Трудности совместного бытия

Энкиду идет по городу не спеша, с интересом всматривается в лица людей, занятых своими делами. Солнце ярко светит, торопливо бежит к зениту, чтобы обласкать эту землю своими лучами. Жители Урука тоже торопятся: надо закончить как можно больше дел до того, как полуденный зной загонит всех по домам и свалит с ног от невыносимой жары. Энкиду это не грозит – тело Цепей Небес намного более устойчивое к перепадам температур, но ему тоже стоит закончить прогулку до обеда, до того, как Гильгамеш освободится от своих дел и заскучает. Юноша шагает, глубоко вдыхая нагретый воздух, с удовольствием жмурится, прислушивается к чужим разговорам. В последние годы жизнь в Уруке стала лучше, и люди перестали шугаться от друга царя. Теперь каждый человек на улице просто мельком склоняется в поклоне, вместо того, чтобы в испуге замереть. Энкиду хотел бы, чтобы они и вовсе перестали проявлять к нему эти знаки уважения, ему бы вполне хватило улыбки или приветствия, но жители упрямы, прямо как свой царь. Ну, по-крайней мере они перестали падать мне в ноги и умолять проявить снисхождение, — с облегчением думает юноша, вспоминая первые годы жизни в Уруке, когда обычные люди воспринимали его как опасность из-за того, что он общался с царем. Тирания Гильгамеша вгоняла его подданных в могилу слишком долго, чтобы теперь жители радостно бросались приветствовать новую игрушку деспота, как по-началу шептались некоторые торговцы. У Энкиду ушли годы на то, чтобы изменить мнение о себе – и немного о Гиле – и теперь жители почти привыкли к необычному юноше с белой кожей и зелеными волосами, который любил гулять по улицам и мог бескорыстно помочь, если вежливо попросить. — Г'сподин! — неожиданно отвлекает от мыслей тоненький голос. Совсем худенькая маленькая девочка испуганно сжимается, когда Энкиду поворачивается к ней. Ему грустно смотреть на этого ребенка, потому что детям следует радоваться и бегать со счастливым смехом, а не в страхе жаться вдоль стен, как это делают еще несколько девочек за спиной своей храброй подруги. Он отступает с центра улицы ближе к стенам, на некотором расстоянии от малышки, и присаживается на корточки, привычным движением перехватывая волосы, чтобы они не коснулись земли. Ах вот оно что, — с улыбкой думает Энкиду, когда замечает восторженные взгляды, которые девочки устремляют на его руки, поддерживающие длинные зеленые пряди. — Что такое, маленькая храбрая малышка? — вслух спрашивает он, чтобы убедиться в своих выводах. Девочка широко распахивает глаза, слегка краснея из-за неожиданного комплимента. Назови девушку красавицей и ты обречешь ее на жизнь в гареме, но похвали ее характер, и ты сделаешь ей приятно, — наставляла его Сидури после того, как Энкиду в очередной раз запутался в эмоциях людей. Самостоятельно он бы никогда не догадался, почему девушка расплакалась, когда он от всего сердца назвал ее «красивой». — Ва...Ваши в'лосы, г'сподин, п'чему они такие? — заикаясь и с диким смущением наконец-то спрашивает она. Энкиду делает вид, что не замечает, как подруги девочки подбираются поближе, и с каким подозрением на него смотрят некоторые взрослые. — Ты имеешь ввиду цвет или длину? — все таки уточняет юноша, хотя прекрасно знает, что и то, и то. В условиях засухи, среди камней и песка, жители Урука редко могли позволить себе воду, кроме как для еды, поэтому лишь самые богатые и знатные могли себе позволить часто мыть волосы, не говоря уже про то, чтобы отрастить длину ниже плеч. Таким могли похвастаться только гаремные девушки, носящие волосы аж до талии. И Энкиду, который в силу своей необычной природы, имел некоторые преимущества. Например, не потел. Девочка стесняется и путается в словах, пытаясь пояснить свой вопрос, но не может. Ей на помощь приходят подружки, кучкой прибившиеся поближе, и восторженно просящие разрешить прикоснуться. Энкиду, конечно, разрешает и позволяет крутить пряди в тоненьких ручках, заплетая в простенькие косички. Они находят плотную тень среди домов и сидят там, пока малышки восторженно балуются, а юноша с улыбкой наблюдает за ними, позволяя играть собой, как большой куклой. Придется тайно просить помощи у жриц, чтобы они расплели всю эту красоту, — с нервным весельем думает Энкиду, когда вместо длинной гривы прямых волос, обнаруживает на голове разнообразие косичек и колтунов. — Не дай, Эа, чтобы Гил это увидел. — Выспался? — миролюбиво спрашивает Энкиду, как только Кингу просыпается и переворачивается на спину, с удовольствием потягиваясь и зевая. Солнце жарко светит в окна. — Да, это место просто создано для сна. — Не сравнить с голой землей или травой, да? — Да. — Как видишь, люди знают толк в обустройстве спальни. Особенно Гил. — Что? — недоуменно замер Кингу. — Что? Он, конечно, трудоголик, но спать предпочитает с комфортом. Я скорее удивлен, что он не пришел и не выгнал тебя из своей спальни, так-то он терпеть не может посторонних в своих покоях. — И зная это, ты все равно предложил сюда придти? — Конечно. В конце концов я то привык тут спать. Я обещал, что никто не станет тебя тут искать – они и не искали. Наверное. — Вот и чудесно, — вздернул нос Кингу, отказываясь от мысли спросить, почему Энкиду привык спать в чужой спальне. Он и так догадывается, а озвучишь вслух и придется принять это как факт. — Мне нужно проверить Горгону. — Отличная идея! — воодушевился Энкиду, заставив сына Тиамат замереть посреди движения. Кингу с подозрением отнесся к энтузиазму своего «соседа», судорожно пытаясь понять в чем подвох. — Я думаю, что Гил уже объявил своим солдатам о том, что у вас временный союз, а значит тебя без проблем выпустят и пустят в город. Только стоит все же предупредить его о том, что ты отлучишься, а то вдруг они быстро найдут решение нашей проблемы и будут бегать по городу в поисках тебя? Кингу распахнул глаза, понимая, что оказался в ловушке. Если они проследят за мной и найдут Горгону, а меня не будет рядом...— он сжал зубы, проклиная весь человеческий род. Что, если их цветочный маг способен не только на иллюзии? Энкиду уверен в том, что Гильгамеш и его Слуги найдут решение, а значит у них есть свои секреты. Нельзя, чтобы Мать пробудилась слишком рано, а значит надо скрывать от всех инкубаторы Горгоны. Кингу больше не может открыто собирать для нее материал из людей, потому что они так или иначе принадлежат этому царьку. Но с другой стороны, сейчас демонических зверей достаточно, чтобы не позволить людям Гильгамеша прорваться в Ниппур, где прячется Горгона и ее Солнечный лев. Если Кингу будет стоять в стороне и ничего не делать, то как надолго задержится их план? Стоит ли рисковать? — Где там твой царь? Я хочу знать, может быть они уже нашли способ убрать тебя из моей головы. — Солнце близко к зениту, так что скорее всего либо в тронном зале, либо обедает. Я подскажу дорогу, только, ради Эа, не пугай стражников и обычный люд. Они и без тебя пуганые. И нам лучше вылететь через окно, так будет быстрее. — Кстати, об этом... Почему та женщина вчера так странно на меня смотрела? — Сидури-то? Ну, мы были хорошими друзьями раньше. Она выглядит довольно молодо, но, будучи верховной жрицей, уже не первое десятилетие работает и молится на благо жителей Урука. Она и раньше очень заботилась о Гиле, не слушая его возражений, и не похоже, чтобы это изменилось со временем. Пожалуйста... Не хами ей, я прошу тебя. Лучше просто игнорируй. Кингу мимолетно удивился грустным ноткам Энкиду, влетая в окно в тронном зале. Царя тут не было, поэтому юноша отправился искать дальше, игнорируя ошеломленные взгляды стражи. Гильгамеш машинально грыз фрукты, продолжая разбирать таблички, которые ему подавала жрица. Под глазами у царя залегли тени, он хмурил брови, недовольно вчитываясь в доклады. — Вот же принципиальный глупец, — обреченно резюмировал Энкиду. С первого взгляда было понятно – царь не сомкнул глаз ночью. Но похоже, что дело было не только в том, что Кингу занял его спальню. Людей в зиккурате стало меньше, а стопка табличек с донесениями – больше. Если приглядеться, то даже у Сидури были видны легкие круги под глазами, хотя она, очевидно, все таки больше заботилась о себе. — Эй, Гильгамеш! Вы нашли способ убрать его из моей головы? — с разбегу задал вопрос Кингу, игнорируя обреченный стон Энкиду и его бурчание про любителей неприятностей. Царь отвлекся от своих дел и окинул юношу взглядом, от которого сын Тиамат непроизвольно сделал шаг назад, сбиваясь со своего дерзкого настроя. Он настороженно уставился в ответ, каждой клеточкой своего тела ощущая исходящую от Гильгамеша угрозу. Но уже через мгновение мужчина моргнул, узнавая посетителя, и махнул рукой в сторону подушек рядом с блюдом фруктов, обращая своё внимание обратно на таблички. Кингу засомневался, но сел на указанное место, с подозрением разглядывая царя. — Просто подожди, Гил ответит тебе, как только разберется с тем, от чего ты его отвлек,— посоветовал Энкиду и с улыбкой продолжил, — прямо ностальгия от этого взгляда, как в старые-добрые времена, когда мы только познакомились. Кстати, вот этот фрукт очень вкусный. — Ты сумасшедший, — еле слышно пробормотал Кингу, опасаясь снова отвлечь царя. Он взял фрукт, про который говорил Энкиду, и впился в него зубами. — Я оружие, а оружию неведом страх. Даже забавно, что ты обладаешь более сильным инстинктом самосохранения, хотя мы находимся в одном теле. Если сравнивать тебя сейчас с тем мной, когда я впервые вошел в город, то ты больше похож на людей, чем я, неделями общавшийся с Шамхат.— Усмехнулся голос в его голове.— О, Эа, это было так давно. — Почему ты постоянно упоминаешь этого бога? — с недоумением спросил Кингу, выбирая следующий фрукт и недовольно глядя на занятого Гильгамеша. — Разве это не забавно? Э́а, Э́нки, Э́йа – какое бы имя он не носил, люди считают его творцом мира богов и людей. Божество мудрости и культуры, благодетель вод, хотя формально он стоит ниже в иерархии богов, чем злоязыкий и гордый Ану, враждебный к жителям Урука. К тому же ты и сам должен понимать эту иронию: я – создание из глины, названное фактически в его честь, хотя я был создан Аруру, как соперник для Гила. Энкиду – это «Энки велик» или «Энки благостен». В то же время Аруру, она же Нинсун, является матерью Гильгамеша. Хитрая у нашего царя мама, да? Я до сих пор не понимаю, как так получилось, что меня создали убить Гила, хотя в то время он еще даже не родился. Должно быть кто-то из всевидящих богов опять игрался со своим даром видеть прошлое, настоящее и будущее. Ведь изначально я был простой глиной с божественной сущностью, даже не понимающей свое предназначение, пока не встретил Шамхат. Но это было за несколько лет до рождения Гильгамеша. Зачем создавать оружие, которое в будущем должно будет убить царя, который сейчас еще даже не родился? И если меня создали в прошлом заранее, чтобы я осознал свою силу, то почему они не увидели, что я откажусь убивать его? Я не понимаю, — с улыбкой ответил голос в голове, прекрасно зная, что Кингу никогда не интересовался другими богами, кроме богинь из Союза, и прошлым в целом. Энкиду мог поспорить, что сейчас вся небесная шайка богов с интересом наблюдает за происходящим. Это было одной из причин, из-за чего Гильгамеш отказался поклоняться богам: они всегда только смотрели, не принимая участия без кучи молитв и даров. Конечно, в этом не было их вины: божественных духи практически не способны нормально существовать в своих истинных формах в текущем мире и вынуждены находится в более высоком измерении, просто наблюдая за ним. Тем ни менее, решение Гильгамеша отказаться от покровительства богов было крайне дерзким. Какая ирония, правитель, у которого две трети крови имеют божественное происхождение, выбрал людей. На самом деле просто поразительно, как много было у Гильгамеша общего с богами, учитывая, что царь был точно таким же самовлюбленным эгоистом. — Мерлин высказал свое предположение, которое нужно проверить, поэтому они отправились по-моему заданию, — произнес царь, с усталой усмешкой наблюдая, как Кингу дернулся от неожиданности, слишком задумавшийся над словами Энкиду. — Полагаю, они быстро вернутся и либо опровергнут, либо подтвердят его теорию. Можешь погулять по городу, я выделю жрицу, чтобы тебя сопровождали. — Нет, — отказался Кингу, не желающий терпеть рядом присутствие человека, — я буду на крыше. И вылетел из комнаты, схватив пару фруктов. Рассказ Энкиду оказался достаточно интересным, чтобы сидеть на крыше и просто слушать его часами.

***

— Мой царь, мы закончили эвакуацию людей из Ниппура. — Я доволен. Сидури, проследи, чтобы каждой семье выделили временный дом, а всех сирот пристроили. Вы двое, отдохните, чтобы с новыми силами принять мое следующее поручение. У нас много дел. — Мой царь, вам самому надо отдохнуть. Последние несколько дней были напряженные, и вы опять работали всю ночь... — Займись делами, Сидури!