War is over

      — Я заберу багаж и вечером сойду на берег. А днем давайте поищем лучшую «кубу либре»[1] в «Маленькой Гаване»[2], — предложил Паганель.       Майор все не мог понять, чем обязан расположению этого забавного и приятного человека.       — Так какой у вас план? Самолет в Лондон?       — Да, у нас договор со студией звукозаписи. Альбом должен быть готов к осени, иначе контракт прогорит.       — А Вудсток? — вспомнил майор.       — Где вы, мой дорогой, были в августе шестьдесят девятого? — нахмурился Паганель.       — В госпитале, — буркнул майор. — И мясные мухи чуть заживо меня там не сожрали.       — Это был рок-фестиваль, — мягко объяснил Паганель. — Там были все. Вообще все, назовите имя — и они были там. Это событие уже сейчас легенда. Но я еду в Англию. Через несколько месяцев будет Гластонберри — британский ответ Вудстоку.       Майор кивнул, а Паганель продолжил:       — Ну что-то же вы должны знать, — и запел: — Люди пытаются заткнуть нам рот (говоря о моём поколении), лишь потому, что мы стали заметны [3].       — Да, конечно, знаю, — узнал майор. — Хорошая песня. У меня был сослуживец, он постоянно врубал радио погромче, когда ее гоняли.       — Это The Who.       — Так вы музыкант. — Это было утверждение, причем какое-то неохотное.       — Да, я говорил много раз, — озадачился Паганель.       — Я не верил, — признался майор. — Пойдемте, у нас сегодня важная задача, нельзя терять время.       Февраль в Майами — лучшее время, чтобы слоняться из бара в бар, не изнывая от жары. Паганель оказался беспокойным спутником:       — Мак-Наббс, оглянитесь! — щелк! — А, опять, наверное, пересвет, но зато теперь мы точно оба в кадре!       — Я на вас пленки не напасусь, Паганель!       — Купим еще, не будьте жмотом! Я видел магазин на той площади с пальмами и фонтанчиком.       — Там был бар, а не фотомагазин.       — О, укажи мне путь в следующий виски-бар![4] — со смехом пропел Паганель.       Так они пропустили ужин и перехватили каких-то такоc[5] в порту:       — Я не буду это есть, вдруг оно из вон той гигантской ящерицы!       К слову, ящерицы там были размером с хорошую кошку, зелено-фиолетовые, коренастые, с сильными широко расставленными лапами и толстым хвостом, который они сворачивали в вертикальную спираль.       — Из броненосца! Попробуйте, это изысканный броненосец.       Майами оставался за кормой. Паганель в последний момент куда-то позвонил и решил продолжить плавание на «Дункане». Он был не в духе, раздраженно дергал уголком рта, хрустел пальцами и наконец признался:       — Джим вместо Лондона умотал со своей бабой в чертов Париж.       — Ваш друг? — уточнил майор.       — Наш солист. Придурок! — вскипел Паганель. — Наверняка ушел в очередной запой. Ну пусть теперь наш менеджер с ним нянчится, а я могу продолжить отпуск. В график записи уже все равно не уложимся, — Паганель выругался, отобрал у майора зажигалку и защелкал ею, закуривая.       Вечером они попробовали и вылили в раковину отвратительное мексиканское пиво, слушали пластинки, болтали (майор, конечно, больше молчал и ухмылялся), и что-то случилось.       — Послушайте, оставайтесь сегодня у меня, — сказал Паганель.       — В смысле?       — В прямом. Выпьем, потреплемся, послушаем музыку, попробуем заняться сексом. А дальше по обстоятельствам. Что? Что вы так на меня смотрите? Я оскорбил вашу любовь согласием?       — Нет, — рассмеялся майор, — вовсе нет. Не оскорбили. Просто я считаю, что некоторые вещи нужно молчать.       — Ну и молчите, а я в этом не очень силен. Я вообще за ask-protocol, а не guess-protocol[6]. — Майор только дернул плечом, ничего не переспросив. — Ну же, да? Если полизать пол в моей каюте, можно еще догнаться джин-тоником.       — Я пас, — рассмеялся майор, — у меня с того раза синяк в полспины еще не прошел. Я что, падал?       — И не раз вообще-то, — поморщился Паганель. — Сходим завтра на массаж после моей йоги.       Он ловил на себе веселый взгляд Мак-Наббса поверх газеты, болтал ногой и языком — и вдруг все понял. Повертел в руках сигарету, обжегся, перевернул пластинку, поискал очки. И увидел на дне веселости Мак-Наббса, как оливку на дне бокала, тоску. Майор отложил газету, сосредоточенно докурил, тщательно растер сигарету в пепельнице, принялся еще за одну. Задумчиво и спокойно, совсем не отрешенно, как в первый день. Значит, тоже понял.       — Я иду в душ, — тихо и спокойно сказал Паганель. — А ты как хочешь.       Странно было знать кого-то пять дней, а потом залезть к нему в душ, даже без первого поцелуя. «Как пьяный», — промелькнуло в голове Мак-Наббса. Не было даже неловко, а только холодно ногам на плиточном полу и чуточку стыдно за брюшко, которое наел после демобилизации. Очки, которые он забыл снять после чтения, запотели, и он не знал, куда их пристроить. Мыльные руки Паганеля неожиданно напомнили, что тело может чувствовать не только боль и холод.       Майор дышал через раз, но на некоторые ласки реагировал громко и с большим энтузиазмом, и Паганель запоминал и повторял: помассировать затылок, сжать посильнее пальцами ягодицы, тихонько выдохнуть в верхнюю часть уха. В душе было холодно, и Мак-Наббса слегка трясло — Паганель поспешил завернуть его в полотенце и переместить в кровать, чтобы продолжить исследование. Они согрелись одеялами и друг другом, но бедра майора продолжали мелко дрожать, непроизвольно, как зубы на морозе.       — Все в порядке, — говорил он. — Мне хорошо с тобой. Это нервное. Пожалуйста, не болтай. — И Паганель послушно обо всем промолчал.       Бог знает, какой у Мак-Наббса был опыт и когда был прошлый раз, поэтому Паганель пошел простым сценарием, включающим крепкие объятья, ощупывание самых аппетитных мест, пару страстных поцелуев, ознакомительную дрочку и...       — Стой, я сейчас... Черт! Ммм!... — несколько вздохов, виноватый взгляд, мокрые руки, характерный запах и понимание, что секс закончился, не начавшись. Майору тоже наверняка не понравилось: в решающий момент они оба с досадой смотрели на своенравный орган, не трогая его.       — Прости, я... У меня давно никого не было, — а что еще сказать в такой ситуации? — С тех пор, как... — и он замолчал, поняв, что окончательно все испортил.       — Ты потерял там кого-то важного?       — Нет! — вскинулся Мак-Наббс: действительно, такое объяснение само приходит в голову. — Просто... Черт. Как я могу помочь тебе?       Мак-Наббс выглядел очень смущенным, но не мог перестать довольно улыбаться. Паганель усмехнулся, чувствуя, как его досада испаряется. В следующий раз определенно будет лучше. Он не был уверен насчет минета и подумал было о классическом греческом способе, когда член двигается между сомкнутыми бедрами любовника. Или есть интересный вариант с подмышкой... — Рукой, дорогой друг, просто помогите мне рукой.