«Amicus Lucifer, sed magis amica veritas»¹
Люцифер. В какой степени природа его была ясна и понятна Небесам или Преисподней? Сын Марии Магдалины, при жизни святой, за гробом дьяволицы, и когда-то прекраснейшего из ангелов, любимца Шепфа, который, поддавшись гневу, восстал против отца, за что был низвергнут в Ад; демон, обладая блистательной родословной, сызмальства воспитывался в извращённых идеалах порока и греха. Появившись на свет где-то между рождением Иисуса и становлением Уэссекской династии, он стал свидетелем множества исторических событий: от эпидемий чумы и Французской революции до Великой Депрессии и цифрового прорыва. Но ангелы и демоны всех рангов и мастей решительно отказывались видеть в нём хоть что-то, кроме прилизанного образа избалованного, самолюбивого сына Сатаны, в ленности проживающего свою вечность в ожидании того знаменательного дня, когда место на троне Ада освободится. Люцифер казался своевольным и жестоким, безразличным к чужим бедам и слишком озабоченным всем тем, что могло составить его личное счастье или хотя бы досуг, и, возможно, так оно и было. Но если бы кто-то заглянул за плотную маску, иногда принимаемую за отражение будто бы гнилой души Инфернального Княжича, чтобы он там увидел? Огонь. И свет. Яркий, словно ангельская кровь, текущая по его демоническим венам, по которым так и хотелось иногда украдкой провести дрожащими от страха быть пойманной пальцами. Полыхающее желание жить и чувствовать, яростное отрицание уготованной ему судьбы наследника престола, лихорадочный поиск чего-то большего, чем отчаянно ненавидимое им бессмертие, посвящённое монотонному искушению презираемых им смертных, при виде которых ревность к их ничтожно короткому, но не лишённому смысла существованию начинала свою мучительную песнь — всё это переполняло нутро мужчины, отчего он и искал выход всем переживаниям. И находил его во мне. В жадных взглядах и часовых объятиях, в доверительном молчании и тихих, порой слишком интимных разговорах он обретал душевное спокойствие. Он знал, что может поведать мне самые гнусные из совершённых поступков без страха быть осуждённым или покинутым. Люцифер заверил меня, что никогда я не буду оставлена вне его крепких рук, прижимающих порой так сильно, будто обладатель их желал превратить нас с ним в одно целое, чему бы я ни за что не воспротивилась. Сейчас, когда ладони его ощущались на моей талии, я с вожделеющим придыханием оторвалась от его губ, чтобы стереть с них следы красной, как его внимательные глаза, старающиеся поймать каждое моё движение, помады, а затем запачкать их вновь. Я резко выдыхаю, как только перестаю ощущать землю под своими ногами, и тут же оказываюсь усаженной на белые балконные перила. Я чувствую, как шатко моё положение сейчас, но ничуть не страшусь его, зная, что мужчина ни за что не опустит. Рассмеявшись, я запрокидываю голову, позволяя озорным и в то же время слишком чувственным поцелуям Люцифера покрывать мою шею. Ладони без устали скользят по чёрной шёлковой рубашке, и я злюсь, что не могу полностью прочувствовать исходящий от него жар — кожа к коже. Демон внезапно отстраняется, но недалеко — сердце трепещет от осознания того, что моя безопасность в его власти. За спиной несколько сотен метров для свободного падения, а чёрные крылья сложены. Казалось бы, тело сейчас должно быть сковано, парализовано страхом высоты. Но дыхание моё перехватывает лишь осознание близости Люцифера. Его исписанные узорами на библейские мотивы руки упираются в перила по обе стороны от меня, а прекрасное лицо выражает недовольство, будто и не слышала я мгновение назад тихого вдоха, когда сжимала мочку его уха между зубами. — Этот блаженный ушлёпок опять ошивался вокруг тебя, — утвердительный голос скрывает обвинение за напускным спокойствием. Его глаза блестят в свете заходящего солнца, и я вновь чувствую, как раз за разом бесповоротно влюбляюсь в сына Дьявола. У него нет права обвинять меня в чём-либо. Мы не друзья: слишком уж откровенны наши поцелуи для такого рода отношений. Не враги: единственное, в чём мы соперничаем, — количество подаренных друг другу прикосновений. И тем более не любовники: наши тайные встречи за три долгих года так и не вылились во что-то большее, чем игра голодающих губ. Но, тем не менее, так происходит постоянно. Демон жуткий ревнивец, в чём я совершенно не могу его винить, ведь сразу же вспоминаю о жгучем чувстве, расплавляющем кости моей грудной клетки, когда замечаю, что он смотрит на Ости дольше обычного. Мы спорим каждый чёртов вечер. Каждая желанная встреча в этой заброшенной башне начинается с ссоры — громкой, буйной, изматывающей, — но спустя каких-то пять минут мы бесстыдно исследуем тела друг друга, что наполовину скрыты в тени частично разрушенного свода, а наполовину сгорают в языках пламени рубинового заката. Потому что мы одинаковы: оба поразительно вспыльчивы и непростительно отходчивы. Я стремительно хватаю демона за воротник и притягиваю его к себе, позволяя встать меж моих колений, чтобы затем переплести ноги за его бёдрами. Наклоняю Люцифера ближе и сама подаюсь вперёд, чтобы добиться максимального тактильного контакта и шепчу на ухо: — Мы так близко друг другу, что оба ощущаем это, не так ли? — вижу, как кожа мужчины начинает покрываться мурашками от моего сбивчивого дыхания, и это подстёгивает меня ещё сильнее. Выпрямляю и так ровную спину, сталкиваясь своей грудью с его. — И оба не можем сопротивляться этому. Ты… правда считаешь, что у меня на уме Дино? Хотя, побеспокоиться бы стоило… Бедняга опять пришёл на уроки с распухшим лицом. Наверняка, отец постарался. — Я не хочу, чтобы ты произносила это имя, — хрипит Люцифер мне в губы, едва касаясь их, дразня до дрожи. Он не позволит себе поцеловать меня: демон хочет проучить меня за дружбу с его ангелом-соперником, продемонстрировать свои претензии на моё сердце. В мгновение ока я уже стою на ногах, в слишком крепких объятиях мужчины. Его подбородок, покрытый лёгкой щетиной, покоится на моей макушке, и я знаю, что веки его сейчас расслабленно прикрыты. Как быстро он сменяет гнев на милость! Я прижимаюсь в ответ с ещё большей силой, так, словно мы проводим с ним последние минуты, словно стоит часам пробить двенадцать, и он испариться, искристой пылью рассыпавшись по моим ладоням. — Почему ты всё ещё водишься с этими Непризнанными… как их там? Энди и Лорен? — Её имя Лора, Люцифер. И, позволь напомнить, я тоже Непризнанная. — Я признал тебя, Уокер. Для всех окружающих это более, чем достаточно, — могучий глубинный баритон, вырываясь из его широкой груди, проникает сначала в голову, а затем разливается по груди, заставляя сердце подрагивать в тон его вибрациям. Я солгу, если скажу, что его слова ничуть не льстят мне. Десятилетие я пыталась убедить себя в том, что мне не требуется его снисходительность. Что самодостаточности у меня столько, что я смогу стойко обходиться без запаха хвои и дождя, источаемого на удивление нежной кожей. Но чем дольше я лишала себя его учащённого дыхания, тем жаднее упивалась им в минуты единения. Это как если бы самый пристрастившийся наркоман на свете разом решился бы отказаться от своего яда — слишком плохая затея. Чувствую резкий порыв ветра и когда приоткрываю глаза, понимаю: демон распахнул свои огромные крылья, полностью закрывшие меня от попадания золотых лучей. — Люцифер? — протягиваю я, на самом деле не понимая, что задумал мужчина. Я перевожу взгляд на его спокойное лицо, выражающее полнейшую уверенность в дальнейших действиях. Рывок — и вот мы парим в воздухе, а уже через мгновение я, зажмурившись, стремлюсь вниз, с невероятной скоростью преодолевая мириады окон замка Равновесия. Я не успеваю закричать ни от страха, ни от того, что не могу обрести баланс, что позволило бы мне выпустить крылья; через несколько секунд я снова оказываюсь в тесном ореоле сильных татуированных рук, а падение вдруг уступает место неторопливому, плавному полёту. — Я прямо здесь, — звучит успокаивающий шёпот над ухом, и я наконец нахожу в себе силы ослабить хватку рук, рефлекторно вцепившихся в широкие плечи. Устало привалив голову к груди сына Дьявола, я из-за полуприкрытых век наблюдаю за тем, как отдалённые парящие островки с бурлящими водопадами, уходящими в никуда, тонут в толстых тициановых лучах заходящей звезды. Глубоко вздыхаю, стараясь утихомирить разбушевавшееся сердце. Стало быть, трепещет оно вовсе не от испуга, а от сотрясающих душу слов демона, что до сих пор звенят в ушах.***
Люцифер никогда не давал мне возможности запомнить всё то, что находится вокруг во время наших встреч, полностью овладевая моим вниманием. Обычно настигающее меня уже в комнате осознание того, что единственное, что сохранилось в памяти — это кровавые глаза, порой настораживало меня, но ничуть не пугало. Сейчас же я впервые обнаружила себя в покоях Утренней Звезды, наверное поэтому это так ярко отпечаталось в голове. Я возлегала, подложив под подбородок ладони, на внушительных размеров рояле, из которого под влиянием длинных, немного узловатых пальцев Люцифера изливались красивейшие звуки. Мужчина был поразительно расслаблен: играл с закрытыми глазами, чуть запрокинул голову, отчего в свете огня одетого в мрамор камина, раскинувшегося во всю стену, более отчётливо виднелось острое адамово яблоко, что призывно подрагивало время от времени, так и подначивая дотронуться до него губами; точно запретный плод оно манило меня, ровно как и все остальные части тела демона. Но я застыла, не желая спугивать такой прекрасный во всех отношениях момент. Казалось, весь мир был оглушительно тих, и только потрескивание поленьев в танцующих языках пламени напоминало о волнующей реальности происходящего. Была какая-то возвышенная прелесть в нашем молчании: нам не нужно было что-то большее, чем просто размеренное дыхание друг друга. И вот я вновь засмотрелась на подрагивание чёрных ресниц, иногда учащавшееся на сильных долях играемого им произведения. Он исполнял всё без разбору: от гениев мировой классики, до малоизвестных композиторов современности; Людовико Эйнауди, к примеру, в его руках приобретал ещё более печальные оттенки, наводя на меня приступы щемящей грудь тоски. — Мими… Ты спишь с ней? — внезапно задаёт он вопрос, что вводит меня в ступор. Я приподнимаюсь на локтях, чтобы заглянуть в два красных озерца — единственный способ узнать, почему он этим интересуется. Но Люцифер отводит взгляд, делая вид, что ему жизненно необходимо свериться с клавишами. — Возможность этого тебя настораживает или заводит? — прикидываясь дурочкой, спешу ответить я. Черноволосый запинается и перестаёт играть, переключая всё своё внимание на меня. Он скользит взглядом по моему лицу, пытаясь, видимо, отыскать там ответ на свой вопрос. — И то, и другое. Люцифер ухмыляется, заметив, что я вмиг стушевалась. Конечно, я хотела услышать иной ответ: что он не желает меня видеть ни с кем, кроме себя самого. Выражение княжича постепенно принимает серьёзный вид, будто он явно чем-то недоволен, будто возьмёт да и выставит меня сейчас за дверь, не позволив и слова сказать. Я быстро соскальзываю с рояля и забираюсь на колени мужчины, стараясь причинять ему как можно меньше неудобств; странно, ведь он-то об этом ничуть не заботиться, порой искусывая мои губы в кровь. Его тело напрягается под моими руками, что окончательно заставляет меня смутится: ему что, неприятно? — Послушай меня внимательно, Уокер, — жёстко начинает демон. — Теперь серьёзно. Я собственник: люблю присваивать и ненавижу делиться. Я понимаю: идти по пути демона — купаться во всех пороках, не переживая за репутацию, не боясь получить выговор или быть наказанной. До тебя стены этой школы повидали тысячи таких же Непризнанных, метящих в демонессы. Их желания и стремления мне хорошо известны, — слова его неприятно царапают лёгкие, лишая нужного количества кислорода. Зачем Люцифер всё это говорит? Он наверняка знает, что его речь заденет меня, так стало быть, делает это нарочно? — И, если ты хочешь того же, я не буду тебе мешать. Но тогда нам не по пути. Я не приму присутствия кого-то ещё рядом с тобой. Тебе придётся выбрать. Я судорожно выдыхаю, утыкаясь лбом в плечо мужчины. Ему определённо стоит перестать играть со мной в такие пугающие игры, иначе я могу войти в историю Высших и Низших как единственная Непризнанная, умершая от разрыва сердца. Облизнув пересохшие от чрезмерного волнения губы, я поднимаю голову, чтобы ответить, но за долю секунды направление моих мыслей делает крутой разворот: отчего бы и мне не подёргать за нервные струнки демона? — Люцифер, я… Не уверенна, — убираю от него руки, будто бы в желании сократить тактильный контакт. С губ сына Сатаны срывается невольный выдох, отчего я внутренне ликую. Будет знать, как строить тут драму! — Мне нужно подумать… — Не нужно, — хрипло отрезает демон, заглядывая в мои глаза. — Отключи разум хоть на пару секунд. Что в твоём сердце, Уокер? Чего ты на самом деле желаешь? Беззвучные слова нещадно полосуют моё сердце, будто осколки Зеркала Небытия, а глаза его выжидающее глядят, не торопя меня, но и не одобряя медлительность моего ответа. Не думала я, что княжич так быстро выдаст себя передо мной, ведь с детства ему внушали все кому не лень, что он должен прятать свои чувства, да так глубоко, чтобы со временем они притупились, если не исчезли во все. В его наставлениях каждое чувство было тем зелёным ростком слабости, который необходимо искоренять незамедлительно, стоило только тоненькому стебельку робко потянуться вверх. Так демон и делал поначалу, но что-то заставило его отказаться от философии, губящей в нём всё живое и прекрасное, за что я, когда нахожусь на скрытом от посторонних глаз островке, преклонив колени и сложив руки в молебном жесте, в тайне ото всех благодарю Шепфа. Мне невероятно повезло, что мне дана возможность любить Люцифера, и — я уверенна — быть любимой в ответ. Любить жестокого, заносчивого, нетерпеливого — со всеми пороками, что ничуть не отвращали; они лишь создавали контраст с красотой его души, о которой он сам не догадывался, но которую видела я и не переставала восхищаться ей ни на секунду. Подрагивание его голоса, затаённая печаль в алых глазах в одночасье развеяли мой игривый настрой. Похоже, поддельная заминка заставила мужчину не на шутку понервничать — казалось бы, результат, которого я и желала добиться. Но чувствуя, как замер он в ожидании моих слов, как страшиться услышать мой ответ, способный круто развернуть течение наших жизней, я не могла более продолжать эту пытку. Игнорируя щемящую боль, разыгравшуюся в сердце, я обхватываю щёки демона и приподнимаю его голову, заставляя посмотреть на меня. Внутри его глаз, вроде бы казавшихся запредельно спокойными, переплетались неспокойные, тревожные языки пламени. — Тебя, Люцифер. Только тебя. Пауза. В ней миллиарды недомолвок, миллионы вскользь брошенных взглядов, тысячи прикосновений и сотни жгучих, тягучих поцелуев, выбивающих из колеи своей пылкостью и вместе тем возносящих на вершину блаженства своей нежностью. В ней жар и холод, облегчение и дрожь, пробивающая каждую клеточку двух близких тел. В ней все моменты, проведённые наедине друг с другом, крутятся перед глазами, словно жемчужные облака в Водовороте. Боль. Удар, пришедшийся в спину, после того, как Утренняя Звезда впечатывает меня в рояль, посылает ноющие отголоски в лопатки и прогнутую поясницу. Нега. Люцифер склоняется надо мной, ловко расстёгивая одну за другой пуговки на моём белоснежном платье, попутно очерчивая языком линию ключиц, рассыпая мурашки на кожу груди. Я запрокидываю голову, не в силах противостоять искрящемуся туману, застилающему разум, и испускаю тихий стон, который заставляет мужчину прикусить кожу на моей шее, чтобы оставить там метку, которая ещё несколько дней будет демонстрировать всем мою принадлежность сыну Дьявола. Дрожащими руками я скольжу по его торсу вверх и, достигнув широких плечей, нехотя отталкиваю демона, принимая полностью горизонтальное положение. Он смотрит на меня со страстью, удивлением, недовольством, и его желваки чуть подрагивают, когда я кончиком языка касаюсь уголка своих губ, переводя дыхание. О, Шепфа, то, как он реагирует на меня, всё ещё кружит мне голову, ровно как и пять лет назад! — Люцифер, я… Хочу, чтобы мы сделали кое-что, — вот оно. То, что так давно витает в моей голове, не давая спать по ночам. Месяцы и месяцы я хотела поговорить об этом с Люцифером, и вот, когда подходящий момент наконец настал, он напрочь отказывается меня слушать. — Поверь мне, Уокер, я хочу этого не меньше, — он вновь набрасывается на меня, словно изголодавшийся хищник на добычу, но я вовремя останавливаю его движением руки. — Нет, послушай меня, — я выпархиваю из цепких рук демона и, продолжая свою речь, подхожу к длинному книжному шкафу, по габаритам походящему на приличную домашнюю библиотеку. — Полгода назад я наткнулась на одну книгу. Очень древнюю книгу, — скользя пальцами по корешкам пыльных фолиантов, выискивая среди сотен нужный, я чувствую, как взгляд мужчины пытается прожечь каждое пёрышко на моих крыльях. Ого, да он взвинчен не на шутку! — Это был сборник ритуалов, но не простых, а сакральных. Тех, которые придумывались тёмными и светлыми силами ещё на рассвете времён. Впрочем, ты и сам знаешь побольше меня. — Верно, — раздаётся за спиной спокойный баритон, за мгновение до того, как руки его обладателя обвиваются вокруг моей талии. — Смотри выше. Стараясь игнорировать назойливые поцелуи, покрывающие шею, я поднимаю глаза и сразу же вижу бурый корешок с выбитыми на нём золотыми буквами «PRIMUS RITUAL». — Вот она! Первородные ритуалы! — восклицаю я и встаю на носочки, чтобы достать книгу, но она быстро исчезает из моего поля зрения, взятая ловкой рукой демона. Я резко разворачиваюсь, чтобы встретить его самодовольное выражение, тут же возмутившее меня. — Люцифер! — Итак, мисс Уокер, посмотрим, что же так глубоко смогло поразить Вас в этой несчастной книжонке. Ну и в какой части находится этот ритуал? — скучающе пролистывая книгу, интересуется мужчина, присаживаясь на кресло, обитое красным бархатом. Я устраиваюсь напротив, забросив ногу на ногу. — Инферно, — игриво отвечаю, стараясь подавить улыбку. Княжич тут же поднимает плотоядный взгляд, в глубине которого плескается алое недопонимание вперемешку с восхищением. Что же, мне удалось заинтересовать его. — Глава шестнадцать. Демон быстро находит нужную страницу и торопливо пробегает её глазами, хотя и внимательно, что видно по нахмуренным чёрным бровям. Грудь его отчего-то вздымается всё тяжелее и тяжелее, я хвойный аромат, источаемый им, холодеет. Я вздрагиваю, когда он резко захлопывает фолиант и бросает его куда-то за плечо, что ещё раз заставляет моё сердце дёрнутся. Раскачиваю лодочкой, стараясь не подавать виду, что озадачена реакцией сына Дьявола. — Нет, — грубо отрезает Люцифер, вскакивая, а я разочарованно прикусываю губу. Заметив мой вопрошающий взгляд, мужчина потирает переносицу и глубоко вздыхает, оборачиваясь. — Вики, — смягчается демон, и от того, как моё имя звучит в его устах, в нутре разливается покалывающее тепло, — ты хоть знаешь, кто патронирует Связующий ритуал? Мой чёртов отец. — И что с того? — осторожно начинаю, медленно поднимаясь на ноги. — Это опасно? Он узнает об этом? — Вряд ли, — нехотя признаёт княжич. Мы оба прекрасно знаем, что каждый день проводятся тысячи и тысячи ритуалов, задействующих инфернальную энергию, которую создаёт Владыка Ада, а молитв, возносящихся к нему и того больше; у Сатаны просто нет времени разгребать всё, поэтому шанс того, что он узнает и о нас, крайне мал. — Но я не хочу брать рисков. Я щурюсь, и хитрая ухмылка расползается по моему лицу по мере того, как в голове зреет небольшой план. Поиграться с самолюбием наследника трона Ада, взять его на слабо, подтолкнуть к «ложному пути», вовлечь в маленькое противостояние — всё это звучит заманчиво и вполне выполнимо, на мой взгляд, но с обладателем этих красных глаз ни в чём нельзя быть уверенной полностью. — Люцифер… ты боишься? — обнимаю его за талию и с силой притягиваю к себе, заинтересованно приподняв подбородок. Мужчина смотрит на меня сверху вниз как-то обиженно, будто мой вопрос и впрямь оскорбил его до глубины души, но я то знаю, что он блефует. Вижу это по тому, как подрагивает его щека, стремясь скрыть ямочку, появляющуюся при улыбке. — Ты серьёзно, Уокер? Отец перестал пугать меня, когда я ещё не вылез из колыбели. — Ну так докажи это, — тянусь к нему, переходя на шёпот. — Докажи, что вы с ним на равных. Что ты способен распоряжаться энергией Ада, как её полноправный хозяин. Люцифер так близко, что это почти сводит с ума, и я напрочь забываю о том, что всего несколько секунд назад решила придерживаться образа демонессы-искусительницы мужчины, чтобы любым способом получить его согласие на ритуал. Уже закрыв глаза, я чувствую палящее, огненное дыхание на щеках, кончике носа, а губы сына Сатаны едва трогаю мои, но он медлит, медлит так безжалостно, что мне хочется кричать. — Вики, — тихо усмехается Люцифер, — мне больше пятнадцати веков… Ты думаешь, я не вижу твоих уловок? Томных взглядов, вздохов, манящих интонаций, которыми ты стремишься затуманить мой рассудок? Думаешь, можешь обыграть меня? — Попытаться стоило… — Я сдамся. Но только сегодня, — Люцифер отстраняется и подбирает фолиант, пока я не могу поверить своим ушам. Неужели это правда происходит? Неужели в ближайший час стены покоев Утренней Звезды на самом запечатлят исполнение Связующего ритуала? — Надеюсь, у тебя есть земля с места падения моего отца? Я не намерен среди ночи тащится в такую даль. Я, победно усмехнувшись, потряхиваю небольшим суконным мешочком, и Люцифер на удивление легко смеётся, обнажая ряд идеально ровных зубов с немного островатыми клыками, и закатывает глаза. — Уокер, ты… до ужаса невозможна, — протягивает он, качая головой. — Где ты её достала? — У меня должны быть секреты, согласен? А, знаешь что, давай-ка не терять больше времени. Ты расставь свечи, а я займусь пентаграммой.