Bosozoku girl doesn't cry

Интересуешься политикой? Выборы, общественная жизнь? Какова твоя гражданская позиция? Крики за углом были эмоциональными и насмешливыми, так что Араки замерла на мгновение и невольно спружинила на налитых силой ногах. Синай скользнул в руку на чистых рефлексах — неважно, что бы оказалось за углом, готовой надо было быть к худшему. Выдохнув и уловив в ответ на крики, дрожащий и едва слышный, Масако вывернула из-за поворота и с неудовольствием различила в полутьме переулка двух перепивших салариманов, теснивших к стене бледную Маруку, с которой Араки жила по-соседству. — Жить надоело? — цыкнула Масако, привлекая внимание. — Чего прицепились? — А ты чё такая воинственная? — не внял угрожающему блеску в глазах девушки мужчина, издевательски улыбаясь. — тоже наследница «Дзенгакуранов»? Развелось тут, понимаешь… Может, в других обстоятельствах Араки и послушала бы, кем именно был недоволен мужчина со своим другом, но Марука в глупом ситцевом платье, висевшем на ней, слишком худой, как на вешалке, тряслась, вжавшись в стену, салариманы смотрели свысока, судя по всему, считая, что им дает на это право репутация «чистеньких», не замаравшихся в лихие шестидесятые. Синай врезался говорливому умнику в живот, заставив распахнуть рот в беззвучном крике и согнуться; Масако добилаего парой щедрых ударов по хребту, оттолкнула ногой в сторону и повернулась ко второму, уже сообразившему сквозь алкогольный дурман, что ничего хорошего его не ждет. Араки, не мудрствуя лукаво, сбила синаем вскинутые в попытке не то атаковать, не то защититься руки, и от души вмазала мужчине по лицу. Хрустнул нос, салариман заскулил, расплескивая на голубую рубашку капли крови, а Масако едва заставила себя промахнуться, и вместо ошеломительного удара, должного, как и подсказывал эпитет, снести с головы зарвавшегося придурка велосипедный шлем, получилось только свистнуть мимо его уха, так что парень отшатнулся и врезался в стену. У него был разбит и, может статься, сломан нос, кровила губа, на которую у Араки сорвался кулак, и его заваливало на правый борт, где под рубашкой наверняка расцветал здоровенный синяк — вместо обычного блока получилась полноценная контратака. — Хватит, Масако, — слабо попыталась запротестовать Марука, то ли порываясь сделать шаг вперед, то ли просто не держась на ногах. Араки и сама понимала, что хватит; грохнула синаем по стене рядом с оставшимся лежать идиотом и неспешно пошла прочь, краем глаза улавливая семенящую следом девчонку. Постепенно накатывал отходняк, адреналин выветривался, в голове яснело и Масако сама удивлялась своей горячности и поспешности — вот уж не было печали. И повод был дурацкий, и запросто можно было просто презрительно фыркнуть и уйти, дело вообще, если уж на то пошло, Араки не касалось. Наверняка пара заносчивых придурков тыкнули Маруке тем, что её отец заикался и дергался, что может, и было забавным, но уж точно не должно было быть поводом для насмешек. — Что же так из-за ерунды всякой?.. — тихо спросила Марука, не поднимая глаз от земли, и Араки, скосив на неё строгий испытующий взгляд, скривилась: — Так уж и ерунды. В следующий раз подумают, прежде чем к тебе лезть. — Спасибо, — потерянно пробормотала девушка, и Масако, чтобы как-то подбодрить её, попыталась свести все к шутке: — Да не за что. Можешь считать, что у меня ультра-левые политические корни. Поэтому я не выношу идиотов, прущих по больным мозолям, даже сильнее, чем все остальные окружающие. Марука молчала, даже не улыбнувшись, Масако разочарованно скривилась и прибавила шага. — Думаешь, это было правильно? — наконец, подала голос Марука, когда до дома осталось всего ничего. — Что именно? — потребовала пояснений Араки, словно не поняла. — Выходить на улицы, действовать так… жестоко. Очень много людей пострадало, неужели они не думали, не понимали?.. — Значит, время требовало быть жестокими, — отрезала Масако. — Да и подумай только, разве тебе самой не кажется, что боролись за дело? Этот вшивый пакт о взаимопомощи, а на деле — военные базы и произвол чужаков на нашей земле. Гнилые отношения зависимости, ущемления прав. Мой отец штурмовал Парламент, участвовал в движении и я горжусь им, я полностью поддерживаюего взгляды. И это не жестокость. — А что это? — угрюмо спросила Марука, хотя уже могла сбежать к себе домой и не продолжать явно неприятный для себя разговор. — Это уважение своей Родины. А в знак уважения можно и жизнь отдать.