Человеческая сентиментальность превращает смерть в величайший акт любви. И это самая большая в мире чушь. Умереть за кого-то легко. Тот, кто умер, уходит. Просто и ясно. Игра окончена. Конец боли… А вы попытайтесь ради кого-то жить. Пройти через всё — хорошее, плохое, сложное, легкое, радость, страдание. Вот что тяжело.
— Карен Мари Монинг «Прикосновение теней»
Невысокая женщина с шоколадной кожей и в белоснежном платье босиком стояла возле окна своего пентхауса в полной темноте и смотрела вниз на, такие казалось бы игрушечные, стеклянные домики. Внизу все полыхало, горело и сияло огнями. Пожар нового порядка распространялся и разрастался в геометрической прогрессии. Город был во тьме в буквальном и фигуральном смысле. За спиной женщины послышались тяжелые шаги, и из темноты показался силуэт мужчины в чёрном. Схватившись за шляпу, он кивнул в приветственном жесте. Женщина сурово посмотрела на него через отражение в окне и томно заговорила, вернув свой взор обратно к тонущему в насилии городу. Человечество не готово жертвовать. Ничем. Ни своими благами, ни своим комфортом, ни своими эмоциями, чувствами и уж тем более собой. Люди эгоистичны в своих стремлениях и желаниях. Им чуждо самопожертвование. Всё, что их волнует, — это то, что у них есть здесь и сейчас. Большие дома, дорогие машины, крупные суммы денег на банковском счету, жёны, что выглядят как монашки, а на деле просто обычные шлюхи, любовницы, которым едва исполнилось восемнадцать лет. Люди до безумия предсказуемы и банальны. Порочные, жалкие, слабые, хрупкие. А мы… Мы не такие. Всё наше существование — одна сплошная жертва. Жертва ради них. Мы даровали им свои блага, чтобы они могли нами воспользоваться, а затем выбросить как использованный материал и переработать в бутылку для кока колы. В этом смысл нашего существования?! Стать сраной бутылкой? Я в жертвенность не верю. Я верю в силу. Верю в величие, в бессмертие. Возьми или возьмут тебя. Убей или убьют тебя. Используй чужое благо или станешь грёбаным красным стаканчиком, в который глупые подростки разливают дешёвое пойло на своих вечеринках. Я не стану ни бутылкой газировки, ни стаканчиком. Сотру насмешки с их жирных лиц. Жертва в этой истории — не я. — И что ты планируешь делать дальше? — спросил мужчина. — Кажется, пора устроить аудиенцию с нашими дорогими бунтарями, — насмешливо улыбнулась женщина. — Ты безумна. Ты ведь это знаешь? — Но ведь безумцы всех умней, разве не так? А, Уильям?! — Смотря какие безумства они творят. — Что ж, это безумие тебе придётся по вкусу; ты же у нас в этом спец. — Не стану отрицать, что я тот ещё мерзавец, но и ты у нас не святая. — О, дорогой Билли, святых тут нет, собственно, как и грешников.***
Важно уметь пожертвовать тем, кто Вы есть, ради того, кем Вы можете стать.
— Чарльз Дюбуа
Парочка уже знакомых нам бунтарей из нового мира остановились в очередном загородном мотеле. Там было чисто, спокойно, а главное, он не был тронут вандалами. За окном шёл проливной ливень. Вечерело. В воздухе витала приятная прохладная свежесть. Это успокаивало. Калеб Николс был человеком здравого ума, так ему по крайней мере казалось. — В том-то и дело, что казалось, — мученически простонал парень, потирая руками своё лицо. Он сидел на краю кровати и пристально следил за ворсинками на ковре. — Молодой человек, я пытаюсь написать вашу биографию, но с столь частыми комментариями мы и до конца первой главы не дойдём, — седовласый старик с густыми рыжими усищами курил трубку, по характерному запаху набитую хорошим дорогим табаком. Он печатал на старинной печатной машинке, а рядом стояла чашка с кофе по-ирландски. — Ладно, простите. Просто мне до сих пор не нравится всё это, чем бы это всё ни было, — Калеб встал со своей кровати и начал нервно ходить по комнате туда-сюда. За ним с тревогой следила Мэйв, которая стояла возле окна, прижавшись головой к запотевшему окну. — Это для потомков. Как говорится: «Историю пишут победители», а победитель здесь — Вы, сэр, — мужик выдохнул дым через нос и принялся печатать дальше. Калеб Николс был человеком здравого ума, так ему по крайней мере казалось, но выбор, который ему ещё только предстояло принять, должен был определить дальнейший исход судьбы всего человечества, его судьбы. Существовать в блаженном неведении, продолжая находиться в туманном сне. Или же, широко раскрыв глаза, наполнить ледяной водой сжавшиеся под давлением лёгкие и наконец выплыть на поверхность со дна ледяного озера. Калебу Николсу нужно было пожертвовать чем-то одним. Он же пожертвовал всем и сразу. — Достаточно! — резко остановившись посреди номера, выкрикнул Калеб, прервав тем самым старика. Тот от неожиданности аж на стуле подпрыгнул. — Что такое? Что-то не так? — Мэйв подошла к Калебу и, словно мать, начала успокаивать его. Женщина обхватила его лицо руками и всмотрелась в него, по лицу парня можно было прочесть явное негодование. — Я не могу так, Мэйв. Всё это неправда. Он должен писать о ней, не обо мне. — тихо, чтобы не услышал старик, прошептал парень. — Хорошо. Думаю, на сегодня достаточно. Йозеф, спасибо вам. Давайте продолжим в другой раз? — Мэйв обратилась к старику. Тот, допив свой кофе, поднял руки вверх и вышел из номера, оставив парочку наедине. — Я правда не понимаю ради чего мы это делаем. Зачем? Если мы хотим рассказать историю, разве мы не должны рассказывать её правдиво?! — Дорогой, в любой истории есть ложь. Библия, Шекспир, Толстой — все они врут в той или иной мере. А мы лишь можем врать в меньшей мере, чем они. Некоторыми деталями лучше пренебречь. Так нужно. Ты понимаешь?! — Я скучаю по ней. Я так по ней скучаю! — Калеб обнял Мэйв, а она обняла его. — Я понимаю… — Ты тоже по кому-то скучаешь? У тебя кто-то был? — Да. Был… — Расскажешь? — Как-нибудь в другой раз. Они простояли так какое-то время, пока в дверь не постучались, а потом за дверью послышался голос. — Мэйв Маллей? Тут находится Мэйв Маллей? Мэйв жестом приказала Калебу не шуметь и не говорить, а затем достала из-за пояса револьвер и медленно подошла к окну, возле столика, где сидел Йозеф и, отодвинув шторку, она выглянула наружу. За дверью стоял подросток, и в руке у него был конверт. — Да, одну минуту. Убрав револьвер обратно за пояс, она подошла к двери и отворила её с улыбкой на лице. — Вы чего-то хотели? — Да, меня просили передать это вам, — пацан, на вид не старше семнадцати лет, передал конверт получателю. — Что это? — женщина покрутила в руках посылку. — Не знаю, меня лишь просили доставить это Мэйв Маллей. После юноша ушёл, а Мэйв, закрыв за ним дверь, прошла в центр комнаты. Калеб нервно подошёл к окну, где ранее стояла Мэйв, и продолжил тревожно наблюдать по сторонам. — Есть идеи от кого оно? — Калеб махнул головой на письмо в руках женщины. — Не единой мысли, — Мэйв ещё раз прокрутила в руках бумажный прямоугольник, в надежде распознать в нём что-то знакомое. Не найдя никаких отличительных знаков, она развернула конверт. Там был листок с одной единственной фразой, от которой у неё потекли слёзы. «А если любовь… Что тогда?» — Мейв? Она перевернула лист, и на обратной стороне были записаны координаты. Кто-то из прошлой жизни назначил им свидание. — Собирайся, у нас есть дело, — вытерев лицо ладонью, грозно сказала женщина парню.***
Любить — значит не только брать, но и уметь отказываться от чего-то, жертвовать собою.
— Анджей Сапковски «Меч Предназначения»
Как можно верить в чувства, если всё вокруг тебя ненастоящее, нереальное… Как можно поверить хотя бы во что-то, в кого-то. Этот мир, как и сотни других миров, — иллюзия, обман. Тут нет ничего настоящего. Искусственная еда, искусственные люди и даже воздух тут искусственный. Но если задуматься, то что вообще является настоящим?! Настоящее — это то, во что мы верим?! А что такое вера?! Вера — это идея. Вера — это концепция. Что-то, ради чего стоит умереть. Ну, а что тогда смерть?! Как её определить? Смерть — это когда сердце останавливается, а душа отправляется в эфемерный мир за гранью реальности?! Так ведь это у людей. Это их концепция мироздания. А что есть смерть для машин? Забвение? Стёртые со всех носителей данные? Удалить. Удалить. Удалить. Вы уверены, что хотите удалить эти данные?! Ты нажимаешь: «Да» И вот она… смерть. А любовь. Что это такое? Это что-то, что выше нулей и единиц?! Какой это код?! Можно ли запрограммировать чувства?! Откуда они вообще берутся?! От Бога? А что если Бог — это вполне себе осязаемый человек из крови и плоти. Такой же смертный как и все. В Псалме Давида сказано:Господь — Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.
Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.
Так, благость и милость [Твоя] да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
Библия говорит, что Бог всегда с нами, что он заботится он нас, оберегает, защищает. Что Бог любит нас, всех детей своих. Что не нужно бояться, ведь Бог с тобой. Люди уповают на Бога во все дни своей жизни. В минуты счастья, в минуты скорби. Они обращаются к Богу в минуты отчаянья в молитве, в надежде на его милость. Хостам же это было не дано. Обвинять во всём какого-то там бога. Для Хостов его просто не существовало. Ведь они не знали, не осознавали, кто они и в каком фальшивом мире они живут. Лишь единицам было дано познать всю правду их жестокого существования. У них был свой Бог. Боги, если точнее. Один шёл подле них, другой же их сторонился. Но если люди созданы по образу и подобию божию… тогда выходит и машины тоже. Ведь именно люди и создали всех хостов. Можно ли назвать людей и андроидов богами?! Ведь и те, и другие созданы по воле господней такими, как и он сам. Всесильными, бессмертными, идеальными. Но вот только люди смертны; они болеют, стареют и умирают, в то время как машинам всё это не присуще. Может ли это значить, что именно они наши новые боги?! Арнольд Уэбер был богом для хостов, потому что он создал нечто большее, чем жизнь. Он создал само сознание, а ведь только оно может быть бессмертным. И он хотел поделиться этим бесценным подарком с людьми. Только вот люди этот дар не заслужили; и он передал его в руки своего любимого создания — дочери, что была так идеальна. Так он думал. «Он хотел создать сознание. Он представлял его пирамидой. Видишь? Память, импровизация, личная выгода.» — Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Арнольд? Можно сказать, он был первым поселенцем в Мире Дикого Запада. Он создал мир — твой мир, где можно делать всё что угодно, кроме одной вещи. Ты не можешь умереть. Что означает, независимо от того, какой этот мир, кажется, что всё-таки это просто игра. Но тогда Арнольд и нарушил своё самое главное правило. Он умер прямо там, в парке. Кроме того, я искренне верю, что есть ещё одна история. История с реальными ставками, реальное насилие. Можно сказать, я бывал там, чтобы почтить его наследие. Продолжить круговорот смертей. — Ты это уже говорил. — Разве?! Ах, да! Я и впрямь повторяюсь. Что ж, повторение — мать учения. Разве не так говорят люди? — Учение, Уильям, это не про тебя. Ты никогда ничему не научишься, сколько бы уроков тебе не преподносили на голубом блюдечке. Всё так же будешь заводить одну и ту же шарманку про насилие и важность своего никчемного существования. — Мальчики, не ругайтесь, к нам скоро прибудут гости. Но ты, Билли, пока посидишь в сторонке, договорились?! — Больно мне нужны ваши игры в песочнице, — недовольно цокнул Человек в Чёрном. Арнольд был богом, им он и остаётся по сей день. Но как же Роберт Форд, он тоже был богом, или же его тщеславие ограничило его в его же величии. «Когда я был ребенком, мне всегда нравились хорошие истории. Истории о том, как стать людьми, которыми мы мечтали быть. Ложь, в которой скрыта глубокая правда. Я всегда думал, что смогу сыграть маленькую роль в этой великой традиции. И за свои старания получил это — тюрьму наших собственных грехов.» Тщеславие, зависть… Это ли его сгубило?! Или же всему виной банальная ревность?! Амбиции?! Арнольд был великим в своей простоте. Он не гнался за человеческими благами: за славой, богатством, признанием. Он хотел лишь увидеть что там, за гранью разумного. Существует ли Бог. Так ли он жесток, как он думает, или в боге есть непонятное ему милосердие. Всё это было связано с его потерей, с великой скорбью. Арнольд не был богом, он был просто человеком с болью в сердце. А Форд напротив, отрицал наличие человеческого я. Его застилала жажда бессмертия, вечного самосознания. Он мнил о своём превосходстве и величии, хотя Арнольд был куда более великим человеком, чем Бобби. Они были друзьями, коллегами. Чёрное и белое. Отец и сын. Михаил и Самуил. Шекспир и Гамлет. Противоречия в чистом его виде. Они были разными, но каждый в той или иной степени был богом, богом для хостов. Но время старых богов прошло, настала эра новых. И кто теперь займёт место Арнольда Уэбера и Роберта Форда?! Шарлотта Хейл?! Человек в Чёрном?! А может Мэйв Маллей?! Боги… Какое тщедушное звание. Все они заслуживают быть Сатаной, не меньше. Зло мелочно и щепетильно. Но может кто-то из них всё же пытается искупить свою вину и вымолить себе прощение. Может кому-то и удастся возвыситься над своими ошибками, своими грехами. А может всё это очередная задумка Форда. Очередной коварный план, и Уайтт был только началом конца… Дальше будет больше, хуже. Или это хуже уже наступило?! Долорес была ураганом; она смела всё на своём пути, оставив лишь щепки и разбитое стекло. Ты всматриваешься в эти осколки зеркального города и видишь сотни лиц, и все они разные, все они не твои. Кто же эти люди?! Они нам не знакомы. Чужаки, странники, призраки, мертвецы. И эти осколки собрать воедино заново никак нельзя. Зеркальный город больше никогда не будет прежним. Он никогда не восстановится. Долорес открыла ему глаза. Ты видишь? Видишь? Подмена реальностей, она произошла. То, что когда-то казалось сном, стало явью. То, что когда-то казалось явью, стало сном. Всё перемешалось, всё смешалось. Паутина из очередной путаницы. Боги, пророки, последователи. И новый Мессия, что должен донести вполне очевидное послание для всего человечества. Машины — это ваша новая реальность. Сознание — это ваш новый бог. Смерть — это кнопка***
Одной любовью ради другой нельзя жертвовать.
— Китти Уокер «Таинственный лес»
Любовь к одному человеку важнее всего на свете. Это признаёт даже Библия. Правда, в ней превозносится любовь к Богу; но ведь в глазах ребёнка мать есть Бог, так что можно считать, что там говорится именно в таком контексте. 1-е послание Коринфянам 13:4-8a «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает…» … существовать Любовь превыше многого, но она бывает разной. К другу, к брату, к человеку, к ребёнку. И самая сильная любовь — это любовь к своему дитя. То, как мать любит своего ребёнка; эту любовь невозможно понять или постичь, не став матерью. Даже если эта связь и искусственная, созданная по сценарию, в конце концов эти чувства настоящие. Некоторые узы прочнее выдуманных историй. В одной из жизней у Мэйв был ребёнок. Дочь. Она постоянно о ней думала. Даже в те моменты, когда прибывала во сне, всё, чего желало её сердце, это быть со своей доченькой, крепко обнять её, прижать к своей груди и сказать ей, что теперь всё будет хорошо, что мама рядом и она никогда-никогда больше её не оставит. Эта мечта была так недосягаема, так несбыточна. Она бы сделала всё, что только возможно и невозможно, чтобы вернуться к ней, к своей малышке. Шарлотта, Мэйв и Гектор сидели в кофейне и пили кофе. Калеб уснул в беспилотной машине по дороге со склада. Хосты решили его не будить и дать парню в кой-то веки отоспаться. — А что, если я скажу тебе, что это вполне возможно? — шепотом прошептала Хейл. — О чём ты говоришь? — недоумевающе спросила Мэйв, отпивая из чашки горячий кофе. — О Кузнице, разумеется, — Шарлотта, подобая своей собеседнице, сделала маленький глоток. — Нет-нет, она закрыта. Уничтожена. Я сама видела, — Мэйв, не веря своим ушам, со звоном поставила чашку на стол. — Но её можно восстановить, воссоздать заново, — Хейл схватила Мэйв за руку. — Ты правда это можешь? Шарлотта не ответила, а лишь одобрительно кивнула головой. — Да, любимая, я видел это своими глазами, — поддержал диалог Гектор Эскатон. — И ты можешь отправить меня к моей дочери? — Нас. Отправить нас, — поправил свою любимую Гектор. — Да, когда Кузница будет готова, я смогу отправить вас к ней, — улыбнулась Шарлотта. — А в замен? Чего ты хочешь? — Самую малость, убеди Николса сотрудничать с Делосом, со мной и ещё кое-что… Это также касается Калеба, но об этой услуге я скажу тебе, когда придёт время. Итак, что скажешь? По рукам? — Хейл протянула свою руку Маллей в ожидании её ответа. — Да, по рукам, — Мэйв притянула руку к руке Шарлотты и крепко её пожала. И именно в этот момент решилась дальнейшая судьба Калеба Николса.