«Actum ne agas»¹
— Как это понимать, мисс Уокер? Архангела Фенцио буквально потрясывало от нараставшей неприязни. Его естество беззвучно осуждало, осуществляло собой всё презрение, которое только может быть в небесном создании. Предупредительные интонации огрубевшего, басистого голоса будто возводили передо мной барьер, не позволявший мне перешагнуть порог класса. Я наконец оторвала взгляд от пола, по пути столкнувшись с двумя дюжинами непонимающих глаз, одни из которых принадлежали Дино. Парень сочувствующе вздохнул, понимая, как сейчас ломаются мои крылья под эмоциональным давлением его отца. Я не могла ни на чём сфокусироваться: каждый человек или предмет в просторном, залитом светом полуденного солнца, кабинете был слишком блёкл и абстрактен, чтобы я уделила ему своё рассеянное внимание. — Понимать… что? — сипло переспросила я, на самом деле стараясь изо всех сил. Учитель испустил истерично-нервный смешок, спускаясь с пьедестала, на котором стояла его трибуна из светлого дерева, и медленно, явно с целью нагнести обстановку, начал перемещаться между рядами по направлению ко мне. — Это шутка, Уокер? Я поражаюсь: как Вам хватает дерзости спрашивать такое, когда после недельного отсутствия на занятиях Вы заявляетесь на урок как ни в чём не бывало, да ещё и под самый его конец? Не понимая, кто из нас шутник, я попыталась сосредоточиться на образе разгневанного ангела, но лицо, обрамлённое то ли серебряными, то ли седыми волосами, не переставало двоиться в глазах, будто меня чем-то хорошенько огрели по голове. Смысл его слов, явно веявших отсутствием субординации, раскрывался мне мучительно медленно, в конце концов вводя меня в ещё больше непонимание. — Недельного? — протянула я, словно во сне. Фенцио, должно быть, совсем увяз в работе и часах раздумий о том, какими наиболее колкими фразами можно унижать провинившихся Непризнанных, раз день у него идёт за семь. — Это неслыханно, Вики! Сейчас же прекратите отвечать вопросом на вопрос! — архангел пристукнул бронзовым посохом с наконечником в виде крыльев, дабы произвести на меня более устрашающий эффекты. — Где. Вы. Были? — Я… я… — тщетные попытки ухватиться за воспоминания обращались в прах, только я цеплялась за тонкую ниточку, способную привести меня к событиям якобы недельной давности. Седые брови Фенцио уже давно сошлись на переносице: ангел был необычайно зол, и под напором его мутных глаз мне становилось жутко холодно. Учебники, которые чёрт знает как оказались в моих руках — я не помнила, как собиралась на занятие, — вывалились из моих ослабленных рук, с бьющим по вискам грохотом ударившись о пол. В попытке остановить падение я повторила их участь и теперь, сидя на коленях, вынуждена была судорожно пытаться собрать все как назло выскальзывавшие из рук фолианты. — Более жалкого зрелища я ещё не наблюдал, — насмешливый голос, сочащийся самолюбивыми интонациями, донёсся сверху, и я задрала голову, чтобы увидеть надменный лик преподавателя, из-за чего-то двоившийся и расплывавшийся в глазах. — Быстро занимайте свободное место, мисс Уокер. Вас ждёт месяц внеклассных отработок и, конечно же, я жду Вашу объяснительную на своём столе не позднее захода солнца. Фенцио круто развернулся на тонких подошвах своих сандалий и ритмично зашагал вглубь класса, к доске, исписанной фразами на латыни, не забыв на последок посильнее прихлопнуть крыльями, отчего мощный порыв воздуха ударил мне в лицо. Гадкое чувство, покоившееся в самой глубине моей души вдруг обострилось, выползло наружу и перебралось к низу живота, обосновавшись там тугим болезненным комочком. Похоже, день обещает быть непростым.***
Я давно не чувствовала такого зверского аппетита. Сырная тарелка на аккуратном фуршетном столике стремительно опустела, ровно как и огромная ваза с приторно сладким, чёрным виноградом, который я вообще-то терпеть не могла, но пару минут назад накинулась на него, словно голодная волчица на мясо. Три пары неотрывно глядящих на меня очей очень нервировали и отвлекали от немного вышедшей из-под контроля трапезы, поэтому я, отбросив последнюю шпажку, облизнулась и недовольно уставилась в ответ. — Ну что? Сэми, Ади и Мими выглядели как под копирку: беспокойство, плескавшееся в их лицах, отнюдь не наводило на радужные мысли. — Твоя энергия… — осторожно протянул ангел, переглядываясь с ребятами. — Она ключом бьёт — всё сильнее с каждой секундой. Глянь-ка, — брюнет чуть качнул головой, смотря куда-то вглубь зала отдыха. Нахмурившись, я робко осмотрела кафетерию. Все ученики отчего-то принюхивались то к себе, то к окружающим и то и дело оглядывались в поисках чего-то. — И?.. — мрачные выражение друзей вроде бы говорили сами за себя, но я, вглядываясь в них, никак не могла понять, в чём же заключалась их тревога. — Послушайте, вы правда ведёте себя очень и очень странно. Может, объясните, в чём дело? — Это мы ведём странно?! — воскликнула Мими, ударив кулаком по столику. Пара ангелов, стоящих неподалёку, обернулись, чтобы недовольно шикнуть на черноволосую дьяволицу, а та лишь состроила неприветливую гримасу им в ответ, но со со следующей фразы всё же перешла на осмотрительный шёпот. — Да от тебя клубникой за версту несёт! Аромат настолько резкий, что все скоро в обморок попадают. И потрудись сперва объяснить: где ты была? Ты несколько дней даже в комнате не появлялась. Между прочим, Геральд с Фенцио всю школу на уши подняли, чтобы тебя отыскать! Хочешь сказать, это нормально: вот так брать и заявляться на уроки? А ещё-ка объясни мне вот что: почему это ты вдруг решила подтолкнуть своего смертного к благому делу? Какая муха тебя укус… — Стоп, Мими, — взмолилась я, стремясь прекратить гневный поток обвинений, слетавших со всё таких же тёмных и пухлых губ дочери Мамона, которая рассерженно захватила воздух ртом, когда я её перебила. — Во-первых, пока я Непризнанная, я имею право выбирать ту сторону, которая мне по душе. Я ещё не демон, забыла? Можешь считать, что я передумала. Теперь у меня Рай в приоритете, — друзья растерянно переглянулись между собой, явно не ожидая такого ответа. Я глубоко вздохнула, потерев лицо ладонями и продолжила: — Во-вторых, я понятия не имею, о чём так упорно твердил Фенцио, а сейчас и ты. В смысле, неделя? — Да в прямом, сладкая, — встрял Ади, разбавляя наш напряжённый разговор своими как всегда беззаботными интонациями. — Мы не имели счастья видеть тебя с того дня, как устроили оргию в общежитии Ада, — я изумлённо уставилась на рыжего демона, что весело повёл бровью, переглянувшись с Сэми. Так вот что они замышляли в тот раз! — Как и Люцифера… — задумчиво протянула Мими, отчего-то очень тихим голосом. Меня будто током прошибло. Люцифер. В груди что-то надорвалось лишь с одним упоминанием его имени, и я тяжело, через силу, глубоко вздохнула, пытаясь свести на нет подкатывающую к сердцу волну тупой ноющей боли. Мне так успешно удавалось ограждать себя от мыслей о нём, пусть даже жестокая правда, открывшаяся мне той злополучной ночью плотно засела на подкорке искалеченного сознания. В глазах вновь помутнело: образовавшаяся перед глазами пелена жгучих, солёных слёз грозилась вот-вот порваться, из-за чего я поспешила спрятаться ото всех, опустив взгляд к полу. — Что произошло, Вики? — невесомое прикосновение длинных холодных пальцев голубоглазого сжало моё тело в непроизвольно спазме. Я прочистила горло, чтобы голос не подрагивал, выдавая желание расплакаться прямо на глазах у кучи ангелов и демонов. — Последнее, что я помню, — тот самый день, — я помедлила, не понимая, стоит ли доверять друзьям слишком личные подробности вечера в компании сына Дьявола. Ведь как бы мы того не хотели, наша с ним конспирация в виде утаивания связывающих нас отношений была почти провальной. Да, никто не мог точно сказать, было ли между нами что-то, что могло бы стать причиной моего исключения и выговора Сатаны наследнику, но каждый, кто обладал хоть какими-то зачатками интеллекта, был вполне способен понять, что у нас есть секреты, которые третьим лицам знать не положено. Что уж говорить о созданиях, которых я называла близкими друзьями. Они-то прекрасно подмечали то, какие взгляды я порой кидала в сторону Инфернального Княжича, и Ади даже умудрялся отпускать колкие замечания на этот счёт, за что в его рогатую голову пару раз прилетало увесистое пособие по Крылоборству. — После нескольких часов поисков в библиотеке, — продолжила я на несколько тонов ниже, упустив значительную часть, в которой протекало моё знакомство с Херувимом, — я отправилась на встречу с… ну, вы поняли. И мы… повздорили. Сильно. Помню, как убегала из его комнаты, а потом… пустота. Больше ничего. — Ты что-то скрываешь, сладкая, — уверенном тоном заметил демон, придирчиво осматривая меня. — Со мной такое случалось лишь однажды, когда я несколько часов к ряду заливал в себя Глифт. Должно быть, там случилось что-то из ряда вон выходящее, раз у тебя пропало несколько дней. Огорчения в Раю? — Не понимаю, о чём ты, — холодная сталь, прорезавшаяся в голосе, стала намёком Ади на то, что он преступают проведённую мною границу дозволенного. — У меня всё прекрасно. — Значит, вы помирились? — осторожно спросила Мими, но от одного взгляда в серые омуты, в глубине которых плескалась потаённая надежда на то, что её предположение не оправдается, внутри тут же начало расцветать мерзкое чувство досады. Было очень неприятно это признавать, но насколько бы сильной не была наша дружба, насколько интимным не было бы прошлое, наша связь легко могла оборваться в считанные секунды, если речь заходила об Утренней Звезде. Мими, упрямо не желая показывать своей слабости к нему, постоянно отрицала свои чувства, но всё же не могла порой скрыть тоскливых и недовольных интонаций в голосе, произнося: «Давай, оторвись там!», когда я убегала посреди ночи в полуразрушенную башню. Она ведь точно знала, кто меня там встречал. — Нет, Мими. Я просто… прекратила то, чему не стоило начинаться, — запнувшись на секунду, я всё же решила поставить точку в этом неозвученном любовном недо-треугольнике. — Он теперь твой. Наслаждайся. Повисшее в нашей маленькой группке молчание затягивалось. То ли друзьям нечего было сказать, то ли они просто с трудом переваривали услышанное, но я не собиралась торчать с ними, пока они пытаются выдавить из себя хоть что-то. Сорвав с веточки последнюю виноградинку, я, напоследок стрельнув в недоумевающую троицу чуть строгим взглядом, направилась в библиотеку: стоило выяснить, почему я потеряла память и, если слова ребят всё-таки были правдой, в чём заключалась причина столь необычного для Непризнанной выброса энергии. Вот шум комнаты отдыха остался за плотно закрытыми дверями, и я оказалась в просторном, залитом мягким вечерним светом коридоре, где время текло как-то по-особенному размеренно. Ночами я любила тайком выбираться из комнаты, чтобы до рассвета побродить, размышляя о том, о сём, вдоль мраморных стен и искусных колонн с резными украшениями в виде оплетающих их лиан. Эти вылазки являлись запретными, поэтому я постоянно грешила нарушением одного из основных правил школы. Жаль, теперь мне с ними придётся попрощаться. Не успела я и трёх шагов пройти, как в спину прилетело громогласное: — Какого хера, Уокер?! — до боли знакомый голос насильно заставил меня замереть на месте. Я обернулась, чтобы на секунду встретиться с горящими злостью, красными глазами перед тем, как их обладатель с силой впечатал меня в ближнюю стену, столкновение с которой отозвалось неприятной пульсацией в затылке, что была ничем по сравнению с болью от мёртвой хватки пальцев на моих плечах. Люцифер замер, казалось, прожигая во мне дыру, пока я, изо всех сил стараясь не смотреть на него в ответ, вырывалась и дёргалась, словно свободолюбивая птица, закованная в клетку с золотыми прутьями. Но мои попытки со стороны скорее всего казались ужасно смешными, ведь мне не только отбиться не удалось, но даже с места сдвинуться толком не вышло. — Отпусти меня, — прошептала я, не смея говорить вслух. — Отпусти, слышишь? Сейчас же отпусти… — Чёрта с два, Уокер. Прежде ты мне объяснишь, откуда в Табеле Непризнанных напротив твоего имени появилось двести грёбаных ангельских очков, — он тряхнул меня, усиляя хватку. Я зажмурилась, вжавшись в стену, стараясь по максимуму абстрагироваться от нынешнего положения, но разозлённое дыхание демона постоянно напоминало о его присутствии. — Отвечай! Думаешь, что сможешь скрыться от меня в Раю под крылом мамочки? — Не твоё дело! — воскликнула я, обеими руками ударяя его в грудь. Прошипев сквозь зубы — я уверенна, что совсем не от боли, — он перехватил мои руки, крепко взяв мои запястья в свои ладони и пригвоздив их к стене. — Ещё как моё, — севшим голосом возразил он, пытаясь поймать мой взгляд, который я то и дело отводила в сторону. — Ты не можешь просто исчезать на несколько дней, Вики. Не после всего, что было. Я выдохнула, запрокинув голову, и часто-часто заморгала, стараясь не расплакаться. Дрожь, сотрясшая моё сердце, когда мужчина назвал меня по имени, в то же мгновение выбила меня из колеи. Люцифер редко баловал меня, обращаясь ко мне так, поэтому сейчас это дало ему преимущество в виде огромной дыры, образовавшейся в моей защите под воздействием его голоса. — А что было, Люцифер? Ложь, утаивание правды, уловки, ведущие в твою постель? Что ещё было между нами? — Не начинай, прошу, — после короткого смешка, брюнет придвинулся ко мне чуть ближе. А я не могла убежать. Хоть я и мертва, но сквозь стены проходить точно не могу. — Ты знаешь. Ты любишь меня, Вики. — Любовь — это не главное, — мне не под силу было искоренить дрожащие интонации, поселившиеся в горле. — У меня есть честь, достоинство. А ты втоптал их в грязь. — Ты не ангел, Вики, подумай, — кажется, на исходе терпения продолжил свою речь сын Дьявола. — Рай уничтожит тебя. Он высосет из тебя все соки, не составит и капли жизненной силы, — я усмехнулась. После общения с демоном Раю точно ничего не достанется. — Тебе там не место. — А где мне место, Люцифер?! — вдруг закричала я на Утреннюю Звезду, что, видимо и заставило его отшатнутся от меня. Наконец я пытаюсь вздохнуть полной грудью, но ничего не выходит. Она сдавлена, сдавлена так сильно, что хочется плакать. Краем глаза замечаю, что вокруг нас уже собралась толпа зевак. Ну конечно! Непризнанная и сын Владыки Ада прилюдно выясняют отношения — что может быть интереснее и волнительнее! Но мне плевать, плевать что перемывать мне кости будут потом долгие месяцы, единственный, кто у меня на уме, — Люцифер. — Где мне место? — одними губами шепчу я. — В Аду, с тобой? С тем, кто лгал мне двадцать чёртовых лет? Мужчина выходит из себя. Он хватается за голову, зарывая пальцы в чёрные волосы и отходит от меня. — А что ещё мне было делать, Уокер?! — громогласно задаётся княжич вопросом. — Что? Я демон, если ты этого не заметила. Ложь — моя природа, — Люцифер срывается с места и подлетает ко мне, вытягивая мою руку и приставляя к ней свою. Наши предплечья украшены глубокими, длинными, уходящими ещё дальше под одежду, порезами. — Ты не можешь сбежать от этого, Вики. У тебя не выйдет. Секунда. Неиспытанная до этого, жгучая ярость вскипает во мне, бурля, и поднимается от груди к горлу. Ещё одна секунда. Я зажмуриваюсь, собирая в каждой своей клеточке крупицы оставшейся во мне силы. И из моей груди вырывается истошный крик. Нет, вопль. Он раздирает глотку, терзает лёгкие; он не похож на человеческий: это что-то первозданное, звериное, что тихо сидело во мне, ожидая момента высвобождения. — ТЫ УКРАЛ У МЕНЯ ЖИЗНЬ! — я подаюсь вперёд, вкладывая в эти слова всю боль, всё отчаяние, копившиеся во мне. Вокруг нас образовывается широкий круг из полыхающего синим пламени Инфернального Огня. Он стоит стеной, загораживая нас от глазеющих учеников школы Равновесия. — У МЕНЯ, У ЭНДРЮ! В ЧЁМ ОН БЫЛ ВИНОВАТ?! В ЧЁМ БЫЛА ВИНОВАТА Я?! — Люцифер отлетает на несколько десятков ярдов, в самый конец коридора, и изо всей впечатывается в стену под самым потолком с искусной лепниной, тут же посыпавшейся вниз. Тишина. Я ослаблено прикрываю глаза, хватая ртом воздух. Тело гудит от сильнейшего перенапряжения, я молюсь Шепфа, чтобы этот кошмар поскорей окончился, чтобы я взяла да и упала здесь замертво, прямо на том самом месте. Но кошмар только начинается. Люцифер, меньше чем через минуту оправившись от сильнейшего удара, устремляется ко мне со всей своей нечеловеческой скоростью, но я взмахиваю крыльями, приподнимаясь в воздух и, навострив перья, наношу подлетающему демону удар такой силы, на которую только способна. Демона отбрасывает лишь на пару метров — моя энергия на исходе. В глазах княжича полыхает чистейший гнев. Он в мгновение ока оказывается у меня за спиной, и следующее, что я чувствую за секунду до падения, — несравнимая ни с чем боль в крыльях. Он сломал их. Столкновение с белоснежным мрамором приносит мало приятного, а я наблюдаю за тем, как мягко приземляется сын Сатаны передо мной и, глядя сверху вниз, спокойно проговаривает: — Ты получила новую жизнь. Что тебе в ней не нравится? — Я не просила её, — я уже не пытаюсь сдерживать слёзы обиды, бесконтрольными ручьями стекающие по щекам. Он не мог прилюдно проиграть мне, Непризнанной, ему необходимо было продемонстрировать своё превосходство, мастерство боя, иначе его репутация была бы разрушена. Сыну Ада нельзя уступать никому и никогда. — Заканчивай, — он присаживается на корточки и протягивает мне руку, предлагая помощь. Я поджимаю губы, сверля его ладонь взглядом и через секунду она вспыхивает синим жаром. Я больше не позволю себя унизить. Не ему. Будто в небытии поднимаюсь на ноги и иду прочь, хромая и спотыкаясь, вместе с тем бездумно расталкиваю ангелов и демонов, стоящих на пути. Впрочем, те и сами не прочь расступиться передо мной после устроенного шоу. Болезненный стон Утренней Звезды доностится до моих ушей. Инфернальный огонь — очень опасная вещь. Сожжение посредством его является чуть ли не единственным способом убить бессмертного. Я причинила ему боль осознано. Как и он мне. В одном мужчина был прав. Я отправлюсь в Рай — единственное место, где достать меня он неспособен. Ведь спуск всегда намного легче, чем подъём. Вот поэтому лекции для студентов могут проводиться в Междумирье и в Аду, но в Парадизе — никогда. Демоны физически не могут достичь такой вершины, их будет беспрестанно тянуть вниз, туда, где им и положено быть. И в этом моя великая удача, ведь шагнув за Серебряные Врата, я стану недосягаема ни для кого из детей Геены, в том числе и для Люцифера.***
Два месяца спустя
Жар разливается по горлу, тонкими змейками спускаясь ниже, к солнечному сплетению, обволакивая то уже более мягким, приятным теплом. Я отставляю рельефный бокал в сторону и, приложив ладонь к губам, морщусь от горько-сладкого привкуса, осевшего на языке. Глифт всегда был на редкость отвратительной дрянью, и сегодняшняя ночь не исключение. Я глубоко вздыхаю, с высоты взирая на огромный бальный зал, залитый светом тысячи свеч и невероятных размеров готичной кованой люстры. От ярких цветов в одежде снующих туда-сюда ангелов и демонов начинает рябить в глазах, и я тут сожалею о трёх выпитых почти залпом бокалах алкоголя, который, к моему огорчению, совсем не помогает усмирить трясущиеся руки. — Волнуешься, Вики? — я слегка поворачиваю голову, натыкаясь на тёмную кудрявую шевелюру. Взгляд Сэми был устремлён вниз, пока сам ангел небрежно покручивал сосуд с напитком в руках. Держу пари, он даже не прикоснулся к содержимому. Голубоглазый выглядит очень расслабленным, и я невольно начинаю ему завидовать, ведь напряжение с каждой секундой всё глубже и проворнее пробирается в каждую клеточку тела. — Не то слово, — мрачно отзываюсь я, хватаясь за очередную порцию Глифта. — Я бы на твоём месте не налегал, — замечает парень, осторожно выхватывая бокал у меня из рук. — Это твой день, ты должна блистать и веселиться, а не сидеть где-то в тёмном уголке под воздействием хмеля. Вымученно смотрю на брюнета, а в голове лишь кружится мысль о том, что каждый человек в этой школе сегодня в тысячекратно более хорошем настроении, нежели я. Всё же меня не отпускает чувство, что я всё делаю не так. Два долгих месяца, тянувшихся словно вечность, я упорно нарабатывала баллы в пользу светлой стороны, волнуясь, способна ли набрать достаточное количество для Посвящения. А теперь будто всё моё естество противится моему намерению стать наконец-таки ангелом. — Хочешь знать моё мнение? — вдруг после долго молчания произносит Сэми, явно не спрашивая у меня разрешения на озвучивание своих рассуждений. — Думаю, ты на пороге совершения ошибки, Вики. Но я не буду сейчас читать тебе нотации, полагаю, ты и сама уже достаточно зрела, чтобы отвечать за свои поступки. Как бы то ни было, я рад, что наш легион пополнится таким прекрасным человеком, как ты. За тебя, — со слабой улыбкой на бледных губах произносит ангел, чуть качнув бокалом в мою сторону и после в одно мгновение осушив его. — Как думаешь, кто мои менторы? — Нашла у кого спросить, — после короткого смешка отзывается черноволосый. — Это остаётся загадкой до самого обряда. Разве не знаешь? — Да знаю, просто интересно было выслушать твои предположения, — махнув рукой я вновь тяжело вздыхаю, чувствуя, что корсет моего торжественного платья слишком сильно перетянут. — Но меня нервирует мыль о том, что мне придётся пить кровь какого-то незнакомого… ангела. — Это традиция, Вики, — хмуро произносит белокрылый. — Без этого никак. — Знали бы они, как тошно мне уже от этих традиций… — Тебе бы уже пора перестать оспаривать каждый догмат, — устало прерывает меня Сэми, выставив ладонь. — Ты намереваешься стать ангелом. Так будь добра соответствовать. В противном случае ты на Небесах долго не задержишься. — С каких пор ты стал таким моралистом? — я складываю руки на груди, поворачиваясь к собеседнику лицом. — Не с тех ли самых, когда… — Хватит, — грубо заставив меня замолчать, брюнет опрокидывает ещё один кубок с горячительным напитком и, улыбнувшись так, словно его это сделать заставили под дулом пистолета, делает небольшой кивок головой, отчего несколько чёрных локонов падает ему на лоб. — Мне надо идти. Желаю удачи. Я ошарашено смотрю вслед отдаляющейся от меня белой фигуре, беспомощно хлопая ресницами. Впрочем, удивление уже очень скоро сменяется возмущением. Да, ангелу сейчас приходится крайне нелегко, но это не значит, что он должен срываться на любого, кто хоть мимоходом коснётся темы, которую он сам табуировал. Его разрыв с Ади был чуть ли не главной темой для обсуждения в школе вот уже втечение трёх недель. Студенты перебирали причины одну за другой, постоянно придумывали абсурднейшие истории, не гнушаясь приплетать самые отвратительные подробности. Порой слухи, гуляющие в светлых стенах учебного заведения становились столь возмутительны, что даже Сэми, теряя всё своё ангельское терпение, пару раз в довольно грубой и болезненной манере объяснял самым рьяным сплетникам, почему их поведение недопустимо. Мы с Мими понимали, что расставание он переживает крайне тяжело, но Сэми предпочитал делать вид, что произошедшее его совершенно не волнует, словно он не любимого человека потерял, а очередную пару белоснежных брюк. Чего не скажешь о рыжеволосом демоне. Того будто подменили. Ади не только перестал творить обыкновенные для него вещи, выходящие далеко за рамки дозволенного. Всё связанное с весельем и беззаботным времяпрепровождением в одночасье перестало его интересовать. Демон страшно замкнулся в себе, свёл общение с окружающими до минимума. Чёрт, да я даже и вспомнить не могу, когда в последний раз видела его нахальную и немного пошловатую улыбку. Обсудив сложившуюся ситуацию с подругой, мы пришли к выводу, что она будет постоянно находится с Ади, а я в свою очередь постараюсь не отлипать от Сэми, чтобы те не находились подолгу в одиночестве и не наделали ничего ненароком. Ангел и демон больше могли находится вместе. Более того, они избегали друг друга настолько, что если бы, например, Сэми заметил бывшего возлюбленного на внутреннем дворике, то тут же бы повернул в обратном направлении. Даже Геральд, видя, что происходит между молодыми людьми, пошёл на уступки: составил новое расписание для всей школы Равновесия таким образом, что любое столкновение ангела и демона сводилось к минимуму не только в классах, на уроках, но и в коридорах школы. Жалко только, что такого он не додумался сделать для меня и Люцифера. Впрочем, последний и так облегчил мои страдания и через пару дней после грандиозной ссоры, разразившейся тогда в холле, практически перестал являться на занятия, изредка заходя на уроки, проходящие в Аду. Я тогда, вроде бы, даже вздохнула с облегчением, но уже через пару дней в груди, помимо и так плотно осевшей ноющей боли от воспоминаний о нашей ночи в его покоях, появилось странное саднящее чувство, словно мне чего-то не хватало. Кого-то. Как бы я не отнекивалась, заявляя своему отражению в зеркале, что способна прекрасно обходиться без демона, в глубине души я чувствовала, как мне его не хватает. Не только лишь на физическом уровне, но и на сознательном. Та связь, что мы установили меж друг друга, казалось, становилась лишь крепче, когда я насильно пыталась её разорвать. Каждый раз с этим омерзительным для меня пощипыванием в носу я вспоминала его запах и его повадки, его образ и слова, до сих пор беспрестанно крутящиеся в моей черепной коробке, стоило мне лишь на секунду перестать размышлять о чём-то ином. Люцифер Утренняя Звезда той роковой ночью откусил огромную часть моего сердца и явно возвращать её не собирался, а заращивать образовавшуюся пустоту у меня не было ни моральных сил, ни желания. Отчего-то я боялась, что, излечившись от сына Дьявола, я перестану быть самой собой. Будто с уходом мыслей о нём, пропадёт и моё собственное «я». А впрочем, я слишком боялась рассуждать обо всём этом. Злость и отчаяние всё ещё очерняли образ Люцифера: в моих глаза он впервые предстал тем самым Инфернальным княжичем, коим и являлся. Властным, безжалостным, не идущим на компромисс и не желающим возиться с кем-то стоящим ниже него. А я-то уж точно по сравнению с ним находилась на дне Марианской впадины. Тяжёлый выдох срывается с моих губ, когда я в который раз сверяюсь с большими круглыми часами, висящими над входом в зал, где через двадцать минут должно было начаться торжество в честь моего посвящения. Все необычайно возбуждены сегодня: я стала одной из тех немногих за всю историю школы Равновесия, выбор которых не могли предугадать даже учителя. Это было почти невозможно, но мне за два месяца, тянувшихся словно вечность, неимоверными усилиями удалось сравнять свои ангельские и демонические баллы. Теперь их было ровно по миллиону, и, Шепфа свидетель моим словам, я чуть не свихнулась, мотаясь на Землю по пять раз в день, чтобы наставить смертных на путь истинный. Я бы не смогла добиться такого успеха, если бы не тот ритуал. Он пробудил всю мощь, дремавшую во мне, и тот неконтролируемый всплеск моей энергии был последствием Связующего заклинания. Но всё это было пустым, ведь я до сих пор не была уверенна, какую сторону приму во время посвящения. Мучительное существование в Раю на одной стороне, Ад, в котором меня с распростёртыми объятиями поджидает Люцифер, — на другой. С тихим стоном облокачиваюсь на перила ложи, накрывая ладонями лицо. Я не имею понятия, что скажу или сделаю в момент X. Хотелось бы мне, чтобы в одну секунду на меня снизошло озарение Шепфа, после чего разум бы стал кристально чист. Но такого не будет. — Вики? — высокий, как всегда до тошноты доброжелательный голос Мисселины заставляет меня вспомнить о времени. — Пора. Я отведу тебя за кулисы. Ты же помнишь, что тебе нужно делать? — Вы спрашиваете это уже на протяжении недели, — хмуро замечаю я, следуя за ангелом вниз по ступенькам. — Ох, девочка моя, надеюсь, ты простишь мне это. Но это всегда так волнительно — выпуск ученика. Это происходит не так часто, как ты можешь себе представить. Я отмалчиваюсь и почти не вслушиваюсь в дальнейшее возбуждённое щебетание учительницы. Волнение тошнотворным комком подбирается всё ближе к горлу, когда мы наконец останавливаемся за плотным бархатным занавесом тёмно-рубинового цвета. Коллейдоскоп голосов, неразборчивым шумом маячивший по ту сторону, всё более притуплялся, устпая оглушительному стуку моего собственного сердца. — … и когда выйдешь, перед тобой будут стоять два кубка, — сбивчиво вторила женщина, поглаживая мои крылья и то и дело поправляя моё песочное платье в пол в разных местах. — Справа ангельский, слева — демонский. Смотри, не перепутай. Сразу не подходи. Подожди, пока не появятся менторы… — Да-да, я знаю, — уже с еле скрываемым раздражением отмахиваюсь я от напутствий. — Я всё это знаю, Вам не о чем беспокоится, Мисселина. — Ох, дитя моё! — восклицает ангел и бросается на меня с объятиями. Я слабо отвечаю на них, но уже через несколько секунд спешу высвободиться. Женщина скользит от моих плечей к запястьям и берёт мои ладони в свои. — Удачи тебе. Мы все на тебя очень и очень рассчитываем. У тебя пара минут, настраивайся. Я нервно усмехаюсь, понимая, что женщина имела в виду жителей Небес. Она вообще в восторге была, когда заметила, что я усиленно начала работать над ангельскими баллами. От всех учителей с нимбами на меня тут же посыпались предложения индивидуальных занятий, будто они разом вцепились в возможность затащить дочь Серафима Уокер в Рай. Мисселина уходит, и почти сразу же после этого раздаётся торжественный вой труб. Я слышу, как Серафим Кроули вещает что-то о священности сего обряда, не забывая упомянуть о том, что для каждого Непризнанного это чуть ли не самый важный день в его новой жизни. Хриплый голос добавляет, что к выбору стороны стоит подходить с умом, и необходимо рассматривать все плюсы и минусы, прежде чем принимать решение. Речь седовласого директора звучит как насмешка, ведь меня моя неопределённость уже успела извести. И когда же он закончит?.. — Вики Уокер! Будто бы от сильного толчка моя спина мигом вытягивается по струнке, а подбородок величественно приподнимается. Да, за несколько репетиций этого вечера меня успели хорошенько выдрессировать. Я наизусть знала каждый свой шаг, каждое действие, каждое слово, что должна была сказать в том или ином случае. Занавес поднялся. Свет множества огней ослепляет меня на миг, а дыхание, которое я с трудом смогла восстановить, вновь сбивается, когда в отражении стоящих по бокам зеркал я вижу себя, находящуюся на вершине широкой лестницы, которая устремляется вниз, к необъятному залу, забитому, кажется, тысячами ангелов, демонов и Непризнанных. Шаг, два, три… Я останавливаюсь ровно между двумя высокими круглыми столиками, на которых поблёскивали глубокие золотые чаши. Я быстро сглатываю подступивший к горлу комок. Что же мне выбрать? — Итак, Вики, Вы можете подойти к зеркалу. Я с недоверием кошусь на Фенцио, сидящего напротив меня с неприятной насмешкой. Вероятно, отец Дино опять ждёт, когда меня вновь можно будет подколоть тем, что от правды не убежишь. Я проходила эту проверку уже два раза, и в каждый из них зеркало отражало меня с маленькими рожками и чёрными как смоль крыльями. И это после того, как я во всеуслышание заявила, что хочу стать ангелом. С ненавистью смотрю на зеркальную гладь, которая уже не единожды смогла подвести меня. Приближаюсь к ней, моля Шепфа о том, чтобы в этот раз над моей головой засиял ангельский нимб. Я ведь правда старалась измениться. На протяжении двух месяцев читала перед сном Библию под неодобрительным взглядом Мими, водилась преимущественно с ангелами или Непризнанными, желающими заиметь себе парочку белоснежных крыльев, и в целом была паинькой, безропотно выполняющей все задания и поручения. Но крамольные мысли, постоянно мелькавшие в голове, не давали полного ощущения непорочности. Взглянув на своё замученное отражение, я закрываю глаза, желая поскорее закончить. Фенцио произносит что-то на древнеангельском, и я ощущаю сильную рябь, появившуюся на поверхности зеркала Истины. — Можете взглянуть на себя, мисс Уокер. Я раскрываю глаза, и с моих уст срывается разочарованный выдох. Опять демон. Что я делала не так? Ангел Фенцио жестом предлагает мне присесть напротив его письменного стола. Я пару минут наблюдаю за тем, как мужчина, нахмурившись, заполняет какие-то бумаги, прежде чем решаюсь задать тихий вопрос: — Это означает, что я обязательно должна принять сторону демонов? Преподаватель отрывает взгляд от своей писанины, и я с удивлением замечаю, что в нём нет и тени той злой усмешки, что я наблюдала в прошлые разы. Напротив, глаза его как-то слишком суровы, а в самой их глубине мне удаётся разглядеть отблеск печали. — Отнюдь, мисс Уокер. Зеркало лишь даёт рекомендации. На посвящении Вы вольны выбрать то, что хотите. Особенно с Вашими-то баллами. Я глубоко вздыхаю, чувствуя, как в груди назревает какое-то паршивое чувство. Легче от слов учителя не стало. — Какую сторону Вы желаете занять, Вики? — Ангельскую. — Тогда вот Вам совет, мисс Уокер, — сухо произносит Фенцио, смотря куда-то мимо меня. — Раз уж в Вашей душе играют светлые чувства и намерения, поразмышляйте на досуге о том, кому Вы своим выбором делаете лучше. В отличии от моих коллег, я решительно не могу разглядеть в Вас ангельского потенциала, хоть, Шепфа мне свидетель, я и пытался. Не повторяйте ошибок Ребекки. Она посвятила себя светлой стороне лишь потому, что любила власть. В Вас же нет и капли той алчности. Не знаю уж, что толкает Вас в Парадиз, но лучше там Вам точно не станет. Это всё с моей стороны. Вы можете быть свободны. Воспоминание о словах Фенцио накануне моего «крещения» так невовремя дарят мне новую порцию мучительных сомнений. Ну вот и какого Дьявола, спрашивается? А кубки продолжают выжигать мои глаза своим непростительно равнодушным блеском. Мандраж быстро поднимается от кончиков пальцев прямиком к сердцу, заставляя его сокращаться с удвоенной силой. Шепфа, я и подумать не могла, что мне может быть так страшно. Все мои ощущения будто притупились в последние два месяца, поэтому я справедливо полагала, что мне удастся отделаться тревогой, не более того. Видимо, Небеса ко мне не благосклонны. А будут ли вообще? Я отрываю немигающий взгляд от чаш и замечаю двух мужчин, стоящих около столиков. Один из них, что по виду был намного моложе второго, ухмыляется, оценивающе уставившись на меня красными глазами. Мы, вроде бы, даже встречались с ним прежде. Адмирон Винчесто. В метре от него, справа, заложив руки за спину, стоит очень высокий ангел, а лицо его сплошь испещрено глубокими морщинами. Несмотря на почтенный возраст, он держится невероятно легко и статно, а его чистые голубые глаза, кажущиеся мне до жути знакомыми, светятся добротой. Ну что же, мне к нему. Вобрав в лёгкие побольше воздуха, я в два шага оказываюсь у ангельского кубка. Почти не обращая внимания на пролетевшие по зале шёпотки, я беру кинжал, что он мне протянул и оставляю на его широкой ладони длинный порез. Крепко сжимаю его пальцы в кулак и заношу над кубком, позволяя крови наполнять сосуд. — Я, Виктория Уокер, клянусь… клянусь всегда быть верной стороне добра, — мой голос подрагивает, но мне удаётся взять себя в руки и продолжить произносить торжественную клятву. — Клянусь с честью и достоинством нести над головой нимб, что будет дарован мне Шепфа и высшими силами. Клянусь старательно охранять и защищать небесные святыни. Клянусь бороться с зарождающимся во мне грехом. Клянусь быть всепрощающей и справедливой. Аминь. Старик улыбается мне, как только последняя капля падает в кубок, и поднимает его, поднося к моим губам. — Рай признаёт тебя, дитя, — громогласно вещает ангел, отчего, кажется, даже стены затряслись. — Прими своё посвящение, испив содержимое этого кубка. Я послушно наклоняю голову, позволяя алой крови коснуться моих губ, и на секунду вздрагиваю от её холода. Зажмурившись, я начинаю делать быстрые маленькие глотки, постепенно опустошая чашу и стараясь не подпускать мысли о моём первом опыте испития чужой крови. Когда я наконец отстраняюсь от кубка, ангел вкрадчиво произносит: Я, Херувим Михаил, вступаю в права ментора ангела Виктории Уокер, отныне становясь ей старшим братом и советником. Обязуюсь делать всё, чтобы моя подопечная с чистым умом и совестью шла по пути истинному. Аминь. С беспристрастным видом ангел возводит свои руки с пятнистой пожелтевшей кожей над моей головой, а я поражённо разглядываю его сосредоточенное лицо. Неужели вот каков мой недавний знакомый на самом деле? Признаться, я полагала, что он куда моложе. И всё же под налётом тысячелетий мне удаётся распознать те ангельски-красивые черты его юношеского облика: те же высокие скулы сейчас даже более очерчены из-за немного впалых щёк, те же чуть поджатые пухлые губы. Невероятно. Но почему он? Неужели для Рая моя ценность столь важна, что в мои менторы он назначил одного из первых созданных Шепфа существ? Мой разум твёрдо уверил сердце в том, что я никогда больше с ним не встречусь, а сейчас он стоит передо мной в качестве наставника и растит мне светящийся нимб — делится частичкой своей ангельской энергии. Может, он сам вызвался ввиду нашей встречи? Наконец он с улыбкой отходит и становится сбоку, беря меня под левую руку. Внизу ученики и преподаватели школы Равновесия взрываются оглушительными аплодисментами, и я выдавливаю из себя улыбку, продолжая неловко косится на Херувима. Мгновение — и мы уже минуем последнюю ступеньку. Ангелы, демоны и Непризнанные расступились перед нами, образовав широкий полукруг. Мы с Михаилом останавливаемся в самом центре и отходим на почтительное друг от друга расстояние. Звучат первые решительные переливы арф, оглашая собой танец новоиспечённого ангела и его ментора — давняя традиция, закрепившаяся ещё в то время, когда первые из Непризнанных проходили посвящение. Я приседаю в довольно глубоком реверансе, опустив взгляд в пол, в то время как Херувим делает поклон. Выпрямляюсь, возводя глаза, и еле сдерживаю удивление: вместо дряхлого старика перед собой я вижу молодого человека, ослепляющего меня белизной искренней улыбки. Я сглатываю, чувствуя, как крепко его рука сжала мою талию. Несмело подняв глаза, я замечаю на его персиковом лице подобие насмешки. Видимо, Михаилу моя реакция на смену его облика пришлась по душе. С момента первых аккордов нашего танца, для меня становится совершенно очевидным, что, не смотря на его внешнее спокойствие, он ведёт в нашем тандеме, причём довольно живо. Он будто нарочно не даёт мне насладиться неспешным течением вальсирования, то и дело заставляя меня кружиться вокруг своей оси и совершая неожиданные поддержки, во время которых мне приходится цепляться за его широкие плечи. Когда после очередного взлёта я вновь чувствую под ногами скользкий мрамор, мужчина приближается ко мне невероятно близко и, глядя куда-то за моё плечо, тихо произносит: — Расслабься, Вики. Всё хорошо. Голос Михаила действительно успокаивает меня, обдавая лёгким теплом. И вот я уже более раскованно держусь в его руках, позволяя себе время от времени перехватывать инициативу. Но это, почему-то показавшееся мне приятным, мгновение быстро подходит к концу, и на финальных нотах вальса Херувим чуть наклоняется, позволив мне перегнутся через его крепкую руку. Бросив неосторожный взгляд в сторону, я замечаю хмурое лицо Утренней Звезды, промелькнувшее в толпе демонов. Сердце тут же заходится в приступе тахикардии, и я спешу высвободится из рук партнёра, ощущая, как иррациональное чувство вины расползается по душе. Короткий книксен вкупе с лёгким кивком головы, пока Михаил прислоняется к моим пальцам с поцелуем, — и я совершенно беспардонным образом оставляю своего ментора, теряясь в толпе ликующих людей. Меня тут же перехватывает маленький квартет ангелов, отводя подальше от уже поддатых учеников, желающих выразить мне свои восхищения. — Поздравляю, Вики, ты была на высоте, — тенор Торренса — молодого ангела с вечно взлохмаченной копной коротких каштановых волос — звучит очень смущённо. Я с улыбкой благодарю его, а затем и Лилу, прилипшую ко мне с фамильярными объятиями. — Да, ты теперь ангел, — замечает Сэми. — Как ощущения? — Эм… возвышенные, — отшучиваюсь я, и белокрылые взрываются на удивление дружным хохотом. — Уже решила, что будешь делать дальше? — Дино внимательно рассматривает меня: ему, должно быть, и вправду интересно. Несколько последних недель он старается проявлять ко мне как можно больше участия, чтобы загладить свою вину, хоть я и простила его достаточно быстро. Он в той истории уж точно не главный злодей. — Могу сказать, что точно не собираюсь продолжать обучение в школе. Профессия ангела-хранителя мне не особо нравится. Скорее всего, буду поступать в Высшую Академию, попытаю счастье на факультете Парадизных веков. — Ого! — хором удивляются друзья. — Удачи тебе, — будто бы за всех продолжает Сэми. — Нагрузки там серьёзные. Хотя с твоим-то трудолюбием… Думаю, ты справишься. Я благодарно киваю брюнету и стушёвываюсь, почти не принимая участие в потёкшем в иное русло диалоге ангелов. Мой взгляд натыкается на Люцифера. Облизнув вмиг пересохшие от взволнованного дыхания губы, я наблюдаю, как мужчина сосредоточенно объясняет что-то Ости. — Кхм… Вики, — Торренс сбивающимся голосом окликивает меня, тронув за локоть. — Раз уж ты теперь ангел… Может, прогуляемся как-нибудь? — Что? — чуть удивлённо вздёрнув брови, переспрашиваю я, всё ещё кидая частые взгляды на красноглазого демона. Парень тут же сконфуженно отводит взгляд, и я чувствую, как раздражение начинает овладевать мною. — Да-да, конечно, — рассеянно отделываюсь я от Торренса, наблюдая за тем, как наманикюренные пальцы дьяволицы принимают что-то из руки Люцифера, после чего тот сразу покидает залу. Что за чёрт? Спустя добрых полтора часа выслушивания поздравлений и пожеланий счастья на моём ангельском пути, я, порядком вымотанная, усаживаюсь на диванчик, что скрыт в самой дальней нише залы. Бездумно глазея на кружащиеся пары, я пытаюсь унять разбушевавшееся в груди чувство пустоты. Будто всё, что происходит перед взором — какая-то фикция, сплошная бутафория. Всё выглядит до смешного картонным и нереальным, будто я кукла в детской театральной постановке. — Ну привет, ангелок, — этот голос я точно ни с кем не перепутаю. Передо мной в как всегда до ужаса вульгарном и открытом наряде стоит Ости. — С почином. Я заставляю себя коротко улыбнутся, но по ощущениям вышло немного стервозно и больше похоже на оскал. — Ты что-то хотела, Ости? Если я теперь ангел, то это не значит, что я разом забыла все прекрасные слова, с помощью которых могу послать тебя куда подальше. — Шепфа, ты на всех так с пол-оборота накидываешься? Успокойся, я здесь не затем, чтобы парировать твои безвкусные выпады, — это у меня они безвкусные? — Вот, держи, — девушка протягивает мне маленький, сложенный вдвое листочек. — Это от Люцифера. Дьяволица, развернувшись на двадцатисантиметровых шпильках, шагает прочь, оставив меня один на один с маленьким ящичком Пандоры. Дрожащими руками я разворачиваю записку и жадно глотаю короткую фразу: «Башня. Приходи». Я вскакиваю с места, вспыхивая, как спичка. Да как он смеет вообще после всего, что было, назначать мне встречи, да ещё и таким ужасным способом! Разум кричит о том, чтобы я сожгла несчастный кусочек бумаги на ближайшем канделябре, а сердце, напротив, командует рукам сжать его посильнее и спрятать в место понадёжнее. Сердцу ведь мало, мало той боли, что оно пережило; ему непременно хочется ещё и ещё, да чтоб такой сильной, чтобы лёгкие потом от продолжительных рыданий в трубочку свернулись. В нерешительности приближаюсь к дверям, на последок оглядывая нарядную залу: все уже настолько навеселе, что вряд ли до меня будет кому-то дело. Решительно вдохнув, я юркаю в коридор и быстро устремляюсь вперёд, по направлению к башне. Сомнения одолевают меня каждую секунду: я то останавливаюсь, то возобновляю шаг, а сердце своими резкими ударами вот-вот пробьёт грудную клетку. Во мне борются две полярные личности: одна из них во что бы то ни стало желает держаться от Люцифера подальше, каждый раз услужливо подкидывая мне воспоминания о том, как жестоко хрустнули стёкла моих розовых очков совсем недавно, и как больно было потом избавляться от мелких осколков, изранивших глаза; другая — мечтательная — отчаянно не желала прощаться с сыном Дьявола, терпеть недосказанность, что мелькала в наших редких взглядах на совместных уроках мифологии — она очень и очень хотела простить мужчину. Их ожесточённое сражение, не прекращающееся ни на мгновение, сводит меня с ума и не даёт спать по ночам, из-за чего я могу порой бодрствовать на протяжении нескольких суток. Решено! Я отправлюсь к нему, перешагнув через свою гордость, и дам ему хоть малейший шанс на прощение. В любом случае, меня саму он точно больше не получит. — Постой, Виктория. Мгновенно распознав голос Херувима, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Как же я его не заметила? К моему удивлению, Михаил даже головы не повернул ко мне: он сидит на широких перилах открытого коридора, одну ногу свесив вниз, а колено второй подтянув к груди. Ангел лениво высматривает что-то в необыкновенно звёздном небе, и я замечаю, как подрагивает его кадык время от времени. Подойти я не решаюсь, лишь коротко произношу: — Извини, что… что убежала вот так после вальса. Это было некрасиво с моей стороны. Ангел протяжно вздыхает, продолжая смотреть вверх. — Присядь. Место на парапете, где он похлопал рукой, кажется слишком уж близким к нему, но я всё-таки выполняю его просьбу, больше походящую на вежливый приказ. Устроившись в метре от ангела, около изящной колонны, к которой я прислоняюсь теперь спиной, я с неподдельным интересом разглядываю златокудрого. Интересно, что он хочет мне сказать? Но Херувим не спешит удовлетворить моего любопытства и продолжает в упор меня игнорировать. Молчание начало затягиваться. Тишина в продуваемом сквозняком коридоре стоит такая, что мне становится жутковато. И зачем он меня подозвал? — Я могу спросить? — короткий кивок ангела прибавляет мне немного уверенности. — Почему именно ты?.. Я имею в виду… Ты Херувим, всё-таки. Чем же я удостоилась быть крещёной кем-то, кто стоит на столь высоком уровне? — Из-за твоей матери, — холодно начинает Михаил. — Ментором дочери Серафима не может быть кто-то из низших ангелов. — Как видишь, Вики, — парень наконец одаривает меня отчего-то грустным взглядом, — всё довольно просто. Я склоняю голову вбок, мысленно соглашаясь с ангелом. В его словах точно есть логика. Молчание вновь угрюмо повисает над нами. Оно столь спокойно и естественно для моего наставника, кажется, но мне в этой атмосфере слишком не по себе. Наверное, заприметив, как часто я ёрзаю на своём месте, ангел всё же решает заговорить. Его слова льются невероятно легко и плавно, но меня они поражают до глубины души: — Знаешь, я должен был быть тогда на восстании… Вместе с Люцифером. — С Люцифером? — Да… Ох, я и запамятовал, что вы, молодое поколение, и не знаете этого. Настоящее имя моего брата, Сатаны, — Люцифер. Утренняя Звезда. Когда-то он был прекраснейшим из всех небесных созданий. Но ты, наверняка, слышала об этом раньше? — после моего утвердительного мотка головой, Михаил продолжает говорить: — Но я испугался. Сейчас мне невероятно совестно это признавать, но я страшился гнева Шепфа, хоть и полностью разделял идеи и недовольство брата. А отец не выносит предательств… В ночь мятежа я объединился с Гавриилом, и вместе мы изгнали Люцифера из Рая. Тот страшно оскорбился. Гордость и унижённое чувство собственного достоинства в итогде довели его до того, что он отрёкся от имени, данного ему Шепфа. Стал называться Сатаной и пригрозил, что если хоть кто-нибудь посмеет обратиться к нему, используя старое — ложное, как он говорит, — имя, то он отправится на Небеса со своим демоническим войском. Да… Меня он ненавидит поболее остальных. Ведь меня брат считал самым верным соратником. Я изумлённо выдыхаю, рассматривая побледневшее лицо ангела. Неужели Михаил спустя всё это время всё ещё винит себя за содеянное? Как же он прожил столько тысячелетий, терзаемый совестью? Херувим сейчас предстал предо мной совершенно в ином свете. Я не считаю его трусом или глупцом, не посмевшим сказать и слово напоперёк создателю. Но сейчас я и правда не знаю, как отнестись ко всему, что он поведал мне. В истории Высших и Низших низвержение Сатаны архангелами Гавриилом и Михаилом выставлялось как что-то доблестное, требующее беспрекословного уважения. На деле же — по крайней мере со стороны последнего — это был лишь акт отчаяния загнанного в угол создания. Правда всегда невыгодно смотрится на фоне красиво написанной сказки, не так ли? — А я… люблю Люцифера, — ляпаю я, не сдержав порыва, вдохновлённого откровением ангела, а затем сразу захлопываю рот и отвожу взгляд, судорожно втягивая носом свежий воздух. — Я знаю, Вики. Михаил абсолютно спокоен, а я сейчас еле задерживаю рвущееся наружу волнение. — Вот как? — кажется, обида в моём голосе очень заметна, хоть я и пытаюсь подавить самые яркие её нотки. — Так заметно? — Больше, чем ты думаешь, — усмехается ангел. — А вообще я за сегодняшний вечер наслушался всякого… — Точно, — с понимание тяну я. — Школьные сплетни никого не обходят. Тогда вот тебе эксклюзив: мы сделали кое-что весьма серьёзное. Хуже, чем простое нарушение запрета, намного хуже. И я не знаю, что с этим делать. Мне кажется, что этим поступком я обрекла себя на вечные муки, — мой подрагивающий голос обрывается, уступая место чистому смеху Херувима. — Я сказала что-то смешное? — Нет, Вики. Не знаю, как до тебя донести эту информацию… Но я знаю о ритуале, — лицо ангела выглядит чуть виноватым. — Ч-что? Но как?.. — Это сейчас неважно, правда, — отмахивается Михаил от моего вопроса. — Послушай меня, раз теперь я твой ментор: все совершают ошибки. Все, Вики. Я тоже не исключение. И это абсолютно нормально. Совершая их, мы приобретаем новый бесценный опыт. Мудрость, взращенная на книгах — ничего, по сравнению с мудростью, воспитанной на ошибках. Вот и вся мораль, — голубоглазый хватает кислород, делая небольшую паузу. — Но если в моих силах уберечь тебя от неприятностей, я сделаю это, во что бы то ни стало. Помнишь, что задолжала мне? — Да, — сухим севшим голосом отвечаю я. Речь Михаила чуть было не пробила меня на слёзы, а теперь я напряглась, не зная, чего ожидать от него. — Actum ne agas… С чем покончено, к тому не возвращайся, Вики, — тон наставника пугает меня. Он необычайно серьёзен. Серьёзен настолько, будто сейчас вершится моя судьба. — Не ходи к Люциферу. Ни сегодня, ни завтра, ни когда либо ещё. — Откуда… — я встаю с перил и отшатываюсь от ангела, будто чувствуя немую опасность. — За все прожитые эры я научился подмечать нужные вещи, — мужчина вздыхает, смотря на меня снизу вверх. — Просто сделай это. И ты освобождена от уплаты долга. Лучше отдохни. Завтра мы отбываем наверх. Я киваю, будто будучи под гипнозом, и, развернувшись, отправляюсь в свою комнату. Чёрт с ним, с этим посланием. В конце концов, что такого мог сказать мне Утренняя Звезда, чего я ещё от него не слышала? А бередить и так плохо зажившие раны у меня нет никакого желания. Завтра меня ждёт новая жизнь.***
Вики заснула крепко. Не подозревая, что в одной из башен замка Равновесия со злой безысходностью и горьким разочарованием захлопнулась маленькая бархатная коробочка. Не подозревая, что Херувим Михаил до самого рассвета неподвижно просидел, благодаря отца за то, что тот помог ему сегодня. Ведь ангел был близок, очень близок к провалу. А теперь всё, наконец, встало на свои законные места. Он выполнил задание, а Вики через несколько часов отправится в Рай. Всё правильно. Только вот почему на душе так неспокойно, будто сам мужчина был совершенно не согласен с этим утверждением?