Луч солнца золотого

Путешественница, искательница приключений, кладов и просто авантюристка, известная под именем Каэсси, поселилась в небольшом домике недалеко от главной площади Клыкограда. Ее стали замечать в столице вскоре после официального образования баронства. Впрочем, расстановка сил в Украденных землях, казалось, не слишком беспокоила ее. С жителями столицы Каэсси также не стремилась сближаться. Девушка, выделяющаяся красноватой кожей, рожками и хвостом, производила противоречивое впечатление: она могла быть как едко-насмешливой, так и проявлять искреннее дружелюбие, но неизменно держала дистанцию. Она могла бы сослаться на опасение предвзятого отношения, с которым уже однажды сталкивалась из-за своего наследия: многие, полагающие себя праведниками, легко обвиняли тифлингов во всевозможных грехах и торопились приписать им самые постыдные качества. Однако истинная причина была в другом – и девушка должна была тщательно скрывать ее. Волею случая баронесса Лилия была посвящена в тайну, что связывала сестер. Их объединяли непримиримые противоречия и ссоры: Канера и Каликке были слишком разными, и, одновременно – одинаково упрямыми, чтобы признать свои ошибки. Согласно заключенной с божественным посланником сделки, они делили время жизни на двоих. Божественный замысел Нефиса был для них непостижим, и это лишь обостряло взаимные обвинения, множащиеся с каждым днем. К счастью, обнаруженный в Украденных землях артефакт – Диск Затмения – позволил им контролировать замены, что немного примирило их с текущим положением. Лилия держала слово: никто больше не был посвящен в тайну, которую она узнала случайно. История Канеры и Каликке тронула ее. При обилии многочисленных родственников разной степени дальности, у баронессы не было родных сестер или братьев. Поэтому, глядя на них, Лилия испытывала некоторое подобие белой зависти. Теперь она надеялась, что со временем станет возможно найти решение, которое будет приемлемым для обеих сестер. Баронесса не упускала случая навестить подруг. Ей нравились рассказы о далеких землях, путешествиях, нравах и обычаях далеких стран. Сидя у камина или глядя в окно, слушая увлеченные и эмоциональные рассказы, Лилия ловила себя на мысли, что больше сопереживает Каликке. Этому не было рационального объяснения: сестры были по-своему правы и неправы – в определенных вопросах; но взгляды Каликке оказались более близкими для Лилии. Сегодня баронессу встретила именно она: вежливо поздоровалась и, по своему обыкновению, сразу предупредила: "Перед тобой Каликке". Это больше не было необходимостью: Лилия быстро научилась различать их, и теперь видела в сестрах все меньше похожих черт. Лилия слушала очередной рассказ о Сластенах – чудаковатых, но обаятельных друзьях Каликке, но выглядела, против обыкновения, рассеянной и задумчивой. Как будто ее занимало нечто совсем другое. – Ты не слушаешь, – Каликке насупилась и обиженно уставилась на подругу. – Что? – Лилия отвернулась от окна. – Прости, отвлеклась. Девушка проследила за ее взглядом в поисках того, что могло приковать ее внимание. Из окна просматривалась улица, ведущая к главной площади. Издалека можно было увидеть, как их общий знакомый Тристиан направляется к площади: его белая мантия издалека привлекала внимание. – Похоже, ты к нему неравнодушна, – Каликке лукаво прищурилась. Личное обаяние и отзывчивость, которыми отличался Тристиан, привлекали многих. Лилия, пусть не с первой встречи – не стала исключением, но у нее не было повода жалеть об этом. Тристиан умел держаться в рамках дозволенного, проявлять такт и участие – и эти его качества со временем привлекали баронессу все сильнее. В то же время она считала, что вполне может рассчитывать на взаимную симпатию – со временем. – Возможно, – Лилия пожала плечами: она не стала отрицать очевидное; скрывать смятение тоже не было необходимости. На ее лице не было ни следа того смущения, которого подруга могла бы ожидать. – Не одобряешь? – Предостерегаю. И беспокоюсь. Вы с ним проводите много времени вместе... Ты не говорила ему о Каэсси? – Ни в коем случае. Если дело только в этом – я держу слово. Каликке смутилась и замолчала: опасаясь за сохранность своей тайны, она одновременно ценила помощь баронессы и не хотела обижать ее недоверием. Канера, скорее всего, больше беспокоится о благосклонности покровительницы, наделенной властью; но для Каликке именно доверие было первостепенным. – Нет, – продолжила она, – разумеется, дело не только в этом. Жрец Саренрэй не вызывает у меня доверия. – Я могу понять твои опасения, – Лилия задумчиво кивнула в ответ. – Но, насколько я успела его узнать, он совсем непохож на тех фанатиков из Кадиры, о которых ты рассказывала. Я не замечала никакой предвзятости и предрассудков: касательно тифлингов – в том числе. Он много времени проводит в лечебнице: кажется, искусство врачевания привлекает его больше всего. – И все-таки – меня не оставляет чувство, что за искусно созданным фасадом кроется нечто совсем иное. Он что-то скрывает, определенно. – Я тоже думала об этом, – вздохнула Лилия. – Не понимаю. В таком случае разве не будет разумным сторониться его? – Я не жду, что он так быстро проникнется ко мне безоговорочным доверием – как бы мне этого ни хотелось. Если Тристиан не торопится раскрывать подробности своего прошлого – у него наверняка есть причина. Я бы не стала винить его только за это. Ответ прозвучал почти укоризненно, хотя Лилия вовсе не хотела упрекать подругу. Каликке вспомнила, как баронесса восприняла ее историю: не тратя времени на осуждение, она собрала как можно больше подробностей, и без раздумий согласилась оказать помощь с поисками Диска. – Даже если предположить, что он совершил нечто предосудительное, намеренно или по принуждению – у меня нет права лишать его второго шанса, – Лилия подвела итог, давая понять, что тема исчерпана и возражения будут неуместны, – Все заслуживают этого, без исключения. Каликке не стала настаивать, но по-прежнему была убеждена в своей правоте. Баронесса, в свою очередь, не стала ее разубеждать: она продолжала надеяться, что со временем девушка преодолеет вполне заслуженное предвзятое отношение, которое испытывала к служителям Саренрэй. Им не пришлось больше возвращаться к этому вопросу.