Скрытые резервы

He took little Suzie to the Junior Prom Excitable boy, they all said And he raped her and killed her, then he took her home Excitable boy, they all said Well, he's just an excitable boy After ten long years they let him out of the home Excitable boy, they all said And he dug up her grave and built a cage with her bones Excitable boy, they all said Well, he's just an excitable boy Warren Zevon "Excitable Boy"

Обычно Уилсону искренне нравились смелые девушки, особенно рыженькие, особенно деятельные и нагловатые, особенно в бикини, либо мини, или, еще лучше, вообще без них. Но, конкретно эта девица раздражала безмерно. Рыжая кобыла подвалила к Уилсону, отбившись от своих коллег, которые все еще занимали в кафе два столика и начала вещать какую-то душную консервативность про журналистов, пожар и интервью. Бессмысленность ее телодвижений была очевидна, в том числе потому, что на ней не было мини-юбки или бикини. На цыпочке была длинная юбка, настолько толстая, что не видно даже контура трусиков. На лезвии катаны случалось видеть больше мяса. — Я корреспондент “The Mall Street Journal”, меня зовут Мария Лаундс… Бла-бла-бла… (–Эта цыпа с телевидения, задвинь ей интервью, мы попадем в ящик). [– Не попадем, она из газеты]. (– Я бы ей чего другого задвинул). [– Она же страшная, как… хотя, ротик ничего, широкий такой, рабочий, да и задница классная, но эти кудряшки короткие угнетают, как будто у нее лобковые волосы на башке]. (– Чего она вообще к нам клеится)? – Интересно, а внизу такие же? – Что? [– Комбинезон, Уэйд, мы все еще в форме врача скорой помощи]. – Вы меня слышите, мистер? (– М-м-м, хотеть строго-ухоженная цыпочка с телевидения). [– Она другого класса, парень, вы не подходите друг другу. И ещё, она из газеты]. (– Ей никогда не дорасти до нашего уровня, ты прав). – Слышь, отъебись, дел до жопы. Уилсон макнул последний чили-бургер в соус и взглянул на журналистку. Без маски, да. Может быть, рассчитывал напугать внешним видом до кататонического ступора. Репортерша долго разглядывала Уэйда, затем присела без приглашения за его столик и спросила, с плохо скрываемым волнением в голосе: – Вы же тот самый доктор медицины Георг Коттедж из Принстон-Плейнсборо? Знаменитый гений, с врожденным ихтиозом Арлекина? Поверить не могу, что встретила вас здесь, это невероятное везение! Я ваша большая поклонница, и хочу сказать, что ваши статьи просто невероятно популярны и интересны! Я всегда с удовольствием читаю ваши работы, особенно в области психиатрии, они изумительны, хотя я и не специалист. Прошу вас, мне просто необходимо услышать ваш комментарий к пожару в N-ском тюремном госпитале! Вы же здесь именно поэтому? Журналистка сейчас была похожа на дрожащую от нетерпения гончую, учуявшую большого, жирного зайца. (– Эта цыпочка умеет сделать приятно язычком, просто мечтаю, чтобы она взяла у нас интервью! Как думаешь, она читает писульки этого Коттеджа в постели, в интимной атмосфере, знаешь, трогает себя)? [– Меня больше трогает, что она не испугалась нашей рожи]. – Ты хочешь сказать, детка, все, что я скажу, станет достоянием общественности? – После её кроткого «да, сэр» и щелчка диктофона, Уилсон дал волю накопившемуся раздражению: — Доброе утро, мэм. Мы-таки взяли эту шпану за задницу. Я имею в виду долбаное «Общество N-ский тюремный госпиталь» или как там они себя называют. Самое время, скажу я вам. Эти притоны появляются повсюду и угрожают великому свободному американскому образу жизни, а потому их надо остановить, пока они еще не укоренились. Придурки полагают, что могут за здорово живешь удерживать людей под замком, просто заботясь друг о друге и танцуя под свою долбаную музыку. Все, что им надо, - задурить соплякам мозги бесплатными наркотиками и физиотерапией и посадить их на иглу. У них там даже телевизора не было. Представляешь, они могут позволить себе шикарную систему видеонаблюдения, но жмутся купить телик! Пидоры! Ты видела шоу, детка. Ты смотрела шоу, тебе придется полюбить его, придется научиться чему-нибудь. Больше никаких увиливаний и отговорок, или я прибью твои сиськи к полу! С этими словами он потянул на себя руку с диктофоном, прихватил короткие кудряшки на затылке и засунул язык в рот журналистки, губы обожгло особо острым соусом. Мисс Лаундс запыхтела, пытаясь вырваться, рот горел от перца, а Уэйд прижал её голову к своему плечу, расстегнул пуговицу и молнию на юбке. Встал и поднял её, юбка соскользнула на пол, как кусок пересушенной говядины с шампура. Он притянул её ближе, вплотную, просунул руку под трусики, обхватил ягодицы и прижал к себе. Уткнулся носом в её ухо, втягивая запах дорогих духов. Стоял рядом с девицей и ощущал её тепло. Весь вечер мог бы так простоять. [– Как ты можешь? Ты эту телку видел один раз. Ну, вот как? Понимаю, возможно, она подпустила тебя ближе, чем тебя обычно пускают к себе женщины. Может, в её фантазиях, вы уже месяц встречаетесь и почти женаты. Может, она уже кольцо тебе купила. Но ты, ты-то сам не позволяй шлюхе вертеть собой]! – Мудила! – крикнул кто-то. Уэйд повернулся и получил в челюсть, да так, что голова дернулась, другой парень заехал ему по яйцам, и, сквозь боль, он почувствовал, как поднимается тошнота. Упал на колени, на черно-белую плитку, вокруг всё подёрнулось маслянистой пленкой, он сглотнул, загнал тошноту обратно. Двое парней встали рядом с ним, вплотную, требовали извинения за безобразное поведение, размахивали кулаками, ещё один оттащил мисс Лаундс (Мэри, рыжая Мэри) от столика, бормоча ругательства, помогая натянуть уродливую юбку. — Конкуренция делает наше шоу лучше, сэр. — Что? Что он говорит? Проси у неё прощения, ублюдок! — Да, теперь ты кое-что знаешь о шоу. Теперь-то ты знаешь, забава началась. Будет много спецэффектов… В голове шумело, глаза слезились. Зато тошнота почти прошла. — Да, приятель, с тобой тяжелый случай... — Дэн, не трогай его, он того не стоит. Оставь его в покое, этого несчастного ублюдка. Просто городской сумасшедший. — Может ты и прав, и Мэри всегда сама ищет себе неприятности на задницу, но говнюка необходимо поучить уму-разуму! Уэйд медленно поднялся, держась за добротный шерстяной плащ того, который не Дэн. Парень всего лишь назвал его мудаком, хотя раньше Уилсон был бы нещадно отпизжен за такой фокус с дамочкой. Разочарование. Журналисты почуяли неладное, но факт, что их двое, а бродяга в кепке один, успокаивал. Богатенькие сучата. Отличная дорогая одежда, часы, стильные прически, ухоженная кожа, ровный загар. Мальчики, проводящие долгие часы в качалке, старательно выполняющие прочие инструкции, чтобы человеческие самки, явно или подсознательно, захотели от них потомства. Купили эту одежду, заплатили за этот образ жизни, это раз, теперь вы — ходячая реклама бренда, это два. Дэдпул положил руку тому, который не Дэн, на сердце, второй рукой зарылся в прическу, доверительно наклонился к нему, словно желая поцеловать. Ребятки, вас отымели дважды. Дэдпул рывком притягивает к себе журналиста и несколько раз смыкает челюсти, весело похрустывая хрящом, кепка улетает на пол. Уши закладывает от криков. Останется всего лишь несколько швов и вмятин, но намек на совершенство безвозвратно утерян. Второй журналист, который Дэн, дергает Дэдпула за плечи, пытаясь отцепить его от коллеги. Одно мгновение, мисс, моей любви хватит на всех. Широко и дружелюбно улыбаясь, он поворачивается к Дэну. Легкая подсечка, поворот корпуса, и парень, спотыкаясь, летит к окну. Какое счастье, что их сейчас делают из ударопрочного плексигласа, правда? Левой рукой Дэдпул благословляет голову парня поцеловать стекло, тыковка, ударившись о плексиглас, отлетает назад, оставляя влажный след. Правая рука Дэдпула подхватывает подбородок журналиста по ходу движения, делает резкий поворот, левая треплет стильную прическу, третий раз за пять минут. Корреспондент похож на древнеегипетскую фреску неестественным профилем и раскинутыми руками. Дэдпул прессует левый висок на грудь, давит всем телом вниз, прямолинейно. В фильмах люди моментально умирают от перелома шейных позвонков, а в жизни (эм-м-м, в фанфике, да) все немного по-другому. Здесь они восемь месяцев проводят в гипсовой повязке, боясь лишний раз пернуть, затем им удаляют грыжу, после этого лечения их ждёт физиотерапия и постепенное восстановление функций шейного позвонка с посттравматическим синдромом на всю оставшуюся жизнь. За сдвинутыми столами шоу смотрел еще один человек. Он тоже был репортером, но, на данный момент, в отпуске. Он был одним из тех, кого военные корреспонденты считали Военным Корреспондентом. Семнадцать лет службы, в ВС США, затем успешная карьера в журналистике — соберите дюжину лучших военных корреспондентов со всего мира, одним из них будет наш герой. Он побывал везде, где шли войны, более или менее. И вот, на его глазах, какой-то бомжара убивает его друзей. Один истекает кровью на полу, все лицо — сплошная рана и через щеку торчат зубы. Другой конвульсивно дергает ногами, из ушей течет кровь и голова болтается, как на нитке. Лысый урод тянет руки к застывшей в ужасе Марии: – Я спасу тебя, моя прекрасная, злая сучка! На оператора надежды никакой: его оставило мужество, руки превратились в прямые, негнущиеся жерди, губы дрожали. Военный корреспондент не любит, когда обижают его друзей, к тому же, после ужасных сцен пожара, которые удалось задокументировать, нервы немного расшатаны. Военный корреспондент ненавидит этот рассадник мерзости, ему хочется колотить наглого крикливого подонка с изуродованной шрамами рожей и развязными манерами. Убить его. Выдать звездюлей, измочалить, раздробить, превратить в кровавую кашу мерзкую физиономию, отмудохать, а потом уничтожить, чтобы и кровавого пятна не осталось. Вести шквальный огонь с двух рук, разъебошить ублюдка в кровавую баню. Дэдпул спиной чувствует его прекрасную ненависть и ему это ужасно нравится. По всему телу пробегают мурашки, так это его возбуждает. Отсюда чувствуется запах кожаных ножен. У чувака в руках нож, и это совсем не декоративная пакистанская резалка, это боевой нож, и парень умеет с ним обращаться. Он чуть поворачивает голову за полсекунды до того, как журналист дергает его за плечо и всаживает в печень Ка-Бар Марк2, все семь дюймов, потом ещё раз, немого ниже, и ещё и ещё, всё ниже. Вокруг разливается кишечная вонь, Уэйд содрогается в жутком спазме, как будто проваливается через собственное тело. Он дрожит и весь в поту, его опять тошнит, у него кружится голова, он рассеяно смотрит вниз, на развороченный живот и пытается вправить сальник. – Oooh lekker! (о, мило!). – Прекрати хныкать, ублюдок… – Ты совсем как один мой волосатый друг. Он тоже постоянно пытается добраться до моей кишки, – прозвучало как-то двусмысленно. – Аборт тебе сделан, сдохни уже, сука! – В смысле, не в меру распускает руки… – Резче уже подыхай, тело! – Ну, в плане… – Уэйд вскинул кулак в характерном жесте, и боксик услужливо подсказал: [– Snikt]!!! – Блядство, так ещё хуже. Он тебя не слышит. Слышишь, чувак, ты мне брызжейку задел. – Заткнись! Отвратительный, мерзкий урод! Оставь меня в покое! Военный корреспондент замахнулся сделать ещё пару дырок в комбинезоне Уилсона, но тот перехватил кисть и направил нож в бедро репортера. Короткий вскрик, и Уэйд осторожно усадил на пол журналиста, из бедра которого торчала рукоятка ножа. – Не вздумай его вынимать, товарищ, – мало того, что ты умрешь в муках, так я ещё и нахамить тебе не успею. Тут на сцене появилась Лоретта со стейками. Стейки были упакованы в пластиковые коробки и сложены в бумажный пакет. – Ну и бардак… Молодой человек, – она ткнула Уэйду в нос пальцем,– полицию я уже вызвала, но у тебя есть ещё целых пять минут, чтобы заказать десерт.