Nico Muhly — Funeral
Чейз всегда думал, что прикосновение смерти — холодное, как будто за шиворот попадает первый ноябрьский снег. Как будто прикосновение подушечек пальцев к стеклу, разрисованному инеем. Но когда не стало Чарли, он понял, что прикосновение смерти горячее, обжигающее. Одним своим касанием оно сжигает органы, выталкивает из недр души всю боль, выливающуюся в крик и рыдания. Он никогда прежде не чувствовал такое давящее бессилие, как в ту минуту, когда она перестала ответно сжимать его руку. Даже после ее смерти мир не перестал существовать. Дни по-прежнему сменялись ночью, Калифорнийская жара неизменно плавила кожу. А вот Чарли здесь уже не было. Чейз не мог это принять, как бы ни пытался. Он не мог поверить, что человек может взять и перестать существовать. Когда он смотрел на опускающийся в яму гроб, он смотрел на все сквозь призму непонимания. Глаза застилали слезы, но они были, скорее, от того же бессилия, что и в том лесу; от страха, который вернул его с небес на землю. Все было по-настоящему. Но Хадсон слишком сильно любил ее, чтобы понять это. Это такая эгоистичная любовь, когда не отпускаешь человека, потому что не видишь себя без него. Спустя пару дней все еще стояло солнце. Лос-Анджелес ни на секунду не замедлил свой ритм. Все было как раньше, не считая жизни уже пяти участников банды. Они, облаченные в черное, стояли на кладбище под тенью массивного дерева. Авани беспрестанно плакала Ривзу в плечо, и тот, в свою очередь, пытался ее успокоить, но сам не сдерживал слезы. Пэйтон стеклянными покрасневшими глазами смотрел на надгробие с именем и датой Чарли, а Джози как могла справлялась с болезненной тошнотой, стоя по правую руку от главаря. Чейз же… Чейз, сев на корточки перед ямой, которую работники кладбища начали засыпать, молчал. И плакал. Он опустил голову и помотал ей, с его губ сорвался болезненный стон. Парень поднял голову на двух мужчин с лопатами. — Пожалуйста, аккуратнее, ладно? — взмолил он, как будто Чарли уже было не все равно, как ее закапывают. — Ребята, я молю вас… Аккуратнее… Двое мужчин сочувственно кивнули, понимая Чейза. Им было не впервой наблюдать за теми, кто скорбит по усопшим. А вот непривыкший к такой ни с чем не сравнимой боли Хадсон был в шоке. Растерян, напуган. Он не понимал лишь одно: как она могла просто… исчезнуть? Когда яма была закопана, мужчины еще раз выразили сочувствие Чейзу и остальным, а после ушли с кладбища. Пэйтону хотелось подойти и обнять Хадсона, но тот до сих пор злился на него. Ему было необходимо кого-то винить, чтобы было легче осознать. Поэтому первая из ступора вышла Джози. Она сделала пару шагов и опустила руку на плечо Чейзу, смотря на эпитафию. Слезы вновь сорвались с уставших плакать глаз. Хадсон поднял голову, чтобы посмотреть, кто к нему подошел. Он пересекся взглядами с Джози, и рыдания вновь сотрясли его грудь. Чейз поднялся и крепко прижал к себе Эванс, что тут же обхватила его поясницу руками и уткнулась ему в плечо. Ей было больно от того, как сильно он сжимал ее спину. — Как же так?.. — шептал он ей. — Как такое возможно?.. Он еще много чего бормотал ей на ухо, потому что держать это в себе было невозможно. Слова рвались наружу, вместе с вопросами, на которые никогда не будет ответов, и тихими, отчаянными всхлипами. Джози молча слушала его и готова была быть рядом столько, сколько потребуется Чейзу. Она на моральном уровне чувствовала всю его боль и хотела сделать хоть что-нибудь, чтобы это ранящее чувство ослабило хватку. Когда он, спустя несколько минут, отпустил ее, она еще раз нашла его взгляд, полный страданий. Хадсон шмыгнул носом и утер его рукавом пиджака; кожа над верхней губой покраснела от раздражения. Сердце Джози сжалось от того, каким разбитым он выглядел. Он напоминал дерево сакуры, потерявшее все свои листья. Вся его молодость, жизнелюбие и огонь в глазах, померкли. — Я должен сказать ее сестре, — Хадсон снова шмыгнул, обращаясь к банде; всхлипы делали его речь бессвязной. — Она должна узнать это от меня. — Хорошо, — Тони освободил Авани из своих объятий и протянул их Чейзу. — Иди сюда. Чейз не отказался от еще одного утешения. Он так же сильно обнял Ривза, как минутой ранее Эванс. Она же подошла к Авани, тоже нуждающейся в чьем-то плече. Это было такое единение ребят, которое они не забудут. Когда разбились их души, осколки подошли друг другу. Они знали, что в одиночку не смогли бы это пережить. Один Пэйтон стоял, потерянный. Он начинал чувствовать вину за то, чего не делал. «А может все правильно? Я же действительно не успел спасти ее», думал он, опустив голову. Он сунул руки в карманы черных брюк, развернулся и медленно пошел прочь. Расхаживая между низкими серыми надгробиями, он пытался проглатывать эту боль, но в итоге, отойдя от банды на приличное расстояние, выпустил всхлип и тут же закрыл пальцами глаза, нажимая на веки в попытке сдержать слезы. «Я не должен был подвергать ее такой опасности», продолжал он винить себя, «Никто из них этого не заслуживает». На его плечо вдруг легла чья-то рука, и надежда, что это была Эванс, рассеялась, как только Пэйтон повернулся и увидел рядом с собой Ривза. — Мы с Авани уедем на неопределенное время, — он опустил взгляд на чье-то надгробие, усеянное букетами цветов. — Нам нужно… принять это. Пэйтон кивнул, не в силах придать своему голосу громкости. — Звони, если что-то нужно будет, — Тони еще раз потер его по плечу в ободряющем жесте. — Увидимся, Пэйт. Он ушел, а Пэйтон уставился на то же надгробие, куда смотрел Ривз. Это был какой-то незнакомый ему мужчина, проживший 74 года. Пэйтон вдруг понял, что они не одни такие. Смерть приходит всегда и за всеми, она — единственная постоянная вещь в этом мире. Она всегда делает больно и каждый раз — неожиданно. Повернувшись, Пэйтон не увидел больше ни Чейза, ни Тони с Авани, но возле могилы Чарли по-прежнему стояла Джози, обняв себя руками. Ее губы шевелились, но Мурмаер не мог расслышать, что она говорит. Снова шмыгнув носом, Пэйтон пошел обратно. Он остановился рядом с девушкой и вместе с ней стал смотреть на надгробие, а она перестала что-то шептать. На несколько мгновений они позволили молчанию повиснуть в воздухе. Что они могли еще сказать? Никакие слова не вернули бы Чарли, но при этом, не смогли бы утешить. Такая боль не проходит от извечного «все хорошо». С такой болью учатся жить. Парень мельком взглянул на девушку, которая словно не замечала его присутствия. Она смотрела на надгробие, изредка моргая. В ее взгляде читалась целая буря болезненных эмоций. — Ты ведь не уйдешь, правда? — севшим голосом, с надеждой спросил Пэйтон. Она горько нахмурилась и повернула к нему голову. Ее щеки были мокрые и впалые от долгих рыданий, совсем как у Чейза. Пэйтон чувствовал, как вина возросла, но он не хотел и не мог оставаться один. Наедине со своими убивающими мыслями. — Нет, — прошептала Джози. Пэйтон благодарно кивнул, чувствуя жжение в пальцах от того, как ему хотелось обнять ее, но он не решался. Они одновременно повернули головы к надгробию и уже молча, осознанно, прощались с Чарли.***
Джози стояла напротив зеркала ванной, перевязывая себе бинты. Раны от плети все никак не заживали и выглядели как свежие, разве что, не кровоточили больше. При малейшем соприкосновении волны боли охватывали тело, и девушка, крепко сжав челюсть, сдерживала ругань. Ей уже было все равно на то, что она больше никогда не наденет купальник без комплексов. Исполосованная кожа выглядела отталкивающе, почти как тигриный окрас, только высеченный плетью. Бросив кровавые бинты в урну, девушка взглянула на свое отражение. И к своему ужасу, не почувствовала ничего, кроме звенящей пустоты внутри. В потускневших глазах — полопавшиеся капилляры, на руках, ногах и животе — сплошные узлы бинтов. «В кого я превратилась?», подумала она и заправила пряди волос за уши. Она вышла из ванной, предварительно накинув футболку и свободные домашние шорты, в которых она обычно спала дома. Ей бы сейчас очень хотелось оказаться там, с мамой, а не в этом опустевшем особняке банды, где остались только она и Пэйтон. «Радует только то, что мама спокойна и думает, что я ночую у подруги. Хоть кому-то в это тяжелое время не так больно». Пэйтон сидел в пустой гостиной. Его руки сцеплены в замок, который он держит у рта; взгляд уцепился за пустую точку. Он даже не шелохнулся, когда Джози появилась и села на перпендикулярную сторону дивана, обнимая декоративную серую подушку. За окном уже медленно темнело, но свет оставался приглушенным. Вздохнув и заправив выбившуюся прядь волос, Джози поджала губы и опустила глаза. Она чувствовала острую нехватку той атмосферы, что здесь царила раньше. У нее не укладывалось в голове, что когда-то, совсем еще недавно, Чарли тоже была здесь. Смеялась, сидела на этих диванах, танцевала и предлагала всем смузи… «Неужели это все правда, а не страшный сон?», подумала девушка и поняла, что по щекам покатились слезы. Она постаралась их быстро смахнуть, чтобы еще сильнее не нагнетать Пэйтона, но он заметил это, повернув к ней голову. Эванс ожидала, что он взбесится из-за этого, ведь в такие моменты нужно сесть и все осознать без посторонних. Вопреки ее опасениям, парень протянул к ней руку и несильно сжал ее пальцы, отчего полуживые бабочки в животе шелохнулись. Они посмотрели друг на друга. Искали в глазах какого-то объяснения происходящему, но, спустя почти целую минуту, отвернулись, расцепляя руки. Джози убрала подушку и приподнялась с дивана. — Может, чаю? — тихо спросила она, совсем как ее мама недавно. Пэйтон лишь поднял усталые красные глаза и, невесомо кивнув, благодарно улыбнулся краем губ, отчего у девушки по сердцу пошла трещина. Это была такая маленькая, мимолетная улыбка, измученная настолько, что не смогла задержаться хоть на секунду. «Теперь ничего не будет как раньше», подумали они оба. Эванс прошла на кухню и, залив воды в чайник, нажала на кнопку. Открывая шкафчики, она стала искать кружки. Тело пронзила дрожь, когда она заметила именную кружку Чарли. Взяв ее в руки, Джози медленно покрутила ее, а в голове проносились моменты, когда Дамелио пила отсюда чай или кофе. Снова стало так больно, что легкие будто охватило огнем. Чтобы не разбить кружку, Джози быстро вернула ее на место и опустилась на кафельный пол. В местах, где остались порезы, тут же защипало, но девушка проигнорировала эту боль. Подогнув к себе колени, она обняла их руками и уткнулась носом, чтобы приглушить свой плач. Не успело пройти и минуты, как сердце вновь защемило так, что Джози распознала в нем приступ болезни. Приподнявшись на коленках, она открыла ближайшие ящики, чтобы найти в них какие-нибудь успокоительные, ведь специальные лекарства для ее сердца находятся дома. В глазах начало знакомо темнеть, а кислорода будто стало мало. Удержавшись за кухонную тумбу, Джози вложила все силы, чтобы встать на ноги. Рядом щелкнула кнопка чайника, оповещая, что вода в нем вскипятилась. Очертания кухни стали размываться. Эванс, держась за столешницы, доковыляла до следующего ящика, чтобы найти там таблетки. — Эванс, — раздалось позади нее, а потом ее за талию подхватили руки Пэйтона. Девушка зашипела от боли и на автоматизме оттолкнула парня, ведь прикасаться даже к перебинтованным порезам было больно. Мурмаер не растерялся и бережно взял девушку за локоть, осторожно ведя ее к ближайшему стулу, а после усаживая. Он снова куда-то отошел, и темнота на несколько секунд поглотила окружение, а потом рассеялась. Показалось нахмуренное лицо Пэйта, который, оказалось, мокрыми холодными руками обхватил щеки девушки. —…выпей лекарства, — эхом донеслось до ее слуха. Она обратила внимание на стакан воды рядом с ней и маленькую таблетку. Узнав знакомый препарат, Эванс тут же послушалась Пэйта. Она запила водой лекарство и прислонилась головой к спинке стула, прикрыв глаза. — Пойдем, тебе нужно отдохнуть, — Мурмаер снова взял ее за локоть, но девушка убрала руку и тяжело вздохнула, не открывая глаз. — Там кружка Чарли… — выдала она тонким голосом. — Как же мы теперь… Как так получилось, Пэйтон? Она накрыла лицо ладонями и снова заплакала. Мурмаер напряг скулы и присел перед ней на колени. Воздух, казалось, состоял из сплошной боли. Любой вздох порождал всплеск страданий. Любое действие, каждый шаг. Эта тяжесть ходила за ними по пятам. Пэйтон прикоснулся руками к ее лодыжкам, так как только они не были перебинтованы, а прикосновение было необходимостью. Он опустил голову, соприкасаясь лбом с коленками девушки. Потирая большими пальцами ее кожу, парень позволил себе вновь заплакать — тихо, но отчаянно. Так они просидели до тех пор, пока сумерки за окном не сгустились, а в чайнике не остыла вода. Они не знали, будет ли эта ночь такой же тяжелой. Скорее всего, будет еще тяжелее. Единственное, что им оставалось, не отпускать друг друга до тех пор, пока эта нещадная боль не стихнет.