Иллюзия совершенства

На следующее утро г-же Сезар была изложена история, приведенная нами выше. Стоит только заметить, что изложена была версия Фантома. И хотя встречена она была с подозрением, оспорить ее никто не осмелился. Бедняжка Кристина была еще более немногословна. Брезгливо морща белый лобик, она отвечала на вопросы хозяйки: «Да, он просто упал. Я не проверяла, что с ним»; «Нет, он сразу выглядел мертвым»; «Что? Я не вставала с постели до утра»; «Нет, синяков нет. Господин нехорошо себя чувствовал и сделал только…»; «Он мне ничего не говорил. Да, ни слова. Он никогда не разговаривает». И тому подобные. Сперва госпожа Сезар хотела было обвинить Кристину в том, что столь щедрого клиента можно было спасти, чего она так безрассудно не сделала, но потом пожалела бедняжку и повелела отдыхать в этот вечер, освободив от клиентов. Планам же, однако, сбыться было не суждено, потому что в эту ночь, хоть Кристина и не выступала, в заведение явился господин, требовавший встречи с нею. Узнав, что Мария сегодня не принимает, он пожелал говорить с г-жой Сезар. Женщина пригласила его в свой кабинет, который, честно сказать, мало отличался от местных девичьих будуаров. Черный господин — а это был именно он — потребовал встречи с Марией и сказал, что готов платить вдвое за то, что срывает ее график. Как позже утверждала сама г-жа Сезар, она всеми своими силами уговаривала черного господина отказаться от этой идеи, говорила: «Пожалейте бедную девушку! Сегодняшней ночью в ее комнате случилось такое страшное несчастье! Девочка до сих пор напугана!» и много чего еще; однако у нас есть основания полагать, что это неправда, потому что г-жа де Сезар была очень жадная до денег женщина с маленькими поросячьими глазками, которые загорались каждый раз, когда речь заходила о франках, луидорах или экю. Как бы то ни было, результат был таков, что черный господин получил дозволение на посещение Марии. — Как ваше имя, сударь? — спрашивала девушка у будуаров у всякого, кто приходил сюда. — Фантом, — отвечал на это сударь. — Так вы привыкли меня величать. — Вы к кому, господин Фантом? — этот вопрос тоже предназначался всякому пришельцу. — К Марии. — Вы же знаете, что… Фантом зарычал: — Не смей учить меня, девочка. Девушка задрожала от испуга — Фантом привык к этому, — дав тем самым господину беспрепятственно попасть в женскую комнату. Там, скрестив ноги, на кровати сидела она рядом с какой-то девушкой, с которой они держались за руки. Когда мужчина в маске явился в комнате, глаза обеих уставились на него. Он кивнул в сторону двери. Кристина встала и, опустив голову, подошла к господину, а после последовала за ним. Когда они оказались в «приемной» Фантом прошел к столу и налил себе вина из кувшина с позолотой. Он отпил из такого же позолоченного кубка и брезгливо поморщился. Девушка наблюдала за этим, безмолвствуя у самой двери. — Я знаю, что ты сделала то, что я сказал, — девушка только кивнула. Мужчина едва ли позволил себе расслабится, но следующие слова прозвучали не так жестко: — Не думай, что я не презираю тебя и твое дело, но я благодарен тебе. Спасибо. Как на это можно было реагировать бедной Кристине? Он высказал ей презрение и вместе с тем благодарность. Она кивнула и у ставилась на мужчину. — Что глядишь? — Извините, сударь. Казалось, Кристина была так же немногословна, как он. Это одновременно грело сердце черного господина (а в его груди, и правда, было сердце, несмотря на все слова, что о нем звучали), потому что было бы намного хуже, если бы она оказалась болтливой; и приводило его в бешенство, потому что вести разговор приходилось ему. Должны заметить, ранее мы оказались неправы, говоря что наш Фантом нисколько не придерживался принципа «лучшая защита — это нападение». Как покажет следующий диалог это, возможно, был главный принцип его жизни. — Тебе самой не мерзко от себя? Шлюха… Мать дала тебе имя Девы, а ты стала шлюхой. — Ты не знаешь имени, которое мне дала мать. Думаешь, я себя не ненавижу? — не смела возразить Кристина. — Невинной, неопытной шлюхой с милым личиком, белокурой головкой и ангельским голосом. Я презираю тебя и всех твоих товарок — вас всех, и тех, кто сюда приходит. — Так что же ты сам сюда пришел?. — Я бы убил тебя, если бы не… — Так убейте. Убейте же! — О, как же холоднокровна бывает женщина в гневе! Как прекрасна была Гедда Габлер в свой смертный час, так же прекрасна была Кристина пред этим страшным человеком. Гедда решила свою судьбу сама, наша героиня отдала ее в руки незнакомого умерщвителя. — Не будьте же трусом! Совершите же этот подвиг — застрелите шлюху! Что ж вы… Девушка не успела договорить. На ее шее оказалась петля, а сама она висела в руках мужчины. Через минуту Фантом отпустил ее. — Я так и знал. Все вы, мелкие людишки, одинаковы. Ты говоришь, что желала бы смерти. Ты лжешь, девочка, я всегда знаю, когда лгут. — Я не… — Ах ты не лгала! Ты! Ты имеешь наглость это заявлять! Я видел — слышишь? — чувствовал, как твои маленькие шлюшьи ноготочки цепляются за жизнь. Ты будешь жить, Мария. Будешь жить трусихой; тратить свой голос на этих мужланов, которые будут трахать тебя после; ты будешь жить, захлебываясь в ненависти к себе! — Несвойственные черному господину, мириады эмоций выплескивались из него, пока из его рта, брыжа слюной, вырывались слова. — Или найдешь в себе силы на то, чтобы восстановить свою гордость. И станешь помогать мне. Подумай об этом, Мария. Наш герой, надо заметить, был очень интересный персонаж. Ему зачастую были подвластны такие интонации, каких вы, мои дорогие господа, надеемся, не услышите никогда. Одной из таких интонаций было выплюнуто (мы не можем употребить слово «сказано») подставное имя бедной девушки. Описать ее сложно, но мы попробуем. Это было некое смешение слепой, а значит, сильнейшей ненависти, заведомого презрения, капли жалости и самодовольства оттого, что он эту жалость может испытывать, и брезгливости к юной особе. Все эти эмоции были так четко выверены в его голосе, что по спине от единого лишь звука пробегала дрожь. — Кристина. Мужчина обернулся на выходе их комнаты и, повернув голову в сторону, чтобы один его глаз улавливал лежащую на полу девушку, кивнул: — Буду иметь в виду. Комната скоро опустела — Кристина, отдышавшись, отправилась обратно в общую уборную. Как честный рассказчик, смею открыть читателю, что в первую встречу с Фантомом — странным человеком, маска в котором была последним из изъянов, — она соврала ему. Наверняка мои достопочтенные господа помнят ее восклицание " От меня спрятали все острые предметы, а я не могу так жить!» Это была главная ее неправда. Острых предметов никто не прятал. Соль заключается в том, что в борделе их не держали. А сама Кристина давно призналась себе, что она слишком труслива, чтобы — даже если бы эти предметы были под рукой — сотворить что-то с собой. Она боялась — это правда. Бедняжка боялась смерти, боялась боли смерти, но в своих мечтаниях она не раз представляла человека (или обстоятельство), что убил бы ее — случайно или намерено — быстро и безболезненно. Теперь, быть может, надежда, что теплилась в ней долгие годы, надежда не на смерть, но на другую жизнь, могла стать реальностью. Любому было бы обидно, если бы помощь предлагал человек, который его презирает, но какая-никакая, а это все же помощь. Помощь, которая порождает собой не просто надежду — веру. А в вере Кристина, как любая ее сестра, нуждалась боле еды, сна и даже воды. Она бы все за нее отдала. Даже такому ужасному человеку как черный тип в маске.