Волчата

Абраксасу шестнадцать, и с каждым его взглядом на Гарри Гонта он чувствует нестерпимое ощущение бьющихся бабочек прямо в его животе. Изо дня в день это чувство только усиливается, насекомые больно царапают его внутренности, и, кажется, что еще чуть-чуть, и следы от их крыльев проступят на его тонкой бледной коже, оставляя глубокие шрамы и незаживающие рубцы. Но Абраксасу всё равно, ведь улыбка Гарри напоминает ему луч солнца утром, что плавно скользит по подушке, ласково расцеловывая щеки и лоб. От солнца у Малфоя веснушки, а от Гарри восторженный румянец и желание уткнуться Гонту куда-то в шею и глубоко вдыхать, запоминая сладковатый запах мыла и чего-то еще, чему невозможно дать точное определение. Возможно, его чувства родились от примера Тома, который с удовольствием опекал младшего, но Абраксасу нравилось думать, что сама магия подтолкнула его к Гарри. Абраксас знал, что Гарри младше Тома на год, и ему оставалось лишь гадать, как они уговорили директора Дамблдора взять их обоих. От этой разницы в возрасте на сердце становилось лишь теплее, он был старше, сильнее, опытнее. Абраксас мог защищать Гарри от всех бед, но с этим прекрасно справлялся Том. Было глупо ревновать Гарри к его же брату, но было что-то странное в том, как тот прикасался к Гарри, как смотрел на него, говорил с ним. Абраксас мечтал оказаться на месте Тома. Его раздражало, насколько тот не ценил нежность и кукольную аккуратность брата, было отвратительно видеть желтые и алые синяки на чужих коленях, руках, лице, и речь шла даже не об эстетике. Защищая Гарри, Малфой порой так увлекался, что, будучи охотником, отбивал от Гонта бладжеры на квиддичном поле, вместо того, чтобы атаковать кольцо соперников. Капитан пару раз предлагал ему место загонщика, но тогда бы Абраксасу пришлось защищать всех, а это в его планы не входило. Желание привлечь к себе внимание Гарри было настолько сильным, что Абраксас не останавливался ни перед чем. Он специально затягивал волосы в неопрятный и нелепый хвостик, терпя насмешки однокурсников, лишь бы Гарри, взглянув на него, тепло рассмеялся, взял атласную ленту и привел его волосы в порядок, мягко перебирая пальцами светлые пряди и каждые полминуты интересуясь, не больно ли ему. Он подливал Гарри сливки в кофе за завтраком в Большом Зале, зная, что тот совершенно точно постесняется кого-то об этом попросить, рисовал забавных зверушек на пергаменте, даже читал те маггловские книжки про приключения животных. Он капал чернилами себе на рукав и притворялся, что не знает чистящих чар. По мнению Абраксаса, Гарри был слишком тощим и маленьким для своих четырнадцати. У Малфоя до сих пор хранились рубашки с его четвертого курса, которые были ну очень велики Гонту. Чтобы восполнить его фарфоровую тонкость и детскую худобу, Абраксас пакетами скупал сладости в Хогсмиде для Гарри, таскал в карманах фрукты с завтрака, чтобы угощать мальчика в самые неожиданные моменты. А еще обожал дарить Гонту подарки, не обращая внимания, что ровно половину тот всегда отдает брату. В магазинах он тратил по полтысячи галеонов за раз, конечно же, не сообщая Гонту цену презента. Метлы, книги, игрушки, все это он был готов таскать Гарри мешками, лишь бы заслужить улыбку и долгожданные объятия. Самые лучшие объятия в его жизни, от которого в голове всё плыло, а сердце колотилось так быстро, что, казалось, вот-вот остановится. — Я думаю, у тебя тахикардия, — однажды совершенно наивно сообщил ему Гарри, — тебе нужно обратиться к Мадам Помфри, она выпишет тебе капли. Абраксас тогда чуть не умер от хохота. Еще он обожал дарить Гарри свои вещи. Вроде рубашки с вышитой матушкой надписью: «Малфой А.» на внутренней стороне воротничка. Перед тем как подарить что-то такое, Абраксас всегда менял «А.» на «Г», но фамилию оставлял неизменной. Не зная, эту вышивку невозможно было найти, но Абраксасу было приятно, что Гарри носит что-то с его фамилией. Порой Абраксас мечтал, как приведет Гарри к себе домой и скажет родителям: «Maman, papa, знакомьтесь, это Гарри Гонт, он наследник Салазара Слизерина» и совсем тихо, шепотом, чтобы слышала только матушка, вдруг порозовев, добавит «…и мой возлюбленный». Если бы Гарри ему позволил (на Тома Абраксасу было отчасти плевать), он бы укрыл Гонта собой ото всех, упрятал бы в Малфой Меноре, несмотря на недовольство матушки и отца, и прижимал бы к себе бесконечно долго. Ни единой ранки бы больше не появилось на теле Гонта, ни одной слезинки бы не проронили эти колдовские глаза. Говоря о слезах, Абраксас не редко стал замечать, что с появлением этой Кейли-Кейси (он честно не запомнил имени, пусть Том и произносил его по тысяче раз за день) глаза Гарри стали какими-то красными и уставшими. Он будто бы тускнел, медленно умирая. Младший Гонт чахнул с каждым днем. Их квартет распался. Теперь Том и Кейли ходили только вдвоем, потому что девушка явно недолюбливала слизеринцев, делая исключения лишь для Гонта-старшего. Зато теперь они вновь были триумвиратом. Абраксас мог спокойно держать Гарри под руку, наклоняться непозволительно близко к чужому лицу, чтобы шепотом сообщить какую-нибудь новость, осторожно класть голову на худое плечо. Но видеть вянущего Гарри было невыносимо. В последнее время он все чаще проводил свой досуг рядом с опекуном. Малфой был абсолютно уверен, что директор Дамблдор раз за разом начинал какую-нибудь тоскливо-философскую беседу о любви. Абраксас поднялся в кабинет директора с четкой целью — забрать Гарри. Быть может, он способен как-нибудь ему помочь? Вежливо распрощавшись с директором, Абраксас утащил Гарри к теплицам. Они присели на одну из скрытых густыми кустарниками лавочек, и Абраксас с теплом подумал, что это даже немного смахивает на свидание. Гарри окинул пространство вокруг себя и вяло улыбнулся: — Зачем ты меня сюда привел? Что-то случилось? Вид у Гонта был так себе. Его глаза слезились, и складывалось впечатление, что он вот-вот расплачется. Абраксасу до боли в сердце хотелось его утешить, заставить улыбнуться, увидеть смешливый блеск в чужих глазах, который возникал в моменты их шутливых потасовок. — Случилось, — мягко ответил Малфой, ненавязчиво сжимая чужие ладони в своих, отчего по телу прокатилась жаркая волна, — с тобой. Ты сам не свой, Гарри. Что с тобой происходит? Почему ты так тоскуешь? Гарри устало опустил взгляд в землю и покачал головой. — Все в порядке. С чего ты это взял? Даже голос у Гонта звучал как-то печально. Он нахохлился и устало зевнул. — Ты не ешь, плохо спишь с того момента, как Том начал встречаться с этой хаффлпаффкой. Я ведь правильно все понял? — спросил Абраксас и тяжело вздохнул, — Она тебе нравится? Одна мысль о том, что Гарри так убивался по этой глупой девчонке, сильно ранило сердце слизеринца. Гарри окинул его тяжелым непонимающим взглядом. Сейчас его бледное лицо сильно напоминало Абраксасу луну. Гонт нервно огляделся и тихо зашипел. — Вот уж кто-кто, а Смит мне точно не нравится. Я бы вообще хотел, чтобы её не существовало. Малфой неуместно довольно улыбнулся. — А в чем тогда дело? — не понял он. Ладонь Гарри в его руке вдруг задрожала. — Я боюсь остаться один. Сейчас Том встречается с этой Кейли. Потом они поженятся, а я останусь в полном одиночестве, — Гарри крупно дрогнул плечами, а сердце Абраксаса застучало быстрее обычного. Он не позволит Гарри страдать, он сделает все, чтобы тот был счастлив. — Ты не будешь один! — он наклонился и оставил на тыльной стороне чужой ладони робкий поцелуй, — Клянусь! Ты всегда можешь прийти ко мне. Гарри весь затрясся, а Абраксас почувствовал, как румянец покрыл его щеки и шею, разливаясь некрасивыми алыми пятнами. — Гарри, посмотри на меня! Я всегда буду предан тебе. Все богатство и влияние семьи Малфой к твоим услугам, — Абраксас не понимал, что говорит. Гонт не отвечал. Он зажмурился и беззвучно плакал, но не отталкивал друга. — Гарри, ты мне позволишь это? Позволишь быть рядом и защищать тебя? — он сам не знал, от кого собрался защищать одного из сильнейших магов школы, — Позволишь? Он набрался смелости и кратко поцеловал Гарри в щеку. Затем еще раз и еще. Абраксас чуть не упустил момент, когда Гонт еле заметно кивнул, отчего у Малфоя вовсе испарилось последнее здравомыслие. Он неуверенно поцеловал Гонта в открытую шею, отчего тот немедленно задрожал, а все внутри Абраксаса превратилось в мягкую вату. Если бы он сейчас не сидел, то совершенно точно бы упал от восторга. Море нежности по отношению к Гонту в его душе бушевало и искрило, Абраксасу хотелось обнять весь мир, но вместо этого он лишь крепче прижал к себе маленькое дрожащее тельце. Малфой вдруг совсем осмелел и быстро прикоснулся к чужим губам своими. Его словно бы ударило током, радость внутри громко мурлыкала, ему хотелось плакать от счастья, но стоило раздаться звуку шагов где-то возле одной из теплиц, как все резко закончилось. Гарри быстро отскочил от него, осмотрелся, прислушался и одними губами прошептал: — Я-я не могу, нет. П-прости, — он скрылся за теплицами, оставляя лишь легкий аромат мыла после себя и скребущееся чувство бабочек в животе все еще по-собачьи преданного «утешителя». Теперь Абраксасу хотелось плакать вовсе не от счастья.