и вновь, пока его не отвлекает вибрирующий телефон.       Открыв пришедшее сообщение, Чанёль тут же расплывается в мягкой улыбке, потому что друзья, которые так и не ушли домой, прислали фотографию спящего Лухана в отделении для новорождённых детей. Конечно же, их не пустили внутрь, поэтому фото пришлось делать через плотное и разделяющее их стекло, но мужчине и этого достаточно. Он смотрит в телефон ещё некоторое время перед тем, как отключить и вернуться к вновь проснувшемуся Бэкхёну.       — М-мхм… Чанёль… — одними губами прошептав, парень с трудом приоткрывает свои тяжелые веки и вновь закрывает, начиная тихо плакать. — Мой живот… Где мой живот?       — Милый, как ты себя чувствуешь? — тут же перехватив тянущуюся к торсу ладошку, чтобы не трогал рану, задаёт вопрос и вытирает мокрые дорожки слёз.       — Где мой ребёнок? — но младший снова повторяет, не имея возможности коснуться своего тела. Он снова приоткрывает глаза и чувствует лёгкий поцелуй на своей макушке.       — Бэкхён-и, ребёнок уже родился. С Лулу всё хорошо, он спит в другом отделении, и за ним хорошо ухаживают, — поглаживая мягкие волосы, успокаивающе шепчет альфа. Он понимает, как второму сейчас тяжело осознать всю ситуацию, находясь под обезболивающими и с температурой. К тому же он девять месяцев растил под сердцем малыша, не разлучаясь с ним ни на секунду, поэтому сейчас, родив, он должен привыкнуть к очередной пустоте внутри себя.       — Ты ходил к нему? Без меня? — вяло продолжает, с трудом не проваливаясь в очередной сон.       — Я не ходил, но Тао отправил мне фото. Хочешь посмотреть? — и, получив согласие, он вновь включает устройство, уменьшает яркость, чтобы не резала глаза, и показывает омеге их ребёнка. С трудом сфокусировав взгляд, Хён в очередной раз начинает плакать, но уже от счастья. — Не надо плакать, любимый, всё хорошо. Ты должен скорее поправиться, чтобы увидеться с ним, договорились?       — Угу…       — Умничка. А теперь закрывай глазки и поспи ещё, ты устал, — он убирает телефон и наблюдает, как второй послушно выполняет просьбу и, всё ещё всхлипывая, быстро засыпает.       Сам же Чан сидит рядом ещё минут двадцать, после чего, сменив тряпку в последний раз, укладывает голову на край кровати и снова погружается в царство Морфея. Он игнорирует сильную боль в голове и спине из-за неудобного положения, и просто желает немного поспать. К счастью, в этот раз у него получается выделить несколько часов, за которыми он не слышит приход друга, который, проверив состояние омеги, заботливо укрывает пледом брюнета. *       Когда за окном темнеет, а время показывает девять вечера, Бэкхён наконец просыпается, чувствуя себя гораздо лучше, за исключением урчащего желудка. Он моргает ещё пару раз, чтобы окончательно придти в себя, а после принимается разглядывать комнату, замечая спящую голову одного упрямца у своей руки. Парень хочет разбудить и отругать Чанёля за то, что тот так себя не жалеет, после отправив домой, но его руки почему-то лишь касаются мягких чёрных волос, нежно перебирая их. И всё же, как бы недоволен сейчас чужим поведением он не был, Бэкхён испытывает одну лишь благодарность, ведь чувствовал все касания и всю заботу своего альфы, пока спал.       — Большой дурачок… — произносит блондин и убирает руки, пытаясь приподняться, но этим только будит старшего. Пак, почувствовав шевеление, резко поднимает голову, чем немного пугает, и пытается сфокусировать свой сонный взгляд на чужих удивлённых глазах. — Ой, я не хотел будить тебя, прости, — виновато улыбается Хён, а после хихикает, потому что слегка взлохмаченные волосы со следом от постели на щеке выглядят очень забавно.       — Бэк, не вставай, — мужчина тут же останавливает, не позволяя шевелиться. — Что-то болит? Позвать Исина?       — Со мной всё в порядке, Ёли. Мне нужно в туалет, — он видит, как от этих слов старший успокаивается, поэтому улыбается шире. Но ему по-прежнему не позволяют двигаться, прося подождать, чтобы врач сам сказал, можно или нет.       — К счастью, рана больше не кровоточила, однако швы вновь могут разойтись из-за резких движений, поэтому будь осторожен. Вставать уже можно, но сегодня желательно только до туалета. Пить, есть также разрешено, но опять же мелкими порциями, так как твои органы всё ещё не пришли в норму. Я попрошу принести двойной обед, ибо Ёль тоже ничего в рот не брал за всё это время, — после этих слов Бэк злобно зыркает на своего альфу, который в свою очередь делает вид, что не видит этого, отворачиваясь. — Ты быстро идёшь на поправку, это радует.       — А когда я… смогу подержать Лухана? — вновь обратив внимание на друга, задаёт главный свой вопрос, от которого Чжан меняется в лице.       — Лу ещё не в том состоянии, чтобы играться с ним или тревожить. Он очень слаб, его кости не окрепли, а с головой вообще нужно быть максимально осторожными. Около двух-трёх недель, пока он не станет таким же, как и другие, нельзя будет брать его на руки. Кормить его будут, конечно же, твоим молоком, но и это происходит дистанционно. Да и ты сначала сам восстановись, а потом уже подержишь его.       — Сколько времени уходит на восстановление?       — У всех по-разному. После кесаревого сечения тебе нельзя поднимать тяжести в первые два месяца более двух килограмм, исключение — малыш. Нужно стараться больше лежать с малышом, брать на руки в положении сидя. Не делать резких движений, а подниматься с кровати — перевернувшись на бок и опустив ноги на пол. Также рекомендуется носить свободную одежду, исключающую натирание шва. После душа промачивать шов мягким хлопчатобумажным или бумажным полотенцем. Если будешь соблюдать все правила и в особенности гигиенические, то быстро придёшь в норму. Мён говорил, что ты волнуешься о лишнем весе, но упражнения ты сможешь делать только после полного заживления рубца, то есть через два-три месяца, а швы снимут как раз через две недели.       Закончив и не услышав дополнительных вопросов, альфа улыбается и шагает к выходу, обещая пофоткать младенца. Он и сам не хочет так мучить пару, но правила есть правила, которые обязательно выполнять, чтобы избежать увечий.       — Ох… как всё сложно и долго, — лишь когда они вновь остаются наедине, омега тихо выдыхает, но затем протягивает руку и просит помочь подняться, иначе его мочевой пузырь скоро лопнет.       Чанёль аккуратно помогает для начала сесть, спрашивая, не кружится ли голова, а после, обняв за грудь, медленно поднимает на ноги поддерживая. Они должны простоять так пару секунд, чтобы убедиться, что младшему не станет плохо, однако альфа почему-то стоит куда дольше. Он явно не торопится отпускать, а, наоборот, прижимается ближе и утыкается носом в тонкую шею, прикрыв веки. И Бэкхён знает причину этого поведения, поэтому, не сказав ни слова, обнимает в ответ за плечи, продолжая стоять столько, сколько было нужно второму.       — Я так переживал за тебя… за вас, — лишь спустя минут пять тихо подаёт голос мужчина и отстраняется, не переставая придерживать за торс.       Он смотрит в глаза с таким беспокойством и такой любовью, но с ужасом замечает, что в чужих нет прежнего блеска. Да, взгляд Бёна нежен, но в нём нет той слегка детской искры, что присутствовала два дня назад. Само поведение блондина также вводит в замешательство, ибо от милого, наивного и немного подросткового Бэка не осталось ничего, будто его подменил совсем другой, взрослый и более зрелый омега. И это пугает.       — Я в порядке благодаря тебе, — но, несмотря на всё, Бэкхён укладывает свою тёплую ладошку на мягкую щёку Ёля и тянется, прислоняясь своим лбом к чужому. — Не надо больше думать о плохом. Мы пережили роды, переживём и этот месяц, — получив согласную улыбку и быстрый поцелуй, наконец не без помощи шагает в сторону ванной комнаты.       Все последующие дни Пак также находится рядом с младшим, не зная, когда тому понадобится помощь. Для него привезли в палату дополнительную кровать, на которой он может спокойно спать, не беспокоя спину, однако большую часть времени он проводит в совсем чужой кровати, спокойно умещаясь в ней и не беспокоя хозяина. Он отводит Бэка в туалет и стоит рядом на случай, если закружится голова, кормит, когда тот отказывается из-за лени, делает массаж ног, даже несмотря на отказы, и купает. Вот только делая всё это мужчина также замечает, как сильно меняется поведение парня изо дня в день. Особенно в душе.       Если раньше Бэкхён мог спокойно находится в ванной вместе с Чаном, то сейчас просит того либо выйти, либо отвернуться, либо не касаться некоторых даже не интимных участков тела. И старший искренне не понимает, в чём проблема и почему тот начал так смущаться, ведь он и голым его видел, и до оргазма доводил. Конечно же, на прямые вопросы Хён не отвечает, увиливая, поэтому второй решает поискать ответы в интернете. Вот только поиск его разочаровывает ещё больше, ибо многие пишут одно и то же: «после родов организм молодой мамочки перестраивается как на анатомическом, так и на гормональном уровне, поэтому многие вещи, которые раньше казались незначительными, сейчас могут казаться невыполнимыми и наоборот». Вздохнув, он отключает телефон и разворачивается лицом к переписывающемуся блондину за поцелуем, ожидая, что хотя бы в этот тот позволит углубить. Но этого, к сожалению, не происходит, потому что Бэк, вновь смутившись от чего-то, просто чмокает и отворачивается.       Когда же Бён начинает свободно ходить, не испытывая быструю усталость, альфа отводит его к малышу, о котором тот так грезил. Вот только увидеть Лу удаётся лишь через большое стекло, которое безумно всех бесит. Молодые родители также подмечают, что омежка значительно подрос и сейчас не спит, как это бывает обычно, а тихонько лежит и смотрит в потолок, хлопая глазками. Печалит лишь то, что он до сих пор лежит в кроватке, ограждённой со всех сторон от внешнего мира, дабы тот ничем не заразился.       — Наш Лунь-Лунь похож на тебя, да ведь? Такие же светлые волосы, светлые глазки… но носик мой, — пытаясь пошутить, замечает улыбку на чужом лице и не знает, как тому понравилось произнесённое имя в уменьшительно-ласкательной форме. Вот только когда Чан тянется и привычно для обоих обнимает Хёна со спины, младший неожиданно сжимается, будто его трогает кто-то чужой, чем сильно настораживает.       — Он очень красивый, — стараясь не думать ни о чём, отвечает омега, но расслабиться у него так и не выходит. Он лишь надеется, что второй не станет задавать вопросов, он и не задаёт.       — Как и ты.       Ровно через две недели, как и говорил врач, омеге снимают швы, вот только процесс этот отнюдь не из приятных. Процедура проводилась без какой-либо анестезии, а ощущения, как из живота вытягивают чуть въевшиеся нитки, очень болезненные. После этого Чан покупает утягивающий корсет, который младший носит всё время, ведь он помогает избавиться от дискомфорта и создаёт множество удобств.       Весь оставшийся месяц пара решает оставаться в больнице рядом со своим ребёнком. Точнее, решение принял Бэкхён, а Чанёль просто не смог того переубедить, зная, насколько тот чувствителен в данный период. Когда же Хань достаточно подрастает, им, наконец, разрешают подержать его на руках, и первым вызывается блондин. Он удобно садится на кровати и, несмотря на свой огромный страх, вытягивает руки, получая маленький свёрток с двумя хлопающими глазками. Его сердце моментально млеет и сжимается, когда малыш дарит лёгкую улыбку, видимо, ощутив феромоны, отчего выпускать из рук его больше не хочется.       Пак же, что всё это время стоял позади и не менее взволнованно наблюдал за происходящим, вежливо отказывается от предложения тоже подержать ребёнка. И вовсе не потому, что не хочет, а потому, что боится, ведь его только родившийся крошечный вид по-прежнему стоит перед глазами. Но Исину в итоге удаётся того убедить в том, что всё будет хорошо и он подстрахует, поэтому в следующую минуту альфа складывает руки должным образом и приседает, чтобы Хён смог переложить младенца. И пока это происходит, мужчина замечает нескрытое беспокойство на чужом лице, отчего вскользь вспоминает слова Набёль о недоверии в первое время малыша Чану. Но, так же быстро избавившись от этих дурных мыслей, он выпрямляется и тут же начинает корчить рожицы Лухану.       — Утю-тю-тю, — продолжает Ёль, пока не слышит звонкий детский смех, отчего смеётся сам. Вот только ровно через секунду его выражение лица меняется на серьёзное. — Его это… вырвало на меня…       — Да, забыл сказать, что он недавно поел, поэтому сильно не качай и не смеши, — усмехается друг и тряпочкой вытирает запачканный рот вместе с пятном на одежде.       — Ты только поел? Да? Вкусненько было? — вновь по-детски начинает, радуясь чужому веселью, но снова меняется в лице, как и маленький омежка в этот раз. — Кажется, теперь он обкакался… — Бэк, услышав это, удивляется, а после начинает громко смеяться, охая от лёгкой боли.       Через какое-то время Чжан забирает ребёнка и говорит, что сможет их выписать уже через неделю, отчего молодые родители радостно того благодарят. Когда же пара остаётся наедине, Чанёль хочет обнять младшего, выразив своё счастье, однако тот ловко увиливает, как делал весь этот месяц. Это немного беспокоит альфу, но Бэкхён просто обходит кровать и ложится на неё лицом к окну, принимаясь безмолвно что-то печатать в своём телефоне. И такое за эти пару недель случается достаточно часто, но как бы Ёль ни старался, узнать причину такого поведения у него не вышло.       Однако, решив хотя бы в этот раз не поддаваться чужому капризу и найти ответ, он ложится на ту же кровать и всем телом прижимается к узкой спине, дыша практически в затылок. Мужчина замечает, как тот начинает нервничать, но старательно делает вид, что всё в порядке, поэтому он обхватывает его за пояс, чтобы закрыть доступ к побегу. И даже когда Бэкхён хочет отстраниться, тот не позволяет, притягивая ближе и целуя загривок, отчего у второго заметно поднимается пульс. Но когда омега, перестав вырываться, вновь утыкается носом в телефон, Пак не выдерживает и выхватывает его, запихивая в свой задний карман, чтобы хоть сейчас тот что-то сказал. Однако и тут блондин молчит. Да, по нему видно, что он хочет что-то сказать, но почему-то продолжает молчать и не разговаривать со старшим, дико нервируя и беспокоя, ведь они даже не ссорились.       «Ладно. Посмотрим, насколько тебя хватит»,— думает про себя Чанёль и, потянувшись, медленно оглаживает бёдра омеги, так же медленно проскальзывая под футболку.       Он обходит стороной незаживший под корсетом рубец и ощутимо проводит пальцами до самой груди. Когда же, миновав утягивающий элемент, мужчина касается горячей кожи, то парень, покраснев и сжавшись всем телом, хватает чужую руку через ткань и прекращает все действия.       — Прекрати! Что ты вообще делаешь? — не выдержав, взрывается Хён и сам вынимает ладонь из-под своей футболки.       — Это что делаешь ты? Почему игнорируешь меня весь месяц и избегаешь каких-либо прикосновений? — в ответ нападает Ёль, но второй не знает, что сказать. Он молча открывает рот и так же его закрывает.       — Сначала пусти! — вторая попытка вырваться из объятий также венчается провалом, ведь и старший не намерен отступать.       — Сначала ответь! — Чанёль повышает голос, чего не делал ранее, и Бён снова замолкает, продолжая упрямиться и играть в молчанку. Поняв, что он перегнул и не должен был так грубить в ответ, ведь сейчас омега гораздо слабее и уязвимее, досадно выдыхает и продолжает уже более спокойным, но немного грустным тоном: — Бэкхён, я ведь не отстану, ты знаешь. Что не так, скажи мне? Мы ведь всегда рассказывали друг другу проблемы и решали все недопонимания, так что случилось сейчас? Если я тебя обидел, то объясни, где именно, чтобы такого не повторялось больше. Если я мало уделяю тебе внимания или, наоборот, чрезмерно опекаю, то скажи мне это в лицо, чтобы я смог понять и наладить наши отношения. Я не хочу, чтобы ты вёл себя со мной, как с чужим. Да, я долго могу притворяться и играть в слепого, но я же всё чувствую, ведь я твой альфа, — и младший наконец-то слышит его.       — Я… не знаю, — в итоге, спустя несколько минут тишины, за которые Пак уже не надеялся что-либо услышать, тихо выдаёт омега, чувствуя свою вину. Он действительно не знает, что сказать и как объяснить своё состояние, как и не собирается разворачиваться и смотреть в чужие глаза.       — Что ты имеешь в виду?       — То, что и сказал. Я просто не знаю ничего, мне… я думаю, мне нужно время.       — Я правильно понимаю, что сейчас ты не хочешь со мной разговаривать и доверять свою проблему? Ты хочешь побыть наедине?       — Да… — так же тихо отвечает омега и закусывает до боли нижнюю губу, боясь, что альфа начнёт пытать его, прося всё рассказать. Но когда тот, ответив короткое «хорошо», целует за ушком и поднимается с места, вернув телефон, Бэк начинает волноваться куда сильнее. Он хочет развернуться и извиниться, считая, что перегнул палку, но мужчина уже выходит из комнаты, скрыв своё опечаленное лицо.       До конца оставшегося дня альфа так и не появляется в палате, а Бэк, которому нельзя особо её покидать, и вовсе чувствует себя полной сволочью и трусом. Он действительно не понимает, почему так боится самого родного для себя человека. Почему не может просто рассказать всё, что на душе, ведь он лучше всех знает, что Чан ни за что не осудит, а, наоборот, поддержит и найдёт выход из ситуации. И парень сидит так в полном одиночестве вплоть до вечера, пока к нему не заходит Лэй, чтобы обработать рану.       — Ты… не видел случаем Чанёля? — спрашивает младший и морщится от того, что зелёнка пощипывает.       — Он весь день в отделе для новорожденных с Луханом сидел. Он был так опечален чем-то, что я подумал, он плачет, но, надеюсь, мне показалось. Я хотел подойти к нему, но замотался совсем с пациентами. А что такое? Вы поссорились?       — Нет, вовсе нет, — соврав на вопрос, Хён опускает взгляд, не думая, что его так быстро раскроют.       — Врёшь ведь. Не знаю, из-за чего был конфликт, но постарайтесь помириться до того, как мы выпишем вашего ребёнка, — отвечает врач и, заклеив новый пластырь, опускает футболку.       — Почему?       — Потому что малыш всё чувствует. Да, он не связан больше с тобой пуповиной, но это не значит, что после рождения он также перестанет чувствовать запахи. Тем более, ты его мамочка, поэтому он с лёгкостью почувствует запах грусти, ненависти, злости, обиды или вины, отчего и плакать будет сильнее. Я, конечно, могу понять твоё состояние, но как бы ты не отнекивался, Чанёль твоя единственная опора. Без него тебе придётся тяжко, поэтому скорее миритесь, — похлопав по плечу, старший видит, как тускнеет кивающее в ответ лицо, но всё же выходит из палаты, оставляя того вновь в полном одиночестве на пару с мыслями.       Однако, не желая больше мучить себя ими, он вертит головой и твёрдо решает поговорить с Паком утром, а пока ляжет спать. Но и тут он сталкивается с бессонницей, которая заставляет ворочаться полночи и вновь возвращаться к альфе, которого всё ещё нет. Хён думает о том, поужинал ли тот? Нашёл ли удобное место для сна? Не спит ли опять на неудобных стульях? Ему так хочется знать ответы на все эти вопросы, но ничего не остаётся, кроме как продолжать лежать и смотреть в потолок.       Не сумев заснуть и во вторую половину времени, парень, уже не надеясь, что старший вернётся, поднимается и ложится на соседнюю кровать, которую сюда притащил Чжан. Он укрывается одеялом и крепко обнимает подушку, которая полностью пропитана запахом корицы, после чего засыпает. Так ему спокойней и так он чувствует себя в безопасности.       Утром же Бён просыпается от того, что в палате кто-то ходит и чем-то шуршит, а имея чуткий сон, особенно в таких местах, как больницы, он моментально открывает глаза. Сонно похлопав ими, наконец замечает Пака, который сначала раскладывает завтрак на столе, а потом принимается заправлять кровать младшего, с которой тот переместился ночью.       — Ох, прости, что разбудил, — лишь через две минуты заметив, что Хён проснулся, старший извиняется, наблюдая, как тот привстаёт на постели.       — Где ты был всю ночь? — омега тут же задаёт вопрос и принимается прокручивать в голове речь, которую не успел подготовить вечером. Он не знает, что сказать, но хочет поскорее всё закончить и не мучить обоих.       — У малыша сидел. Он почему-то капризничал и плакал в кроватке, поэтому я убаюкивал его на руках. К счастью, ему понравилось, — уклончиво отвечает мужчина и немного улыбается уголками губ, вспоминая ребёнка. И пока он говорил это, старался не смотреть на парня, копошась то у кровати, то вновь у стола.       — Чанёль, я…       — Умойся и садись завтракать. Я уже поел, поэтому пойду к Исину, он хотел что-то сказать, — и только Бэк хочет извиниться, чувствуя ещё большую вину, как его перебивают и торопливо выходят из комнаты, снова оставив одного с грузом на сердце. Но он даже не подозревает, каково альфе, ведь тот даже не понимает, почему они должны через это проходить. И ему так обидно, что спустя столько совместных воспоминаний, спустя с трудом построенного доверия младший предпочёл молчать о том, что его волнует, нежели рассказать всё.       И Бён снова думает о том, что попросит прощения позже, вот только Ёль продолжает увиливать всю оставшуюся неделю, чем заставляет забивать голову дурными мыслями. Почему-то решив смириться с этим, считая, что со временем всё изменится и придёт в норму, они не замечают, как начинают отдаляться друг от друга. А когда приходит время забирать Ханя домой, то Исин первые пять минут отказывается отдавать ребёнка, читая молодым нотацию о том, что они испортят отношения и с младенцем из-за нагнетённых феромонов.       В итоге сумев кое-как убедить, что они помирятся, Ёль забирает Лу, вешает тяжёлую сумку с вещами на плечо и дожидается младшего, которому пока что нельзя брать на руки что-то увесистое. Выйдя на улицу, они полной грудью вдыхают свежий воздух и наблюдает, как малыш, впервые увидев дневной свет и голубое небо, жмурится, а после любопытно хлопает глазками. Дойдя до припаркованной неподалёку машины, мужчина, даже не имея свободных рук, открывает Бэку дверь заднего сиденья и ждёт, пока тот аккуратно усядется, чтобы затем вручить ребёнка. Он кладёт сумку с вещами рядом, после закрывает дверь и садится за руль.       И Бэкхён, впервые за столько времени оставшись наедине с альфой, чувствует ужасную неловкость, ведь и бежать тут некуда. Однако, решив, что, возможно, сейчас самый подходящий момент для разговора, он открывает рот, но его прерывает детский плач омежки, который уже проголодался. И зная, что старший не будет смотреть, осторожно приподнимает свою одежду и принимается кормить молоком, не подозревая, что Ёль всё же кидает пару взглядов через зеркало заднего вида, дабы убедиться, что всё в порядке.       Весь оставшийся пусть они проезжают в полной тишине, прерываемой лишь чмоканиями. Но как бы сильно обоим не хотелось поскорее оказаться дома, на дорогах пробки, отчего блондин, откинув голову, прикрывает глаза, решив немного подремать. Вот только он не подозревает, что этим заставляет своего «водителя» беспокоиться.       — Плохо себя чувствуешь? — осторожно задав вопрос, старший видит отрицательные кивки головой, которые не сильно убеждают его. — Если тебе плохо, я могу остановиться и взять Лухана.       — Всё в порядке, просто укачивает немного… — тихо отвечает Хён и приоткрывает глаза, приводя одежду в норму, ведь ребёнок уже поел. Чанёль приоткрывает немного окна, чтобы обоих не продуло и перестало укачивать, а после протягивает бутылку воды с сосательной конфетой, говоря «полегчает». — Спасибо, — приняв это, он тут же разворачивает сладость, которую ему запрещали есть весь месяц, и моментально запихивает в рот, довольно жуя и не видя чужую улыбку.       Наконец-то доехав до дома, Пак паркуется на подземной парковке, открывает дверь заднего сиденья, забирает ребёнка с вещами и подставляет плечо, чтобы Бэкхён смог опереться и спуститься без дискомфорта. И, поблагодарив, только он хочет пойти вперёд, как его останавливают и просят взяться за предплечье, ведь перед лифтом стоят ступени. Но от этого омеге становится безумно совестно, ведь он понимает, что Чан, несмотря на тяжесть и обиду, продолжает заботиться и совершать какие-то, казалось бы, незначительные поступки. Опустив голову, чтобы не заплакать, он принимает помощь и медленно шагает, наслаждаясь этим мимолётным прикосновением.       Как только пара, дойдя до дверей, тянет ручку на себя, их тут же встречают радостные друзья, что, улыбаясь и поздравляя, лезут обниматься. Но больше всего их удивляет Чонин, который, обняв Бёна, досадно вздыхает и говорит: «животик… я так любил твой большой животик…», за что его Пак и пинает ногой. Вручив младенца самому опытному и доверенному лицу компании, а то есть Чунмёну, альфа уже по привычке садится на корточки и принимается развязывать обувь Бэка. Да, было бы славно отдать ребёнка Тао, ведь у того есть уже один, однако, увидев его сияющий и немного пугающий взгляд, он резко перехотел рисковать так.       — Какой масенький…       — И красивенький…       — Точная копия Бэкки, да ведь? — теперь налетев и на Лу, который крепко спит, друзья начинают умиляться и одаривать того комплиментами, ведь мальчик действительно очень красив и очарователен своей необычной внешностью.       — Вы его разбудите, — вот только долго он у Кима не задерживается, потому что его вновь забирают и уносят в его новую кроватку, где осторожно укладывают и, переодев, накрывают одеялом. И пока старший, уже давно набив руку на куклах, быстро со всем справляется, блондин, только войдя в их спальню, удивляется такой огромной и роскошной детской кроватке белого цвета, которую никогда не видел.       — Вах… — тихо выдохнув, он подходит ближе и касается деревянной спинки, чувствуя трепет от того, что мужчина не сэкономил на ребёнке, а хорошенько так раскошелился.       — Я не знал, но очень надеялся, что тебе понравится, — произносит Ёль и с великим трудом сдерживается, чтобы не наклониться и не поцеловать эти улыбающиеся уголки губ.       — Мне нравится, — в ответ говорит Бён и также держится, чтобы не потянуться и не обнять.       И пока они продолжают так стоять, в гостиной друзья, что заподозрили некую неловкую атмосферу, одновременно переглядываются, понимая, что им не показалось. Вот только говорить об этом никто не осмеливается, считая, что им не следует лезть в подобного характера дела, дабы не расстраивать недавно родившую мамочку.       — Ну, что, теперь праздновать? — и стоит только старшему выйти из комнаты, как к нему тут же подлетает возбуждённый Сехун, чьи глаза горят и сияют, а нос пытается уловить больше запаха младенца.       — Дядя Чан, можно мне посидеть с Луханом, пожалуйста? Обещаю не трогать и не будить его, только смотреть! Пожалуйста-пожалуйста, — взволнованно спрашивает и впервые строит щенячий взгляд, а получив кивок, он тут же срывается с места и радостно бежит в комнату, откуда выходит Бэк. Заодно на всякий случай спросив разрешение и у того, ведь, как никак, именно он является родителем малыша, Хун торопится в комнату после одобрения.       Пододвинув небольшую табуретку к кроватке, альфа садится и принимается любоваться Лу, который во сне чмокает губами. И ему так спокойно и радостно на душе, ведь теперь он может видеть своего истинного вживую, общаться с ним и вдыхать полной грудью его пока ещё детский феромон. Он также думает о том, что теперь будет приходить в гости гораздо чаще обычного, как его взгляд падает на крохотные пальчики, что не скрыты под одеялом. Решив тоже их накрыть, Се тянется, но вовсе не ожидает, что его руку неожиданно схватят, крепко сжав, отчего яркая улыбка моментально озаряет милое лицо.       И пока дети наслаждаются друг другом в спальне, взрослые негромко отмечают это событие, кушая, но не выпивая, ведь им ещё за руль садиться. Они разговаривают буквально обо всём, включая жизнь после рождения ребёнка, и каждый раз возвращаются к изменившемуся в характере Бэкхёну. Конечно же, каждый понимает, что это нормально, ведь гормональный фон больше не шалит, но всё же это непривычно. Особенно для Чонина, ведь он весь вечер не спускает свой грустный взгляд с омеги и при этом тяжело вздыхает, жалея о том, что так мало времени проводил с ним во время беременности. В остальном же вечер проходит просто чудесно, ведь друзья веселят пару, разбавляя эту неприятную атмосферу, за что те им безумно благодарны.       Когда стрелки на часах бьют одиннадцать, все начинают потихонечку подниматься со своих мест, ведь работу завтра никто не отменял. Один лишь Сехун впервые начинает плакать и просить остаться, чтобы ещё немного поиграть со «своим истинным», которого видит впервые. Но, к его великому огорчению, родители не разрешают и чуть ли не силками выпихивают его из квартиры, сказав, что он ещё успеет наиграться с ним. Остальные же, наконец узнав истинность детей, принимаются поздравлять Тао и Криса, ведь теперь у них есть невестка. Но радуются они этому недолго, ибо заревновавший Пак, который пока не собирается отдавать кому-то своё чудесное дитя, выталкивает парней за порог, чем заставляет смеяться.       Теперь, снова оставшись наедине, парни неловко переглядываются и молча расходятся по разным углам: Чанёль — убирать кухню, Бэкхён — в комнату. Им вновь становится некомфортно друг с другом, и оба не решаются открывать тему первыми, отчего нагнетают ситуацию ещё больше.       Спустя двадцать минут, когда уборка в гостиной и кухне заканчивается, альфа слышит громкий плачь Ханя, отчего стремглав бежит в спальню, чтобы понять, что случилось. Однако, войдя в неё, он чудом успевает перехватить руку блондина, который, только распаковав соску, протягивал её малышу.       — Что ты делаешь? — испугавшись такой резкости, младший смотрит на Ёля, который выхватывает вещь из пальцев и явно не собирается возвращать. — Я пока не могу покормить его молоком, поэтому отдай, пожалуйста, соску.       — Ты не знаешь, что перед использованием нужно промыть её кипятком? На ней же столько бактерий, а что, если Лу подхватит чего-нибудь? Он ведь только родился, поэтому его организм не умеет справляться с вирусами, — немного грубо отвечает мужчина, но тут же поняв свою ошибку, сбавляет обороты. Вот только щёки Хёна уже краснеют от стыда, голова опускается вниз, а по щекам начинают течь горькие слёзы. — Ты плачешь? Прости, я не хотел, — он с паникой смотрит то на парня, то на такого же ревущего младенца и вздыхает. — Чёрт… Подожди, я сейчас.       Пак стремительно идёт в кухню, промывает соску и возвращается в комнату, отдавая её Лухану, который тут же замолкает и вновь засыпает. Удостоверившись, что омега не проснётся, он разворачивается к Бёну, что даже не сдвинулся с места, и без слов притягивает его к себе, крепко обнимая спустя столько времени.       — Я понимаю, тебе тоже тяжело, и я ни в коем случае не виню тебя за это. Прости, что нагрубил, я просто испугался, но вовсе не разозлился, — он слышит тихие шмыги и чувствует, как чужие руки обвивают его торс в ответ. — Бэкхён-и, нет ничего страшного в случившемся, ты узнаешь всё со временем, ведь нельзя с первого раза вызубрить все правила и тонкости по уходу за младенцами. И я буду рядом с тобой, буду помогать тебе и заботиться, поэтому не надо плакать. И не надо думать, что из-за одной ошибки ты теперь плохой родитель, потому что это совсем не так, — будто прочитав мысли, заключает альфа, продолжая поглаживать чужие волосы и спину.       — Правда? — наивно бубнит в плечо и медленно успокаивается, доверяясь старшему.       — Правда.       Наконец, отстранившись, Хён приподнимает немного уголки губ и шагает в ванную комнату, чтобы умыться. Когда же возвращается обратно, то замечает, что Ёль уже уместился на своей половинке кровати, поэтому следует его примеру и укрывается одеялом. Он дожидается, когда второй выключит свет, после чего поворачивается к нему спиной, думая о том, что ему слишком холодно, ведь тёплые руки больше не обнимают его со спины, а попросить об этом язык не поворачивается.       Лишь только через минут пятнадцать, услышав умеренное сопение, омега тихонько придвигается ближе к чужой груди и невесомо касается её, чтобы почувствовать себя вновь в безопасности и уюте. И пусть Чанёль, который вовсе не спит, безумно хочет потянуться и обнять младшего, он вновь сдерживает себя, ведь, опять же, время, выделенное на раздумие, ещё не прошло.