Мой малыш

Приближался поздний вечер. Неумолимо темнело. По улице никто не шёл, наверно, спали уже... Малютка же не мог спать, ему очень страшно было от всего, что он пережил. Он сотрясался в беспомощных рыданиях, в которых отразилась вся нечеловеческая боль в своей полноте. Боль искры была даже горячее, громче его голоса, она и сама беззвучно вопила, но кто её услышит? Удача всё же улыбнулась Бамблби. Мимо проходил задержавшийся на работе трансформер. Это был Оптимус Прайм. Высокий, под семь мичанометров, мех в длинном коричневом пальто вдруг услышал уже охрипший, сипленький жалостливый голосок откуда-то снизу. Оптимус недоумённо осмотрелся, направляясь к источнику звука. Присев на корточки, он удивлённо разглядел одинокого малютку. — Эй, — обратился Прайм к малюсенькому комочку, — малыш, как ты здесь оказался? Где твои альфы? Спарклинг поднял голову и в страхе пискнул и сжался сильнее. — Не бойся, я не причиню тебе вреда — попытался Оптимус успокоить малыша и дотронулся до него. Бамблби в панике отдёрнулся и резко откатился. Взгляд его был преисполнен сильнейшего страха. Тельце сотрясалось будто в судорогах. Даже рот, кажется, задрожал. Старший мех понял, что с ним случилось что-то очень плохое и страшное и поговорить спокойно они не смогут. Он сказал: — Не знаю, что с тобой случилось и где твои альфы, но оставить тебя здесь одного я не могу. С этими словами он аккуратно взял брыкающегося малыша, завернул его в пальто и быстро зашагал домой. Он зашёл внутрь своего дома, закрыл надёжно дверь. Плачущего малыша посадил на диванчик и закутал в своё пальто, а сам не раздеваясь, пошёл заваривать горячий чай, затем доставать пледы. Спарклинг норовил убежать, но Оптимус быстро поймал его. Малыш продолжал вопить, а старший мех не мог понять, как его успокоить. Вдруг он увидел, в каком состоянии его тело, и ужаснулся! Оно было сплошь покрыто следами от побоев, причём явно свежих и сильных. Бывший лидер аж ахнул шокированный. Он посмотрел в заплаканную оптику малыша и требовательно спросил: — Кто с тобой это сделал?! Кто причинил тебе такую боль, ответь! Спарклинг испуганно пискнул: — оппп-пи! У бывшего лидера от потрясения округлилась оптика и дрогнули сочленения рук. Бывший лидер не мог поверить, что можно было такое сотворить со спарклингом! Неужели во время мира может произойти подобная жестокость? Не от неё ли разве он защищал жизни во время войны? Оказывается, что не десептиконы были его главными врагами, а простой народ! Оптимус, как дани, прижал аккуратно малыша к груди и легонько поглаживал нещадно трясущееся тельце. — Я тебя в обиду не дам, защищу тебя — прошептал он. Прайм налил две кружки свежезаваренного чая на травах — для найдёныша и себе. Посадил всё ещё трясущегося и сопротивляющегося малыша на высокий стул. Бамблби на стол даже и не смотрел и сжимался в клубочек. — Тебя зовут-то как? Не ответил. — Я Оптимус. Пожалуйста, не бойся! Он долго пытался разговорить спарклинга, но тот вообще ничего не отвечал и не прекращал дрожать. Ему даже плохо стало от сильного волнения. Лицо сильно побледнело, в горле появился неприятный комок, который хотелось выплюнуть. Оптимус вовремя не сообразил, на что эти симптомы похожи, поэтому пришлось ему впоследствии вытирать лужу рвоты. Для малыша это не впервые, но он всегда этого боится из-за наказания. Спарклинг попытался спрыгнуть со стула, чтобы сбежать, но Оптимус поймал его, так как тот бы мог упасть из-за высоты. Однако бежать малыш не смог — сильно ослаб и ножки болели, поэтому он беспомощно упал. Прайм взял его на руки и понёс в комнату. Там он расстелил постель, уложил малютку и накрыл сразу двумя пледами. — Тебе не плохо, малютка? Больше не тошнит, нигде не болит? — заботливо поинтересовался. Малыш спрятался под одеялки с головой, но Оптимус поправил это дело, чтобы тот не задохнулся и заодно сразу предупредил, куда ему идти в туалет по нужде, и на всякий случай поставил тазик под кроватью. Этой ночью никто не смог спокойно уснуть. Оптимус, поставивший себе раскладушку в этой же комнате, оптики не сомкнул — мысли о несчастном малыше грызли его, не давая покоя. А спарклинг просто не мог избавиться от страха. Его психологическая травма так сильна, что он боится любого меха и всё с ним связанное...