Оставив все позади

*** Он появился однажды ночью из колдовской метели, созданной стихийным порталом. Выпал, весь окровавленный, на жгучий и твердый снег Йотунхейма без чувств. Не соизволил очнуться ни когда Бюлейст тащил его в замок, ни когда с него снимали кровавые лохмотья, ни когда зашивали и бинтовали раны. Незваный гость проспал несколько суток в охраняемых покоях, которые отводились для послов из недружественных миров. Еще не темница, еще не гостевые покои. Бюлейст возле кровати гостя проводил слишком много времени. Но это было простительно. Внешность гостя была такой необычной, что перестать на него смотреть было просто выше всяких сил. Белокожий, с такой тонкой кожей, что просвечивались вены, хрупкий, с изящными кистями мага, с длинными иссиня-черными волосами, с красивым лицом… С паутиной шрамов и созвездиями отметин. Оставалось только гадать, какой была его жизнь, но Бюлейст был уверен, что мирным этого гостя назвать нельзя. А еще было интересно, какого цвета его глаза. Оказалось, синие. Как ночное небо Йотунхейма. Гость оказался острым на язык, собранным, настороженным и лишенным памяти. Он не помнил ни своего имени, ни откуда пришел в Йотунхейм. Он владел магией иллюзий, он был силен — не разобравшись сразу после пробуждения в ситуации, он сумел заломать троих не самых слабых йотунов, прежде чем Бюлейст не разъяснил, что к чему. Гость оказался на удивление равнодушен к своему прошлому. — Как же тебя называть? — Бюлейст задумчиво следил за тем, как лекарь накладывает новые повязки. — Как будет угодно, — гость пожал острыми плечами. Тонко улыбнулся, хитро щуря глаза. Бюлейст звал его гостем. И позволял непростительно много. Ходить где угодно, совать нос куда угодно. Напрашиваться на задушевные разговоры с принцем — уже почти королем — в любое время. Помогать с бумагами и делами — гость оказался умным и сообразительным, схватывал все на лету. Даже выучился нехитрой письменности йотунов за несколько дней. А рычащий язык йотунов, который все звали грубым и неприятным, он знал с самого своего появления. Гостя порой мучали кошмары. Он стонал сквозь крепко стиснутые зубы, метался по кровати, выплескивая черное пламя, что казалось холоднее метелей Йотунхейма. Бюлейст всегда будил его и старался отвлечь, не давая страшным теням заглушить прекрасный синий смеющийся огонь в глазах гостя. Как он оказывался в покоях своего гостя? Мимо проходил. У принца порой бывала бессонница. А проходила она только в покоях его гостя. Гость милостиво делал вид, что верил этим отмазкам. Однажды, после очередного кошмара, гость негромко запел на незнакомом и очень мелодичном языке. Он пропел буквально один куплет, затем растерянно смолк, потирая плечи. — Красиво. Это твой родной язык? Ты начал вспоминать? — Наверное… Не знаю. Я даже толком его не понимаю. — Спой еще. Красиво. Гость грустно улыбнулся, растирая плечи — наверное, замерз рядом с Бюлейстом. Его магия защищала от холода, но не всегда и не полностью. Йотуны и сами по себе ведь источают смертельную стужу. «Buona notte, mio bel, Tutto sparso di fiori. Calmo dormi così Fino al sorgere del di. Il mattino che vien Se il Signore lo vuol. Ti ridesti, mio bel, Nella gloria del sol.»* Гость тихо пел, перебирая более темные и длинные, чем у него, волосы Бюлейста. Принц засыпал так крепко, как уже давно не получалось. Наверное, с самого детства. А на следующий день он плотно укутал своего гостя в меховой плащ из густого серебристого меха. Синие глаза сверкнули практически детской радостью, недоверчивая, но очень светлая улыбка осветила бледное лицо. И тем же вечером Бюлейст преподнес гостю в подарок теплое меховое одеяло. И укутал в него перед сном. И обнимал поверх, старательно заглушив свою холодную ауру. Гость улыбался, касаясь обжигающе горячими — по сравнению с Бюлейстом — пальцами его лица. — Кто я для тебя? — Бюлейст старательно расчесывал отросшие до лопаток волосы гостя резным гребнем, почти медитируя на темные, с синим отливом волосы. Потому не сразу осознал вопрос. Улыбнулся, мысленно пеняя себе за такую оплошность. Надо было раньше сказать. — Аэ. — Что? — гость обернулся, недоверчиво посмотрев на Бюлейста. — Я не знаю такого слова в вашем языке. — Знаешь. Ты его уже слышал. — Аэ… Это же… — глаза гостя… нет, его теперь звали Аэ. Глаза Аэ расширились, он смотрел с безмолвным вопросом — это же не шутка? В языке йотунов было мало слов. Множество понятий часто вмещалось в одно слово, и смысл зависел от интонации. Аэ — тепло, такое редкое в Йотунхейме, сияние далеких звезд, смех, радость, забота, любовь. Любимый, партнер, пара, жизнь. Так много значений, так много разных смыслов. В одном слове. — Аэ, — повторяет Бюлейст, невесомо погладив заалевшие скулы. — Не смешно, — поджатые губы, в глазах — недоверчивость. — Я не шучу, Аэ. Рай сен шьярра, Аэ? — старинные слова, которые так редко используют. Примешь мое сердце, Аэ? Аэ прикрывает глаза на миг. Тянется к Бюлейсту, наплевав на холод и недоверчивые стоны паранойи. Отбрасывает пробуждающиеся тени своей памяти, смутные образы и призрачную боль. Синяя кожа обжигает холодом, но внутри у Аэ — маленькое солнце, такое согревающее. На их свадьбу Бюлейст дарит ему амулет, защищающий от холода. Ну, и попутно от большинства магических атак. Амулет выглядит как тонкая черная лента, плотно обернутая вокруг шеи и расшитая мелкими бриллиантами. Аэ соблазнительно улыбается, с весельем в глазах наблюдая за тяжело сглатывающим Бюлейстом — подарок супругу шел неимоверно. Аэ поет свою колыбельную на родном языке — он теперь хорошо помнит, что значит каждое слово. Аэ поддерживает Бюлейста, помогает готовиться к коронации и безмолвно обещает быть рядом. Потому что боится потерять, боится снова остаться один. Там, в прошлом, были люди, которые могли стать семьей. Но не срослось. Теперь у него был Бюлейст. И чхать Аэ хотел на титулы, положение, проблемы. Йотуны ценят силу — и эту силу в нем видели. Йотуны ценят узы — а они с Бюлейстом связаны чем-то необъяснимым, глубинным, жгучим, но таким необходимым. Аэ собирался беречь свой новый дом. И свою новую семью. *** — Вот как-то так, — красивый юноша с синими глазами закончил свой рассказ и развернул мороженое. Локи тяжело вздохнул. Сидящий рядом с ним юноша был супругом его новоявленного братца и обладал целым шлейфом из туманного прошлого, странной магии и внутренних демонов. У Аэ была обаятельная улыбка, привычка странно смеяться, откусывать половину фруктового льда так, что ныли зубы у всех вокруг, и пристально смотреть прямо в глаза собеседнику. В принципе, вполне милый парень. И Фоне он приглянулся — вон, как разлеглась на его коленях, притаптывая его лапками. Аэ радостно хихикал, поглаживая ее по спинке. Ревности Локи не испытывал — Аэ он немного сочувствовал и завидовал по-светлому одновременно. Хорошо иметь свою пару, хорошо, когда кто-то зовет тебя своим супругом, парой, спутником… Хм… Фона ведь тоже была его спутницей. Вернее, она ездила или на его шее, или в рюкзаке за спиной, так что полноценным спутником ее не назовешь. Аэ, каким бы обаятельным он не был, явно пришел не просто познакомиться и поведать о своей истории знакомства и отношений с Бюлейстом. Наверняка ведь сейчас будет звать в Йотунхейм ради помощи обожаемому супругу. Так что настороженный Локи расслабляться не спешил и излишне умиляться — тоже. — Дай угадаю, — когда Аэ невозмутимо начал поедать уже третье мороженое, Локи решил свернуть общение к более ясному руслу. — Бюлейст зашивается с работой короля, ему нужна помощь, и ты решил привлечь меня, надавив на жалость? Или силой? — Дай угадаю, — Аэ вскидывает брови, лукаво улыбаясь. — С тобой нечасто разговаривали просто так, не имея никаких замыслов? Потому что ничего такого я не замышляю. Аэ все с той же улыбкой посмотрел на млеющую от почесушек за ушком кошку. — Я пришел просто познакомиться, Локи. Я же уже сказал — я хочу сберечь свою новую семью. Моя семья — Бюлейст. Ты — брат Бюлейста. Ты и моя семья тоже. Синие глаза с пронзительной ясностью взглянули в потемневшие изумрудные. — Я ничего от тебя не хочу и не требую. Хочешь — приходи помогать. Хочешь — просто приходи, Бюлейст и я будем рады. Хочешь — оставайся здесь, мы к тебе иногда будем заглядывать. Ни я, ни твой брат не будем тебя заставлять. Ты семья, а не подчиненный. Аэ мягко улыбается, легко касаясь волос Локи. Гладит, как кошку, чуть теплой ладонью. — У меня старших братьев не было никогда. Будешь моим старшим братиком? «Как мило. Локи, мне нравится этот ребенок, можно я его тоже младшим братиком буду звать?» «Предательница, я тебя рыбкой кормить перестану!» — И ведь только на минуту отвернулся, — тяжело вздохнули над ними. Бюлейст навис над ними, с притворной злостью хмуря брови. Аэ, осторожно пересадив кошку на колени Локи, тут же поспешил повиснуть у него на шее с довольным урчанием. Бюлейст мягко улыбнулся, жмурясь и без стеснения обнимая своего супруга. Впрочем, не мидгардцев же ему стесняться? Их в парке было мало. И не Локи, который смотрел на них с невольным умилением. Красивая пара, даже с учетом истинного облика Бюлейста. Интересно, видит ли Бюлейст шрамы на лице своего возлюбленного, скрытые иллюзией? «Не видит, но чувствует. Поверь, если бы увидел, то ничего бы не изменилось». «Фона, осторожнее — выбиваешься из роли обычного оборотня». «Виновата, исправлюсь». — Хотелось бы еще пообщаться, но дела… — извиняется Бюлейст все с той же мягкой улыбкой, подхватывая с лавочки сумку Аэ с приличным запасом мороженного. — Как же хорошо, что вам уже пора, — искренне радуется Локи, махая им ладонью с широкой улыбкой. Она никого не обманывает, как бы он не старался. — Мы к тебе еще заглянем как-нибудь, — жизнерадостно отвечает Аэ, прежде чем они исчезают. «Лжец». Локи думает о том, что в следующий раз купит Аэ торт-мороженное. А Бюлейсту… А Бюлейсту Тора подсунет. Будет интересно посмотреть на столкновение двух старших братиков. «Да, будет очень весело. Какая у тебя нескучная родня, однако». «Ага, обхохочешься. Прямо не могу дождаться следующей встречи». Ехидство пропитывает мысли, но кошку это не обманывает. *Спокойной ночи, мой возлюбленный, Все усыпано цветами. Успокойся, ты спишь так до рассвета Утро, которое наступит, если Господь этого захочет. Ты проснулась, моя красавица, Во славу солнца. Робертино Лоретти — Buona notte(Brahms)