Королевская любимица

― Доброе утро! ― дверь с шумом распахнулась, и девушка, громко цокая каблуками, прошла к шторам, распахивая их и пропуская в комнату яркие солнечные лучи. Её пышные, каштановые локоны подрагивали в такт каждому её движению. ― Проснись и пой, братец! Вставай! — громко говорила она, ходя по комнате. Юноша на кровати заворочался, заворчал и перевернулся на живот, накрываясь с головой. ― Магдалина, Бога ради… ещё так рано, ― пробормотал он глухо из-под одеяла. ― Коронация будет в час дня, мы должны подготовиться, ― столь же звонким и высоким голосом проговорила она, подходя к юноше и дёргая за кудрявые, тёмные волосы. ― Мама настояла, чтобы я за тобой проследила, ― с гордостью произнесла девушка. ― Учитывая, что старший брат здесь я, то кто ещё за кем проследит, ― сварливо заявил юноша, всё-таки переворачиваясь на спину и сонно щуря зелёные глаза от яркого света. ― Учитывая, что в таких делах самая ответственная я, то кто за кем собственно и следит, ― в тон брату проговорила девушка. ― Жан-Филипп наш брат, мы должны быть там и поддержать его признание и последующую коронацию, ― заявила она, будто юноша сам этого не знал. Какое-то время он молчал, а потом спокойно выдал: ― Если королева Мария не отравит нас всех своим ядом ещё раньше. ― Сезар! ― возмущённо зашипела Магдалина де Нострдам, но брат ответил ей только весёлым смехом, и полные розовые губки девушки дёрнулись в ответной улыбке. ― Я встаю, Магдалина, встаю, ― произнёс Сезар, садясь в кровати и взъерошивая свои тёмно-каштановые волосы. ― Как же я пропущу коронацию нашего любимого кузена, ― сказал он, скривив забавную рожицу. Магдалина с трудом удержала смешок. ― Сезар, будь серьёзнее, прошу. Наверняка, брат увидел её дрогнувшие в улыбке губы, поэтому и не отнёсся к просьбе серьёзно. ― Конечно, сестра, ― обезоруживающе улыбнулся Сезар. Магдалина прищурилась, но кивнула и наконец-то вышла. Она чувствовала, что выполняет очень важную миссию. Магдалина была старшей дочерью Нострадамуса и Серсеи, и вторым их ребёнком. Юная принцесса Франции была собранной и серьёзной, или пыталась такой казаться ― из-под отцовской степенности нет-нет, а прорывался характер матери. Вот и сейчас, когда до церемонии коронации старшего сына короля Франциска и леди Лолы оставалось всего ничего, именно Магдалина проверяла готовность всех ― братьев и сестер, братьев короля, украшения и все прочие мелочи. Так случилось, потому как с раннего утра мама и герцогиня Лола была с Жан-Филипом, готовя его, королева Мария из принципа не принимала участия, а Франциск и Нострадамус… что же, женщины принципиально не пустили их к подготовке, да и других дел кроме организации коронации было полно. Первым делом, Магдалина зашла к дядям. Карл и Генрих были уже полностью собраны, а вот Эркюля ― которого теперь называли Франсуа ― до сих пор не было. Магдалина недовольно поджала губы, но Карл успокоил племянницу тем, что младший брат скоро прибудет. С утра ни свет ни заря отправился на охоту, чтобы завалить ещё одного кабана к вечернему пиру, но обещал прибыть вовремя. Пунктуальной и собранной Магдалине это не понравилось от слова совсем, но в итоге она смирилась ― дядя Франсуа всегда был неудержимым, даже если бы она знала, остановить не смогла бы. Когда она пришла в комнату к младшим, Сезар, уже почти собранный, только без кафтана, что висел на спинке кровати, был там и увещал пятилетнего Лоренцо ― сына Франциска и Лолы ― и трехлетних близнецов Нострадамуса и Серсеи, Екатерину и Шарля, в том, что надеть такие неудобные и тяжелые плащи с гербами семьи, к сожалению, обязательно. Магдалина хмыкнула ― от Сезара это было слушать особенно смешно, ведь он сам не любил эти плащи и ничего не мог с этим подделать. У детей Франциска и его сестры они немного различались ― у наследников Валуа это были классические золотистые лилии на синем фоне, а вот у Нострдамов тоже синий, но вместо лилий герб их семьи. И всё равно они использовали лилии в виде застёжек ― чтобы все помнили, что они королевской крови. ― А где Андре и Анна? ― спросила Магдалина, не наблюдая в комнате своих младших брата и сестры. Всего у прорицателя и королевской кобры было шестеро детей. ― Опять ушли смотреть комнаты? ― с досадой произнесла она. Серсея пообещала Андре, что после праздника он получит свои личные покои, ведь его ровесница ― Изабелла Карла, единственная дочь Франциска и Лолы ― уже жила в своей комнате, и теперь Андре не мог дождаться исполнения обязательства. Михаил ― второй сын короля и его фаворитки, младший брат Жан-Филиппа и Изабеллы Карлы, но старший брат Лоренцо тоже был здесь и спокойно что-то читал. Кузину он поприветствовал лёгким кивком, не отвлекаясь. Ему едва исполнилось девять, а он уже украшал свою одежду драгоценностями, словно взрослый мужчина. Его мать Лола не слишком поощряла такое пристрастие, но оно казалось ей безобидным, поэтому иногда она дарила ему невообразимо дорогие для его возраста броши и подвески. Из-за этого Серсея иногда называла племянника «маленький дракончик», ведь в сказках именно драконы охраняют горы с драгоценностями. Магдалина была на редкость взволнована и не обращала внимания на выбившуюся из-за уха прядку волос. Та, тёмная, почти такого же оттенка, как у отца, вывернулась из простой причёски и плена золотого обруча, что венчал голову леди Нострдам. Девушка огляделась – времени было крайне мало, нужно всё успеть! ― Попробуй расслабиться, ― посоветовал Сезар и кивнул Михаилу Валуа, который требовательно дёрнул его за рукав. Михаил предложил сыграть в шахматы, и Сезар согласно кивнул. ― А Мадлен Ромолу кто-нибудь видел? ― спросила Магдалина, невольно расслабляясь. Детская всегда действовала на неё успокаивающе. ― Они с Изабеллой Карлой ушли смотреть главный зал, ― оповестил пятилетний Лоренцо. И пояснил, подняв глаза на кузину: ― Серсея и мама им разрешили. За все годы брака королева Мария родила только одну девочку ― Мадлен Ромолу, которую Франциск назвал в честь своей бабушки по материнский линии и самой Екатерины. Лола же была счастливой матерью четверых детей ― самый старший сын королевской фаворитки был всего на год младше Сезара де Нострдама, старшего внука, почившего короля Генриха. Они все стояли от старшего к младшему, как и предписывал порядок. Первым стоял Сезар ― старший внук почившего короля, и племянник Франциска. Рядом с ним обычно стоял Жан-Филипп, но сегодня его не было по ясным причинам. Магдалина де Нострдам; Изабелла Карла Валуа и Андре де Нострдам ― правда, они были одногодками, но Изабелла Карла родилась на три месяца раньше; Михаил Валуа, Анна Нострдам, Лоренцо Валуа, и завершали всю эту цепь Екатерина и Шарль. Перед Изабеллой Карлой должна была стоять Мадлен Ромола, но её не было. Магдалина спросила у фрейлины Камилы, где же сейчас единственная законная дочь Франциска, и та ответила, что Серсея и Лола позвали принцессу к себе. Екатерина и Шарль ― трёхлетние двойняшки Серсеи и Нострадамуса ― были совершенно очаровательны, со своими светлыми волосами и голубыми глазами, что, кажется, в свои года прекрасно осознавала и почти осознано использовали. Они стояли, в своих замечательных голубеньких одеждах, и крутили брошки, когда глашатай возвестил о приходе матерей. ― Принцесса Серсея! Герцогиня Лола! Серсея шла как всегда гордо и величаво, но шаг её был несколько медленным из-за её положения. Живот, в котором уже шесть месяцев рос ребёнок, говорил за себя. Лорды и леди уважительно кланялись первой леди Франции, провожая восхищённым взглядом. Лола рядом с ней была не менее прекрасной. Сезар часто ловил себя на мысли, что сестра короля и его фаворитка похожи настолько же, насколько различаются. Они обе были прекрасными, но красота их была разной, словно день и ночь. В этот день, волосы Лолы вместо кос убраны в простую причёску, стройная фигура облачена в тёмно-голубое закрытое платье из шёлка. Только серебряная корона сияла на голове, скрадывая морщинку меж бровей и делая её моложе. Когда женщины поравнялись с ними, дети поклонились. Шарль чуть не упал, но Лоренцо удержал его. ― Матушка, ― поприветствовал Сезар. ― Леди Лола. Вы сияете как драгоценные камни в короне нашего короля. Лола тихо рассмеялась. ― С тобой всегда так приятно начинать разговор, Сезар, ― улыбнулась герцогиня, и юноша лукаво усмехнулся. ― Мама, ― улыбнулся Андре, подойдя к Серсее и протягивая ей сорванный где-то цветок. Серсея улыбнулась и, насколько это было возможно в её положении, наклонилась, чтобы поцеловать сына в благодарность. ― Вы прекрасны, точно солнце, матушка, ― склонилась Анна, улыбнувшись. Принцесса улыбнулась и поцеловала дочь в макушку, хотя наклоняться с животом было не очень удобно. ― Дорогие племянники, ― поприветствовала Серсея, и дети Лолы и Франциска склонились в вежливом поклоне. ― Тётушка. Ваша дочь права, Вы выглядите прекрасно, ― произнёс Михаил, и Изабелла Карла согласно кивнула. ― Как Ваше самочувствие? ― Весьма неплохо, ― кивнула Серсея. ― Это прекрасный праздник, герцогиня, ― сказала Магдалина, поправляя волосы и глядя на Лолу своими тёмными, лучистыми глазами. ― Пусть он будет таким же прекрасным, как и Вы. ― Благодарю, дорогая, ― улыбнулась Лола, погладив Магдалину по плечу. ― И мы хотим принести Вам наши поздравления, ― шёпотом сообщил Сезар. ― Ещё один ребёнок этому дворцу не помешает. Лола рассмеялась. Она снова носила ребёнка, но пока это не афишировалось, хотя благодаря сплетникам это не было большой тайной. Её срок не был таким большим, как у Серсеи, живота почти не было видно. Да и в прежние свои беременности она не отличалась особой полнотой. ― Надеюсь, это будет девочка, ― вздохнула Лола. ― У меня уже три сына и всего одна дочь. Серсея рассмеялась. Они собирались ещё поговорить ни о чём, как часто это бывало, но тут трубы вновь заиграли. ― Внимание, королева Мария! Мария, королева Франции и Шотландии! Мария прошла мимо всех тёмной, скорбной тенью, даже не попытавшись придать себе счастливый или хотя бы спокойный вид. Всё в ней говорило о трауре ― чёрное платье с красным бисером, тёмный взгляд, убранные назад тёмные волосы. Она изменилась, постарела, хотя была ещё очень молодой. Её ровесницы Серсея и Лола выглядели столь же прекрасны, как и много лет назад, каждый год делал их ещё прекраснее, потому что они были счастливыми и любимыми. Без всякого удовольствия, но дети склонились в поклоне, а Серсея и Лола даже не двинулись. Мария, впрочем, не обратила на это никакого внимания. Ей уже давно было всё равно. Вслед за ней прошла Мадлен Ромола, но не прошествовала к своим родственника Гизам, а подошла к тёте и возлюбленной отца. ― Ваша Светлость, ― вежливо кивнула девушка, обращаясь одновременно и к Серсее, и к Лоле. Женщины кивнули ей в ответ. Негромко звучала музыка, необычная и удивительная. ― Мадлен Ромола, мы тебя уже потеряли, ― улыбнулась Магдалина, обнимаясь с сестрой, пока было время. ― Ты прекрасно выглядишь, сестра, ― улыбнулась Изабелла Карла. ― Вряд ли кто-то затмит красоту принцессы Серсеи и герцогини Лолы, ― скромно улыбнулась принцесса Шотландии и Франции. Женщины улыбнулись. Глаза у принцессы были немного красными ― видимо, Мария уже успела чем-то огорчить свою дочь, в последний год, скандалы, в которых Мадлен Ромолу доводила до слёз собственная мать, стали всё чаще. Серсея устало закатила глаза, но не стала ничего говорить. Лишь улыбнулась и погладила дочь Марии по волосам. С истериками королевы можно разобраться и позже, сегодня главное другое. ― Ты всё равно очень красивая, ― сказал Сезар, улыбнувшись принцессе. Он всегда безошибочно угадывал, что от него хотела услышать мать, что хотели услышать другие и что надо было вообще сказать. ― Никто не виноват, что затмить маму и Лолу невозможно. Мадлен Ромола, поймав взгляд брата, потупилась. На щеках её зацвел стеснительный румянец. Тихая, робкая принцесса, ей было далеко как до энергичности Магдалины, так и до рассудительности Изабеллы Карлы. Добротой она обошла их обеих. Тронный зал. Как часто он был прекрасен благодаря торжествам, благодаря радости в королевской семье. Но в этот день он сиял, и сверкали в солнечных лучах витражи. Лорды выстроились, образовав почётный коридор, и трепетали на стенах синие знамёна с золотыми линиями. Знать, наполнившая дворец до отказа, затаила дыхание, когда пропели роги и двери распахнулись. ― Король Франции! Внимание, король Франциск! Боже, храни короля! Боже, храни Францию! Мадлен Ромола заняла своё место между двумя своими сёстрами. Серсея и Лола вышли чуть вперёд, оставаясь на своих законных местах. Братья короля стояли в первом ряду с другой стороны. Франциск выхаживал гордо, как и следовало королю. Полы его красной мантии ещё тянулись за ним. За восемнадцать лет он немного постарел, гладкое юношеское лицо обросло щетиной, светлой, как и его волосы. Он прибавил в росте и развороте плеч. Из юноши, каким Сезар, Магдалина и Жан-Филипп успели его запомнить, Франциск вырос высоким красивым мужчиной с вьющимися волосами цвета чеканного золота. У него были сверкающие кошачьи голубые глаза, и улыбка, которая резала как нож. Младшие члены семьи полагали, что Франциск выглядел как настоящий «король из легенд». Искусный и умелый воин, а также прирождённый лидер, он внушал верность своим людям, всей своей Франции. Нострадамус и Жан-Филипп шли следом. Он шёл, зная, какое место ему полагается. На его плечи возлагалась немалая ответственность, но ему такой вызов был по плечу, ибо готовился он к тому с младых лет. Жан-Филипп сжал кулаки, более всего боясь упасть. Юноша смотрел прямо. Сезар глядел на отца с привычной гордостью. Мужчина был уже не молод, ему уже минуло шестьдесят три года. В тёмных волосах с каждым годом было всё больше седины, но более он никак не старел. Несмотря на свой возраст, Нострадамус оставался сильным и грациозным и во всём похожим на опытного рыцаря, каким он был в молодости. И мать ― она смотрела на него всё с той же щемящей любовью, нежностью и даже страстью, что Сезар помнил из детства. Иногда Сезара удивляло это ― хотя неизменно радовало ― и бабушка Екатерина объяснила ему, что иногда между людьми возникает такая любовь, что разменивать её на возраст было бы глупо. Если для детей король был королем, то Нострадамус для них был настоящим воином из тех же легенд. Анна даже как-то заявила, что её семья ― настоящие ожившие герои легенд и сказок. Короли, рыцари и прекрасные королевы. К последним она относила не только свою бабушку Екатерину ― истинную королеву Франции ― но и свою мать, и герцогиню Лолу. Франциск взошёл к трону. Нострадамусу остановился рядом со своей женой, чувствуя, как она легко сжимает его руку. Супруги позволили себе быстрый взгляд друг на друга и лёгкий кивок. Судьба одарила королевскую кобру счастьем, которое не каждому выпадает ― настоящей, волшебной любовью, страстной и самозабвенной, неповторимой. Жан-Филипп остановился прямо перед троном отца. ― Друзья, ― начал король. ― Поданные. Сегодня Франция наконец-то получит законного наследника. Сегодня родится принц. Знать захлопала. Жан-Филипп сжал челюсть, стараясь выглядеть как можно серьёзнее, хотя внутри всё трепетало от лёгкого страха. Франциск продолжал говорить, глядя куда-то выше головы сына, и Жан-Филипп позволил себе быстрый, весёлый взгляд на Сезара. Парень ответил ему похожей усмешкой. Помимо того, что мальчики были одногодками, Сезар был для дофина настоящим другом и опорой. Они вместе разбивали коленки, вместе косячили и вместе отвечали за свои проступки. Кроме того, оба они были по-своему похожи ― тонкие, как дорогие клинки, и хотя Сезар был темноволос, как отец, а Жан-Филипп светлым, как его отец, в них обоих Нострадамус, Серсея и Франциск с удивлением обнаружили сходства с покойным прадедом ― королём Франциском. Они были похожи чертами лица ― резкими и почти что грубыми, формой челюсти и даже манерой держаться. Мария тоже посмотрели на Сезара, и ненависть в её взгляде столкнулась с привычным вызовом в глазах Нострдама. Отчего-то Сезара она ненавидела больше всех, почти так же сильно, как Жан-Филиппа. Сезара это не волновало, как и его родителей, хотя многим причина такой ненависти была непонятна. Серсея считала, что Мария давно уже догадалась о том, что сближение Лолы и Франциска произошло не без участия его сестры, и именно в тот период, когда Серсея вынашивала своего первенца. Поэтому ненависть на мать переключилась и на ребёнка. И как назло, Сезар обладал характером матери. На каждый свой выпад королева Франции и Шотландии слышала колкие, резкие ответы. Конечно, это не Нострадамус, который в своё время мог стерпеть некоторые вольности молодой королевы, понимая, что её слова продиктованы болью и обидой. Сезар полностью осознавал себя не только как сына прорицателя, но и Серсее Хелен ди Медичи, дочери Екатерины и Генриха, короля и королевы Франции, и на каждые высказывания не уставал подчёркивать, что его предки родились при этом дворе, как и он сам, а Мария ― всего лишь гостья, и её королевство ― далёкая Шотландия. И Жан-Филипп был таким же, но язык у него был чуть более развязан. Никогда не говорил этого прямо, но всегда намекал, что Мария ― не более, чем декорация, необходимая Франциску. «Королева Франции та, что властвует в сердце её короля» ― как-то сказал ей пасынок. Поначалу родители пытались сдерживать своих отпрысков, в память о положении Марии или о том, что она всё-таки была ни в чём не виновата. Но ирония в том, что предсказание Нострадамуса изменилось лишь тогда, когда Лола появилась в жизни Франциска. Не брак с Марией убил бы дофина, а его любовь к ней. А теперь любви не было. Наверняка, Серсея считала такую жизнь Марии возмездием за то, что та пыталась изменить французский двор так, как ей заблагорассудится. А потом у Марии произошла короткая интрижка с Конде, сразу после рождения дочери, когда от королевы больше ничего не требовалось. И Франция окончательно от неё отвернулась. Как и её король. Марии было уже почти всё равно, даже ярость, ревность, которая часто бушевала в ней в первые годы утихла. У неё было положение, деньги и защита для Шотландии, но французский двор принадлежал не ей, а Шотландия была далеко. Всё, что Мария могла ― спокойно доживать свой век. После Екатерины ― которую три года назад так неожиданно унесла болезнь легких; впрочем, Магдалина всегда говорила, что смерть встретила Екатерину как старого друга, и королева-мать своей охотой пошла с ней, и как равные ушли они из этого мира ― настоящей королевой Франции стала её дочь, а как иначе. В Совет Франциска вошли его братья, Нострадамус стал главным придворным лекарем и близким советником короля, как при его матери. Сезар и Жан-Филипп уже в восемнадцать лет носили рыцарское звание. Лола стала герцогиней, второй придворной дамой после обожаемой сестры короля. Их детям было обеспечено лучшее будущее. Они существовали в своём маленьком мире, в своей идеальной Франции, в которую Мария была не вхожа ― за все то, что она сделала много лет назад. Приглашённый представитель Рима начал возносить свою молитву, когда король Франции закончил и уступил место. Франциск позволил себе быстрый, гордый взгляд на Лолу, и она ответила ему не менее довольным. Эта женщина была той, что исполнила все его мечты ― дала ему большую семью, любовь, надёжность и преданность. Екатерина говорила, что последнее было самым важным. Лола была прекрасной женщиной, прекрасной возлюбленной. О ней говорили, как об особе, преисполненной доброты и милосердия, известной своим благочестием и набожностью, вследствие чего народ Франции должен был молить Бога о том, чтобы ни одна последующая возлюбленная короля ни в чём ей не уступала. В народе поговаривали, что вместе с королём правит не только его совет, но и его женщины ― сестра и фаворитка. Лола и Серсея и вправду часто оказывались вовлечены в политические дела, но принцесса Франции чаще бралась за внешнюю политику, в то время как Лола предпочитала регулировать вопросы внутри страны. А настоящая королева Мария… со временем она предпочла вмешиваться только в те дела, которые касались только её страны, её Шотландии. Некоторые удивлялись, почему она до сих пор не уехала. Сложно было представить женщин, получивших настолько большое влияние при королевском дворе. Даже при коронации Франциска сестра и фаворитка заняли почётное публичное место, в то время как Мария находилась на другой трибуне. Франциск осыпал их бесценными подарками: к самым завидным драгоценностям короны он присовокупил и огромный бриллиант. Серсее достались все замки, что получила Диана де Пуатье после свержения фаворитки Франциска I, а Лола её парижский особняк. Вскоре Лоле было оказано ещё одно благодеяние. В соответствии с традицией при смене царствования должностные лица обязаны были платить налог за подтверждение полномочий. На этот раз все средства поступили не в королевскую казну, а лично Серсее и Лоле. Фаворитка также должна была получать часть налога на колокольни. Жан-Филипп опустился на одно колено, когда священнослужитель подошёл к нему, с короной в морщинистых руках. Это был тот самый венец, что носил Франциск, будучи дофином. Казалось, Франциск поддерживал сына через тёплый металл своего наследия ― меч, что висел на поясе, и золотой короны, которую водрузили Жан-Филиппу на голову. Новый наследник поднялся с колен выпрямился. Его наконец-то провозгласили дофином, и он устремил решительный, горящий взгляд поверх голов собравшихся. Он будет достоин. Он добьётся этого во что бы то ни стало. ― Дорогие друзья, ― торжественно начал Франциск, когда сын поднялся с колен и встал чуть ниже него с правой стороны. ― Сегодня я венчаю своего сына на престол. И, кажется, счастливее этого день не может быть для нашей семьи и нашего государство, ― Франциск сделал интригующую паузу, хотя многие уже догадывались, о чём хочет объявить король. ― Но есть новости, которыми я хочу осветить этот день ещё ярче. Дофин Франции Жан-Филипп с этого момента официально обручён с наследницей Шотландии Мадлен Ромолой, чтобы союз между нами был так же крепок. Мадлен Ромола скользнула к отцу, и Жан-Филипп протянул к ней руку, за которую шотландская и французская принцесса тут же ухватилась. Она была тонкой, низкой и субтильной, как её мать, и только в спокойных, мудрых глазах было нечто, напоминающее Екатерину Медичи. Жан-Филипп её безмерно обожал. ― Ради этого дядя ездил в Рим? ― спросил Сезар, слегка поддавшись вперёд к отцу. Нострадамус кивнул. ― Да. Жан-Филипп и Мадлен всё-таки единокровные брат с сестрой, на такой брак стоило получить разрешение Папы. Лицо Марии окаменело, но она продолжала сидеть на своём троне, хватаясь за него, как утопающий за соломинку. ― Кажется, наша королева не очень счастлива, ― усмехнулся Сезар. Магдалина и Серсея посмотрели на него, словно призывая к молчанию, но не то, чтобы они были не согласны. ― Сын Франциска от Лолы получит Шотландию, когда Мария умрёт. Конечно, она не рада, ― заметила Магдалина отстранённо, смотря на то, как священнослужитель преподносит помолвленным детям короля Франции подарки от Папы Римского, как знак того, что этот брак благословён церковью. ― И вторая радостная весть, ― сказал король, улыбаясь. Мадлен Ромола встала рядом со своим женихом. ― Сестра, Нострадамус, вы позволите? ― Серсея с лёгкой ухмылкой кивнула. ― Моя племянница Магдалина де Нострдам, с благословления своих родителей, а также своего дяди-короля вскоре станет женой лорда Габриеля де Монморанси, ― двор взорвался новыми аплодисментами. Слегка приподняв платье, Магдалина поднялась к королю, и на её шее засверкало ожерелье из двенадцати рубинов. ― Прими этот дар от меня. Магдалина протянула руку, и на её запястье сомкнулся бриллиантовый браслет. Она с лёгкой улыбкой склонилась в поклоне, и Франциск поцеловал племянницу в лоб, безмолвно благословляя её женитьбу ещё раз. Возвращаясь на своё место, Магдалина выхватила из толпы взгляд бывшего наёмника. Габриель Монморанси кивнул ей с очаровательной ухмылкой. Светловолосая Анна требовательно дёрнула отца за рукав и посмотрела на него тёмными, его собственными глазами. ― Папа, а когда я выйду замуж? ― спросила Анна, наблюдая за тем, как Магдалина подходит к Габриелю, элегантно целующему ей руку. Сезар фыркнул, и Серсея пихнула его под ребра. ― Как только найдётся достойный муж, моя дорогая, ― ласково ответил Нострадамус, погладив дочь по голове. Анна нахмурилась, недовольная таким ответом, однако тут Шарль и Екатерина захихикали, и девочка упёрла кулачки в бока, чтобы разобраться в задумке младшего брата и сестры, готовая отчитать их, словно неразумных козлят. Она всегда радовалась, что была не самой младшей в семье. ― Меня напрягает, что всех старших детей уже переженили, и я один холостой хожу, ― заметил Сезар и нервно улыбнулся. Серсея прищурилась, глядя на сына. ― А как же английская аристократка, что вечно оказывается рядом? Как её… ― Новелла, ― тут же ответил Сезар, а потом попытался оправдаться. ― И её пригласила Лола. Лола хихикнула. Новелла была членом одной из семьи, важной в Англии. Франциск не мчался за короной Англии, подобно его отцу, но королева Елизавета по слухам, умирала, а законных наследников у неё не было. И теперь его сын мог править не только Францией, но и Шотландией с Англией. Если король Генрих смотрел на них с небес, то наверняка радовался такому умному ходу. Всё это напоминало Серсее дела давно минувших дней: король собирается женить своего бастарда на законной принцессе. Вёе это было похоже, и в то же время ― другое. Хотелось верить, что судьба детей сложится лучше, чем их. Или хотя бы в ней будет меньше боли. Когда церемония была окончена, Мария встала и первая покинула зал, не оглядываясь. Никто даже не посмотрел ей в след, уже привыкнув, что редко какое торжество происходило с присутствием на нём королевы. Франция любила Лолу ― тихую и спокойную, мудрую возлюбленную их короля, которая родила наследников и принцессу. Франция видела и слезы, и улыбки, знала и беды, и радость. Что же, теперь в королевской семье этой ― теперь уж точно ― великой страны, будет счастлив и кто-то ещё. ― Ромола, ― Серсея обняла племянницу за плечи. Та проводила мать печальным взглядом, но сегодня было не время грустить, поэтому она посмотрела на тётю с улыбкой. ― Мы с Лолой как раз обсуждаем пир в честь твоей помолвки. Сезар слегка дёрнул её за кончик тёмных волос, и Ромола привычно ощетинилась на кузена. Она была во многом похожа на отца ― тихая и спокойная, что так отличалась от хмурой и капризной матери. Мария была рада, когда родила её. Она верила, что рождение долгожданного ребенка ― пусть и девочки ― всколыхнет чувства Франциска к ней. Но она ошиблась. Конечно, рождение дочери обрадовало Франциска, но к жене не вернулся. Он так и не простил ей старую измену, и никогда бы не смог этого сделать. Он не забрал Ромолу, не поручил её воспитание сестре и фаворитке ― хотя мог ― любил Ромолу так же сильно, как и своих детей от Лолы. В своих бастардах ― мысленно Мария называла детей Лолы только так ― он не растил ненависти к единственной законной дочери и позволял им играть всем вместе. Лола была ласкова и нежна с маленькой принцессой, как и Серсея, им не было дело до Марии. А потом Мария поняла ― они все ждали, когда она родит, потому что после этого Франциск мог больше не быть с ней, как супруг. Она родила ребёнка, и только смерть этого ребёнка могла вернуть его в её постель, за ещё одним законным наследником. Наученный образом своей матери и сестры, он в девочке видел будущую наследницу, и ему уже не нужен был сын. Да и зачем ― когда можно с благословения Рима, которому не терпелось прибрать Англию к рукам и «вернуть её в лоно церкви», обвенчать дочь-наследницу и узаконенного бастарда. Сначала Мария думала, что дочь станет её опорой и поддержкой, что Ромола ― чёрт с ним, с именем Медичи ― будет всегда на стороне матери, унаследует хитрый и коварный ум Гизов, и как минимум сделает так, чтобы Серсея и её семья исчезли со двора, а Лола впала в немилость вместе со своими бастардами. Она надеялась на это так же, как в свое время Диана де Пуатье надеялась на рождение второго мальчика. И как бывшая фаворитка короля Генриха, она обманулась. Ромола росла спокойной и тихой, хотя в красоте ей нельзя было отказать. Любила слушать музыку и сочинять песни, любила носить мягкий бархат, играть в кухне замка возле поваров, вдыхая аромат лимонного пирога или черничного торта. Она отдавал своё сердце книгам, котятам и даже танцам. Очаровательная принцесса, маленький ангел. И Сезар вместе с Жан-Филиппом, старшие её на три года, стали её лучшими друзьями и настоящими братьями. А Жан-Филипп теперь ещё и женихом. Они первые заметили, что под робостью принцессы Франции и Шотландии прячется нечто иное ― не раз оказавшись в критической ситуации, Ромола ни разу не запаниковала, не ударилась в бегство, не бросила товарища в беде, наоборот — все её действия были осмысленны и соответствовали обстановке. Ромола умна, добра, верный товарищ и надежный друг, она обладает высоким чувством долга, бескорыстна, и её отличает тяга к знаниям и любовь к чтению. Вообще, все дети Франциска и Серсеи были невероятно дружны и сплочены, даже сейчас, когда самым старшим было уже по восемнадцать лет, а младшим ― пять и три. И тем фактом, что старшие участвовали в безумие на ровне с младшими, они часто доводили не только своих родителей, но и сводили с ума весь французский двор. Даже Мадлен Ромола росла, привязываясь к строгой, но любящей её тети, привязываясь к женщине, которую любил её отец, и даже к Нострадамусу она испытывала больше симпатии, чем к собственной матери. Лола и Серсея что-то обсуждали с Франциском и Нострадамусом, принцесса периодически поглаживала свой круглый животик. Нострадамус кидал на жену взгляды, полные любви и нежности, а Лола и Франциск стояли, крепко сцепив пальцы. Изабелла Карла утащила танцевать кузена Андре, Анна и Лоренцо тоже пытались изобразить что-то, похожее на танец. Близнецы Екатерина и Шарль уже отчаянно зевали, но продолжала стоять рядом с родителями. Камила стояли в стороне, готовая в любой момент увести детей обратно в детскую. Но поскольку сегодня был праздник, им разрешили задержаться до последнего. Новый наследник танцевал с Мадлен Ромолой и что-то периодически шептал ей на ухо, наклонившись. Мадлен Ромола громко смеялась от этого, вызывая восторг не только семьи, но и окружающих подданных. Магдалина стояла в стороне ото всех и разговаривала с Габриелем Монморанси, который ласково поглаживал возлюбленную невесту по коже рук. Сезар выскользнул на балкон. Магдалина заметила это первой несмотря на то, что разговаривала с Габриелем де Монморанси. Её жених увидел, что девушка его почти не слушает, и с легкой улыбкой прервал свою речь. Леди Нострдам тут же обернулась к нему. ― Прости, ― вежливо и слегка виновато улыбнулась она, беря его за запястье. ― Я пойду, узнаю, что с братом, а потом вернусь к тебе. ― Конечно, ― кивнул он с полуулыбкой, поцеловав её в висок. Габриель вздохнул. Сколько всего было за эти восемнадцать лет, и страшно, и радостно вспомнить. Судьба так и не отвела его от французского двора, где ему было суждено выполнять приказы королевской кобры. Он уже и не надеялся вернуть своё имя, как внезапно после смерти короля Генриха так же быстро скончался и его отец. За пять лет умерла почти вся его семья, и Габриелю было возвращено имя Монморанси ― молодой король Франциск объявил, что преступление против его семьи наёмник выплатил и теперь снова может быть свободным человеком. Его король прощает его. Габриель жил спокойной жизнью, не беря себе жены. А потом в один день ему сообщили, что первая леди Франции, сестра короля хочет его видеть. Серсея приехала к нему и предложила жениться на её дочери Магдалине де Нострдам. Габриелю Монморанси тогда было уже тридцать один, а Магдалине всего тринадцать, и по какой-то причине он согласился. Возможно, понимал, что ничего другого в этой жизни уже не получит. Каким-то загадочным образом вся она вертелась вокруг принцессы Серсеи ― которая спасла его жизнь, давала ему смысл продолжать её и наконец-то позволила обрести семью. Это дорогого стоило. ― Сезар, ― позвала Магдалина, выходя на балкон к брату. ― Что-то не так? ― Я счастлив, Магдалина, ― рассмеялся он, и смех его уносился в звёздное небо. Магдалина улыбнулась. ― Я счастлив, ― повторил он. Пожалуй, в этот вечер был счастлив каждый член его семьи. Так и должно было быть. ― Ты говоришь со звёздами? Одно время Нострадамус думал, что никто из его детей не унаследовал мистического дара. Сезар был умным, в некоторых отношениях даже слишком умным, был талантливым. Андре увлекался языками, Анна искусством, а Шарлю отец пророчил судьбу церковного служителя. Екатерине было только три, Нострадамус не видел её судьбу так ярко, но девочка обожала слушать истории. И только одна Магдалина была полностью его дочерью. В детстве она часто убегала из комнаты, забираясь на высокие башни и смотря оттуда на звёзды. Этим она часто доводила до паники свою мать, волновала отца, да и весь двор заставляла нервничать. Нострадамус и Серсея как могли её отучали от этой дурной привычки. Отец думал, что у дочери лунатизм. А потом она начала говорить странные вещи. Точнее, странные для всех, кроме её семьи. Один раз она сказала, что леди Лоле стоит опасаться кораблей ― и через неделю корабль, на котором Лола должна была плыть в Шотландию, чтобы навестить родителей, потопила буря. В другой раз она молча принесла на обед настойку, вызывающую рвоту, и в тот же раз её брат Жан-Филипп отравился. Тогда Нострадамус всё и понял. Да и все всё поняли. Франциск велел лучшим архитекторам создать прочный балкон на самой высокой точке замка, чтобы принцесса была в безопасности. ― Иногда говорю, ― призналась Магдалина, накрывая холодные перила своими тёплыми руками. ― А иногда ― они со мной. Иногда из-за этого она могла вести себя очень странно. Она могла на целый день забираться на подоконник в своей комнате, сидеть и смотреть в даль, на небо, и ни с кем не говорить. Когда Сезар впервые увидел её такой, то она медленно повернула на брата голову и в глазах её было пусто. Она лишь измученно улыбнулась и повернулась снова к окну. Как Магдалина потом объяснила, так она набирается неясной энергии. Судя по всему, Нострадамус тогда понял, о какой энергии говорила его дочь, и Серсея тоже понимала. Потом она объяснила сыну, что люди с необычным даром тратят очень много сил на этот дар, и им надо откуда-то брать эти силы в ответ. Нострадамус брал их от жены, от детей, от любви, что испытывала к нему семья. Магдалина брала их из тишины. ― И что звёзды говорят сейчас? ― спросил Сезар, запрокинув голову. Магдалина какое-то время молчала, а потом ответила. ― Что мы будем счастливы, брат. Звёзды в эту ночь сияли ослепительно ярко.