Television Romance

Выйдя из кафе, Чимин молча забрал у Юнги недокуренную сигарету и сделал глубокую затяжку. Его сердце стучало так быстро, словно он с Чонгуком расставался, и руки дрожали так сильно, что он боялся выронить окурок по дороге до урны. Потом он, точно так же ничего не говоря и избегая вопросительный взгляд Юнги, уселся в машину и протёр лицо руками, прося Хосока скорее выехать на дорогу.       Днём ранее, после разговора с Сокджином, Чимин решил всё обдумать ещё раз. Чонгуку требовалось пространство и время, но Чимин не мог позволить себе просто сидеть, как какой-нибудь Хатико, и ждать его решений. У Чимина были обязательства, к тому же, у Чонгука тоже — его футбольный матч в воскресенье. Так что из двух зол Чимин просто-напросто выбрал наименьшее. Ему нужно было потратить все свои время, силы и эмоции на подготовку к треклятому фестивалю, а Чонгуку — на тренировки. И после того, как они оба разберутся с этим, Чимин планировал заняться Чонгуком снова — если тот, конечно, будет не против.       На самом деле, была целая куча вещей, над которыми Чимину нужно было поразмыслить, потому что Чонгук вылил целый ушат информации на него и его группу, и никто из них точно не знал, как нужно ко всему этому относиться. Злость больше не выражалась в спорах, но и адекватные диалоги почему-то по дороге в гараж Тэхёна никак не строились. Все были поражены и пытались переварить всё произошедшее за месяц теперь с новыми фактами.       В гараже было прохладно; Тэхён вынес из дома обогреватель, хотя толку от него было мало из-за приоткрытых ворот — они не закрывали их для того, чтобы спёртый воздух не плавил их и без того перегруженные мозги. Репетировать они договорились весь остаток недели, каждый день без исключений, по возможности — допоздна.       Кроме того, что Чимин полноценно выступал ещё и на клавишах, были ещё некоторые изменения: например, большую часть песен Тэхён исполнял вместе с ним в качестве второго вокалиста или бэк-вокалиста, потому что некоторые песни из тех, что они выбрали, в оригинале исполнялись довольно грубыми мужскими голосами, и Чимин не всегда мог справиться — если бы он стал перенапрягать горло для получения нужного тембра каждую песню, то под конец выступления вообще остался бы к чёртовой матери без связок. Тэхён звучал органично, но гармония его глубокого и высокого голоса Чимина звучала просто потрясающе — именно то, что могло бы их дополнительно выделить из толпы, разумеется, помимо подачи и самих песен.       И именно поэтому им очень, чертовски, просто ужасно как необходимо было репетировать вместе и постараться синхронизироваться, но в условиях их сложившихся отношений это казалось невозможным. Теперь проблемы с синтезатором для Чимина отошли на второй план — они весь вечер пытались сделать их звучание хотя бы приближённым к слаженному и в конце концов так ни к чему и не пришли. Накалённая атмосфера раздражала каждого из них, но никто больше не осмеливался начинать ругаться.       Около полуночи Хосок и Юнги собрались уезжать, но Чимин решил остаться, чтобы попрактиковаться с микрофоном и сделать ещё несколько прогонок на клавишах, раз уж они не уделили этому достаточно внимания во время общей репетиции. Перед уходом парни потрепали его по волосам, в последнем взгляде Хосока было сожаление, в глазах Юнги — понимание. Тэхён ушёл в дом, когда они уехали, и Чимин остался в репетиционной наедине с шумом в своей голове, инструментом дьявола в виде синтезатора и время от времени фонящим усилителем, и ушёл он оттуда только уже в районе трёх часов ночи, дошёл до дома пешком и сразу отрубился, как только оказался на подушке.       В четверг Чонгук всё-таки пришёл в школу. У него всё ещё были синяки под глазами, точно такие же, как у Чимина, но выглядел он в принципе неплохо — снова излучал ауру всемирного обаяшки, оделся в светлую одежду, свои рваные джинсы, улыбался, общаясь со своими друзьями и всё так же обнимаясь с Пиа, как будто ничего за предыдущие дни не произошло. Но Чимин его не винил — Чонгук в этом нуждался. Если благодаря этому он чувствовал себя лучше, Чимин чувствовал себя лучше тоже.       Спустя длительное время Чимин наконец смог пообедать с друзьями — на улице, за привычным столиком, потому что погода, казалось, вспомнила, что она — калифорнийская, солнце приятно грело сквозь лёгкую верхнюю одежду, желтеющие листья и трава легко покачивались от несильного освежающего ветерка. Чимин сидел напротив обедавшего бананом Хосока, справа от читавшего Юнги, по диагонали от игравшего в телефон и жевавшего трубочку в банке газировки Тэхёна и думал, что очень сильно соскучился по этому умиротворению, но оно всё ещё не было настоящим. Они молчали не потому, что ощущали себя комфортно, а потому, что всё ещё не знали, что сказать.       За неимением времени Чимин думал об этом в школе на уроках — о том, что рассказал Чонгук в кафе. О футболистах, правда, в меньшей степени — ему, безусловно, было интересно, что же всё-таки Чонгук накопал такого, чтобы надавить на них. Но его больше волновала ситуация со штрафом. Чонгук, который месяц назад — будем честны, потому что Чимин тоже был честен — купил себе место в их группе, разве он был тем Чонгуком, которого Чимин знал? По началу, конечно, был. Чимин безусловно помнил того самодовольного парня, который в самый первый день в их гараже вёл себя так, будто имеет над ними власть. Но ведь он и имел, по большому-то счёту.       Оставался ли он с ними из-за того, что потратил так много денег? Вряд ли. Чимин верил ему, когда Чонгук говорил о том, что доверился им по-настоящему. Ведь он даже отказался от поставленных прежде условий между ним и директором. Неужели они ему так сильно понравились? Неужели он увидел в них что-то большее? Может, он просто хотел стать частью их небольшой семьи? Потому что то, как Чонгук восхвалял их дружбу у себя на канале, наталкивало на такие мысли. Словно у него никогда подобного не было, и он искренне хотел, чтобы появилось.       В любом случае, думал Чимин, деньги Чонгуку нужно будет вернуть — это во-первых, а во-вторых, он совсем на него не злился. Он бы обязательно его прибил, если бы это раскрылось ещё в самом начале или если бы Чонгук всё-таки оказался конченным придурком. Но Чонгук не был придурком, и он раскаивался. Этого было достаточно для Чимина. Единственное, с чем он точно не мог определиться, так это с тем, как ему теперь нужно было относиться к директору, потому что он ему правда доверял. По крайней мере раньше.       После уроков друзья сразу поехали репетировать. Перед началом Чимин выпросил у Юнги сигарету и выкурил её вместе с ним у входа в гараж, пока Тэхён был дома, а Хосок стоял с ними за компанию, попивая газировку. Они снова молчали. Мимо проехал бело-розовый ржавый грузовичок с мороженым, гремя на всю улицу своей довольно стрёмной и вызывающей мурашки мелодией. Парни смотрели ему вслед ещё некоторое время, после чего Юнги наконец подал голос:       — Эта хрень меня всегда пугает.       — Согласен, — ответил Хосок.       — Когда я впервые услышал эту музыку, я чуть не откинулся от страха, — добавил Чимин.       — Ага, — кивнул Хосок.       Юнги пожевал щёки изнутри, всё ещё глядя в сторону, куда уехал мороженщик.       — Да поможет нам Господь, — выпалил вдруг он и пошёл в сторону мусорного бака выбросить сигарету.       Чимин метнул вопросительный взгляд на Хосока, тот — на него, и они оба пожали плечами.       Вообще-то, Чимин всегда вкладывался по максимуму в выступления и в подготовку для них. Но сложившаяся ситуация требовала особенных усилий. Синхронизироваться с Тэхёном удавалось теперь немного легче, но скорее из-за того, что Чимин искренне старался быть гибким для своего друга, подстраивался под него, избегая любого конфликта. Они начали разговаривать, но фразы Тэхёна всегда были довольно сухими и короткими. Он больше не выглядел так, будто готов взорваться от обращения Чимина к нему, и это заметно разрядило обстановку в репетиционной.       Поздно вечером отправив Юнги и Хосока домой, Чимин достал банку «Пепси» из холодильника и сделал пару больших глотков, наблюдая за тем, как красный пикап растворяется в темноте улицы.       У них осталось два дня. Чимин думал об этом и был готов лезть на стену от отчаяния, но не позволял себе поддаться эмоциям. Он верил в их группу, он верил в каждого её участника, но вера не приносила плодов. Ему нужно было поговорить с Тэхёном, они все это прекрасно понимали. Если оставшиеся крупинки времени они проведут в такой же нездоровой обстановке, думал он, все их усилия просто пойдут коту под хвост.       Чимин уселся в кресло перед синтезатором, глядя на него с мольбой в глазах. Он мог бы поклясться, что ещё ни один инструмент не давался ему с такой сложностью, — хотя, если честно, он не то чтобы много на чём учился играть. Но конкретно в этом случае словно существовал какой-то странный невидимый барьер, не позволявший Чимину расслабиться. Если он просто играл, то получалось очень даже хорошо, однако, как только он подключал голос, всё просто рушилось, вся сосредоточенность улетучивалась, как будто он не мог задействовать её на двух вещах сразу. Когда-то он страдал от подобного с гитарой, но смог быстро адаптироваться, а здесь всё почему-то шло не как надо.       Чимин был серьёзно вымотан и постоянно испытывал треклятое переутомление, так что спустя несколько попыток сам не заметил, как уснул, откинувшись на спинку кресла для передышки. Проснулся он оттого, что его несильно похлопали по плечу, и когда он еле разлепил глаза, перед ним на корточках, с взъерошенными кудрявыми волосами, сидел полусонный Тэхён.       — О, — выдохнул Чимин и протёр лицо руками. — Извини, я сам не понял, как отключился.       — Если хочешь, я могу постелить тебе.       — Я не хочу спать, — соврал зачем-то Чимин, хотя его глаза слипались. — Я не успокоюсь, пока эта штука мне не повинуется.       — В чём проблема? — Тэхён встал на ноги и осмотрел синтизатор.       — Я не знаю, — Чимин покачал головой. — Наверное, во мне. Я не могу сосредоточиться и на вокале, и на игре.       — Ты слишком стараешься, — заметил Тэхён.       — Ну, конечно. Я же не хочу, чтобы мы опозорились из-за меня.       — Чимин, — Тэхён обошёл инструмент и встал напротив Пака, скрестив руки на груди. — Ты забыл, для чего мы всем этим занимаемся? — Ким цокнул в ответ на непонимание друга. — Мы делаем это для себя. Для души, чёрт возьми, а не для радости какого-то дядечки. Наслаждайся музыкой, а не выпендривайся ею.       Чимин хмыкнул. Может, он и правда перестарался со всем этим своим экстра серьёзным подходом? Ведь музыка никогда не была для них средством для поиска и получения чьего-то одобрения. Музыка была их началом и продолжением, их сутью, в конце концов.       — Наверное, ты прав, — вздохнул Чимин, поднял взгляд на друга и, немного помолчав, сказал: — Прости, я…       — Это я должен извиниться, — перебил его Тэхён, вскинув руки. — Я был неправ. Я хотел извиниться ещё раньше, но мне стало так стыдно из-за того, как я себя повёл и что наговорил, — он пожевал губу, боясь посмотреть Чимину в лицо. — Ты мой лучший друг, и мне без тебя очень хреново.       Чимин усмехнулся.       — Даже если я ною?       — Даже если так, — закивал Тэхён и глянул на него наконец круглыми грустными глазами. — Это было пиздец грубо. Какой нахрен во мне толк, если я даже поддержать тебя не могу?       Чимин закатил глаза, встал с кресла и обогнул синтезатор, чтобы обнять его, крепко-крепко, до звука его сдавленного всхлипа, и, отпрянув от Тэхёна, он потрепал его щёки, и тот засветился радостью, по которой Чимин так сильно соскучился.       — Прекрати, — наигранно-раздражённо пробурчал он. — Мне надо ещё кое-что тебе сказать.       Чимин выпятил нижнюю губу и отшатнулся, позволив другу поправить взъерошенные волосы. Он отодвинул в сторону синтезатор, и они уселись в кресла, повернувшись друг к другу лицом.       — В общем, — начал Тэхён, — помнишь, когда мой брат пришёл к нам на репетицию в гараж? — Чимин кивнул. — Это был первый раз, когда он это сделал, потому что до этого он практически постоянно жил в Лос-Анджелесе. Но это был июль, и как ты понимаешь, у него были каникулы. Он упрашивал меня показать, как мы репетируем, потому что ему вообще было интересно, что у меня происходит, а мне как-то было плевать на все эти братско-родственные связи, и я не хотел, чтобы моя семья и моя будущая карьера пересекались. Я думал, это круто, ну, то, что у меня такая охренеть какая загадочная личность. В общем. Это был июль, и он всё время доставал меня с расспросами, так что я согласился, лишь бы он свалил из моей комнаты. И в тот день — это был четверг, я отлично помню, — я привёл его к нам и сказал сидеть тихо. Он сидел. Я даже забыл про то, что он был там. А потом вы ушли, а он мне такой: «Слушай, а повтори, как зовут вашего вокалиста?», и я такой: «Я блин тебе даже не говорил», и он сказал: «Вроде Чимин, да? Он такой классный», и это звучало так, будто он какая-то фанатка-школьница, запавшая на красавчика. Я думал, что сгорю нахрен. Потому что я знал, что он би, но я ни за что бы не подумал, что он западёт на моего лучшего друга. — Тэхён вздохнул и умолк, теребя свои пальцы; Чимин с разинутым от шока ртом смотрел на него, не мигая. — Я сказал ему тогда больше никогда не приходить к нам в гараж, потому что если я узнаю, что он как-то начал к тебе клеиться, то больше никогда не буду считать его своим братом. Я не знаю, кого я из вас ревновал, но я думал, что, если вы сойдётесь, я сдохну.       Чимин ступорно пялился куда-то Тэхёну в ворот пижамы, с полминуты вообще не имея возможности издать хоть какой-нибудь звук.       — Насколько это было серьёзно? — выдавил наконец Пак.       — Не настолько, — ответил Тэхён. — Я думаю, ты просто показался ему секси, потому что у тебя всегда такая аура во время репетиций и выступлений, и вот он поддался. Он не влюбился в тебя, не переживай. Просто я думаю, что мысль о том, чтобы переспать с тобой, была в нём всё это время, но он не решался, пока ты сам к нему не пришёл.       Чимин уставился на свои пальцы.       — Я такой дурак, — шепнул он. — Я просто хотел общаться. Я хотел узнавать других людей. Мне надоело быть в своей малюсенькой зоне комфорта. Я подумал, что подружиться с твоим братом было бы отличной идеей.       — Так и есть, — кивнул Тэхён. — Я скрытный по части семьи, но я думаю, что на самом деле это не справедливо по отношению к вам.       — Когда мы были в роллер-парке, я узнал, что Джин уезжает в Корею учиться по обмену, и я был таким злым, — Чимин прикусил губу, сжав кулаки на бёдрах, и рвано вздохнул. — Когда мы разговаривали с Намджуном, я вдруг почувствовал совсем другое. Что-то тёплое. Будто нашёл кого-то, кто во мне нуждался. Поэтому мы поцеловались. Но я не смог ничего продолжить, потому что это было бы неправильно… И, по правде, — Чимин поднял голову и посмотрел Тэхёну в глаза, — в тот момент я понял кое-что ещё.       — Что?       — Что я влюбился, — признался Чимин.       — В меня? — опешил Тэхён.       Пак подвис на мгновение.       — Конечно.       — Чёрт, — Тэхён почесал затылок. — Чур я сверху.       — Хорошо, — ответил Чимин.       Они смотрели друг другу в глаза ещё некоторое время, прежде чем оба прыснули.       — Заткнись и слушай мои сопливые истории, — смеялся Чимин. Его друг поднял руки, сдаваясь. — Короче. Нет, не в тебя, тупица. Не в Намджуна и даже не в Сокджина. Я… — Чимин перестал смеяться и сделал глубокий вдох, с опаской отведя взгляд от Тэхёна. — Я понял, что влюбился в Чонгука.       — А? — снова опешил Ким, и Пак закивал. — А, — он нахмурился и принялся почёсывать подбородок. — Ну, если честно, то я так и думал. — Чимин вскинул брови, и тот скрестил руки на груди. — Конечно. Я же вундеркинд. Я ещё тогда на парковке у школы понял, что вы клеитесь друг к другу.       — Возможно, — пробормотал Чимин.       — Но он тоже оказался придурком, — продолжил Тэхён. — М-да уж, тебе везёт. Мой брат хотя бы не придурок.       — Никто не придурок, — возразил Чимин, посмеиваясь; он вдруг вспомнил про Пиа и решил его поддеть: — Так ты подкатывал к девчонке, у которой уже был парень?       Тэхён растерянно приоткрыл рот, но вдруг на его лице появилась ухмылка:       — Так ты подкатывал к парню, у которого уже была девчонка?       Чимин поджал губы, сдерживая улыбку и думая о том, что они с Тэхёном на самом деле те ещё засранцы. Он встал с кресла и попросил Тэхёна дать ему свой мобильник, и тот достал его из пижамных штанов и протянул Чимину. С самой дурацкой щекоткой радости в груди Чимин нашёл аккаунт Пиа в «Твиттере» и зафолловил его от имени Тэхёна.       — Вот, — Пак передал телефон другу. — Это её страничка. Ну, это, совет да любовь, или какую там ещё хрень говорят в таких ситуациях?       Тэхён пару раз моргнул, глядя на экран, пока Чимин собирал свои вещи.       — Откуда?..       — Дерзай, Ромео, — усмехнулся Чимин и, помахав Тэхёну, выскользнул на улицу.

***

В пятницу Чимину было гораздо лучше — с ним снова был его лучший друг, который теперь стал раздражающе прилипчивым, но Чимин, если честно, был даже рад. Ещё он, привычно наблюдая за развитием событий со стороны, заметил изменения в эмоциях Пиа. По всей видимости, Тэхён ей написал, и Чимин мог поклясться, что теперь она постоянно светилась, заглядывая в мобильник. Он не знал, как много времени им понадобится для того, чтобы созреть встретиться вживую, но Тэхён не был из трусливых, так что ситуации, подобной их с Чонгуком, у них точно бы не произошло.       Было ещё кое-что, что всё-таки поменялось с предыдущего дня — поведение Чонгука. Напускная радость, с которой он вернулся в школу, прошла, и он стал вести себя спокойнее, не привлекал к себе большое количество внимания, оставаясь всё же довольно улыбчивым, но теперь без показушничества. То есть он больше не пытался строить из себя крутого парня. И Чимину было так тепло на душе из-за этого, что при каждом взгляде на Чонгука ему хотелось глупо лыбиться, но он себя сдерживал.       В тот день за их столом в обеденный перерыв наконец-то было шумно: Тэхён травил истории про игры, которые он успел заценить за последнее время; Хосок рассказывал про очередной бессмысленный подростковый сериал, а Чимин смеялся с их с Юнги спора, потому что они всегда спорили из-за актёрской игры, несмотря на то, какой фильм или сериал обсуждали. Чимин чувствовал себя отлично. Оставалось совсем немного, чтобы он наконец почувствовал себя счастливым.       После пятого урока на площадке перед центральным входом проводилось собрание по случаю матча. «Роману из телевизора» никогда не было дела до этого, и они со спокойной совестью вышли из корпуса и направились прямиком на парковку. Однако Чимин всё равно поглядывал в сторону толпы, собравшейся вокруг небольшой импровизированной сцены, где выступали чирлидеры с какими-то объявлениями и танцами. Выстроенные в линию футболисты были одеты в свою форму и выглядели так, словно готовы были сражаться хоть в эту самую минуту.       Заметив Чонгука, Чимин притормозил. Тот с опущенной головой вытянул губы в трубочку, нервно переступая с ноги на ногу и теребя в руках шлем. Глядя на него, Чимин в который раз подметил для себя, что Чонгук смотрелся во всей этой школьной идиллии чертовски органично. Это было его место. Совсем не репетиционная, совсем не квартирка Юнги на отшибе города. Он принадлежал другому миру, но теперь для Чимина это не было чем-то отталкивающим — ему это даже в какой-то степени нравилось.       Потому что человек, с которым он бы никогда прежде даже не заговорил, теперь, подняв глаза и встретившись с его глазами, чуть заметно улыбался. Чимин улыбался в ответ.       Репетиции наконец-то начали проходить продуктивно: парням стало гораздо легче найти общий знаменатель и подстроиться под звучание друг друга. После разговора с Тэхёном Чимин всё-таки смог отпустить себя, и теперь треклятые клавиши поддавались с небывалой прежде скоростью. Группа вернулась в прежнее расположение духа, атмосфера в гараже перестала быть накалённой, и Чимин больше не испытывал отчаяние, потому что, на самом деле, не был так важен сам фестиваль, как их дружба и слаженность в группе.       Обычно участнику фестиваля давалось время на пять-шесть песен, потому что желающих всегда было много, как и репертуаров. У «Романа» в заявке значилось шесть композиций — каждый из парней взял свою песню, и две — общие. Фишка их выступления в этом году была в том, что они выбрали довольно старые песни — в каких-то кругах их обозвали бы «древним сокровищем эмо-подростков», потому что парни собрались исполнить Fall Out Boy, All Time Low (их песня не была такой уж старой, но сама группа принадлежала к списку любимых в середине нулевых), Paramore и даже Аврил Лавин. Ну и, конечно, они просто обязаны были выступить со своей «Television Romance». Последняя песня принадлежала CHVRCHES, и её стилистика отличалась от остальных песен — менее альтернативная, более электро, но текст был слишком хорошим, чтобы отказываться от неё, так что парни потрудились и немного переделали мелодию, чтобы звучало более органично в контексте всего их выступления.       Альтернатива — ещё одна вещь, которая заставляла Чимина волноваться. Они играли инди-рок и в последнее время крайне редко уходили в альтернативу — голос Чимина не всегда подходил песням в таком жанре. В этот раз они решили поэкспериментировать, а необходимого объёма добивались как раз за счёт их с Тэхёном совместного пения. Кто-то сказал бы, что парни здорово рисковали, но, если честно, им было наплевать — когда они выбирали песни, в кучах и кучах инди-рока и инди-попа им вдруг попались их любимые треки из нулевых и десятых, и они практически сразу же определились со списком для выступления. Тёплое ретро и ностальгия по двухтысячным всегда сопровождали их в творчестве.       В субботу вечером они, потные и уставшие, закончили работу над последней песней, и Хосок раздал всем по банке газировки. Парни чокнулись жестянками и развалились на креслах и стульях, тяжело дыша и благоговейно улыбаясь. Конечно, нельзя было сделать всё идеально за такой короткий промежуток времени, но они хорошо потрудились за эти дни.       Чимин сделал глоток лимонада и сел ровнее, оглядев друзей.       — Извините меня за то, что всё так вышло. Я просто хочу сказать, что не имеет значения, оценят нас завтра или нет. Мы вкладываемся в это дело на все двести процентов, и мы просто сделаем то, что нам нравится. Поэтому мы в любом случае не опозоримся. Мы же крутые. Мы их всех порвём нашей крутизной.       — Давайте завтра просто получим удовольствие, — сказал Юнги. — В задницу всё то дерьмо, которое произошло с нами за всё это время.       — Согласен, — кивнул Тэхён.       — Я раньше так боялся за колледж, — пробормотал Хосок. — И я правда думал, что от этого фестиваля зависит моя жизнь или что-то вроде того. Но я в конце концов не тупой. Если завтра нам не дадут горы визиток от скаутов, я не буду переживать, — он облизнул губы и поднял голову. — Но это мой последний фестиваль, и от этого мне всё ещё как-то не очень.       — Хэй, — Чимин улыбнулся и толкнул его в плечо. — Как будто ты уже завтра уезжаешь. Не грузись. У нас ещё почти целый год.       — Скоро и Хосок станет стариком, как Сокджин, — захихикал Тэхён. — Смотри, песок уже почти сыпется.       — Заткнись! — воскликнул Хосок.       Парни засмеялись.       Потом Тэхён буквально выпнул Чимина из гаража, чтобы тот выспался наконец и выглядел хоть немного менее мёртвым. Он вышел в прохладные ночные сумерки вместе с парнями и дождался, пока Юнги докурил, чтобы усадить их в машину, и тогда Чимин схватил его, а затем и Юнги с растерянным Хосоком, и обнял их всех, зажмуриваясь и чувствуя себя так, будто если бы он этого не сделал, то произошло бы что-то ужасное. Парни сначала рассмеялись с его приступа сентиментальности, но всё же остались в кружке, точно так же прикрыв глаза. Все они думали об одном в тот момент — о том, чего не стали бы произносить вслух.       Всю дорогу сначала до дома Юнги, а затем до дома Чимина Пак видел, что Хосок сдерживался, поэтому, когда они припарковались, он отстегнул ремень, повернулся к старшему и прикоснулся к его щеке пальцами. Тот моргнул, и слезинка всё-таки не удержалась на его ресницах, опав на руку Чимина. Пак тепло улыбнулся, и Хосок захныкал:       — Я так люблю вас, придурков, я не хочу уезжать.       — Хосок, — засмеялся Чимин. — Ты никуда не уезжаешь.       — Потом мне придётся. Как мне вообще без вас быть?       — Не думай об этом сейчас, Хосок. Сегодня мы вместе. И завтра будем вместе тоже. Этого должно быть достаточно.       Хосок шмыгнул носом, и Чимин прижал его к себе, зарываясь лицом в его надплечье и искренне пытаясь не разрыдаться вместе с ним. Потому что, хоть он и говорил эти слова, он переживал всё то же самое. Если бы Чимин вдруг оказался на месте Хосока, он правда не знал, как бы смог пережить это. Но Хосок не должен был увидеть его переживания, потому что это была одна из обязанностей Чимина — справляться с беспокойством его друзей.

***

Утром в воскресенье Чимина разбудил Сокджин, заявившись к нему спозаранку и запрыгнув к нему на кровать — Чимин почти задохнулся в одеяле, потому что гигантская туша догадалась начать барахтаться на нём. Под дурацкие вскрики Чимин кое-как скинул с себя старшего и продрал глаза, встретившись взглядом со смеющейся физиономией. Всё, чего он хотел в тот момент, было:       — Я сейчас запихаю тебе твои очки прямо в задницу, если ты с меня не слезешь.       — Нечего дрыхнуть, эй! — Сокджин потеребил волосы Чимина и тем самым вызвал новый приступ недовольного воя. — Давай вставай! Я съел твой завтрак, так что тебе придётся готовить.       — Мать твою, Джин!       Чимин приложил все усилия своего непроснувшегося до конца тела на то, чтобы спихнуть друга с себя и с кровати, и тот с глухим стуком свалился на пол, издав стон боли — прекрасный звук для ушей Чимина.       На будильнике значилось восемь утра. Фестиваль начинался в два, но парням требовалось время на дорогу — около полутора часов, а кроме этого — на регистрацию, на прогонку песен, на просто погулять. К тому же, перед сном вместо того, чтобы собрать вещи, Чимин долго просидел в душе, пытаясь отогнать от себя приставучие пессимистичные размышления, так что, каким бы сильным ни было желание проваляться ещё часок, он всё-таки сгрёб себя с постели и лениво поплёлся умываться, пока Сокджин остался валяться на коврике у кровати, пялясь в мобильник и лениво поторапливая его.       Про завтрак старший наврал, скорее всего для того, чтобы разбудить Чимина. Кроме лазаньи, приготовленной его матерью сразу после прихода с работы и оттого ещё тёплой, у Чимина были ещё и шоколадные круассаны, испечённые и доставленные лично Сокджином. Старший накрыл стол на них обоих, и они сели завтракать, попутно обсуждая планы на следующую неделю. Отъезд Сокджина должен был состояться через десять дней, но в день рождения Чимина они все договорились съездить на пляж с палатками, и Сокджин всё ещё хотел это сделать.       — Посреди недели у нас всё равно не получится, — рассуждал Чимин. — Мы не можем пропускать уроки. Но в следующие выходные было бы неплохо.       — Возьмёшь Чонгука? — спросил Джин; Чимин поднял на него глаза, и он заиграл бровями.       — Посмотрим, — пожал плечами Пак. — Мы ещё не разговаривали со среды.       — Почему? — возмутился Сокджин.       Чимин дожевал кусок лазаньи и ответил:       — Потому что ему сложно, а у меня дела, как ты видишь. Я разберусь с этим. Может, сегодня, может, на неделе. Я думаю, что он напишет мне, когда созреет. Но если нет, то я сам к нему подойду.       — Вау, — усмехнулся старший.       Чимин закатил глаза.       — Иди в задницу, шиппер, блин.       — Почему бы и нет? — заулыбался Джин. — Проведите потом вместе трансляцию. Я даже знаю, как назвать ваш пейринг.       — Я сейчас кину в тебя кусок лазаньи, богом клянусь, — засмеялся Чимин. — Я не блогер, я музыкант.       — По-моему, ты отлично справляешься с обеими ролями, — пожал плечами старший. — Ты любишь выступать, Чимин-а. Причём не только на сцене.       Младший нахмурил брови и принялся игнорировать Джина до конца завтрака, пока тот рассказывал ему про кампус его будущего сеульского университета.       Покончив с едой, Чимин довольно быстро собрался. Для задуманного образа он попросил брюки у Тэхёна — красные в чёрную клетку. Их пришлось подвернуть, но они отлично сели на талии с чёрным ремнём и чёрной футболкой, заправленной в них. На футболке — логотип его группы. Эти футболки им сделал Сокджин ещё года два тому назад в качестве подарка на Рождество. Он вообще любил дарить им что-то «сплочающее», какие-то одинаковые вещи, браслеты, но из всего этого хлама парни носили только эти футболки — и то крайне редко. Это была подходящая ситуация, решил Чимин. На шею он нацепил кожаный чокер с шипами — чтобы соответствовать моде эмо-рокеров из середины нулевых, — глаза подвёл чёрной подводкой, волосы хорошенько выпрямил и уложил. В общем, когда Чимин предстал перед Джином, тот разинул рот и сказал:       — Ты что, Ханна Монтана?       — Ну тогда уж Аврил Лавин, — Чимин показал ему язык.       Сокджин хмыкнул, они взяли сумки — косметика, вода, акустическая гитара Чимина и ещё по мелочи, — и вышли из дома в лучи тёплого обеденного солнца. Чимин осмотрелся: пикап Хосока завернул в их сторону вдали на горизонте; по улице прогуливались бабульки и катались велосипедисты. Мир вокруг был спокоен, и Чимин был спокоен тоже.       Хосок припарковался перед ними и выпрыгнул из машины, чтобы помочь парням загрузить вещи в багажник. На нём были узкие кожаные брюки и высокие громоздкие ботинки на шнуровке — Чимин не помнил, когда в последний раз видел Хосока в таком виде, потому что в последние годы тот постоянно одевался довольно просто, скорее как подросток девяностых, чем как участник инди-группы.       Сокджин уселся сзади, Чимин пристегнулся и включил радио, пока Хосок заводил пикап с самым больным скрежетом, доносившимся из капота, за всю историю больных скрежетов этой тачки, которые Чимин слышал за эти три года. Он недоверчиво взглянул на Хосока, и тот сказал: «Всё нормально, до фестиваля доберёмся», но это не звучало достаточно твёрдо, чтобы Чимин поверил, но и других вариантов у него больше не было.       Спустя бесконечное количество попыток пикап всё-таки завёлся, и они смогли добраться до дома Тэхёна за самим Тэхёном, инструментами и подъехавшим к нему Юнги. Оба они были в кожанках, Юнги в таких же кожаных брюках, как Хосок, а Тэхён — в чёрных в белую полоску. Закинув инвентарь в багажник, друзья встали перед машиной.       — Кто в багажнике?       — Решим по-взрослому.       Парни столпились в кружок — без Сокджина — и принялись играть в «камень-ножницы-бумага». Чимин оправдал все свои ожидания — он проиграл, так что именно он полез в кузов, а радостный Тэхён запрыгнул на его место в пикапе. Хосок включил хорошую музыку, и тачка выехала на дорогу. Чимин ещё долго смотрел на становившийся всё меньше и меньше гараж и думал, думал, думал.       И, на самом деле, обо всём на свете. О том, что раньше их репетиционная и была его зоной комфорта — маленькая, созданная собственноручно, всегда в секрете ото всех тех, кто мог бы её разрушить. О том, что впустить в свою зону комфорта кого-то вроде Чонгука было лучшим решением в его жизни, несмотря на то, что с ним ещё было не до конца всё понятно — в любом случае Чимин был рад, что он расширил эти свои рамки, что узнал много нового, и теперь фестиваль, на который он ехал со своими лучшими друзьями, стал новым рубежом, перейдя через который Чимин сможет потом сделать что угодно — и он действительно готов был его перейти.       Где-то на фоне парни голосили новую песню The 1975, и там были строчки: «Тот момент, когда мы основали группу, был лучшим на свете», и Чимин протягивал припев вместе с ними, откинувшись на кучу сумок и прикрыв глаза. Мимо пролетали многочисленные домишки, центральная улица; сквозь джинсовую куртку пробирался прохладный ветер и вызывал мурашки. Сокджин опустил окно между салоном и кузовом, и потому Чимин отчётливо слышал завывания Тэхёна и Хосока: «Парни, вы — лучшее, что случалось со мной» и смеялся с затыкавшего уши руками Юнги.       Перед тем, как покинуть город, они остановились у «Таргет», чтобы купить с собой перекусить. В магазин отправились Сокджин и Тэхён, но Чимин послал с ними на всякий случай и Хосока, чтобы он их проконтролировал; сам же он спрыгнул на асфальт и закурил вместе с Юнги под песни ABBA из закусочной, наблюдая, как по шоссе туда-сюда проезжают гружённые инвентарём для кемпинга автомобили. Небо затянулось облаками, поднялся несильный ветер, и Чимин застегнул джинсовку, задрав голову вверх и попытавшись проанализировать, пойдёт ли в скором времени дождь, хотя по прогнозу не обещали.       — Если долбанёт ливень, я в багажнике сидеть не буду, — сказал он, выдохнув дым.       — Я тоже.       — Пусть кто-нибудь из придурков туда сядет? — улыбнулся Чимин.       — Хосок за рулём.       — Хосок не придурок, — заметил Чимин, посмеиваясь.       — Ты как? — Юнги повернулся к другу и сделал последнюю глубокую затяжку.       Чимин пожал плечами.       — Игра во сколько?       — По-моему, в два.       — Напишешь ему? — Мин выбросил бычок и сунул руки в карманы, дрогнув от прохлады.       — Я подумаю над этим, — хмыкнул Чимин и кинул свой окурок в мусорный бак.       — Мать твою, Чимин, — Юнги ухмыльнулся. — Посмотрите-ка на него.       Пак усмехнулся.       Парни вывалились из магазина с тележкой, полной всякого барахла. Чимин выгнул бровь, встретив их у багажника. Хосок и Сокджин что-то бурно обсуждали, пока Тэхён катился через всю парковку, забравшись ногами на перекладины тележки, и смеялся. Он ехал прямиком на Юнги, и вместо того, чтобы остановить его, Мин отошёл в сторону, безучастно наблюдая за тем, как друг катится вниз по стоянке, что-то вереща.       — Вы что, решили весь грёбаный «Таргет» скупить? — возмутился Чимин. — Вы должны были купить ещё воды и чего-нибудь пожевать.       — Там акции, — оправдался Хосок.       Чимин закатил глаза.       Тэхён вернулся к пикапу, тяжело дыша, и дал пинок Юнги под зад; Чимин устало разобрал содержимое тележки: закуски, сырные шарики, несколько бутылок энергетика, сладкие вафли, связка бананов, флисовый плед, пять упаковок желе, ароматические свечки, кепка «лучший в мире водитель», две футболки с надписью «Сделаем Америку великой снова» и сковородка.       — Сковородка? — взвыл Чимин.       — Это мне домой! — ответил Тэхён. — Я испортил одну вчера.       Юнги потёр переносицу пальцами.       — Хорошо. Чёрт. Ладно, просто смиримся с этим, — Пак вздохнул. — Поехали уже.       Он залез обратно в кузов, развалился в сумках и швырнул в окно парням упаковки желейных червей и бутылку энергетика. Хосок надел кепку и повернул ключ — послышалось странное механическое щёлканье. Потом оно повторилось, и потом ещё несколько раз.       Чимин услышал громкое «блять!» с водительского сиденья и вскочил, оглянувшись.       Хосок выпрыгнул из машины под вопросительные взгляды друзей и открыл капот; Чимин торопливо последовал за ним.       — Что такое?       — Если бы я знал, — ответил полуиспуганно и полузлобно Хосок.       У него в руке была отвёртка; поразглядывав содержимое капота, парень принялся тыкать ею в аккумулятор.       — Тэхён, поверни ключ.       Шестерёнки мотора лениво заворочались и перестали.       Хосок опять сматерился.       — Хосок, мать твою, твоя рухлядь не может подвести нас сегодня! — заорал Тэхён. — Только не сегодня!       Чимин зарылся пальцами в волосы и отошёл от машины, зажмуривая глаза и пытаясь остановить подкатывающую к горлу панику. Всё же было нормально, он справился со всеми своими неприятностями, со всеми драконами, он встретил их и победил, остался один рубеж! Один. Грёбаный. Рубеж!       — Почему блять у тебя такая дурацкая тачка? Почему нельзя было купить нормальную сраную тачку?       — Да потому что это первая машина! Она и должна быть такой!       — Расскажи это по телефону организаторам фестиваля, потому что мы теперь туда хрен попадём!       Юнги вылез из пикапа, оценивая масштаб проблемы, и обратился к считающему до пятидесяти Чимину:       — Мы не можем взять машину твоей матери?       — Ты прикалываешься? — Чимин обречённо усмехнулся, выдохнув. — Туда поместятся полтора человека максимум.       По парковке разнёсся громкий звук удара об металл — Тэхён пнул пикап.       — Мы же можем вызвать эвакуатор, — сказал Сокджин. — Нам могут прямо здесь всё починить, правда?       — Дела с пикапом всегда длятся целую вечность, мы просто не успеем, — пробормотал Чимин.       Он взял бутылку воды из сумки и отнёс её Тэхёну, чтобы тот успокоился. Пак смотрел, как он запивает успокоительное, и остервенело жевал колечко в губе, пытаясь что-нибудь придумать. Если бы у них не было инструментов, можно было бы наплевать на их сумки и доехать на ближайшем автобусе, но в автобус их со всеми манатками просто не пустили бы. Хосок был единственным парнем в его окружении, у которого была тачка — тачка, купленная специально на случаи вроде этого, и подводящая их как раз в этот самый случай. Ещё машина была у Чонгука, но в его крохотном родстере людей помещалось едва ли больше, чем в материнском седане. У него не было идей.       Чимин нахмурился. Или всё-таки была одна?       — Тэхён, — позвал он севшего на корточки и опустившего голову друга. — Мы можем попросить у Намджуна его служебную тачку?       — Фургон? — усмехнулся Тэхён. — Ты что, шутишь?       — У нас нет вариантов, — Чимин развёл руками. — Ты видишь ещё какие-то способы добраться до сраного фестиваля?       — Да ему могут даже не дать его, — покачал головой тот.       — Надо попробовать.       Тэхён пожевал щёки изнутри.       — Ладно.       Парень достал мобильник и набрал номер.