***
Впервые за неделю Чимин смог выспаться. Своей песней он выплеснул чувства, больше не висевшие тяжким грузом в его сердце, и от этого ощущал волшебную лёгкость внутри. И ещё он больше не любил Сокджина. Совсем, ни капельки, абсолютно точно. И это было прекрасно — заточённый в темнице своей безответной любви, Чимин наконец вдохнул полной грудью воздух безграничной свободы. Утром, валяясь в постели, он привычно наблюдал за колыхавшимися от сквозняка фигурками под потолком и вспоминал события минувшего дня. Чонгук был вознаграждением для Чимина за два потерянных года и переживания его переломного момента, и теперь Чимин думал, что Чонгук из разряда «самое сложное» перешёл в разряд «проще простого», потому что своим поведением он дал понять, что им оставалось совсем немного — только поговорить начистоту, и всё — дело в шляпе. Окрылённый этим, Чимин сходил на свои занятия; удивительно, но даже треклятый «скэт» дался ему безумно просто. Чимину вообще показалось, что на свете больше не существовало ни одной трудности, с которой он мог бы не справиться. Он собирался использовать эту энергию на репетиции с ребятами. До фестиваля осталась ровно неделя, а их звучание всё ещё не блистало хорошим качеством. Так что это было как нельзя кстати. После вокала Чимин встретил у своего дома Хосока, подъехавшего для того, чтобы забрать его вместе с синтезатором в гараж Тэхёна. Старший выглядел немного озабоченным, но Чимин совсем забыл про то, что именно он позвонил ему вечером, так что даже не думал заводить разговор об этом. В отличие от Хосока. — Как всё прошло? — едва Чимин забросил инструмент на задние сиденья и уселся вперёд, спросил он. Чимин непонимающе глянул на него. Хосок не мог знать про его с Чонгуком прогулку, так что этот вопрос был для него неожиданным. — Что? — Сокджин, — напомнил Хосок, закатив глаза. — Ну же. Как всё прошло? — А, Сокджин, — протянул Чимин и неловко улыбнулся. — Нормально. — Что это значит? — нахмурился друг. — Это как? Чимин помолчал, жуя губы и раздумывая над тем, как ему лучше преподнести новости, коих было достаточно много для одной обыкновенной субботы. — Давай я расскажу в гараже. Мне правда есть, что рассказать. Хосок недоверчиво прищурился и хмыкнул, повернув ключ. Машина, как и всегда, с жалобными предсмертными кряхтениями завелась, и они выехали на дорогу; Чимин включил радио, играла какая-то абсолютно бездарная попсовая песня, но Пак всё равно сделал громче, потому что там пелось о счастливой любви и это идеально подходило под его настроение. Хосок вновь взволнованно вёл свой пикап, и каждый раз, когда их с Чимином взгляды встречались, он молча умолял его дать больше информации о своих странных переменах в поведении, но Чимин только многозначительно улыбался и оставлял все его вопросы открытыми. Тэхён уехал на выходные в Лос-Анджелес с родителями, и они снова репетировали втроём. Это не было безответственно с его стороны — Чимин правда верил, что он нуждался в смене обстановки для того, чтобы привести нервы и мысли в порядок. Юнги ждал парней в репетиционной, настраивая аппаратуру; только пикап заехал на своё обыденное место стоянки, Мин тут же уселся за свою установку, в полной боевой готовности подхватив палочки, но, увидев самое глупое выражение беспечности на лице Чимина, он сложил их обратно на пол и повёл бровью в сторону старшего, точно такого же растерянного. Чимин плюхнулся в своё кресло, и друзья переглянулись. — Какого чёрта происходит? — пробормотал Юнги. Он тоже не знал о том, что собирался делать в субботу Чимин. Если честно, Пак вообще не хотел никому ничего рассказывать до того, как их прогулки с Чонгуком всё-таки состоялись, потому что, наверное, нахватался у Сокджина — боялся, что что-то может пойти не так. — Рассказывай, — нетерпеливо воскликнул Хосок, встав рядом с Юнги. Чимин широко заулыбался — не смог сдержаться — и не совсем внятно ответил: — Ребята, я так влип. — Почему ты тогда улыбаешься? — не понял Хосок. — Потому что я влип в такое чудо. — Что за хрень ты несёшь? — пробормотал Юнги, скрестив руки на груди. Чимина буквально распирало от желания всё рассказать, но у него не было возможности адекватно связать и пару слов — так сильно он был возбуждён и опьянён своей радостью. Он сделал глубокий вдох и зажмурился, чтобы немного успокоиться. — Ты встретился вчера с Джином? Пак кивнул, всё ещё настраиваясь на диалог. — И… ты так из-за него? Чимин отрицательно покачал головой. — Либо ты говоришь, либо я клянусь, я… — начал возмущаться Хосок, но так и не придумал угрозу. Пак хлопнул ладонями по бёдрам и вскочил с кресла, пытаясь погасить дурацкую улыбку. — Я вчера был с Чонгуком. Мы провели весь день вместе. Потом обнимались. А потом я разлюбил Сокджина, — выпалил он на одном дыхании, и ему даже пришлось умолкнуть, чтобы сделать большой вдох. Парни стояли напротив него с разинутыми ртами и сведёнными к переносице бровями — даже привычно безэмоциональный Юнги, казалось, наконец-то был обескуражен настолько, что это выразилось на его лице. — Ещё раз. Только по порядку. Чимин пятернёй убрал чёлку с лица, метнулся к холодильнику, взял баночку «Пепси» и сделал глоток. — Ладно. Мы с Чонгуком делаем совместный проект по английскому. Ему нужно было показать город, и мы провели весь чёртов день вместе. Вдвоём, — Чимин посчитал это обязательным уточнением, потому что лично ему это очень грело душу. — Вот. Это было потрясающе. У меня до сих пор мурашки, клянусь, — он вытянул руку, продемонстрировав доказательство. — Потом я встретил Джина и погово… послушал его. Он извинился. И я ничего не почувствовал. — Чимин помолчал пару секунд, глядя куда-то вглубь гаража, и покачал головой сам себе. — Совсем. Он сделал ещё один глоток «Пепси» и поболтал его во рту, медленно переведя взгляд на друзей, переваривавших его рассказ. Они выглядели такими загрузившимися, будто это произошло с ними, а не с Чимином, и ему захотелось рассмеяться, но он подавил это чувство, чтобы не сбить их с толку ещё больше. — Ты был с Чонгуком? — переспросил Хосок. Чимин кивнул. — И ты был с ним, когда я тебе позвонил? Чимин кивнул. — У вас… там что-то было? — пробормотал Юнги. — Ничего, — ответил Чимин. — Я думаю, он пока что не совсем готов, но он на пути к этому. Мы поговорили. Конечно, мы не обсудили всё-всё, но… я думаю, теперь всё будет хорошо. И всё благодаря тебе. — Я сейчас чувствую себя так, будто целая эра прошла, — как-то нервно усмехнулся Хосок. Чимин вскинул брови. — Я думал вы… будете немного более… радостными, что ли? — неуверенно заметил он. — Я рад, если у тебя наконец-то всё хорошо, — пожал плечами Юнги. — Если честно, — пробормотал Хосок, — я видел твой кавер и думал, что он для Сокджина. Чимин уставился на него. — Почему? — Ну, ты встретился с ним, и до того момента ты его как бы любил, — старший почесал затылок. — Ну, и после разговора с ним ты записал это видео. Чимин моргнул пару раз, ничего не ответив, и почувствовал, как внутри фейерверки счастья резко сменяются на сгустки волнения, прокатившегося холодной испариной по всему его телу. Неужели это правда могло так выглядеть?.. — Чёрт, — выдохнул он, поставил банку на полку и быстро выскочил из репетиционной, непослушными пальцами доставая телефон из джинсов. Чонгук мог и не подумать даже так, но Чимина аж затрясло от осознания того, что он мог. Он торопливо нашёл переписку с ним и затушевался — должен ли он позвонить или лучше просто написать? Потому что Чимин уже сотню лет не разговаривал с ним по телефону. Это было волнительно. Чимину очень нравился его голос, да и вообще он, но… разговаривать по телефону всегда как-то слишком. Тем более, что бы он ему сказал? «Привет, Чонгук. Ты видел моё новое видео? Просто хотел сказать, что это я от тебя без ума, а не от Сокджина. Ну, если ты вдруг не понял»? Он облизнул губы и снова убрал чёлку с лица, рвано выдохнув. Паника охватила его. Если Чонгук решил так же, как Хосок, Чимин был бы просто самым настоящем идиотом. И чем больше времени проходило, чем дольше он думал об этом, тем сильнее верил в правдоподобность такой теории. — Чимин, не волнуйся ты так, — послышался голос Хосока где-то поблизости, и его тёплая рука уместилась на его лопатках. — Вы же были вместе. Он видел тебя своими глазами, вы общались, ты же сам сказал, что всё скоро будет хорошо. Он так не подумает. — Хосок, — выдавил из себя Чимин, потирая глаза пальцами, — Чонгук очень сложный. — Но он же не тупой. — С чего блин ты вообще так решил? Это же ты мне тогда сказал залезть на «Ютуб»! — Откуда мне было знать, что между вами что-то происходит? — возмутился Хосок. — Ты мне ничего не говоришь! Чимин удивлённо взглянул на него. Всё происходящее действительно несколько отдалило их друг от друга. Только Юнги был в курсе всех подробностей, и у Чимина, если честно, не было оправданий, почему он так закрылся от Хосока. Скорее всего, догадывался он, дело было именно в разладе в группе. Они привыкли быть вместе, одним целым, и все всё друг про друга знали. Но теперь что-то пошло не так. — Чёрт, извини меня, — выдохнул Чимин, опустив голову. — Я погряз во всех своих проблемах и… не знаю. Хосок поджал губы, уткнув кулаки в бока и глядя на Чимина как на котёнка-проказника. Но он, по правде, не умел обижаться вообще. Так что после того, как Чимин посмотрел на него застенчиво из-под ресниц, тот цокнул, вскинул руки и обнял Пака. — Ты засранец, но я тебя так люблю! — щебетал он. — Хоть кто-то из нас должен был заняться этим парнем. Вы уже общались сегодня? Чимин заулыбался, прижав худого друга к себе. Хосок был прав. Они с Чонгуком знали, что все последние каверы на их каналах были посвящены только им обоим. Так что даже самый сложный на свете Чон Чонгук должен был догадаться, что Чимин пел ему. Однако его прошибло от осознания того, что ведь Чон никак так и не отреагировал. То есть вообще никак. Совсем. — Он мне ничего не ответил, — пробормотал Чимин; Хосок отпрянул от него, заглянув с тревогой в глаза. — Ни в сети, ни по телефону. Мы со вчерашнего вечера больше не разговаривали. Я был таким радостным, что сначала даже и не понял этого, но сейчас… — Попробуй просто написать ему, если нервничаешь. Спроси, как дела. Что-то ненавязчивое. Пак пожевал губы. Он буквально разгуливал по хрупкому льду. Между ними ещё ничего толком не было, и он мог порвать эту тонкую ниточку, едва они с Чонгуком её протянули. Он вернулся в гараж, допил банку лимонада залпом, вытер влажные губы тыльной стороной ладони и открыл чат. «Хэй, как вчера добрался до дома? Я так сильно устал, что отрубился и забыл написать…» Набрав текст, он ещё полминуты пялился в экран, раздумывая, стоит ли добавить что-то ещё. Но переусердствовать с опекой тоже было нельзя. Так что он нажал на кнопку отправки и кинул телефон на кресло, расположился у подготовленного Юнги за это время синтезатора и как-то неуклюже кивнул парням, чтобы они начали прогонку песни. От вспыхнувшей с утра уверенности не осталось и следа. У него всё ещё дрожали пальцы, и он даже не мог толком понять, из-за чего именно — из-за Чонгука или из-за всё ещё непривычного сочетания вокала и игры на клавишах. С гитарой ему всегда было привычнее, но никогда нельзя останавливаться на достигнутых вершинах: дальше есть ещё больше всего такого, чего ты не добьёшься, если перестанешь идти. Чимин этот урок хорошо усвоил за последнее время. К тому же, на него рассчитывала его группа, поэтому Чимин только и делал, что старался, снова и снова проигрывая и пропевая моменты, которые давались ему особенно сложно. Через полчаса на небольшом перерыве Чимин, поглощая минеральную воду из бутылки — газировка была конечно вкусной, но плохо гармонировала с его связками, — вернулся к телефону и разблокировал экран, где тут же увидел оповещение о новом сообщении. Прочистив горло, он глянул на Хосока и Юнги, занятых обсуждением трудного проигрыша в одной из песен, и молча открыл мессенджер. Чонгук ответил ему: «привет ;) все в порядке ~ я скину презентацию чуть позже. сейчас я на тренировке :(» Чимин вздохнул. Ни намёка на то, что ему требовалось узнать. Хотя, он должен был признаться, что Чонгук был очарователен даже в сообщениях. Как такое вообще возможно? Он видел эти чёрточки и скобочки, а в голове слышал голос Чонгука, читающий текст, и видел лицо, отражающее эмоции в смайликах. Он вздохнул ещё раз и почесал нос, думая над ответом. «О, не волнуйся. Удачи. Надеюсь, всё хорошо?..» Это всё ещё слабо подводило его к главному вопросу, но он надеялся как-то развить диалог и дальше. Чимин вообще-то никогда с Чонгуком прям-таки не переписывался. Если с друзьями они постоянно вели активные беседы в интернете, скидывали друг другу кучу всякого смешного и не очень дерьма, то с Чонгуком они, по всей видимости, предпочитали другие каналы связи. Каналы. Чимин хотел дать себе по башке. Кто заставил его вообще выкладывать это грёбаное видео прямо тогда же, ночью? Что, не мог подождать? — Как оно? — спросил Юнги, вырвав Чимина из размышлений. — Чёрт его знает, — ответил он. Друзья устало вздохнули и вернулись к инструментам. В течение всего остатка дня Чимин был полностью поглощён репетицией. Дедлайны давили на него, как и огромная ответственность перед друзьями, так что он смог заставить себя сосредоточиться. Но во время перерывов он все равно поглядывал в телефон в надежде увидеть хоть что-нибудь: оповещение с «Ютуб», сообщение, пропущенный вызов, да хотя бы сам файл скинутой презентации. Любое ответное действие Чонгука казалось Чимину смертельно необходимым. Но экран оповещений продолжал оставаться безжалостно пустым. Вечером, вернувшись с репетиции, Чимин рухнул на кровать и прикрыл глаза, будучи в миллисекундах от того, чтобы расплакаться, и уже жалея о том, что позволил себе открыться. Но он решил перетерпеть — в конце концов, Чонгук мог ведь просто быть занятым весь день. У футбольной команды как раз на следующей неделе должен был состояться какой-то большой матч. Это было важно для Чонгука — Чимин это понимал, хотя, если бы не смертельная усталость после изматывающей долгой репетиции, он бы опять не спал всю ночь, думая об этом — просто потому что он не умел иначе. По правде говоря, если бы существовала премия за самое частое и идиотское накручивание себя по поводу и без, то Чимин обязательно бы удостоился её. Но ему всё же повезло, и он почти сразу вырубился после душа — в толстовке Чонгука и с телефоном в руках.***
В понедельник голова у Чимина снова пухла от вопросов и догадок. Он правда отбросил мысль о том, что Чонгук мог подумать так же, как Хосок. Теперь больше всего его тревожило то, что он мог слишком поторопиться со своим признанием. Он нарочно избегал слова на букву «л» во всех песнях, посвящённых Чонгуку, чтобы не давить на него, но неужели его всё же сумело спугнуть слово на букву «н»? Чимин не считал, что слово «нравиться» какое-то страшное, и даже не думал, что оно способно заставить человека спрятаться. Но оно, по всей видимости, могло это сделать. Потому что утром Чимин не обнаружил родстер Чонгука на стоянке у школы, и на сообщения он всё ещё не отвечал. И даже грёбаную презентацию так и не скинул. Чимин не находил себе места, всё поглядывая то в мобильник, то в окна, рассчитывая увидеть машину Чонгука на парковке. Он даже начал задумываться о том, что у Чонгука что-то случилось — не мог же он просто взять и не прийти, буквально пропасть с радаров приборов Пака. Даже Пиа вернулась на занятия, и её совершенно умиротворённый вид заставлял Чимина чувствовать себя чуточку лучше — если бы и вправду произошло что-то ужасное, Чимин думал, что это отразилось бы и на ней. У него было ощущение, будто он ждал вынесения своего приговора, уже сидя пристёгнутым к электрическому стулу. Как будто все его опасения по поводу того, что встреча в субботу может стать финальным их с Чонгуком эпизодом, просто взялись и сбылись. Хотя Чимин не хотел в это верить — Чонгук же обнял его, и они держались за руку в машине, и вообще весь день Чонгук вёл себя так, словно Чимин не был ему безразличен. Но ведь Чонгук всегда был таким. Всегда общительный, яркий, заботливый. Что, если Чимин был так сильно ослеплён своими чувствами, что принимал его обычное поведение за нечто большее? Чимин не хотел даже думать о таком, потому что это причиняло ему боль, с которой он боялся не справиться. Это разбивало ему сердце. Впервые в жизни Чимин не побоялся сказать о своих чувствах напрямую, но вместо нормального ответа получил одно большое, абсолютно тупое «ничего», и даже не до конца понимал, лучше ли это отказа. Потому что с отказом хотя бы можно двигаться дальше, а с «ничем» что делать? Ждать? И чего ему ждать? Чимин поймал себя на мысли, что никогда прежде не ненавидел ждать так сильно. Почему Чонгук заставлял его это делать? Весь день он призраком плутал по школе и пытался понять причину. Он осознавал, что Чонгук, скорее всего, сам пытался определиться в своей жизни — ему было, что терять, девушку, например, или социальное положение в школьной иерархии. Однако он же мог хотя бы сказать об этом Чимину, просто попросить его подождать, чёрт бы его побрал! Страх вернулся на своё прежнее место. Неужели он снова совершил неверный шаг? Получалось так, что не было разницы между тем, чтобы говорить, и тем, чтобы молчать. Даже если бы Чонгук просто отфутболил Чимина, он не расстроился бы так сильно, потому что в этом был бы хотя бы смысл. Конечная точка. Финиш. Так что он был в отчаянии. Он не имел понятия, как подобное переживают обычно люди. Дурные мысли одолевали его; он всё думал: если Чонгук был уверенным в себе гетеро до того, как всё это — Чимин правда не знал, как это можно обозвать — началось между ними, то действия Чимина могли всё-таки на него давить. Чимин всеми силами избегал давления, но он сам был давлением. Каждая его попытка сблизиться с Чонгуком была новой попыткой сбить его с чётко поставленного пути. На ланче он пошёл на парковку и залез в пикап, вскрыв хлипкий замок на двери. Спрятавшись внутри от внешнего мира, Чимин позволил своему отчаянию вырваться из груди всхлипом и упёрся лбом в руль, обёрнутый в коричневую кожаную оплётку. На улице было всё ещё приятно тепло, над городом светило приветливое солнце. Погода отвратительно контрастировала с проливными дождями и стужей в сердце Чимина. Он забыл ланчбокс в шкафчике. Но он не хотел есть. Он не хотел спать. Не хотел общаться с людьми. Он не хотел выбираться больше из тачки вообще. Внутри было душно и воняло машинным маслом и лишь капельку — парфюмом Хосока. Его это устраивало. Чимин всегда был терпеливым в любом вопросе, касающемся кого-то ещё: друзей, семьи, да кого угодно — взять хоть Тэхёна и его истерики. Чимин готов был ждать и готов был пожертвовать своим комфортом, спокойствием, даже самоуважением ради друзей. Но в этот раз он даже сам не понимал, почему так сильно было больно. Прошло только два дня, но он никак не мог успокоиться от простого нюанса, врезавшегося в его мозг и никак не сходящего, как будто высеченного острыми клинками реальности — игнорирование. Чонгук применил один из самых ужасных способов создать необходимую ему дистанцию — холодное, устрашающее, заставляющее кровь в жилах Чимина застывать и блокирующее доступ воздуха к лёгким игнорирование. Чимин приоткрыл глаза, и предательская слеза его пробудившейся слабости капнула на пластиковую панель под рулём. Так быстро, просто молниеносно он утонул в Чонгуке и так стремительно шёл ко дну, будучи уверенным в том, что там их сердца могут встретиться. Чимин испытывал так много, но он не хотел применять дурацкое слово на «л» по отношению к Чонгуку. Он считал, что оно всё ещё ассоциировалось с Сокджином и было пережитком прошлого. Его чувства к Чонгуку несомненно были больше слов «нравится» или «хочу». Чимин так долго ждал Чонгука в своей жизни, что, едва познакомившись с ним, тут же полностью в нём растворился. Он знал, что будет тяжело и больно, но легче от этого не становилось. В кабинете английского после первого звонка Чимин попробовал написать Чонгуку ещё раз. Его сообщения значились в статусе «доставлено», но дурацкий мессенджер не давал ему понятия о том, были ли они прочитаны. Когда урок уже начался и мистер Клиффорд стал приглашать группы по одной к доске, Чимин беспокойно стучал ручкой по тетради, то и дело поглядывая в мобильник, но ответа всё не было. Одноклассники рассказывали в основном про одно и то же: десятая улица, винодельни — правда, без фотографий пейзажей, — недавно открывшийся роллер-парк, пресловутая арка. Чимину даже стало интересно, что мог бы выбрать Чонгук, который в принципе от города не был в восторге. Через полчаса у Чимина наконец загорелся экран мобильника — ему скинули файл через облачное хранилище, без подписей, без каких-либо отличительных признаков, только подписан контакт: «Чон задница Чонгук». Чимин как-то громко облегчённо выдохнул, привлекая к себе внимание, и виновато поджал губы, понуро опустив голову. Что ж, Чонгук хотя бы сделал свою часть работы, и это уже было замечательно — он мог немного расслабиться на время урока. Очередь дошла до Чимина; Пак сгрёб себя с парты, подошёл к преподавателю и сказал, что его пары нет — хотел выторговать возможность рассказать доклад позже, но мистер Клиффорд — по нему это явно было заметно — не желал долго возиться с этим заданием и велел Чимину разбираться самому. Чимин смирился, торопливо подключил кабель своего телефона к преподавательскому компьютеру и полез в папку со скачанными файлами, нервно стуча пальцами свободной руки по столешнице. Он был зол — это правда, и он достаточно плохо это скрывал. Чонгук точно был задницей. Самой что ни на есть настоящей задницей. Чимин всё мысленно обзывал его — не грубо, но слова заключали в себе максимум обиды, на которую Чимин мог себе позволить раскошелиться, будучи по уши в этом дурацком парне, пока презентация грузилась на подтормаживающем и громко гудящем аппарате. Краем глаза он видел, что подросткам в классе вообще всё равно, просидит он молча ещё минуту или полтора часа; каждый школьник был занят своим делом, рисуя, жуя жвачку, чатясь в телефоне или обсуждая что-то с соседом по ряду. Чимин выпрямился на скрипучем стуле, едва файл открылся на полный экран компьютера, и снял трансляцию на проекторе с паузы с помощью маленького белого пульта. Ему не было страшно выступать с докладами перед одноклассниками — всё равно, что выступать на сцене, а речь можно выучить и заранее. Тем более, даже ни разу не открыв треклятую презентацию для подготовки, Чимин всё равно мог легко справиться с рассказом конкретно в этот раз — Чонгук делал её практически вместе с ним. Чонгук и вправду делал её вместе с ним. Чонгук вообще сделал презентацию о Чимине. После первого же слайда с яркими красно-жёлтыми, стилизованными под ретро-шрифт названием доклада и их именами, на весь чёртов экран в половину огромной стены класса перед школьниками открылась фотография улыбающегося Чимина, валявшегося на спине в густой траве луга и подсвеченного лучами рыжего заката. Такого счастливого, что вместо глаз у него были две едва заметные чёрточки; в волосах — сено, щёки розовые-розовые, красноватые губы чуть приоткрыты. У разинувшего рот и одеревеневшего Чимина остановилось сердце. На фоне по помещению разлился многоголосый гогот. Надпись на слайде гласила: «Самая главная достопримечательность этого города — Пак Чимин».