– Дурацкий план.
– Знаю. Так вы со мной?
– Конечно, да.
Темнота была неотъемлемой частью этого места, как и едкий дым. К первому Ко успел привыкнуть, даже начал находить в этом мраке некую романтику. А вот второе все еще заставало врасплох всякий раз, как Ко приходил в этот дом. Хоть он и выяснил, что дым исходил от множества курительных палочек, которые участники собрания зачем-то зажигали, он так и не смог притерпеться к едкому и неприятному смраду. Он опять пришел на собрание последним – таков уж был у этого общества обычай: чем ниже ранг, тем позже ты заходишь в дом. Его встретили двенадцать лиц в темных балахонах и белых масках. «Приветствуем единомышленника», – раздалось со всех сторон (Ко уже успел понять, что так они говорили всякому входящему, а не только новеньким, как ему показалось на первом собрании). Каждый поклонился каждому, признавая равенство всех в этом зале, подчеркнуто глубоко – будто на самом деле уважал другого. Только теперь, когда ритуал приветствия был исполнен, можно было начать обсуждение важных вопросов. Первым обратились к нему: всем революционеры, хоть и не знали лиц и имен друг друга, были осведомлены, что Ко бывает в главном доме, и всем не терпелось услышать новости о – как они называли главную ветвь и семью главы – врагах. То, что расследование убийства Озэму-сама стоит на месте и не собирается продвигаться, очень порадовало революционеров. Рядом стоящие несколько раз одобрительно похлопали Ко по спине, а Лидер выразил одобрение словом. Ко знал, что он влился в это общество только для того, чтобы найти способ избавится от него, но еще ни разу не придумал, как это сделать. Он не знал ни лиц, ни имен окружавших его людей (хотя в том, что все они были Хьюга сомнений не было), не мог передать даже где будет проходить очередное собрание: каждый раз здание менялось, и специально выбиралось необжитое, а революционеры собирались по парам в разных местах (каких именно сообщалось в записках, которые выдавались после каждого собрания), и только там узнавали, куда идти. Но сегодня Ко надеялся поймать хотя бы одного революционера – того, кто больше всех вызывал подозрение в убийстве бывшего главы клана. Больше всех Ко подозревал Третьего и Пятого. Одни из них нашел непроницаемую одежду, а другой изготовил раствор, благодаря которому ткань не пропускала чакру – то, почему Ко выбрал главными объектами наблюдения именно их. С того самого Он-мацури прошло только два собрания, и на обоих из них ни один из предполагаемых убийц не появлялся – такая вольность позволялась лишь по особым причинам и только тем, кому Лидер безоговорочно доверял. И, что было одним из оснований их подозревать, ни на одном из прошлых собраний не поднимался вопрос об убийстве или расследовании. Ко посмотрел на подозреваемых бъякуганом. Искать того, чакру кого не видно, было бессмысленно: все присутствующие были в особой одежде, точно такой же, как на убийце. – То, что Хиаши догадывается о нашем существовании, естественно и логично, – голос Лидера отвлек Ко от разглядывания. Кажется, он слишком увлекся и пропустил часть обсуждения. – Важнее, что он не подозревает никого из нас. – Лидер, нам стоит пополнить наши ряды, – пробасил Второй. – У меня есть верный человек на примете. Устроим голосование? Будущих участников обычно высматривали на улице, подслушивали, подсматривали и только потом, выяснив, что этот человек разделяет взгляды революционеров, к нему отправлялся кто-то из общества, чтобы испытать. Сам Ко несколько дней критиковал решения главы клана и совета (конечно, втихую, чтобы не услышал кто-нибудь из главной ветви), прежде, чем к нему заявился Пятый и пригласил на собрание. Но, кажется, по протекции тоже можно было стать судом и местью народа, если за тебя попросит кто-нибудь из верхушки: Лидер, Первый или Второй. – Нет, – Лидер покачал головой. – Сейчас, когда нас ищут, принимать новеньких рискованно. Слишком велика вероятность, что враги подошлют к нам шпиона. – Ты не доверяешь мне? – возмутился Второй. – Если тот человек действительно хочет быть с нами, ему стоит подождать, пока шумиха уляжется, – невозмутимо ответил Лидер. – Тогда мы с радостью поприветствуем еще одного единомышленника. Важной информации не прозвучало, поэтому Ко продолжил разглядывать подозреваемых. Начал он с Третьего: тот был в прямом подчинении у Лидера, а значит, имел больший шанс получить такое важное задание, как убийство бывшего главы клана. Через маску нельзя было видеть, улыбается он или нет, но всякий раз, когда речь заходила о прошедшем Он-мацури, Третий дергал нагой, будто вот-вот шаркнет ножкой и раскланяется, как актер, принимающий аплодисменты. Ко показалось это очень интересным, но недостаточным для того, чтобы со стопроцентной вероятностью приписать убийство именно Третьему. Впрочем, со счетов его тоже сбрасывать не стоило. Ко переключил внимание на Пятого. Он тоже вел себя странно: пожатие плечами всякий раз, когда спрашивали его мнение, чересчур расслабленное тело, будто его хозяина ничуть не волнует происходящее, а главное, спрятанные в рукава руки, словно они испачканы чем-то – для обычно активно участвовавшего в разговоре Пятого это все было очень подозрительно. Но больше в его поведении Ко не удалось найти что-нибудь, что было бы доказательством его вины. Он не мог точно сказать, кто, Пятый или Третий, был убийцей, но не мог также сказать, что кто-то из них был непричастен. – Раз все обсудили, можем заканчивать, – постановил Первый: именно он отвечал за время и место проведения, а также длительность собраний. Все начали раскланиваться и расходиться. Ко заметался взглядом между Третьим и Пятым, так и не определившись, кого задержать. Решив, что в таком случае можно разделиться, он направился к обоим разом: к счастью, у выхода образовалась толпа, где все были рядом. – Пятый, позволь спросить, – Ко решил воспользоваться тем, что именно Пятый привел его в общество, и начал разговор именно с ним. Тот развернулся, было понятно, что он спешит уйти, но благосклонно позволил заговорить. – Я переживаю по поводу расследования в главной ветви. Вдруг они выйдут на наш след. – Тринадцатый, не бойся называть врагов врагами, – поправил его Пятый. – Твои опасения имеют вес, но Лидер позаботится о нашей безопасности. – Все же я тревожусь, – протянул Ко. – И ты сам слышал: Лидер тоже опасается шпионов. Как думаешь ты, Третий? Ты ближе всех к верхушке и, говорят, имеешь тесное общение с Первым, – он воспользовался возможностью вовлечь в разговор еще одного, хлопнув его по плечу и надавив на чувство его важности. Третий любил, когда говорили о его связи с Первым. – Первый говорит, что Лидер тоже не всегда может предусмотреть все. Слышали, сегодня говорили, что во время задания кто-то пытался помешать, – Третий не упустил возможности поделиться своим очень важным мнением. – Первый говорит, что, если они не вышли на нас, так это только благодаря тому, что тот помощничек не сумел разглядеть нашего человека. Первый говорит, что как только враги перестанут сомневаться в словах очевидца, так нам придется опасаться. – Первый не может быть умнее Лидера, – раздраженно возразил Пятый. – Серьезно? А как же «все равны»? – взбешенность Третьего тем, что кто-то посмел принизить важность его кумира, была очевидна. – Прошу вас, не надо драться в доме, – Ко заметил, что кроме них троих в здании никого не осталось, и поспешил вывести их. – Тринадцатый прав, драки в наших рядах только сослужат службу врагам, – слишком быстро согласился Пятый и поспешил выйти. Ко ринулся за ним – лишь бы не потерять из виду. Он слышал, как Третий топнул ногой – видимо, он был не прочь подраться – и вышел следом. Запирать дом собрания не пришлось: революционеры не оставляли улик. На улице собеседники распрощались и пошли в разные стороны. Ко очень надеялся, что никто из них не заметит ничего подозрительного.***
Тен-тен и Шикамару сгорбились под кустом, пристально наблюдая за одиноким домом. Делать это было сложно: как назло, луна сегодня решила не показываться, а светить фонарем нельзя – не хватало еще, чтобы слежку заметили. И все же оба старательно щурили глаза, стараясь не проморгать, когда из здания выйдет нужный им человек. Оставалось ждать, пока Ко выведет того, кого больше всего подозревает. Тен-тен едва слышно кряхтела: она уже отвыкла всю ночь сидеть согнутой в три погибели, и сейчас ее кости ныли. – Долго он там еще? – шепотом возмутилась она. Шикамару шикнул на нее и пальцем указал в сторону дома. Оттуда как раз выходила толпа. Ко среди них не было, поэтому самопровозглашенные детективы остались на месте. Ко вышел еще через какое-то время вместе с двумя людьми. Они поговорили о чем-то и разошлись в разные стороны. Только теперь Тен-тен и Шикамару направились к дому. – Кто из них? – уточнила Тен-тен еще до того, как подошла к Ко близко. – Подозреваю обоих, – пожал плечами тот. В черном балахоне с белой маской на лице он был до жути пугающим. – Значит разделимся, – подытожил Шикамару. – Тен-тен, иди направо, я – налево, Ко-сан, жди здесь. Задача: проследить, куда пойдет преследуемый. Никакого захвата. «Есть», – прозвучало хором, и они приступили к выполнению плана. Тен-тен быстро бегала, поэтому цель ушла от нее недалеко. Мужчина в таком же балахоне и маске, что и у Ко, ничем не отличался от многих видимых Тен-тен мужчин. Разве что одеждой, но она была одинаковой у всех революционеров. Средний рост, средняя скорость, типичная походка – описание преступника, которое Тен-тен слышала от Ко, а он, в свою очередь, от Неджи. Тен-тен, будучи куноичи ранга чунин, умела следить за людьми. Будучи ученицей Гая, она умела это в совершенстве. Не припомнить, сколько раз сенсей заставлял учеников шпионить за тем или иным обывателем, а потом пересказывать весь день цели в подробностях. Слиться с окружением было невозможно: какое окружение глубокой ночью? Тен-тен могла только смотреть за передвижением цели. Она старательно держала дистанцию – достаточно близко, чтобы держать в поле зрения, но и достаточно далеко, чтобы не попасться. Конечно, шпионить за Хьюгой – дело непростое, но благодаря Неджи Тен-тен знала: постоянно использовать бъякуган слишком вредно для глаз, и никто не будет рисковать зрением просто возвращаясь домой. Риск был, но он был минимальным. Видимо, боги удачи покровительствовали Тен-тен: мужчина ни разу не обернулся, а самой девушке не попались под ногу ни камешек, ни ветка. В полной тишине они дошли до домика в глуби клана. Здание было двухэтажным, что свидетельствовало о богатстве его обитателей. Тен-тен остановилась неподалеку и стала наблюдать из-за стены соседнего дома, не рискуя попасть в свет горевших окон. Навстречу мужчине вышла женщина с ребенком. Их лиц было не увидеть. Ребенок вырвал свою руку из руки женщины и кинулся к мужчине со звонким «Папа». По голосу Тен-тен определила, что это девочка. Мужчина поднял дочку на руки и подкинул в воздух. До Тен-тен донесся счастливый детский смех. Ей стало противно. Со слов Ко Тен-тен знала, что именно обсуждается на собраниях революционеров и как именно они хотят добиваться своих целей: убийствами и покушениями. То, что мужчина не снял маску и плащ, означало, что его семья знает о его деятельности. Отвратительно, что кто-то может быть счастливым причиняя другим страдания и боль, что кто-то может быть причастным к чужим страданиям, но не замечать их в угоду собственному комфорту. Тен-тен хотелось выйти из своего укрытия и как следует врезать и мужчине, и женщине, но она не должна была поддаваться эмоциям. Только стиснула руки в кулаки и проглотила свой гнев. Уйти прямо сейчас она тоже не могла: слишком высок риск попасться на глаза (вряд ли кто поверит, что она, живя на территории клана уже несколько лет, потерялась по пути домой). К счастью, семья революционера не стала долго стоять на улице, а вскоре зашла в дом. Выждав еще несколько минут, Тен-тен осторожно вышла из укрытия и пошла в сторону места встречи с Шикамару и Ко. Ко все так же стоял у дома, в котором революционеры проводили собрание. Он не уходил к себе, даже чтобы переодеться: черный балахон все еще весел на нем, только маска была зажата в руке, возвращая Ко привычный вид. – Тен-тен-сан, все хорошо? – видимо, ее настроение было написано на лице. – Не важно, – Тен-тен не желала обсуждать свои эмоции. – Я не узнала, кто это был: он не снял маску. – Скажи, как выглядит дом, я смогу узнать его владельца. Но сначала дождемся Шикамару-сана. Тен-тен кивнула и поежилась. В этом декабрь выдался мерзким: без снега, но зато с временами пробирающим до дрожи морозом. – Зайдем? – Ко кивнул в сторону дома и открыл дверь. Тен-тен передернуло. Она точно предпочла бы постоять на улице, пусть и было холодно, но точно не сидеть в доме бунтовщиков, о чем и сказала Ко. Тот пожал плечами и закрыл дверь. Нара не заставил себя долго ждать. Ко и Тен-тен не успели как следует замерзнуть, как он показался из-за угла. – Это точно дом Иуоо, – сказал Ко, как только Тен-тен подробно описала дом и семью того человека, за которым следила. – Значит, именно он скрывается под маской Пятого, – пробубнил себе под нос. Судя по всему, Ко был не сильно рад открытию. – Но его семья… Ты уверена, что они знают о его причастности к сообществу? – Будь иначе, он бы снял маску и балахон прежде, чем явиться домой, – твердо заявила Тен-тен, недовольная тем, что ее умозаключения ставят под сомнение. – Что у тебя, Шикамару? – Мой – это ваш сосед, – флегматично пожал плечами Нара. – Живет справа от вас с Неджи. Когда цель приблизилась к дому, снял маску; но кто это был, я не увидел: цель не поворачивалась в мою сторону, а сзади скрывал капюшон. В доме свет не горел, встречать никто не вышел. – Отвратительный муж Хару, – зло заскрежетала зубами Тен-тен. – Это может быть и женщина, – оборвал ее Шикамару. – Я не видел ни лица, ни шеи. Тен-тен замолчала и задумалась. Хару считалась высокой женщиной, но в то же время ее рост был равен среднему мужскому, а со спины, особенно в капюшоне, ее легко было принять за молодого мужчину. Но Тен-тен не верила, что это была именно ее дружелюбная соседка, не хотела верить. – И того у нас четыре подозреваемых, – подытожил Ко. – Четыре? – Шикамару вопросительно приподнял бровь. – Мы следили за двумя. – По соседству с Тен-тен-сан живут трое человек, а из дома Иуоо революционер только он, – пояснил Ко. – Два, – не согласилась Тен-тен. – Подозревать Хару или ее свекровь не стоит: они обе слишком милые для убийства. – Ты тоже слишком милая для убийства, – ухмыльнувшись возразил Шикамару, – как и Ино, и Хината, и Сакура. Но на миссиях всем приходится убивать. – Это другое, – огрызнулась Тен-тен. – Там враги, за их убийство платят деньги Конохе. – Тен-тен-сан, ради идеи человек готов на большее, чем ради денег, – покачал головой Ко, недовольный, что пришлось признать правдивость такого негуманного положения дел. Тен-тен замолчала и отвернулась. Нутром она понимала: парни правы. Она посмотрела в небо. Тучи еще не рассеялись; ни луны, ни звезд, чтобы развеять ночной мрак. Мрак же в собственных мыслях Тен-тен могла развеять только одним способом. Она повернулась к Шикамару и Ко и вздохнула. – Ко-сан, ты должен доложить обо всем Хиаши сейчас. В конце концов, пусть глава клана сам решает, кто из подозреваемых виновен, а кто нет. Но имея других претендентов в убийцы, он обязан будет отпустить Неджи: Тен-тен знала, что доказательств его вины точно нет. – Тен-тен-сан, мы не знаем, кто именно убил Озэму-сама, – покачал головой Ко. – Хиаши-сама не будет слушать меня, пока я не буду готов назвать имя того, в чьей вине на сто процентов уверен. Кроме того, мы не можем утверждать, что семья Третьего знает о его делах. Как ответственный за охрану порядка в клане я не могу допустить смерти невиновного. – А смерть Неджи допустить ты можешь?! Он же тоже невиновен! – Тен-тен пихнула Ко в грудь – он покачнулся, на миг потеряв равновесие – и направилась в сторону главного особняка. Если Ко не собирается говорить с Хиаши, это сделает она. Незамедлительно. Похороны бывшего главы клана Хьюга назначены на послезавтра – виновного должны покарать до них. Просто нет времени выяснять, какое из четырех имен носит убийца. Может, это было эгоистично, но сейчас Тен-тен было плевать, если Хиаши решит убить невиновного, главное, чтобы это был не Неджи. – Тен-тен-сан, остановись, – Ко схватил ее за руку, резко дернул, развернув лицом к себе. – Нельзя сейчас говорить с Хиаши-сама, он не станет тебя слушать. – Ты просто трус, – свободной рукой Тен-тен влепила ему пощечину. – Ты пытался говорить с ним о революционерах? Ты рассказал ему об этих сборищах? Нет, ты даже мне не сразу все сказал. Понимаю, ты боишься нарваться на его гнев, боишься, что он применит на тебе печать, что сместит с твоего поста. Но там, в подвале, сидит мой любимый человек, и если до завтра не будет известно имя убийцы, его убьют – это то, чего боюсь я, – щекам стало мокро, и Тен-тен поняла, что плачет. – Позволь мне спасти его. – Тен-тен-сан, – Ко выдохнул имя, – подожди хотя бы до утра. Я не буду мешать. Шикамару за время их разговора уже успел уйти: он сделал все, чтобы узнать имена подозреваемых (четыре, даже больше, чем просила Тен-тен), и не собирался влезать в этот гемор еще больше.***
Утро не задалось: Нобу, видно решивший прибежать в Академию первее всех именно сегодня, разбудил Тен-тен ни свет ни заря, отчего она, не проспавшая и трех часов, все время зевала. По этой же причине мысли в ее голове больше были похожи на кашу, размазанную по тарелкам, чем на, собственно, мысли. Тен-тен постаралась не думать ни о чем, кроме похода к Хиаши. Она на автомате накормила сына завтраком, на автомате спросила, собрал ли он вещи, на автомате отправила на учебу. И только тогда, когда Нобу скрылся за воротами, начала собираться сама. Идти к главе клана с обвинениями без минимальной подготовки? Из лука весом в тысячу кан не стреляют по мышам. Первым дело Тен-тен выписала на листок имена подозреваемых, а также факты, из-за которых их подозревает. Вторым – надела кимоно и сделала прическу: Хиаши был неравнодушен к традициям, и она надеялась, что традиционная одежда заставит его выслушать все доводы с максимальным вниманием. До особняка главной ветви Тен-тен дошла быстро, если бы не кимоно, она бы бежала. На входе протиснулась мимо не желающей впустить ее Натсу, поднялась на второй этаж и только теперь снизила темп. Пару раз вдохнула и выдохнула, успокаивая бешено трепещущее сердце, и завернула за угол. У кабинета Тен-тен заметила Хинату. Старшая дочь главы клана изъявила желание остаться в особняке до тех пор, пока не найдут и не накажут убийцу Озэму. Кроме того, она обязана была присутствовать на похоронах деда – еще одна причина задержаться в отцовском доме. Хината качала в руках засыпающего Боруто и о чем-то тихо говорила с Хару. Тен-тен удивилась, увидев ее: обычно Хару редко можно было застать в особняке главной ветви, она предпочитала заботы о своем собственном доме. Неприятное чувство понимания, что ее милая соседка с пирогом и чаем может оказаться причастной ко всему, что уже две недели (на самом деле, гораздо дольше) происходит в клане Хьюга, пробрало Тен-тен до костей. Но она постаралась приветливо улыбнуться: не стоило выдавать цель своего визита тому, кто, вероятно, от него пострадает. – Тен-тен-сан, у тебя тоже есть дело к отцу? – Хината первая заметила ее. – Да, кое-что хочу ему сказать, – Тен-тен не стала говорить, что это по поводу расследования. – Это очень важно, – добавила она, чтобы слова звучали весомее. – Возможно, после моего визита тебе не придется говорить с главой, – тихо сказала Хару. Тен-тен собиралась спросить, почему она так считает, но тут дверь кабинета отворилась. Незнакомый Тен-тен Хьюга пригласил Хару войти. – У тебя красивое кимоно, – за сделанным Хинатой комплиментом неудачно крылось желание разорвать неловкую тишину. – Спасибо, – Тен-тен сама хотела поддержать разговор, пока она ждет свою очередь на аудиенцию с главой клана Хьюга, поэтому продолжила. – Как жизнь в роли мамы? – О, прекрасно, – Хината разулыбалась, явно счастливая, что затронули именно эту тему. – Боруто такой послушный ребенок, просто ангел. Наруто-кун мне тоже помогает, когда, конечно, у него есть время. – Попробовал бы он не помогать, – усмехнулась Тен-тен, представляя, как Узумаки-Хьюга пытается отбиться от кучи Хьюг, разозленных его плохим отношением к их принцессе. – А как ты? Нобу-кун… он привык? – Потихоньку. Хару не выходила слишком долго. В голове Тен-тен промелькнула мысль, не убила ли она Хиаши. Учитывая все, что удалось узнать вчера ночью, это подозрение было обосновано. Внезапно раздался неприятный и резкий звук; Тен-тен знала, что это значит: глава клана нажал на кнопку вызова охраны. Боруто, разбуженный громким звуком, недовольно завыл. – Отец, – Хината не могла вскрикнуть – это напугало бы и так разбуженного и плачущего ребенка – но она ринулась к двери. Ее переживания за отца были вполне понятны. Тен-тен вытащила из рукавов кунаи, которые носила с собой всегда – профессиональная привычка, еще ни разу не оказавшаяся лишней. Кинуться на помощь обеим девушкам помешали пара Хьюг, вынырнувших из-за угла. Они оттеснили несостоявшихся помощниц в сторону (с Хинатой они обошлись нежнее, чем с Тен-тен) и ворвались в кабинет. Тен-тен на всякий случай прикрыла собой Хинату, пытающуюся успокоить сына: мало ли, что приключилось в кабинете главы. – Хината, почему твой отец вызвал охрану? – максимально спокойным голосом, на который только была способна в этот момент, спросила Тен-тен. – Не знаю, – растеряно пролепетала Хината. Ответ они получили через несколько секунд. Дверь отворилась и на пороге показались те самые Хьюги, которые совсем недавно вбежали в кабинет. По руки они вели Хару, запястья которой были закованы в наручники. Позади стоял Хиаши, живой и невредимый, а в его глазах читалось облегчение. – Уведите ее, – строго приказал он. – Вы обещали, что я смогу поговорить с Неджи-саном, – безэмоциональным голосом напомнила Хару. Хиаши кивнул повернувшимся к нему подчиненным. Те поняли, что он имел в виду этим кивком, но для Хинаты и Тен-тен этот жест остался загадкой. – Отец, что случилось? Вы в порядке? – Хината обратилась к отцу. Ее волнение было столь велико, что она даже не дождалась, пока охрана уведет Хару. – Это я убила вашего дедушку, Хината-сама, – ответила Хару. – Простите.***
Неджи начертил углем на стене черту – единственный способ определять время в этом месте – и эта черта была тринадцатая. Допросы прекратились две черты назад, спустя еще одну к нему перестали спускаться вообще. Завтра придут последний раз, если ничего не изменится за один день – надежда, хоть и маленькая, все же теплилась в сердце. Он ничего не успел. Не изменил клан, не вырастил сына (хотя бы Нобу, раз своих детей не было), не назвал Тен-тен женой. Жизнь прожита зря, а смерть наступит по совершенно глупым обстоятельствам из-за несправедливого обвинения в том, чего он не делал. Хорош, гений клана. Ненависть к этому клану с его жестокими нравами, к главной ветви и к главе клана в частности, тщательно подавляемая с пятнадцатилетнего возраста, вспыхнула в сердце. Бунтарский дух Неджи не позволял ему мириться с неизбежностью бесславного конца. Умереть на войне было бы гораздо лучше, чем быть козлом отпущения и словно овца пойти на заклание. План побега вырисовывался в голове сам собой. Выбить решетки и бежать так долго, как только можно. И пускай глава убьет его с помощью печати сразу, как обнаружит бегство – даже это лучше позорного права совершить сэппуку «за прежние заслуги». Оставалось дождаться ночи. Жаль, записку для Тен-тен написать нечем. Прижать ее к сердцу, и вся пустота была бы заполнена. Скрип отпираемой двери разрушил задумку. Ведь еще половина дня и целая ночь – зачем так рано? – Неджи-сан, – уважительное обращение резануло слух: тут его так никто не называл, разве что Ко, но голос принадлежал не ему. Неджи обернулся, теперь он стоял спиной к стене и лицом к вошедшим. Хиросэ и Хидеки – их он узнал сразу: сложно не узнать тех, кого ежедневно видишь на протяжении одиннадцати дней – и Хару. Присутствие последней вызывало вопросы: она не входила ни в личную охрану главы клана, ни в группу допроса; для хитрости, подобной той, ради которой Шиничи посылал к Неджи Хатоми, она тоже не годилась – слишком редко они общались. – Приносим свои извинения за вынужденные неудобства, – Хидеки говорил таким тоном, будто Неджи просто простоял в очереди лишние два часа, а не просидел две недели в темнице. – Убийцу нашли, ты можешь быть свободен. – Хиаши-сама обещал, что мы сможем поговорить, – твердо, хотя и тихо, проговорила Хару. Хиросэ что-то шепнул напарнику, и бросив: «Только пять минут», они удалились. – Ты убила Озэму-сама? – спросил Неджи девушку, как только они остались наедине. – Я признала вину, – она подняла руки, на запястьях звякнули наручники. – Почему? – Неджи не верил, он нутром чувствовал ложь. Может, сейчас они с Хару почти не общались, но воспоминания о том, какой она была в детстве, не вязались с образом преступницы. – Перед тобой я всегда испытывала какое-то необъяснимое уважение. С годами оно переросло в благодарность, – она пожала плечами. – Не поэтому. – Ты понял, верно? – Хару подняла на него глаза, ясные и чистые, словно лед. – Сразу, как только ты вошла, – сухо подтвердил ее слова Неджи. – Ты всегда был умный, – пожала плечами Хару. – Не говори о том, что понял. Ради нашей детской дружбы. – Ты всегда была глупой, – Неджи уже знал, что исполнит ее просьбу. Не из-за уважения к Хару или ее поступку (очень глупому, по его мнению), а из-за того, что, сказать сейчас будет нерационально для него же самого. Пришел Хидеки и оповестил, что пять минут уже истекли. Он приковал Хару к стене, из которой торчали цепи. Неджи же должны были проводить на выход: не то, чтобы он сам не дошел, но так требовали правила. – Всё, что цветёт, неизбежно увянет, – сказала Хару на прощание. – А оно когда-нибудь цвело? – усмехнулся Неджи, поняв, что она имела в виду. Он пошел за Хидеки, за углом к ним присоединился Хиросэ. Стоило только подняться по ступеням и выйти на свет, как на него с объятиями налетела Тен-тен – они оба чуть не упали в подвал. Немного сросшееся, но все еще больное ребро окатило болью. Тугой обруч, что все это время сжимал сердце, разжался, позволяя облегченно выдохнуть. Тен-тен разрыдалась у Неджи на груди. Ощутить ее руки на своей спине после долгой разлуки было подобно глотку свежего воздуха после затяжного ныряния. – Я тоже соскучился, – Неджи решил наплевать на наличие Хинаты и Хиаши рядом и на стоящих за спиной Хидеки и Хиросэ, ласково поцеловал любимую в макушку. – Не смей больше пропадать, – пробухтела Тен-тен ему в грудь.