Возвращение из прошлого

      Сарада уже выходила из аптеки, когда увидела двух клонов Наруто, промчавшихся мимо неё по улице куда–то, таща в руках огромные сумки. Ярко–апельсиновые метеоры, похожие на восходящее солнце, мелькнули, словно несбыточная мечта о счастье, оставшемся в иной реальности.       «Наруто...».       Сердце опять резанула боль потери. Умом куноичи понимала, что ей придётся, быть может, до конца дней своих жить с этой болью в сердце, глядя на такие знакомые, но навсегда запретные черты. Сколько бы лет ни прошло... она вряд ли смирится с потерей и отпустит эту боль, которая станет неотъемлемой частью её существа. Как осколок, вонзившийся в сердце. Который не убивает, но который невозможно изъять. Ибо попытка это сделать означает неминуемую смерть...       Да, она бы могла приказать себе не смотреть в сторону Седьмого, понимая, что таким образом делает услугу и себе, и ему. Себе — потому что не даёт повода беспокоиться о реакции отца. Хокаге — потому что не добавляет беспокойства ему. Он и так завален работой и имеет непростые отношения в своей семье. Не хватало ему морочить голову тем, что дочь его лучшего друга бросает на него слишком долгие и многозначительные взгляды, которые трудно списать на детскую влюблённость в более зрелого мужчину. Да и другие женщины в Скрытом Листе — отнюдь не слепые и не дуры. Не хватало, чтобы про неё или её отца поползли странные слухи. Им–то может быть и будет всё равно, но вот бабушку с дедушкой нужно поберечь. Они и так убиты горем из–за смерти единственной дочери, не хватало им ещё и подобного.       Да, умом–то может, она и понимала... но сердце...       Сердце заставляло глаза смотреть вслед призраку ушедшей любви, похожей на утренний туман, рассеивающийся под жарким солнцем.       Девочка тяжело вздохнула и хотела сделать шаг вперёд, но неожиданно кого–то задела.       — Прошу прощения, мне крайне неловко, — сказала она, подняв глаза. — Мебуки–баасама.       Действительно, она неожиданно столкнулась с бабушкой. Пожилая женщина лишь молча поджала губы и отошла в сторону, не удостоив внучку даже взгляда.       Сарада, тяжело вздохнув, поспешила домой. Хотелось бы окликнуть и справиться о здоровье дедушки, но взгляд, которым мать Сакуры наградила внучку, отбил у юной Учиха всякое желание с ней заговаривать. Похожими взглядами награждали её Учиха Мичи и прочие её младшие соклановцы в прошлом. Взгляд, говорящий «Лучше бы ты сдохла». Сердце снова резанула боль. Боль неприятия.       На следующий день после возвращения Сарады из прошлого она и Саске навестили с официальным визитом родителей мамы. Оба были в чёрном траурном одеянии, как и было положено. Их приняли достаточно любезно, но опыт Сарады говорил, что эта любезность — сдержанно–показная, и может мгновенно слететь, словно фальшивая позолота с конфетного фантика при малейшем трении.       — Я хочу принести свои искренние соболезнования в связи с вашей потерей, Мебуки–сан, Кизаши–сан, — встал из–за стола и глубоко поклонился Саске.       Но его прервал хлёсткий звук удара по лицу от взбешенной тёщи.       — Соболезнования?! Соболезнования?! Где ты, урод, мать твою за ногу, был все эти годы?! Когда моя дочь работала как проклятая, чтобы прокормить вашего ублюдочного выродка!!!       — Дорогая, прекрати!       — Нет, не прекращу!!! — раздался ещё один звук от пощёчины. Учиха–старший стоял неподвижно и равнодушно, словно каменная статуя. С таким же успехом одна из четы Харуно могла дубасить одно из изваяний–стражей главных врат Храма Огня. — Если бы не ты!!! Если бы не ты и твоя уродская дочь, то моя девочка была бы жива!!!       — Мебуки, прекрати!       — Заткнись, кому сказала!!!       Занесённая для следующего удара рука была перехвачена в полёте. Попав в захват, который мог соперничать по крепости с самыми массивными оковами из чакростали, усиленными фуин, выкачивающими чакру заключённого и преобразующими её в запас собственной прочности. Хотя тут же отпустив. Следующего удара уже не последовало.       Саске не видел слёз Сарады, которые ручьями текли по щекам. Или чувствовал с помощью риннешарингана? Хотя, если бы увидел, от Харуно Мебуки не осталось бы даже пепла.       Девочка рыдала, не проронив ни звука. Слова бабушки были словно чёрные штыри Обито, пробивающие насквозь и заставляющие чувствовать неимоверную боль и холод. Как будто тёплый огонь, к которому протянул руку, чтобы согреться, вдруг оказался гэндзютсу, и вместо тепла ощутил холод, когда тело по живому вмерзает в лёд. Стремительно нарастающий слой за слоем, не давая разбить его и вырваться.       — Довольно, — муторные ощущения смела волна «ки» Учиха–отца. Чета Харуно отшатнулась — те сразу поняли суть происходящего, ибо когда–то давно тоже были шиноби. — Можете ненавидеть меня, это ваше законное право. Но не нашего с Сакурой ребёнка.       Мужчина повернулся к наследнице, успокаивающим жестом положив ей руку на плечо. Теплота отцовского прикосновения проникала всё глубже в душу, выгоняя холод от слов бабушки. Сарада вынула носовой платок из печати на напульснике, скрытом рукавом кимоно, и вытерла слёзы. Её отец кивнул и обратился к тестю и тёще:       — Если желаете выместить на мне всю боль и гнев — я не буду сопротивляться. Вы, повторяю, в своём законном праве. Но, полагаю, этого не стоит делать в присутствии Сарады. Для неё подобное зрелище было бы невыносимым. Можете не жалеть меня, но пожалейте хотя бы её. Её боль ничем не слабее вашей. Не усиливайте страдания вашей внучки ещё больше.       Ответом были пришибленные кивки.       — Уведомите меня, если вдруг вам захочется увидеть меня ещё раз. Я охотно приму приглашение. И обязательно подам весть, если мне будет необходимо отлучится за пределы Скрытого Листа.       Согласное молчание.       — Прошу прощения, если наш визит поколебал ваше душевное спокойствие, — обращение к наследнице. — Сарада, попрощайся. Мы не смеем вас больше задерживать, — вновь к родителям покойной супруги.       — Простите, если своим присутствием заставила вас почувствовать себя неловко, — поклонилась девочка, избегая смотреть в глаза старшей родственнице.       Может, будь она обычной двенадцатилетней девочкой, Сарада могла бы и не сдержаться и в ответ накричать на бабушку, наговорив грубостей, за которые ей в последствии было бы крайне стыдно, но... Но сейчас в теле подростка была взрослая женщина, прошедшая через ад потерь и видевшая своими глазами все ужасы войны. И посему хоть и не могущая простить слова Харуно Мебуки, но понимавшая, почему те были сказаны.       Она видела, что пожилая женщина готова была вновь сорваться, но в последний миг сдержалась. Хозяева также вежливо поклонились гостям и провели их.       Едва дождавшись, когда дверь в квартиру Харуно закроется, Сарада разрыдалась, уткнувшись в грудь Саске и обхватив его руками. Глава клана рассеянно гладил её по волосам, давая выпустить гнев и скорбь. Он сам понимал, каково это — день за днём копить в сердце боль и ненависть. Для его бывшей цели всей жизни это давало силу. Цель же его дочери не такова, чтобы ей помогли подобные чувства.       Тем более, что он знал: она — Учиха, как и он. И предательство близких бьёт по носителям шарингана глубже и больнее, чем по обычным шиноби.       А рыдания девочки гулким эхом разносились по пустому подъезду.       Мужчина не стал её утешать или просить прекратить. Он чувствовал, что лучше просто помолчать и побыть рядом. Побыть молчаливой опорой, которая не исчезнет и за которую можно уцепиться в бушующем море эмоций. И от которой можно оттолкнуться, чтобы плыть дальше. По волнам сильных чувств на крыльях сильного ветра могучей воли — к горизонту мечты.       Как только за гостями закрылась дверь, Кизаши молча ударил супругу по лицу.       — Как ты посмела сказать такое в присутствии внучки, женщина?! Ты была в своём уме?!       Мебуки лишь возмущённо хватала ртом воздух. Её вечно находящийся под каблуком муж вдруг посмел повысить на неё голос, и мало того, заняться рукоприкладством! Но сквозь пелену ярости пробивался свет ясного рассудка. Не сколько слова проклятого зятя — их можно было воспринять как дешёвую отмазку и игру в благородство. Свойственную великим кланам с их потомственной гордостью за деяния предков. А странно–взрослую сдержанность внучки, похожей на взрослую женщину, по ошибке поселённую в тело ребёнка.       — А ты будто не отец нашей девочки!       — Отец! Но ещё я — дед той самой девочки, которую ты назвала ублюдочным выродком и уродом! Как ты смеешь так называть ребёнка своей собственной дочери, идиотка?       — Если бы её не было, Сакура бы одумалась и развелась, выйдя замуж за другого! А так эта поганка стала цепью, которой моя несчастная доченька стала прикована к этому высокомерному выблядку!       — Если ты так говоришь, то нихрена ты не знаешь о собственной дочери, за которой так убиваешься!       — Ну давай, расскажи мне, чего я о ней не знаю!       — Она всегда любила Учиха Саске! Всегда! Даже когда он сбежал, она изводила себя тренировками, засыпала над книгами, пропадала в госпитале — лишь бы его вернуть! Даже когда его объявили в розыск, как преступника, она только плакала над его фотографией!       — Да как ты...       — А ещё она увязалась за ним на его бесконечную миссию, чтобы хотя бы так заставить его зачать ей ребёнка! Хотя наверняка знала, что станет матерью–одиночкой при живом муже! И ты ещё считаешь, что она его не любила?! Стыдись! Потому что иначе ты либо слепая дура, либо эгоистка, считающая ребёнка своей собственностью!       Мебуки опустила взгляд. Она действительно старательно делала вид, что не замечает чувств дочери. Надеялась, что её девочка одумается и найдёт себе хорошего парня. Преданного Листу, не бродягу и не отступника, пусть и не объявленного в розыск. Да того же Узумаки Наруто! Парень был хоть и глуповат, но силён и вроде как перспективен — по крайней мере, после всего, что она слышала. Несмотря на то, что Сакура постоянно твердила, что он — безмозглый идиот без капли такта и манер. Ну а что можно ожидать от парня, в одиночку выживавшего пол жизни чуть ли не в трущобах и ненавидимого всеми?       Харуно–старшая со стыдом вспоминала, что сама оттаскивала Сакуру от мелкого джинчурики, словно от прокажённого. Кто же мог знать, что затравленный и всеми игнорируемый мальчишка станет Спасителем Листа, Героем Пяти Наций и одним из Новой Легендарной Троицы, Богом Шиноби? Что тот, от кого дочерей прятали, как от какого–нибудь маньяка, станет тем, о ком будут мечтать чуть ли не все девушки и женщины мира?       Но нет, когда Сакура начала с восторгом тараторить о том, какой последний из Учиха сильный, красивый, молчаливый и весь из себя крутой и загадочный... Когда начала учиться готовить и прихорашиваться, она не придала этому значения. Мол, глупая наивная детская влюблённость. Которая только на руку ей, как матери. Теперь появился весомый рычаг, чтобы приструнить дочь и заставить делать то, что нужно.       «У тебя опять беспорядок в комнате? Стыдно даже Саске пригласить в гости».       «Ты опять проспала? Сколько можно, бери пример со своего кумира. Он, как ты говоришь, пунктуален».       «Учись сама стирать и гладить свои вещи. Учиха, как ты сказала, всегда ходит в чистом».       «А теперь мы будем учиться готовить! Саске вроде как говорил, что сыт. Значит ест дома приготовленное им самим. А он, между прочим, парень!».       И вот, после всего этого, она надеялась, что наивное увлечение просто так пройдёт? Боги, какой же она была непроходимой дурой...       Потом странная серьёзность дочери, когда она говорила, что поссорилась с лучшей подругой и теперь они — соперницы. Она тогда лишь снисходительно усмехнулась — поняла, кого девочки не поделили. И спросила:       — Ты ведь не уступишь ей, правда?       — Ещё чего, шаннаро! — и насупленный взгляд обиженного хомячка. Она тогда рассмеялась и погладила дочь по голове. Кто же знал, что таким образом она, сама того не ведая, заложила ещё один камень в фундамент единственной любви всей жизни своей дочурки?       И потом, когда она после церемонии выпуска и распределения пришла домой странно задумчивой. Молча проглотила обед, односложно отвечая на расспросы её и мужа. Буркнула про то, что не будет ужинать — впрочем, это было обычно для всех девочек, что повально увлекались модными низкокалорийными диетами, считая, что таким образом «сохраняют фигуру». Хотя той фигуры было — птичьи слёзы. И заперлась в комнате. До самого утра.       Утром она ушла рано, даже не позавтракав. Оставив записку: «Буду перед обедом. У нас дополнительный тест». Тогда она и Кизаши долго гадали, что это будет за тест. Никаких дополнительных проверок у них после выпуска не было. Просто знакомство с сенсеем, представление и первая совместная тренировка. После которой — минимум месяц заданий ранга D.       Они забеспокоились, когда дочь не явилась ни до обеда, ни после. Пришла ближе к вечеру, сияющая от радости и заверяющая, что всё хорошо, и она теперь наконец–то по–настоящему шиноби. На вопрос, что значит «по–настоящему» был волнительный рассказ о тесте на выживание от Хатаке Какаши — странного джонина в маске, имеющего дурацкую привычку опаздывать на несколько часов. И при этом — неимоверно крутого, сражающимся с «идиотом Наруто», даже не закрывая книгу.       Когда переволнованная наследница ушла отдыхать, Кизаши только покачал головой.       — Надо же, наша дочь в команде под началом самого Шарингана Какаши... Можно не волноваться.       Она кивнула. Какой же наивной она тогда была. Если бы знала, что всё, что происходило до этого — только цветочки... Потом всё покатилось по наклонной вниз, начиная с экзамена на чунина.       Ещё более яростное соперничество с Ино, когда Сакура, буквально фоня жаждой крови, заявила, что «почти сделала эту свинину» и теперь ни за что больше не проиграет. И почти поселилась на полигоне. Приходя домой только для того чтобы помыться, постирать вещи, поужинать и завалиться спать. На следующий день после завтрака всё началось сначала. Мебуки еле уговорила дочь не усердствовать — и то сработал лишь аргумент о неучастии наследницы в финальных боях.       Затем был страшный бой за Скрытый Лист, где участвовали практически все — даже уже давно вышедшие в отставку. Руководство до последнего желало показать, что Скрытая Деревня ни сном ни духом о готовящейся агрессии. Тогда чете Харуно пришлось вспомнить боевую молодость и даже прибить парочку слишком молодых, а оттого беспечных и дерзких шиноби Звука. Благо, отставные шиноби чувствовали, что наплыв чужаков может закончиться плохо, и не теряли бдительности, а также держали при себе замаскированное оружие — в особых случаях такое позволялось. Единственное, что не давало им покоя — судьба дочери. После того, как агрессоров начали теснить и те сначала дрогнули, а потом и вовсе начали отступать, Кизаши и Мебуки рванули на стадион, где хотели найти дочь. Но в хаосе сражения никто не мог сказать, куда подевалась розововолосая девочка с зелёными глазами.       Она вернулась вечером — уставшая и грязная, в помятой и испачканной одежде, с которой сыпался песок. На взволнованные расспросы о том, где она была и что случилось, Сакура ответила, что их послали в погоню за Саске, который решил таки довести свой поединок с соперником из Песка до более жестокого и непоправимого исхода. О подробностях она умолчала, но мать заметила, что дочь выглядела задумчивой и, можно сказать, растерянной. Будто увидела нечто, что перевернуло её представление о мире.       После похорон Третьего Харуно–младшая долго сидела в своей комнате с чашкой чая, гипнотизируя фотографию своей команды. На вопрос родительницы о том, что её беспокоит, честно призналась, что, оказывается, крайне недооценивала Узумаки Наруто.       Мебуки понимающе кивнула. То, что она слышала, не укладывалось в голове — мелкий пакостник и хулиган, которого все называли демоном, неожиданно сначала отпинал молодого гения клана Хьюга, на ставках на которого прогорела куча народу, а затем совершил невозможное — чуть ли не в одиночку заставил отступить взбесившегося джинчурики Песка. Более тщательный расспрос подтвердил — действительно, тот, кого считали неудачником и худшим выпускником Академии, неожиданно обставил юного гения Учиха. Но не в каких–то учебных спаррингах, цена поражения в которых — разве что синяки и несколько порезов, не считая уязвлённой гордости, а в настоящих боях, где итогом могла быть гибель всей команды семь.       Довольный Кизаши, ухмыляясь, заявил, что почти озолотился, сделав ставку на блондинистого сокомандника дочери вопреки прогнозу. За что был профилактически бит скалкой — ибо нечего транжирить семейный бюджет. Но выигрыш таки смягчил гнев матери семейства.       Потом была весть о том, что в Лист, ещё не залечивший раны от скоротечной войны, вторгся Учиха Итачи — безумный гений, в одиночку истребивший собственную родню. Естественно, его младший брат не мог оставить подобного без внимания и бросился в погоню за кровником. С закономерным итогом — Саске в бессознательном состоянии вернул в госпиталь Майто Гай. В таком же состоянии находился и сенсей «седьмых» — легендарный Шаринган Какаши. Так что у Учиха–младшего не было ни малейшего шанса. Сакура тут же почти прописалась в госпитале, практически дежуря у постели наследника шарингана и появляясь домой лишь чтобы поспать и перехватить еды. А потом — новая изматывающая вахта с восьми утра и почти до полуночи.       Когда в селение вернулась Сенджу Цунаде и дочь примчалась домой с радостной вестью о том, что её кумир пришёл в себя, Харуно Мебуки мысленно вздохнула. Теперь дочь хотя бы отвлечётся от своего ненаглядного, влюблённость в которого уже стала превращаться в болезненную манию. Но нет — Сакура практически тут же умотала обратно с гостинцами, напоследок устроив скандал пытавшейся её образумить родительнице. От повышенных тонов голоса матери и дочери дрожали стёкла, а отец семейства решился прикинутся предметом мебели — иначе был риск получить тумаков сразу от двух разгневанных женщин.       Домой дочь вернулась пришибленной и растерянной, можно сказать даже подавленной. Из её пояснений выходило, что её сокомандники с какого–то перепугу устроили драку на крыше госпиталя. Причём, как ни странно, инициатором вышел Учиха. Она же пыталась разнять драчунов, но те с бараньим упорством решили таки выяснить, кто из двоих круче. И в результате её девочка едва не погибла, бросившись между двух техник А ранга, каждая из которых могла убить юную куноичи на месте. Харуно–старшая была готова рвать и метать, желая вытрясти душу и из двух малолетних кретинов, и из идиота–наставника, который вообще не следил за поведением подопечных и не упреждал подобное, несмотря на то, что Хатаке Какаши спас её дочь. Остановило осатаневшую золотоволосую только то, что Сакура заверяла, что–де, участникам драки вправляют мозги их наставники — Учихе — капитан «седьмых», а Узумаки — один из саннинов, господин Джирайя. Мать семейства Харуно мысленно присвистнула — безродный сирота неожиданно удостоился чести стать учеником живой легенды. Также её успокоила фраза сенсея дочери о том, что всё образуется. Ну да, как же... С таким–то отношением к жизни, к миссиям и ученикам, не говоря уже о тренировках оных...       Из задумчивости Мебуки вывели слова дочери о том, что ей нужно срочно переговорить с Наруто. И буквально минуту спустя хлопнула входная дверь.       Женщина начала устало рыться в серванте, ища успокоительное. Проклятый день её вымотал и нервы были уже ни к чёрту. Утешало только одно — встреча дочери с шумным блондином. Отставная куноичи заснула с мыслью, что наследница таки одумалась и решила бросить засранца–Учиха, которому на неё, судя по всему, было банально плевать. Потому что игнорировать девушку, которая всегда рядом и чуть ли не заглядывает тебе в рот, желая выполнить почти любое требование — по поводу самой крайней меры удержания парня около себя Мебуки настоятельно просила дочь повременить хотя бы до шестнадцати, понимая, что запрет возымеет обратную реакцию по типу «назло сенсею пробью кунаем ногу» — мог либо ненормальный... либо представитель нетрадиционной ориентации. Да, последний кровный носитель шарингана был смазлив, как и все его соклановцы, но мысль о том, что Сакура влюбилась в мужеложника, была нещадно отметена. Сами Учиха считали склонность к подобному позором для всего клана, посему всякий, кто решался тайно практиковать нездоровые отношения или, не дай Боги, признавался в этом открыто, почти сразу же гибли при невыясненных обстоятельствах. Ибо в плане традиций и диктуемых ими норм, а также соблюдения этикета обладатели красных глаз могли потягаться только с другими высокомерными аристократами — Хьюга. Высокомерно–надменные постные рожи были отличительной чертой что тех, что других.       Утро не принесло облегчения. Сакура не вернулась. Только женщина уже собралась бежать искать своего ребёнка, как виновница переполоха переступила порог. И тут же разрыдалась, уткнувшись носом в мамину грудь и обняв. Из невнятных бормотаний в паузах между громкими всхлипами выяснилось следующее — Учиха Саске сбежал из Листа, оставив сокомандников и вообще всех. Подавшись за силой к Орочимару.       Хотя, насколько понимала Мебуки, это было неизбежно с самого начала. Парнишке просто искалечили психику — ну нельзя быть прежним и остаться в здравом уме, однажды потеряв не только родителей, но и всех родных! Причём зная, что это страшное преступление совершил твой родной брат! Тут поневоле всё же воспылаешь столь всепоглощающим желанием мести, которое не оставит в душе ничего, кроме неутолимой жажды силы. Привязанность, сострадание, любовь? Зачем, ведь это всё только отвлекает! Видимо, череда поражений, которые потерпел Учиха со слов дочери, привела его к пониманию, что Скрытый Лист не даст ему необходимой силы в кратчайшие сроки. И он ушёл, дабы не тратить время на то, что считал глупостью и блажью, не имеющей отношения к его мести.       Подобное она и пыталась донести до наследницы, но та не желала слушать. После нескольких «Саске–кун не такой!» и «Саске–кун ни за что бы...» женщина смирилась и просто оставила дочь наедине с её горем. Ну что тут поделаешь, если сильное чувство застило влюблённой дурочке здравый смысл?       Дальше девочка просто собралась и ушла, сказав, что уйдёт ждать возвращения спасательной партии в госпиталь. В принципе, это было логично — наверняка не обойдётся без драки, в которой пострадают как беглец, так и отправленные за ним в погоню.       Вернулась же она только под вечер — крайне тихая и задумчивая. Всё было ясно без слов — миссия провалилась. Последний Учиха покинул Лист.       Молча прошла в свою комнату и заперлась в ней. Но за всё время впервые оттуда не было слышно даже намёка на плач. Что было удивительно. А на следующий день юная куноичи отправилась куда–то с утра пораньше. Заявив, что ей нужна сила, чтобы вернуть Саске и ей надоело видеть, как она постоянно беспомощно плетётся в хвосте.       А потом Сакура смогла приятно удивить своих родителей. Ибо таки добилась почти невозможного — стала ученицей самой Сенджу Цунаде. И впервые за многие годы Мебуки могла испытывать гордость за свою дочь. Ведь таким не грех и похвалиться перед остальными — ведь первого попавшегося легендарные саннины в ученики не брали. Если подобное случилось — значит у её с Кизаши дочери есть потенциал, и весьма немалый. Было и ещё кое–что. Надежда, что за два с половиной года её девочка сможет забыть высокомерного красноглазого уродца и найдёт себе более подходящую пару.       Впрочем, Харуно–старшую не оставило исконно женское любопытство и она полушутя–полусерьёзно спросила, кому обязана столь разительным переменам в своём чаде. На что получила удививший её ответ — «Узумаки Наруто». И если раньше Сакура описывала лишь его недостатки, то сейчас оказалось, что у парня немало достоинств — трудолюбие, упорство, целеустремлённость, неумение отступать и сдаваться.       — Мы обязательно вернём Саске! Уже вместе! И я должна стать сильной, чтобы встать рядом с Наруто, а не за его спиной!       Мебуки вздохнула. Всё же от укоренившихся чувств так легко не отделаться.

***

      От воспоминаний её отвлёк звук падения. Женщина суетливо огляделась и увидела лежащего на полу мужа, схватившегося за сердце.       — Кизаши! — она упала на колени рядом с ним и вглядываясь в лицо. — Что с тобой?       — Голова... за... кружилась... и... сердце что–то...       Отставная куноичи бросилась к телефону — в их квартиру новинку провели одним из первых, чтобы она могла связаться с дочерью, практически живущей на работе. Да и после того случая, когда Сакура полгода пробыла в коме, ей не приходилось тащится госпиталь каждый день, чтобы узнать, не очнулась ли дочь и не стало ли ей, не дай Боги, хуже.       Непослушные пальцы пару раз ошибались и женщина сбрасывала номер.       Наконец, номер был набран правильно.       — Скорая помощь, слушаю.       — Улица Цветов Счастья, третья линия, первый блок, квартира восемь! Подозрение на сердечный приступ!       — Вас понял, ждите!       Она смогла устроить мужа так, чтобы тот смог продержаться до прихода бригады, а затем дала пару таблеток, заготовленных в аптечке именно для такого случая.       Женщина устало сползла по стенке. В голове билась одна и та же мысль: «Что же я наделала?».       Потеряла дочь, теперь, из–за своего глупого упрямства и несдержанности, едва не лишилась мужа... Горькое раскаяние комком из жёлчи подступило к горлу.       — Боги, дайте мне сил и терпения, чтобы смириться... — прошептала она, до боли сцепив пальцы в замок. — Если случится непоправимое, я не смогу дальше жить...       От молитвы её отвлёк звонок в дверь.       «Наконец–то!»       Она вскочила и бросилась открывать. И тут же посторонилась, пропуская бригаду из двух иръёнинов.       — Где пострадавший?       — Прошу...       Двое молодых парней в белых балахонах со знанием дела склонились над лежащим мужчиной. Первый проводил диагностику, параллельно давая отрывистые команды напарнику, который развернул свиток с лекарствами, материалами и инструментами.       Потом работали уже оба — первый проводил лечение, а второй — наверно менее опытный — ассистировал, работая «батарейкой». Женщина, стоя на коленях — ноги уже не держали — с замиранием сердца наблюдала за процедурой, мысленно шепча:       «Сыночки, помогите! Спасите моего любимого!».       Да, Кизаши был неидеален — простоват, немного нерешителен и малоинициативен, но при этом — весел, добр и спокоен, хоть иногда склонен к глупым поступкам и язвительным шуточкам. Настоящий святой во плоти. Ну какой ещё мужчина может терпеть постоянные вспышки гнева и истерики от малейшей замеченной неправильности, перемежаемые побоями или руганью? Да, иногда, когда она в была в гневе, мысленно жалела, что супруг — мямля и подкаблучник, но когда успокаивалась, понимала, что муж — сокровище, которое досталось ей не иначе как благосклонностью Богов.       — Мебуки–сама?       Голос иръёнина вернул женщину к реальности.       — Что с ним, сенсей*?       — Гипертонический криз, — увидев непонимание в глазах собеседницы, целитель уточнил. — Это не так опасно, как вы подумали...       Ответом был вздох облегчения.       — Но я крайне рекомендую вам согласиться на госпитализацию вашего супруга в стационар. Нужны более тщательная диагностика и постоянное наблюдение.       — Конечно, я согласна.       — Пожалуйста, заполните пропуски здесь и распишитесь, — ей протянули стандартный бланк–форму согласия.       — Подождите мгновение, — женщина с трудом встала и прошла в гостиную, откуда вышла через несколько минут и протянула старшему бригады заполненный документ.       — Благодарю вас.       — Не за что. Это мы должны быть благодарны за наставления вашей почтенной дочери. Соболезную вашему горю, — медик сдержанно поклонился, а потом принял бумагу.       — Благодарю.       — Скорблю вместе с вами, — откликнулся второй медбрат, до сего молчавший.       — Спасибо.       Иръёнины распечатали носилки и осторожно переложили на них находящегося в искусственном сне пациента. Запечатывать в стазис–свиток не стали — квартира четы Харуно находилась совсем недалеко от госпиталя.       Затем они бережно подняли и вынесли пациента. Мебуки смотрела им в след до тех пор, пока они не скрылись за поворотом лестничной клетки, а затем некоторое время стояла, просто прислонившись к косяку. Но всё же нашла силы закрыть дверь в квартиру и почти на остатках сил дойти до кухни, где смогла выпить успокоительного и без сил рухнуть на табурет, навалившись верхней частью туловища на стол, чтобы не оказаться на полу. На несчастную женщину навалилось слишком много всего в один день.       На неё вновь нахлынули воспоминания о погибшей дочери — как она изматывала себя тренировками те два с половиной года, пока длилось путешествие Наруто с Джирайей–сеннином.       Как она приходила домой бледная от многочасового оттачивания техник иръёдзюцу, с красными от недосыпа и напряжённого чтения книг и свитков глазами, с синяками, порезами и даже гематомами на теле. Когда были забыты все обычные девичьи дела — походы по магазинам, посиделки с подругами в кафе...       Когда приходилось чуть ли не силой оттаскивать наследницу от тренировок и бдения над теорией, видя, как цветущая девушка начинает внешностью напоминать узницу каторжной тюрьмы. Благо, это нездоровое рвение видела и наставница дочери, которая пару раз приходила домой ученице «на чай». Сенджу Цунаде очень тихим голосом, но крайне внушительным тоном, не терпящим возражений, пристыдила Сакуру за небрежение своим здоровьем в присутствии её родителей. Видимо, это было самое крайнее средство, раз оно было без смущения применено. Ученица Пятой Хокаге могла лишь молчать и густо краснеть, стоя с поникшей головой, словно набедокурившая школьница. И самым смиренным тоном обещать исправиться, после припечатывающего довода:       — Иръёнин сам должен быть здоров, для того чтобы лечить товарищей. Кроме того, нельзя ожидать от пациентов уважения к врачебным предписаниям, если сам медик недисциплинирован и наплевательски относиться к себе. Понимаешь, Сакура?       Розововолосая лишь поникла ещё сильнее:       — Понимаю, Цунаде–сама.       — Надеюсь, подобный разговор был в первый и последний раз.       Как только начинающий иръёнин скрылась в своей комнате, её наставница обратилась к супругам, достаточно громко, чтобы её услышали:       — Мебуки–сан, Кизаши–сан, пожалуйста, проследите.       — Хорошо, — в один голос от обоих.       Гостья и хозяева всё ещё пили чай, когда на кухню зашла юная куноичи — уже переодевшаяся и немного подкрасившаяся, чтобы скрыть нездоровую бледность и синяки под глазами.       — Я зайду к Ино, буду поздно.       — Хорошо, ступай.       — До встречи, мама, папа! Всего доброго, Цунаде–сенсей!       Затем, обернувшись к родителям ученицы:       — У вас очень талантливая дочь. Даже чем–то похожая на меня...       Отставные шиноби смиренно молчали, понимая, что в своей жизни легендарная целительница потеряла почти всех, кого знала и любила. И именно поэтому всё ещё желавшая защитить и сберечь то немногое, что у неё осталось — как Хокаге.       Через несколько минут засобиралась и гостья.       — Благодарю за гостеприимство.       — Всегда рады вас видеть.       Неловкая пауза.       — Прошу, не стоит говорить ей то, что я её хвалила. Ей... это может только фатально повредить.       Согласные кивки.       — Всего доброго. Спасибо за чай.       — Рады были вас видеть, Хокаге–сама.       Затем вернулся Наруто и всё вновь закружилось в калейдоскопе — сверхсекретная миссия в Песок против «Акацуки», из которой Сакура вернулась странно задумчивой и какой–то более... взрослой? По крайней мере, остатки детской обидчивости и вспыльчивости куда–то исчезли. Осталась лишь усталая серьёзность и тяжёлая решимость в глазах. Особенно после миссии на мосту Тенчи.       Потом вновь и вновь — работа в госпитале, посещение библиотеки... Мебуки стала замечать, что с ней начали здороваться совсем незнакомые люди. Которые обязательно благодарили её за то, что она вырастила такую замечательную дочь.       Также стало заметно, что наследница усердно трудится, составляя какие–то лекарства. Когда на ответ, кому это предназначается, услышала «Это для Наруто», мать испытала невероятное облегчение. Неужели забыла этого Учиха?       Всё испортил Кизаши, ехидно поинтересовавшийся, когда у дочери свадьба. Выплеск «ки» перепугал соседей, а отцу девушки пришлось спасаться бегством через окно — ибо выражение лица Харуно–младшей ясно свидетельствовало, что кому–то конкретно сейчас очень сильно не поздоровится.       «Всё же не забыла...».       Но решилась довести разговор до конца:       — Я понимаю, что это не моё дело, но всё же... Почему не Наруто? Ты же говорила, что когда–то ему нравилась.       Она ожидала ещё одной вспышки гнева, которой, к счастью не последовало. Девушка лишь села на табурет и устало прикрыла глаза рукой.       — Мама, я понимаю, ты беспокоишься обо мне, но... Наруто для меня как брат... Как младший брат. Не больше.       — Может всё же...       — Нет. Я не могу... Не только потому что люблю Саске... До сих пор люблю... Но и потому что если бы я «одумалась» — это слово было пропитано жёлчью — это будет для меня как плевок в лицо самой себе. Как признание того, что моя жизнь и всё что в ней — одна сплошная ошибка.       — Но...       — Хватит... Я уже видела на примере Чиё–баасама, как мучается человек, чья жизнь полна сожалений и ошибок. Я хочу жить так, как сама считаю правильным.       — Но если ты ошибёшься...       — По крайней мере буду знать, что мои ошибки — только мои, и винить в них других не имеет смысла.       Женщина тяжело вздохнула. Дочь вся в неё — такая же упрямая.       — Как знаешь.       — Спасибо, мама. Действительно... спасибо.       Потом было много чего ещё — битва с дуэтом «Акацуки», разгромившими Храм Огня и убившими почти всех ниндзя–монахов, операция по поиску и захвату Учиха Итачи, которая оставляла единственный шанс на возвращение младшего из братьев Учиха... Снова провал.       Битва за Скрытый Лист, в которой чета Харуно чудом уцелела, будучи эвакуированной одной из последних и своими глазами видевшие ужас, разрушения и смерть, которые несли с собой «Акацуки»... Но ещё большим ужасом было осознание, что их единственный ребёнок — там, на передовой. А когда убежище сотрясла ударная волна, то они уже начали молиться. Ибо понимали, что раз ЭТО всего лишь отголоски техники, то какой ад твориться на поверхности?       Когда же их выпустили с известием о победе, они не могли поверить своим глазам — Лист был стёрт с лица земли в прямом смысле слова — в центре селения зияла колоссальная воронка, в которую уже начала стекаться вода из остатков канализации, а её края почти упирались в крепостную стену. Говорили, что это — последствие одной–единственной техники лидера «Акацуки».       Отставные шиноби содрогнулись. Неведомый враг был уровня не просто Каге, а одного из Богов Шиноби, таких как Учиха Мадара или Сенджу Хаширама! Кто же смог одолеть такого монстра?       Ответ шокировал ещё больше — «Узумаки Наруто».       Тот самый Узумаки Наруто, которого ещё десять лет назад обзывали «демоном», прятали от него детей и чуть не плевались вслед. А теперь парень вырос и победил такого могучего врага! Особенно грело душу осознание того, что их с Кизаши дочь была причастна к тренировкам Героя Скрытого Листа и помогала ему во всём.       Бытие на руинах Листа в палаточном городке не отличалось комфортом, но, как ни странно, способствовало осознанию, что Харуно Сакура — не «просто сокомандница Узумаки Наруто». Оказалось, что Пятая от непосильной нагрузки на организм впала в кому, а Като Шизуне не оправилась от травмы, и теперь госпиталем Скрытого Листа — вернее тем, что от него осталось — руководит единственная куноичи из команды семь.       — Наша дочь действительно выросла, — сказал тогда Кизаши.       Она лишь молча кивнула. Теперь вряд ли можно было надеяться надавить на наследницу родительской волей. Кто они — те, кто едва–едва достиг ранга чунина и даже не получившие в подчинение самой захудалой команды, и их дочь — тоже чунин, но справляющейся с работой, сравнимой по сложности и, главное, ответственности за человеческие жизни и здоровье, с деятельностью Хокаге?       Затем была самовольная миссия в страну Железа, а после — отправка на Четвёртую Мировую войну. Сакура вернулась из путешествия ещё более грустной и серьёзной, можно сказать — обречённо–серьёзной. Идеальную кожу шестнадцатилетней девушки прочертили первые морщины. Но родители не стали докучать ей расспросами. Было не до того.       После страшных битв, которые заставляли буквально ходить ходуном землю у них под ногами, принуждая молиться Богам и духам предков даже отъявленных атеистов, после зарева на горизонте и отголосков страшных ударных волн и всплесков чакры, что говорило невероятной мощи используемых техник, после странного сияния посреди ночи и невероятных снов, после которых они обнаружили себя посреди странных ошмётков чего–то напоминающего коконы, их дочь вернулась совсем другой. Гордой, сильной и независимой. Получившей звание героя войны, «второй Цунаде» и Нового Саннина. А команду семь именовали теперь не иначе как Новой Легендарной Троицей. Подумать только, а ведь десять лет назад те, кого величали саннинами, живыми легендами, были простыми детьми! Харуно Сакура — так точно, в отличие от сокомандников. Один из которых является джинчурики, а второй — единственным живым обладателем легендарного додзютсу. То, что простую безклановую куноичи поставили на одну ступень с молодыми Богами Шиноби, говорило об очень многом. Теперь с Харуно Мебуки и с Харуно Кизаши говорили очень вежливо и первыми почтительно кланялись, выражая почтение родителям великого человека.       Самым большим ударом для них было то, что их наследница вновь покинула их — теперь уже увязавшись в путешествие за Учиха Саске, которого, невзирая на его прошлые грехи, помиловали, помня его подвиги на войне и благодаря заступничеству Героя Пяти Наций — Узумаки Наруто, а также сенсея команды семь, ставшего Шестым Хокаге. Ещё большим шоком было то, что через год их наследница явилась в Лист уже держа на руках свёрток, из которого удивлённо взирала на мир огромными чёрными глазами тёмноволосая девочка с молочно–белой кожей.       Мебуки уже тогда понимала, что ничем хорошим это не закончится. Остановила её только счастливая улыбка на лице дочери. И когда она показывала им радостно заагукувшую внучку, и когда она стояла со своим уже супругом перед алтарём в храме.       Странная жизнь — влюблённость, больше похожая на войну, любовь, больше похожая на медленную пытку, супружеская жизнь, больше похожая на каторгу, и страшная смерть — в мирное время, от руки банды отступников, притворившимися больными шахтёрами. Только так можно было заманить в ловушку иръёнина, чей долг — помогать страждущим.       И вот на следующий день после проклятого визита, когда она шла покупать лекарства, которых оказался дефицит в больнице, она встретила внучку — живое напоминание о том, что во всём произошедшем во многом виновата чёрствость и эгоизм того, кого дочь любила, не взирая на всю боль и одиночество — Учиха Саске.       Тогда она не выдержала и дала волю эмоциям. Но Сарада вновь повела себя очень странно. Не изменившись в лице молча ушла. Будто понимая, что ей, взрослой женщине, крайне плохо, и не стоит ждать от неё слишком многого. А ведь этой девочке, так странно похожей на мать недетским выражением глаз, тоже плохо. Она потеряла единственного по-настоящему родного человека — мать. Каково ей, без опыта потерь и преодолений?       Хотелось взвыть от смеси тоски и осознания бездны собственного эгоизма и глупости.       «Какая же ты дура, Харуно Мебуки! Слепая эгоистичная дура! А ещё поносила Учиху!».       Ведь у неё есть внучка. Та, которая своим бытием показывает, что Харуно Сакура не ушла навсегда. После неё осталось живое продолжение.       Руки сами собой сложились в молитвенном жесте.       «Боги, прошу Вас, дайте мне сил и терпения, чтобы смириться! И помогите помириться с Сарадой!».       И будто на краю слышимости она услышала голос погибшей:       — Спасибо, мама...       Пожилая женщина дёрнулась и оглядела кухню. Она была одна. А может и нет. Из глаз брызнули слёзы раскаяния:       — Доченька... Прости меня...       Сарада вернулась домой и начала методично разбирать купленное, отправляя всё скоропортящееся — в холодильник, а то что таковым не являлось — в настенные шкафчики и ящики серванта, а также кухонных столов.       Спрятав лекарства, которые она посчитала должным обновить — у старых подходил концу срок годности — молодая хозяйка смогла устало выдохнуть и присесть на табурет.       Но усталость была не главным. Перед глазами маячило лицо бабушки.       «Она до сих пор не смирилась с выбором дочери. Так что не стоит ожидать от неё всепрощения», — прошелестел в голове голос Орочимару.       «Я не думала, что она настолько ненавидит папу».       «В её понимании твой отец сломал её единственному ребёнку жизнь. То, что твоя мать осознанно выбрала себе такого спутника жизни, твою бабушку не интересовало. Она считала, что Учиха Саске каким–то хитрым образом подчинил Харуно Сакуру себе, заставив её выполнять все его прихоти».       «Пф, глупость! Если бы мама действительно не питала к нему никаких чувств, то плюнула бы на него ещё когда он сбежал к здешней копии тебя. И составила бы счастье с кем–то другим».       «Скорее всего».       «Что же теперь делать? Бабушка шла в аптеку... Неужели дедушке стало плохо? Из–за того визита...».       «Сарада, не смей себя накручивать! — тон внутреннего советника резко поменялся, в нём проскользнули властные нотки, обычно ему не свойственные. — Если твоему деду и стало хуже, то в этом нет ни капли твоей вины. Пусть Харуно Мебуки винит в этом свою собственную дурость и упёртость. Хотя теперь я понимаю, откуда в твоей матери это фанатичное упорство».       «Хм, намекаешь?».       «Прямо говорю. А черты твоего папеньки всё только усугубили».       «Пф. Спасибо за откровенность, сенсей».       «Обращайся».       Как ни странно, после этого разговора девочке немного полегчало. Приятно было осознавать, что кто–то ещё кроме отца заботится о ней и переживает.       «Я всё слышу!».       «Должно будет пройти ещё минимум лет двадцать, чтобы я начала считать вас вторым отцом, Орочимару–сан».       «Ну я не настаиваю. Но всё равно приятно знать, что ты кому–то дорог».       «Только не вздумайте капать мне на мозги по поводу наиболее подходящих для меня партий, прошу. Вы же знаете, что это бесполезно».       Кашляющий смешок.       «Да я и хотел бы, только понимаю, что переупрямить Учиха, да ещё и с генами Харуно — это всё равно, что стихией Земли сдвигать гору с монументом Хокаге».       Сарада усмехнулась. Даже Белый Змей признал силу её матери, пусть и таким оригинальным способом.       «Если ты о тогдашнем — я действительно был неправ. Мощная мотивация — тоже великая вещь, заставляющая человека раздвигать границы возможного. Но и она может быть обусловлена генетически. И Наруто, и твоя мама — тому пример».       «Сенсей, вот любите вы бить по больному. Всё же вы в душе садист».       «Извини. Я просто ищу закономерности во всём. Не могу уже без этого».       «И от кого унаследовал свою железную волю Седьмой?».       Тихий довольный смешок.       «Скорее всего, от обоих родителей».       «Хм?».       «Я знал обоих ещё совсем мелкими. И могу сделать вывод, что он — сложная смесь качеств своих отца и матери. Как и ты. В этом плане вы оба похожи».       «Расскажите подробнее, пожалуйста».       В ответ раздался скептический хмык, неслышимый для посторонних. Учиха–младшая подумала, что её симбионт из–за долгого общения с ней уже начал даже перенимать некоторые её привычки.       «Ты же только что просила не бить по больному».       «Мне важно знать Наруто лучше. Пусть он — совсем не мой Седьмой, — в этой фраза была нескрываемая горечь, — но он всё ещё дорогой для меня человек. Он сделал для меня многое. И делает до сих пор».       «Тот момент после ошибочного генетического теста? И то, что тебя не забрасывают камнями и не кричат проклятия в лицо, стоит тебе выйти на улицу?».       «И это тоже». * Сенсей — уважительное обращение не только к старшему по возрасту, учителю или учёному, но к врачу.