Горечь и радость, смерть и рождение

Лань Ван Цзи с трудом дотерпел до момента, когда пока еще прохладный луч восходящего солнца пробрался в комнату через неплотно прикрытые ставни и лёг поперёк одеяла. До пяти утра каждый обитатель Облачных Глубин должен был отдыхать. Требовалась особая причина для того, чтобы встать раньше. Как и для нарушения правил клана в любое иное время. Но сегодня был особенный день, и он только что наступил. Сегодня Лань Чжань как и всегда раз в месяц собирался игнорировать все наставления дяди, брата и учителей. А они ведь изо дня в день вдалбливали в его голову новые и новые знания. А дядя ещё и норовил не реже раза в неделю провести с Ван Цзи несколько часов, беседуя с ним и критикуя те мысли племянника, которые считал неверными. Иногда брат делал попытки втолковать дяде, что Ван Цзи ещё мал, но Лань Ци Жень всякий раз напоминал, что воспитанием нужно заниматься с младых ногтей. И точить, точить, чтобы не дать гнилому семени матери хоть как-то испортить наследников Ордена Гу Су Лань. Двадцать девять дней в месяц Ван Цзи слушал, принимал и не спорил. Двадцать девять дней он занимался, читал и медитировал почти так же усердно, как и более взрослые. Но на тридцатый день он оставлял в стороне слова дяди и шёл к домику, где жила мама. В прошлый визит случилось настоящее чудо. И память о том дне грела мальчика следующие двадцать девять дней. Он даже иногда пропускал мимо ушей слова наставников, дяди и брата. Иногда мечтательно задумывался во время чтения. И долго вертелся перед сном, засыпая гораздо труднее, чем прежде. Лань Чжаню очень хотелось снова попасть к домику, осмотреться. Кролик исчез, но он ведь мог снова появиться попозже! На следующий день. Эта мысль грызла Ван Цзи. Он едва не плакал. Но он позволял себе нарушать правила только в определённый день. И именно поэтому мальчик ждал целый месяц, чтобы вновь отправиться к Тихой Комнате. Дрожа от нетерпения, переживая и страшась, Ван Цзи облачился в белые одежды клана, кое-как завязал волосы и поспешил прочь из комнаты. Они с братом жили в одном доме, но даже у маленького Лань Чжаня была своя комната. Как и у всех в Ордене. Горы позволяли строить домики достаточно далеко друг от друга. Только учебные залы, библиотека и другие общие постройки стояли достаточно скучено. Личные же жилые покои сознательно отстраивались на удалении, чтобы у представителей клана Лань и всех, кто проживал в резиденции, было достаточно личного пространства и уединения. Мало кто из гостей Облачных Глубин знал, что резиденция клана весьма обширна и покрывает несколько соседних гор. Чужаков не пускали в ту часть, где размещалась большая часть жилых построек. Гости и приглашённые ученики могли видеть только общие строения, гостевые дворики, жилые блоки для адептов. Но холостым заклинателям, даже если они носили фамилию Лань, запрещалось заходить в ту часть Облачных Глубин, где жили только заклинательницы. Как и подниматься на склон, где стояли домики семейных ланьцев. Каждый мальчик старше пяти обязан был покинуть дом родителей и перебраться в ученические спальни. Девочек отправляли в похожие комнатки на женской половине. С годами адепты могли выбрать себе один из пустых домиков и жить отдельно, а не в дворике, где теснилось от пяти до восьми домиков-комнат для учеников. Но старшая ветвь жила иначе. Лань Ван Цзи не знал соседства с мальчиками своего возраста. Их он видел только на уроках. И поэтому не знал, как следует себя вести. С братом все было проще. Брат был родным и понятным. Но другие мальчики вызывали много вопросов. Но спросить было некого. Дядя и не догадывался, что Ван Цзи хочется обсудить темы для разговора со сверстниками, а вовсе не очередную книгу из библиотеки. Но проживание в общей части Облачных Глубин, хоть и чуть в стороне, сегодня была на руку Лань Чжаню. Орден ещё только начинал просыпаться. Многие адепты и заклинатели первым делом приступали к утренней медитации на свежем воздухе. В это время другие обитатели могли заняться уборкой, приготовлением пищи, а это означало, что Ван Цзи мог даже пробежаться по дорожкам, не рискуя с кем-нибудь столкнуться. Его маленькое сердечко судорожно колотилось, когда Лань Чжань добрался до Тихой Комнаты и вбежал в маленький дворик. Он заранее был готов к тому, что в этот раз ничего не увидит, что чудо было именно чудом - удивительным, но лишь мгновением его пока короткой жизни. И в этот раз Ван Цзи вновь просто проведёт целый день в тишине, ожидая... Он и сам не мог объяснить, что же собирался ждать. Он плохо помнил себя совсем маленьким. Просто в какой-то момент стал осознавать. И мама в памяти всегда была яркой вспышкой, которая то и дело возникала в однообразных днях. Казалось, так будет всегда. Казалось, даже когда его, Лань Чжаня, нет рядом, она смеётся и шутит. А теперь ничего этого не было. И никогда уже не будет... Осмотревшись, Ван Цзи со всхлипом вздохнул. Дворик был тих и пуст. Ни птиц, ни, тем более, кроликов в нем не наблюдалось. Витал мягкий и такой знакомый аромат горечавки. - Я должен был игнорировать распорядок и все же прийти сюда раньше? На следующий день? - спросил мальчик и едва не расплакался. В его душе разлился беспросветный мрак. Внезапно он услышал редкие и неровные хлопки. Звук был столь непривычен для Облачных Глубин, что у Ван Цзи мигом высохли слезы, и он завертел головой, стремясь увидеть источник странного звука. И очень удивился, разглядев в небе крупную белую птицу. Та кружилась не очень высоко, над макушками деревьев. Глядя на нее, мальчик четко осознал, что птица создана при помощи магии, и его сердечко пустилось вскачь. Прошло всего несколько минут – и птица спустилась во дворик, неловко взмахивая крыльями. В этот раз Лань Чжань мог рассмотреть ее как следует. Это была белая цапля с длинными черными ногами и красно-черным клювом. Тело птицы окружал легкий серебристо-белый туман, а сама она двигалась рывками и таращила на мальчика безжизненные темные глаза. В прошлый раз Ван Цзи совершенно не думал об опасности, но теперь, рассмотрев птицу, немного насторожился. И пообещал себе обязательно поискать книги о магии подобного рода. Но прямо сейчас он не мог устоять от желания подойти ближе и изучить магическую гостью как следует. Страха мальчик не испытывал. Он уже освоил пару простейших приемов и был уверен, что в случае чего сможет защититься. При приближении мальчика птица хрипло вскрикнула, но ее клюв не раскрылся, от чего звук вышел приглушенным. Поворачивая голову, цапля смотрела на Лань Чжаня то одним, то другим глазом, но не пыталась отодвинуться или улететь, хотя Ван Цзи подошел почти вплотную. - Что же ты такое? И кто тебя прислал? – спросил мальчик. Птица не попала сюда случайно – барьер над Облачными Глубинами был способен отпугнуть любую мелкую магическую нечисть, а о прибытии гостя – предупредить, но не препятствовал проходу вестников. И кто-то не из Ордена об этом знал. Более того, птица летела не в Гу Су вообще, а в конкретное место. Но даже не все обитатели Облачных Глубин знали о существовании Цзинши. Это место не обсуждали и во времена, когда тут жила мать Лань Си Ченя и Лань Ван Цзи, а после ее смерти тема стала запретной. Но кто-то знал об этом месте, знал, где оно расположено. И знал, что оно пустует не всегда. Хмурясь и мучаясь вопросами, Лань Чжань расхрабрился, протянул вперед руки и попытался схватить странную птицу. Но та с хрипом начала таять прямо в его ладонях, утекая, как горстка песка, сквозь пальцы. - О? Не успел мальчик расстроиться, как обнаружил, что держит в руках что-то довольно увесистое. Когда туман рассеялся, оказалось, что внутри птицы была спрятана свернутая и перевязанная алой лентой книга. - Книга? – хмурясь спросил Ван Цзи и покрутил трубку в руках. Лента, которой кто-то перевязал книгу, была широкой, шире лобной ленты и шире тех лент, которые вплетали в волосы девушки. - Мужская? – померив ленту пальцами, произнес мальчик. - Алая? Но Ван Цзи никогда прежде не видел столь ярких лент для волос. Тот, кто выбрал столь броское украшение, вряд ли мог быть благоразумным и воспитанным человеком. Продолжая хмуриться, мальчик бережно развязал узел и спрятал ленту в карман, прежде чем развернуть книгу и взглянуть на название. - Но… Имя на обложке оказалось знакомым. Дядя несколько раз упоминал труд одного из наставников Ордена как один из лучших трактатов, объясняющих необходимость правил. Но мальчику еще не доводилось читать этот сборник. Оглянувшись и убедившись, что никто за ним не наблюдает, Лань Чжань обошел домик и устроился на террасе, которую нельзя было увидеть от входа. Там, подобрав под себя ноги, он и раскрыл книгу, заинтригованный тем, почему кто-то спрятал ее внутри птицы. И едва не отбросил в сторону, увидев первую страницу. - Что?! Его горю и гневу не было предела! Какой-то невежественный и жестокий человек испортил пусть не оригинал, но прекрасно исполненную копию знаменитого трактата, вписав кривоватые строки между столбцами иероглифов при помощи темно-алых чернил. - Какая невоспитанность! – выдохнул мальчик, сжимая книгу до побелевших костяшек. Рот его искривился от горечи. Едва не плача, он пролистал сборник, убеждаясь, что каждая страница книги была дополнена вторым рядом текста. Кто-то оказался настолько упорным, что исписал всю книгу, бесповоротно испортив труд мыслителя, жившего несколько столетий назад. Тогда правил на стене послушания было гораздо меньше, но тоже много. И великий предок взялся объяснить необходимость соблюдать каждое из них. На эту работу он, по свидетельствам очевидцев, потратил несколько лет, прежде проведя десять лет в медитациях вдали от других, вкушая лишь половину порции пищи из того, что ему приносили ученики. Многие потомки считали его труд фундаментальным. Учителя обращались к одному из трех томов, если им требовалось подкрепить собственное слово речами кого-то из великих предков. И теперь какой-то неразумный человек то ли по незнанию, то ли из желания поглумиться испортил самый первый том… Всхлипнув, мальчик прочитал первые строки «Записок», стараясь не обращать внимания на кривые иероглифы рядом с четким и изящным письмом переписчика книги. Но прочитав всего несколько строк, мальчик закрыл книгу и отодвинул от себя. А потом и вовсе нарушил еще пару правил, пробравшись в дом и спрятав книгу в Тихой Комнате, зная, что никто ее не увидит и не расстроится.