Луч солнца золотого

Мрачные предчувствия, преследовавшие баронессу, вполне могут быть следствием объективных причин. В данном случае они были связаны с туманно-зловещими слухами об исчезновении правителя Варнхолда; в сочетании с бесконечной бумажной работой слух об очередном необъяснимом происшествии мог выглядеть неубедительно – и все равно вызывал неосознанную тревогу. Более того – прибавил поводов для суеверных сплетен об очередном проклятии из тех, что могли возникнуть только в Украденных землях. Когда Цветение осталось позади, Тристиан тратил все свое время и силы на борьбу с остаточными последствиями. Обязательства не давали им с баронессой видеться так часто, как хотелось бы. Лишь когда лечебница опустела, он мог позволить себе прерваться на краткий отдых. Довольным он не выглядел: с каждым днем все яснее была видна опустошающая усталость. Лилия направлялась к залу совещаний, когда Тристиан привлек ее внимание. В тот момент ей на секунду показалось, что жрец всю ночь терпеливо дожидался ее у входа. Хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: дурное предчувствие, мучившее баронессу, получило еще одно обоснование. Жрец выглядел осунувшимся и бледным; черты его лица заострились; даже золотистые волосы казались выцветшими. – Лилия, нам надо поговорить, – он обратился к баронессе. Голос звучал глухо и неуверенно. – Что такое, Тристиан? – Лилия мгновенно поняла, что разговор не принесет ничего хорошего. – В последнее время я позволял себе слишком многое. Эгоистично и непозволительно с моей стороны – требовать столько внимания. Я понимаю, что отвлекал тебя от твоих обязанностей. Этого больше не повторится. Со стороны подобное высказывание могло показаться странным и неожиданным. Лилия спешно перебрала в памяти те моменты, когда оставалась наедине с ним – и не смогла вспомнить ничего, что требовало бы разъяснений, оправданий или извинений: он держался учтиво и обходительно, не позволяя себе лишнего. В то же время он не пытался скрыть, что общество Лилии ему по душе. Если представлялся подходящий момент, они проводили вместе время за беседами на богословские темы; в частности баронессу интересовала вера, которой придерживается жрец. Рассуждая о границах милосердия, вопросах прощения и раскаяния, они обнаружили сближающую схожесть взглядов. Лилия, в свою очередь, не считала нужным отрицать свое расположение к жрецу. Отчасти по этим причинам Тристиан застал ее врасплох. – Я не совсем понимаю... Лилия никогда не задумывалась, что время, проведенное с Тристианом, может каким-то образом помешать ее обязанностям. Поэтому, – рассудила она, – есть что-то еще. Истинная причина, по которой он затеял этот разговор; та же самая, что тревожила его в моменты глубокой задумчивости – и он предпочитал ни с кем не делиться своими переживаниями. – Прошу, не надо, – он поднял ладони, будто отгораживаясь ими, затем продолжил: – Ты – баронесса, правительница Украденных земель. Непозволительно отвлекать тебя, особенно сейчас, когда барон из соседних земель пропал. Тебе может грозить такая же опасность. "Он что-то знает, – решила Лилия. – Если до сих пор я сомневалась, то теперь уверена." – Думаю, мы справимся, – Лилия осторожно протянула руку, собираясь ободряюще коснуться его плеча, но жрец поспешно отстранился, чтобы избежать прикосновения. Затем он глубоко вздохнул и продолжил. Внимательно подобранные слова и стремление убедить баронессу в своей правоте давались ему все труднее: как будто он сам не верил своим словам и отчаянно хотел сказать нечто совсем другое. – Прошу: подумай о тех, кто зависит от тебя. – Лучше скажи, почему ты начал этот разговор? Нельзя не заметить: тебя что-то гложет, – Лилия решилась спросить прямо. Голос дрогнул от тщательно скрываемого волнения, поэтому вопрос прозвучал обвинительно. – Просто поверь мне: так будет лучше. Обещаю: я больше не буду забываться. А у тебя достаточно тревог и без меня. – Мне казалось, что мои слова для тебя – не пустой звук, – Лилия не попыталась скрыть обиду: до этой минуты она думала, что узнала жреца достаточно хорошо. А сейчас ее не покидала уверенность: Тристиан намеренно умалчивает о главном. – Разумеется. Но это для твоего же блага. Он предпринял еще одну попытку вернуть назревающую ссору в первоначальное русло, но, сам того не подозревая, коснулся болезненного вопроса. Лилия не могла смирится, когда кто-то принимал решения за нее: она все еще не могла оставить в прошлом воспоминания о принуждении под маской благих намерений и заботы. – Полагаю, мне виднее, что пойдет мне на благо, а что – нет. Поэтому позволь мне самой решать, – холодно отозвалась она. Тристиан виновато опустил голову, не решаясь продолжить. В противоположном конце коридора раздались шаги; Лилия услышала звонкий голос Линдзи. Баронессе хотелось избежать ее вмешательства, чтобы не усугубить неловкость и напряженность этого разговора. Достаточно было того, что теперь их разделила незримая стена, возникшая из непонимания и недоговоренности. Более не чувствуя в себе сил убедить Лилию в своей правоте, Тристиан оставил последнее слово за ней. – Хорошо, – холодность в голосе баронессы не исчезла. – Будь по-твоему. А теперь – мне нужно идти. Прошу меня простить, сегодня предстоит много дел. Жрец лишь кивнул в знак согласия, но его вид не выражал облегчения. Баронесса направилась к двери в зал совещаний. Уже спустя пару минут она жалела о своих словах: они показались чрезмерно категоричными. Пытаясь отвлечься повседневными делами, Лилия часто возвращалась мысленно к этому моменту. Некая упущенная возможность не давала ей покоя. Она искала повода возобновить разговор – и не находила: казалось, все уже сказано, и добавить было нечего. Тристиан, в свою очередь, теперь старательно избегал, казалось бы, нейтральных вопросов, на которые совсем недавно вел непринужденные беседы. Оставалась еще одна мысль, которую Лилия не могла исключить. Что если Тристиан просто не хотел сближаться с ней, и все эти подозрения беспочвенны? В таком случае тот разговор мог быть средством для разрушения лишних иллюзий, что могли возникнуть за время их знакомства. Лилия решила бы, что такая версия наиболее вероятна. В то же время она помнила ответ Посланника на Непоследовательных дебатах. Не сдержав любопытства, Лилия решилась спросить, с кем ей суждено связать свою жизнь. Посланник, как и ожидалось, не дал однозначного ответа. Он говорил о Тристиане, назвал его "солнечным созданием", туманно намекнул на события, которые будут иметь решающее значение. Лилия могла только предполагать, что это могло значить. Джубилост тогда не упустил возможности заметить, что она тратит время на глупости; однако сама Лилия не жалела о своем любопытстве – ведь ее друг тоже получил ответ на свой вопрос, еще более неоднозначный и ставший для исследователя своеобразным вызовом. И все же Лилия надеялась, что со временем представится подходящий случай, и она сможет исправить положение. Тогда она не нашла нужных слов, но она все еще может разрешить некое противоречие, мучившее Тристиана. В итоге баронесса решила отложить свои сомнения, чтобы возобновить попытки по возвращении из Варнхолда. Ей казалось, что времени в запасе более чем достаточно – и это было главной ошибкой.