Луч солнца золотого

Добраться до заброшенного храма удалось относительно быстро – благодаря кругу телепортации, построенному в ближайшем селении. В иных обстоятельствах Лилия похвалила бы себя за предусмотрительность, но сейчас ее занимало иное чувство: навязчивое и неотступное ощущение ускользающего сквозь пальцы времени. В храме Эрастила обнаружился еще один активный портал: неровная поблескивающая рамка парила над землей именно в том месте, где тогда еще будущая баронесса впервые встретила жреца. Лилия не могла знать, что ее ждет по ту сторону – и без сомнений шагнула вперед. Разрушенная крепость встретила ее темнотой – густой и непроглядной. Призванные магические огни неохотно разгоняли мрак холодным светом; под ногами угадывалось копошение – множество пауков почти сплошным ковром покрывали пол. В темных коридорах слышались голоса. Множество голосов: неожиданно громкое эхо умножало и перемешивало их. Лилия напряженно прислушивалась, и ей наконец удалось определить направление, а затем и узнать голос – и это заставило ее поспешить, чтобы вмешаться. Нимфа была в ярости: она не допускала мысли, что кто-то посмеет перечить ей; слишком свыклась с ролью незримого кукловода и не могла представить, что события будут развиваться не так, как она рассчитывала. Она ни разу не обратилась к собеседнику по имени: называла его Жаворонком. Жрец – напротив – выглядел совершенно безучастно, полностью сосредоточившись на своих молитвах. Когда-то Лилия была уверена, что создание Первого мира, являющееся во снах, действительно нуждается в помощи – теперь мысль о своем заблуждении вызывала досадливое раздражение: как можно было верить ей на слово? Нимфа занесла руку для удара, но в тот же момент забыла о Тристиане – только для того, чтобы обратиться к новоприбывшей зрительнице. Нирисса – так ее звали – проявила нездоровое воодушевление, и продолжила свой спектакль. Минуту назад она проклинала жреца в бессильной злобе – а теперь делала вид, что утрата Ока ничуть не нарушит ее планы. Эта притворная уверенность в своем могуществе, это наигранное превосходство казались Лилии насквозь фальшивыми – как магический туман; как зыбкий образ, который нимфа пыталась создать при первой встрече. – Что ты будешь делать теперь, Гончая? Лилия поморщилась, услышав слово, неприятно резавшее слух, но посчитала нужным сохранять спокойствие, хотя бы внешне. Бросаться на нимфу с оскорблениями и, тем более – кулаками – казалось стыдно и недостойно. Разумнее немного подыграть ей: если она настроена на подобную театральность, то может раскрыть свои планы, хотя бы частично. – Это ты подослала Тристиана ко мне? – Верно, – голос нимфы сочился ядом. – Посланник Саренрэй служил мне. Даэва, искаженный в тысяче зеркал, упавший в тень, порожденную собственным сиянием... "Здесь, среди других смертных..." "Я не хочу, чтобы мое невежество оттолкнуло тебя..." "Достоин ли милосердия... " Невольно или намеренно, в попытке уязвить и напомнить о бессилии, Нирисса все же предоставила баронессе еще одну важную деталь: последние кусочки мозаики сами собой заняли положенные места, и общая картина наконец получила завершенный вид. Лилия невольно вспомнила немногочисленные случайные недомолвки – и они прозвучали совершенно иначе. Слова, сказанные в прошлом, только сейчас обрели истинное значение. – Я вижу смятение на твоем лице... Неужели ты ни о чем не догадывалась? – от внимания нимфы не ускользнула растерянность, вызванная ее словами, и она изобразила притворное удивление. – Теперь... многое становится ясно, – Лилия почти сохранила самообладание. – У всех есть слабости. Ему оказалось достаточно небольшой лжи о том, что именно благодаря мне он был заперт в смертном теле. – Лжи? – вздрогнув, как от резкого удара, Тристиан впервые вмешался в разговор. – Так это ложь? – Рядом с тобой Жаворонок ожидал лишь возможности... Приказа нанести удар. Он не справился со своей ролью, и теперь бесполезен, – Нирисса не сочла нужным ответить прямо или пояснить свои слова. Жрец так и не получил ответа на свой вопрос, но он и не требовался. Нимфа, более не желая оставаться в своем логове, исчезла в зеленоватом сиянии. Она могла свободно возвращаться в Первый мир по своему желанию – и теперь оказалась вне досягаемости. Вопреки ее наигранной уверенности, исчезновение больше всего напоминало поспешное бегство; Лилия в последний момент опомнилась и вскинула руку в попытке задержать ее – но шаровая молния лишь расплескалась яркой вспышкой, оставив пятно копоти на стене. Баронесса выругалась: прочувственно, но безадресно, пользуясь моментом, когда Линдзи не слышит; и лишь затем попыталась разогнуть сведенные судорогой пальцы. Управление стихиями требует прежде всего сосредоточенного спокойствия и ясности ума, а сейчас Лилия была лишена того и другого. Она повернулась к жрецу: он не решался заговорить первым. – Вернемся в столицу, – ее голос прозвучал равнодушно и буднично. – Нам предстоит многое обсудить. – Я ожидал твоего гнева, – нерешительно отозвался жрец. – Гнева? – на этот раз Лилия не стала сдерживать эмоции: сказывалась усталость от постоянной изматывающей тревоги и неопределенности, до недавнего времени не находящая выхода. – Не стану отрицать: я в бешенстве! Неужели ты думал, что вдвоем мы не справились бы? Неужели решил, что я не поверила бы тебе? Отвернулась бы от тебя? Всего на мгновение она осеклась и закрыла лицо руками. Ведь могла бы не поверить, – малодушно подумала она. – Могла бы отвернуться. Когда жрец перестал быть для нее чужим – Лилия не знала; а теперь это не имело значения. По прошествии времени сослагательное наклонение потеряло свою значимость. Сейчас она уже не сможет отвернуться – даже если захочет. Лилия убрала руки от лица, незаметно смахнув предательские слезы, хотя жрец не мог их видеть. Она успела заметить, как Тристиан потянулся к ней, но не решился сдвинуться с места. Он продолжал стоять, слепо глядя перед собой – и не искал оправданий. – Ты такой же Жаворонок, как я – Гончая. Тебе необязательно оставаться средством... Не нужно больше служить безвольным орудием в чужих руках. Следуя решению, принятому задолго до этого момента, Лилия сама сократила разделяющую их пропасть до расстояния объятий: впервые оказалась настолько близко, чтобы расслышать его сердцебиение. Тристиан не сразу справился с замешательством: чуть подался вперед, еще ниже склонил голову и осторожно, невесомым прикосновением сомкнул руки за ее спиной. Лилия всмотрелась в осунувшееся лицо, бережно убрала спутанные пряди. Оставался открытым один вопрос: почему же, несмотря на всю ложь о его происхождении, о целях – возле него так спокойно? – Вернемся домой. Вместе, – тихо повторила она. Расспросы – не здесь и не сейчас, – решила баронесса. Снова приходилось откладывать важные вопросы до более подходящего времени. Лилия прекрасно понимала: большинство соратников не поддержат ее решение: вместо этого она ожидала неодобрения и обвинений в недальновидности. Впрочем, будущая королева Украденных Земель более не сомневалась в своем выборе. Отчасти поэтому неожиданная новость об исчезновении Ландера и нескольких офицеров городской стражи не повергла Лилию в смятение. Она лишь решила, что юный амбициозный аристократ вскоре снова даст о себе знать: возможный заговор она примет как вызов, с которым ей вполне по силам справиться.