Скрытые резервы

I'm very well acquainted with the seven deadly sins I keep a busy schedule trying to fit them in I'm proud to be a glutton and I don't have time for sloth I'm greedy and I'm angry and I don't care who I cross I'm Mr. Bad Example, intruder in the dirt I like to have a good time and I don't care who gets hurt I'm Mr. Bad Example, take a look at me I'll live to be a hundred and go down in infamy Warren Zevon “Mr. Bad Example”

Ветер разогнал низкие облака, и на чернеющем февральском небе можно было разглядеть звезду, или даже две – невиданное явление для этого сезона. Впрочем, никто бы не мог точно поручиться, что это именно звезды, а не спутники-шпионы. Или какой-нибудь беспилотник, посланный заснять, как ты мочишься в углу, и скинуть на тебя бомбу, типа, JDAM, или ракету, типа, AGM-114, ага, ага. На волне своих грустных тем, Уэйд вяло тащился вдоль незнакомых улиц к центру города, засунув руки в карманы и пиная по дороге пакетик от экспресс-письма ФедЭкс. Он оглядывался, время от времени, в надежде поймать такси. Пару раз, редкие водители тормозили, было, рядом с ним, но затем, почему-то, резко набирали скорость и быстро удалялись во влажную взвесь, которую здесь, за неимением лучшего, называли воздухом. (– Может, они медиков не любят, куртку застегни). [– Да, разумеется, хэлоуин был всего три-четыре месяца назад, дело совершенно не в потеках крови и колотых дырах на пузе, ты же в N-ске, тут это обычное дело, никто никогда никакого внимания не обращает]. – Какой-то ты раздраженный. Скучища такая. Давайте играть, будто за нами следит ЦРУ? [– Абсолютная секретность, недоступность, полнейшая изолированность и строжайший режим охраны минимум на ближайшие шесть месяцев – тебя это ждёт, если ты ошибёшься, а в этом я даже не сомневаюсь; скажи, ты готов к этому]? (– Думаешь, он что-нибудь понял? Эй, Уэйд, мне жаль огорчать тебя, но ты удивишься, на что способна смесь транквилизаторов и апатии)! – Так я и не говорю о каком-то особо ценном агенте. Проблема в его собственной безопасности. Знаешь ли, случиться может всякое. (– …сидит, такой, молчит и только смотрит на нас, а в глазах что угодно, кроме братской любви). [– Такова установленная традиция: они имеют гражданские права, а вот ты — нет]. (– И паяльник в розетке… кто платит за электричество)? – Всё равно, слишком легко и без напряга. Даже не звучит весело. [–Я всё ещё не могу поверить, что ты отрезал ему уши, вспорол живот и набил его и рот пенопластом, а затем, всё ещё живого, носил показать отцу]. – Мне, просто, было противно на него смотреть. Чего он торчал на виду? [– Думаешь, если тебе десять, то, что угодно можно считать детской шалостью, да]? – Чувак, ты забыл, что ли, с кем разговариваешь? [– Уэйд… когда человек умирает, то он об этом не знает, но другим тяжело… и то же самое, когда человек тупой]. – Так я прошёл тест? Да? Да! Да! Где мой приз? (– Я здесь, сладкая моя булочка). [– До чего ты отвратителен]. Уилсон так и так не имел ни единой светлой мысли о том, куда ему следовало направиться, а если ждать вдохновения, можно бесцельно бродить неделями. Пройденный этап, плавали, знаем. Кого хочешь спроси, лучше подождать этой мысли в более приятном месте. Порыв ветра подхватил пакетик и унёс во тьму улиц. Уэйд сплюнул на землю. – В общем, давным-давно, сразу после училища, были мы в одной секретной командировке. Как они, обыскав весь дом, умудрились не обнаружить огромного мудака ростом 190 см и весом под центнер – для меня до сих пор загадка. (– М-м-м, обожаю флешбэки)! [– Ты всё ещё мерзкий]. (– Я с тобой не разговариваю). Уэйд застегнул курку и попытался остановить проезжающую мимо машину. Форд затормозил, Уэйд открыл, дверь, но, водитель, судорожно вздохнув, дал по газам – так и поехал с открытой дверью. – Что за херня… Позвоню как-нибудь в эту контору. Какие-то нервные уроды. – Пробурчал он, поправляя ремень пистолета-пулемёта MP5, висевшего на плече. [– Поедем в БэдБрэдз BBQ, у них сегодня караоке бесплатно]. Спустя половину квартала, и тридцать две шутки в стиле «твоя мать такая жирная…», Уилсон, внезапно, обратил внимание, что на улице – совсем не курорт. Было промозгло, сыро, и ледяной воздух морозил уши. Одно из зданий чернело закопченными провалами окон, изнутри валил белёсый дым, вокруг деловито сновали пожарные в защитных костюмах, по периметру была выставлена линия оцепления. На асфальте, далеко за оцеплением, рядком лежали трупы, коронеры потихоньку затаскивали их в машины. Тела были упакованы в специальные мешки, не догадаться, что это именно мертвые люди, было сложно. Вокруг оцепления металось множество репортёров и, несмотря на собачий холод, собралось множество зевак. Уилсон надвинул пониже кепку, прижал оружие подмышкой, постарался придать себе беззаботный вид, и направился дальше – его манили караоке и пиво, а руины госпиталя не вызвали ни малейших эмоций. Разум гаденько подсказывал, что его вечерние приключения в машине скорой помощи и пожар как-то связаны, по-прежнему намекал, что, каким-то образом, печальное состояние здания – это его рук дело. Но, в мире было много мест, где появляться ни Дэдпулу ни Уэйду Уилсону не стоило, и сгоревшая больница, территория которой кишела полицейскими и прочими службами, явно была одним из таких мест. – Pistachos- pistachos- pistachos! (– Твоя мать меня не любит). [– Ну и что, твоя мать тебя тоже не любит]. В толпе, кажется, мелькнуло смутно знакомое лицо. Чёрт. Тучный, почти шарообразный мужчина в верблюжьем пальто и с роскошной шевелюрой, внимательно оглядывал собравшихся людей, словно искал кого-то. Они с Уилсоном встретились глазами, жирдяй чуть всплеснул руками и прямиком направился к нему. Ну, блин! Прощай клуб, прощайте, девочки, прощай караоке! – Ты уже на пятнадцать минут опоздал! – Прошипел толстяк. Он снял с плеча объемистый рюкзак, украшенный принтами «Hello Kitty» и тяжело плюхнул его под ноги Уилсону. – Вот скажи, ты тупица, или я дебил? Я плачу тебе хорошие деньги за плёвую работу, а ты даже прийти вовремя не можешь! Забирай свои манатки, я тебе не грузчик их таскать. – Бинго! (– Бинго)! [– Джекпот]? (– И не говори, что тебя не предупреждали). – Что? – Я говорю, рад видеть тебя, Хорхе, прямо гору с плеч снял! Я всё пытаюсь вспомнить, что такое важное я забыл. – Тс-с! Zaraźliwa choroba! Я просил тебя так меня не называть! Идём-идём! Придерживая Уэйда за локоть, видимо, чтобы не убежал, толстяк зарысил вниз по улице. (– Что это за перец)? [– Точно не помню… о, ебать ты шлюха, Уилсон, ты же не наймешься работать на сраного ЦРУ-шника]? – Их там человек тридцать… (– Валим отсюда, ва-а-алим)! – Как-то мало, давай ещё swat вызовем? [– Пока твои ноги при тебе, настоятельно рекомендую проявить благоразумие и совершить тактическое отступление]. – …засели на складе… – На складе китайской пиротехники? [– Уэйд, ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз]! (– У нас есть глок)! – …хорошо вооружены… [– Уилсон, мать твою, хоть раз в жизни, внемли голосу разума]! (– Пыщь-пыщь-пыщь, а потом рукояткой его)! – …ожидают нападения. – Если они не заказали пиццу – у них будут большие проблемы! (–Изуродованные, расчленённые останки)! [– Уэйд, прошу тебя, одумайся, пока не стало совсем поздно]! {– САЛЮТ ФЕЙЕРВЕРК ТОРЖЕСТВО–ТО КАКОЕ}! Для такого жирдяя, он был в хорошей форме, и, спустя четыреста метров, почти не задыхался. Нырнув в тень здания, толстяк, отдуваясь, показал на ничем не примечательный дом. Затем слегка подтолкнул Уилсона в переулок. Уилсон хмыкнул. «Хвост» он не заметил, а хвост, определенно, был. Плохо. Навыки без тренировки теряются. – Переодевайся скорее! – Не подсматривай! (– Пф-ф, пусть накинет пятюлю и смотрит, сколько захочет)! [– Пусть накинет десятку, и может потрогать]. – Господи, – простонал Хорхе, – когда же ты заткнешься! – Тс-с! Я просил тебя так меня не называть! В темном тупике Уилсон вывернул на асфальт содержимое рюкзака. Сухо стукнулся комплект наколенников и налокотников, оставшиеся вещи застряли, зацепившись за штурмовую винтовку. Уэйд выудил стандартные штаны покроя милитари, реглан, перчатки и легкие трекинговые ботинки. К чертям тяжелые кирзачи. Когда-то все вещи были нормального, человеческого цвета – тан, или, может быть, олива, или даже хаки. Теперь они были перекрашены в психованно-красный. Наемник удивленно рассматривал одежду из водонепроницаемой ткани гортекс. – И где ласты? [– Зачем тебе ласты]? – Зачем мне гортекс? (– Давно ты заделался евреем)? [– Таки одевайся быстрее, времени мало]. – Таки для чего мало? [– Зачем тебе знать]? (–Узнаешь всё заранее – весь сюрприз пропадёт). – Ух ты, и где я это откопал? (– Так что это за тип, как его… Хорхе)? – А, так, бывший коллега. Вроде бы, когда-то был офицером спецназа, профессиональным солдатом. В общем, хороший был парень, раньше с ним можно было работать. Сейчас пашет на «Компанию». [– Надо же, по внешнему виду – обычный человек]. Уэйд горько усмехнулся, затягивая липучки «велкро». По внешнему виду – обычный человек… [– Кто вас завербовал, где работали, когда]? – Кто нанял? Скажем так: некая секретная служба в Европе. Итальянская, американская, британская, германская? Не знаю. Платили хорошо. Вкусно платили. А мы, взамен, создавали как можно больше неприятностей коммунистическому режиму в одной небольшой азиатской стране. Знаешь, тогда это было очень актуально. Как если бы я сейчас совершал диверсии, взрывал и убивал где-нибудь в Иране. Или в Северной Корее. Сраный герой, в общем. Наёмник чуть ссутулился, подтягивая ремни «лифчика» – так называют разгрузочный жилет. Когда-то, на заре своего «костюмированного» наемничества, он даже носил бронежилет, пока не посчитал, что отрастить новую печень, или легкое станет дешевле и быстрее, чем купить новую бронепластину. – И вот, мы, два слабоумных дегенерата, не в камисах – свободных штанах и длинной рубахе, заметь, а в халатах и тюрбанах – как настоящие, блядь, горцы, ломанулись через Хайберский перевал, к западу от пакистанского Пешавара, в афганский Джелалабад, наняли там местного проводника и, тихо, как долбанные мышки, добрались через Баграм до Панджшерской долины. Они и сами говорят, верность афганца нельзя купить, но всегда можно позаимствовать, а денежки лишь позволяют устранять препятствия и шероховатости. Ну, и плюс, они тогда были куда толерантнее и умереннее – фанатизм им привили позже. Ну, типа, тогда бабы получали образование, почти никто не прятал лицо, дискотеки, там, танцы и пение, спорт, опять же.… Не разновидность поло «бузкаши», где отрубленной головой играют, а что-нибудь попроще, бокс, там, или реслинг. Наемник рассовывал по карманам разгрузки гранаты и боеприпасы. – Нам нужно было научить людей таджика Масуда, как пользоваться ПЗРК. Очень их авианалеты беспокоили. Приволокли по два «SA-18 Grouse», советского же производства, типа, чтобы не палиться, к ним ракеты с двухспектральной инфракрасной головкой самонаведения. Моё любимое «всё в порядке, боеприпасы ждут вас в стране назначения». Попросту скажите «нет», как говаривала Нэнси Рейган. Побегали тогда от шурави. Эх, нужно было утащить ту джезайлу антикварную… [– Не страшно было с муслимами работать]? – Да это они от страха все тряслись. Вообще, скажу тебе, африканцы или арабы боятся своего белого военного наемника-командира. Их предупреждают, типа, за невыполнение приказов командира «этот» имеет право каждого из вас расстрелять. Так что, они знают. Тогда слушались великолепно, сейчас как – не знаю. Уилсон пристроил значительно полегчавший рюкзак за спиной. Медицинские шмотки и куртку выкинул в мусорный контейнер, МП5 пристроил на брюхе, глок сунул в карман. –Почему два слабоумных дегенерата? Потому, что моджахеды вели боевые действия только до наступления холодов, а зимой они уходили в Пакистан, где отдыхали, и, что бы ты думал, проходили боевую подготовку под руководством иностранных инструкторов. [– Ты, действительно, уникальный болван с нарциссическим искривлением личности]. – Это очень тонкая грань, дорогуша. Не будь слишком консервативен, и не вляпайся. Можешь начинать показывать мне своё уважение. (– Только в твоих мечтах, мистер Уилсон, только в твоих мечтах)! Повертел в руках FN SCAR 16S, автомат калибра 5,56 вариант для ближнего боя, к нему пятнадцать магазинов, передернул затвор, подогнал поудобнее приклад. Правая лопатка чесалась, как будто натирал ремень. Уилсон полез выправить лямку и нашел клочок бумаги с рисунком. Каляки-маляки изображали счастливого Дэдпула в здании склада (там было написано «STOЯЕ»), в руках он держал крохотный, но, очень аккуратно нарисованный розовым фломастером, автомат. Стрелочка, изгибаясь, вела от фигуры к жирному крестику в противоположной части домика. Натянул теплую флисовую маску как шапочку и направился к Хорхе. [– Так почему Хорхе, он же не латинос]? – Кхм, ну, это сокращение от «лысый мексиканец». Наше подразделение было очень строго секретным. Таким секретным, что мы называли его «подразделение «Единорог», потому что его не существовало. Такие же и оперативники. Вся информация, какую можно было отыскать о Хорхе – что он точно не мексиканец, и точно не лысый, ты видел его патлы. [– Погоди, угадаю, как звали тебя]? (– Хм… что-нибудь типа «рыжий Иван», или «кудрявый Ахмед»)? – Не-а, я был «молчаливый Нильс». الاسم الخاص بي السيد نيلز – Ну и ну, Уэйд, четыре с половиной минуты на сборы! Мне бы и двух часов не хватило! Хорхе всё ещё тяжело дышал, но, по крайней мере, не хватался за сердце. – Совсем здоровье ни к черту… пора на покой. Давай, катись работать, старина, а то я сейчас расплачусь от умиления. Покажи этим наркобарыгам, как в старые добрые времена! Толстяк жизнерадостно улыбнулся, как добродушно это умеют делать только толстяки. Он вспоминал славные деньки, когда ещё мог увидеть свой член не только в зеркале, и девушки заглядывались на его мускулы. Он потряс Уэйду руку, придерживая второй за запястье. Наемник опустил на лицо маску и направился, пригибаясь, к заветному складу. – Знаешь, его жена стала проституткой. Мне так и не удалось выяснить, толкнула её на это нужда, или природная склонность. Уилсон тоже вспоминал былые времена, конкретно – «красные тюльпаны». Сначала он раздумывал, чему это улыбается Хорхе, ведь «красным тюльпаном» назывался вид зверской казни. Пленного шурави подвешивали за руки, подрезали кожу вокруг всего тела, заворачивали вниз и завязывали в получившийся «мешок» руки и голову. Испытывая ужасные муки, шурави сначала сходил с ума от боли, а потом медленно умирал, завёрнутый в собственную кожу. Почему афганцы делали это? Может, дело было в отсталом варварском обществе, может, таковы были традиции радикального ислама. Но, вероятнее всего, они занимались этим для устрашения советского противника – моджахеды подбрасывали к воинским гарнизонам пропитанные кровью джутовые мешки. [– Я ругал тебя за убитого щенка… меня сейчас стошнит]. (– Как ты себя чувствовал после этого)? – Сперва спать по ночам не мог, плакал-блевал. Затем понемногу привык, стало проще. [– И сколько на тебе таких трупов]? – Много, очень много. Почему я и говорю с тобой. Тяжело это в себе держать… давит. Надо с кем-то поделиться, после разговора становится легче. [– В аду есть специальные места для людей вроде тебя]. – Слышь, улыбнись, зануда, жизнь прекрасна! В ней есть куча поводов для улыбок: планирование убийств, шантаж, групповые изнасилования! Я даже не знаю, почему я здесь оказался! И через минуту я могу проснуться где-нибудь на автобусной остановке с жутким похмельем и болезненной эрекцией, а все эти МП5 и FN SCAR и паранойные сны о беспилотниках разобьются о куда более жуткую бетонную стену реальности! Всё, что я могу, так это выжать нечто захватывающее из своей убогой и пресной жизни, так что не мешай! [– Просто заткнись, Уэйд, просто заткнись]. (– Паранойяльный. Правильно говорить паранойяльный). [– Ты тоже заткнись].