Folie a Deux

Я, вообще-то, не хотел разговаривать. Только лишь занять собственный разум, а пребывание Фрэнка прекрасно этому способствовало. На него очень легко отвлечься. Клянусь, я мог бы потратить несколько часов на разглядывание одних только его глаз. Фрэнк, казалось, не возражал, что делало процесс еще в тысячу раз приятней. Большинство людей попытались бы успокоить скорбящего друга, но я не был его другом, по крайней мере, пока что, а Фрэнк точно относился к «большинству людей». Наш разговор медленно зачах после того, как мы заказали еду: Фрэнк взял салат, а я — кофе. — Просто кофе? — нахмурился он, когда мы сделали заказ, — И все? Я сощурился: — Что? Он сделал то же самое в ответ: — Только кофе? — Да. Он пялился на меня следующие несколько секунд, так что я почувствовал непреодолимый порыв оправдать себя. — Я просто не голодный, ясно? Он скептически оглядел меня, но не стал продолжать эту тему, за что я был ему благодарен. Я просто не был так уж голоден. С утра я позавтракал блинами, хоть сейчас время и близилось к ужину…. Я не хотел есть. Вообще-то, от мысли о еде меня тошнило. Какое-то время мы провели в тишине. Точнее, ровно час и шестнадцать минут. Только мы вдвоем целых семьдесят шесть минут в абсолютной тишине. Это было приятно. Я понял, что все это время внимательно смотрел на его руки, глаза и рот, — на него всего. Я наблюдал за ним уголком глаза, пока он ел, изучил то, как он нервно поднимал на меня взгляд, когда думал, что сделал что-то глупое. Тогда, например, когда он уронил кусочек латука на свои колени, и случайно вытолкнул морковь из тарелки, а потом быстро наколол ее на вилку. Я притворялся, что не замечал, но на деле, я заметил это слишком хорошо. Я всегда замечал. Потому что я очень наблюдательный. Я, честно говоря, думал, что вся его нервозность была очаровательной. И ее не так уж трудно было заметить. Каждые несколько секунд он оглядывал кафе. Каждые несколько минут он выглядывал в окно. Он также постоянно смотрел на меня. Он был параноиком, но это было странно заманчиво. — Джерард, — вскоре произнес он слишком тихо. Его голос был почти что взволнованным, — Могу я задать тебе вопрос? — Конечно, — сказал я, отпив кофе, — Не вижу причин для отказа. Он кивнул, опустив вилку на стол и положив руки на колени, а потом сосредоточил взгляд на моем лице на несколько секунд. — Зачем именно ты пригласил меня встретиться с тобой сегодня…? Я пожал плечами. Конечно, я знал, зачем. У меня был ответ, который он бы вряд ли понял. — Думаю я просто…. Хотел увидеть тебя снова. Я не любил врать, но просто не мог сказать «Потому что хочу узнать тебя поближе». Нет, нет, это было бы неправильно. Особенно неправильно было говорить это Фрэнку. Думаю, для него это прозвучало бы как отталкивающее заявление. Я страдал паранойей почти всю жизнь и лишь недавно научился бороться с ней, так что был прекрасно знаком со всеми симптомами…. У него был не совсем классический случай, но, очевидно, он имел несколько фобий. Он коротко кивнул, явно довольный ответом. — Ладно, думаю, в этом есть смысл. Я снова сделал глоток, дав себе время на то, чтобы прочувствовать вкус кофе. В перерывах между наблюдениями и кофе, я стал получать удовольствие от этого кафе. — Что теперь? — спросил он. Я поднял бровь, поставив чашку на стол. Я наслаждался тишиной, а теперь он, казалось, собирался нарушить ее. — Что значит «что теперь»? — Чем мы займемся сейчас? Мы просидели здесь больше часа. Я хотел было исправить его: прошел час и тридцать восемь минут, — но решил, что не стану своему расстройству брать свое. У меня ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство. Доктора говорили, что все серьезно, но я так не думал. Я не был слишком зациклен на том, чтобы быть чистым, и не мыл руки каждый несколько часов. И не очень-то заботился о порядке в своей комнате. Но я заботился о времени. О точной временной длительности каждого аспекта моей жизни, так же, как и о том, чтобы все было правильно. Каждая пуговица должны быть на своем месте, молнии должны быть застегнуты полностью, а шнурки должны быть завязаны симметрично. И кофе нужно обязательно допить до последней капли. Это не было ни обсессивно, ни компульсивно. Я не считал это проблемой. Просто мне нравилось, когда все было правильно. — Чем ты хочешь заняться? — спросил я, постаравшись сдержать вздох. Он пожал плечами, пока весь его вид говорил о том, что ему некомфортно: — Не знаю. Я взглянул в окно. — Снаружи довольно приятно, — я бросил ему взгляд из-за уголка глаза, — Может быть, ты будешь не против наведаться в парк? Он на секунду застыл, закусив губу. — Я…. Я не знаю…. — Ой, ну давай, — сказал я, одарив его подбадривающей улыбкой, — На улице очень хорошо. Он снова застыл, пока его глаза бросились сначала в окно, потом на дверь, на меня, а потом снова в окно. — Ладно, — сказал он мягко, продолжив разглядывать вид за окном, — В парк. Он оставил вилку на тарелке и начал доставать бумажник, чтобы расплатиться за еду, пока я не остановил его. — Давай я заплачу, — настаивал я. Он озадаченно нахмурился: — Почему это? Я пожал плечами: — Это же я настоял на встрече. Если бы я не позвал тебя, тебе не пришлось бы тратиться сегодня. Так что позволь мне заплатить. Я ни за что не позволю ему платить за еду. Я хотел встречи, так что я и обязан платить. Было бы неправильно звать кого-то провести со мной время вот так и заставлять просаживать на это собственные деньги. Фрэнк вздохнул, но спрятал бумажник обратно в карман. — Ладно…. Хорошо. Тогда я плачу в следующий раз. — Конечно, заплатишь, — ухмыльнулся я. — Ну, — сказал он, прищурившись, когда я положил деньги за заказ на стол, — В парк? Я, улыбнувшись, кивнул: — Да, секунду. Дай мне закончить с кофе. — Хорошо. Я проглотил последние капли из чашки, а потом поднялся с места, поправив толстовку на плечах и убрав волосы с лица. — Ладно, пойдем. Фрэнк проследовал за мной, на прощание махнув рукой официантке. Когда дверь за нами захлопнулась, я приподнял брови, оглядев его и сбавив шаг так, чтобы мы шли рядом: — Так ты дружишь с официанткой? Он засунул руки в карманы куртки, бросив на меня короткий взгляд и слегка рассмеявшись на мой вопрос. — Вроде того. А что? Я пожал плечами, тоже слегка рассмеявшись. — Просто спрашиваю, — я замолчал на несколько секунд, чтобы рассчитать, сколько шагов требуется, чтобы пройти одну плиту тротуара, — Она красивая. Фрэнк взглянул на меня, расширив глаза. — Чего? Ты думаешь я-… мы-… Что? Нет! Я закатил глаза, снова рассмеявшись, но теперь больше над ним, чем над собой. — Я ничего не предполагал, Фрэнк. Просто сделал наблюдение. Его дыхание вскоре вернулось к норме, и мы оглядывали друг на друга несколько секунд до того, как он не прервал контакт, опустив глаза на свои ноги. — Т-ты делаешь много наблюдений, да, Джерард? — Ага, — согласился я, едва кивнув головой, — Я люблю заниматься этим…. Это, вроде как, неплохое хобби. Фрэнк склонил голову на бок, взглянув на мой затылок, пока я в смущении отвернул от него лицо. Я любил делать наблюдения, и точно знал, что был хорош в этом, но странно было то, что другие люди замечали мою привычку. Думаю, я просто не привык к этому. Я редко с кем-то говорил, так что, думаю, что просто не давал им шанс на то, чтобы заметить мою особенность. — А какие еще наблюдения ты успел сделать? — спросил Фрэнк. Я пожал плечами, будучи не совсем уверенным в том, как лучше ответить. Многие наблюдения я не мог выразить словами. Большинство из них были эмоциями, странными мелочами, которые я узнавал о людях. Я не просто видел что-то, я становился свидетелем раскрытия личности людей. — Я сделал очень много наблюдений, Фрэнк, но не знаю, как объяснить большинство из них…. Прости. — Оу…. Ну, я думаю, все в порядке. Я понимаю. Несколько минут мы шли в тишине, пока не оказались у входа в городской парк. — Я здесь никогда не был, — заметил Фрэнк, подняв голову наверх чтобы осмотреться, когда мы проходили под маленькой железной аркой. Мы стояли там, прямо под воротами парка, несколько секунд и разглядывали все вокруг. Парк не был большим, может быть, не больше обычной парковки, но это не помешало ему вызвать огромное чувство ностальгии. Значительную часть своего детства я провел в парках. Не в этом, здесь я был от силы пару раз за последние несколько лет, но вообще по всей стране. Моя семья часто путешествовала, пока не обосновалась в Северной Каролине. Я провел почти всю жизнь с мамой и братом в дороге. Мы начинали в Нью-Джерси, где до сих пор оставалась большая часть моей семьи, в том числе, и отец. Из Джерси мы как-то попали во Флориду, потом в Балтимор, на запад Чикаго, затем в Калифорнию, на юг Техаса, а потом снова на восточное побережье, попытавшись найти пристанище сначала в Южной Каролине, а потом и в Северной. Это было лихорадочное путешествие — моя мать пыталась найти работу в качестве художника, а я и мой брат Майки старались не вылететь из школы. Мама, наконец, несколько лет назад решила забрать нас из общественной школьной системы и оставить на домашнем обучении. Майки не возражал, потому что никогда особо не любил школу, а я немного скучал по старым временам. Я не скучал по людям, нет, по занятиям. Мне нравится упорядоченность. Мне нравилось работать по расписанию и каждый раз переходить в новый класс к новому учителю. Я скучал и по урокам музыки, но эта проблема была не так значима, как отсутствие упорядоченности. Кажется, именно поэтому мне и нравились парки. Каждый город, в котором мы оказывались, если и имел сходства, то все они все равно сводились к наличию городских парков. Там были новые люди, новые акценты и новая еда, новое все, но парки были обобщающим фактором для всех городов Америки. Парки были очевидным примером детства. И не важно, где именно вы жили: это детство должно было состоять только из счастья и веселья, что парки и обеспечивали. Они были упорядочены так же, как и детство. Парки были прямым олицетворением того, чем являлось детство, так что, думаю, поэтому я провел в них столько времени, пока мама с братом сидели в очередном отеле или квартире, которую мы снимали. Я просто пытался вернуть детство, которого у меня никогда не было. Впрочем, это никогда не срабатывало. Большую часть времени я так погружался в это фальшивое счастье, что умудрялся сделать что-то глупое и все испортить. — Джерард, — мягко сказал Фрэнк, заметив мое бесцветное выражение лица. Я поднял на него взгляд, стряхнув с себя остатки воспоминаний о своем четырнадцатилетнем одиночестве в парке, когда я мучался с несколькими гитарными аккордами, пев от всего сердца, чтобы впечатлить какую-то девушку, которую после переезда больше никогда не видел. — М-м-м? — Ты в порядке? Я кивнул: — Да. Просто…. Просто снова быть в парке…. Это вызывает много воспоминаний. Фрэнк тоже кивнул, бросив взгляд на качели. — Да, у меня тоже. Мы как-то невербально решили сесть на качели, так что направились к ним, оба утопая в собственных воспоминаниях. Я наблюдал за Фрэнком, сидевшем на качелях и смеявшимся, пока его ноги подлетали все выше и выше, пока сам не решил, что просто слегка раскачаюсь вперед-назад, подняв ноги, чтобы они не касались земли. — Что ты делаешь? — со смехом спросил я, подняв брови, когда Фрэнк перестал держаться руками, растопырив пальцы так, чтобы воздух свистел между ними. — Я летаю! — сказал он так, будто это было очевидно, и одарив меня ухмылкой, когда он отлетел на качелях назад. Я закатил глаза, ухмыльнувшись в ответ: — Конечно. — Давай, — он рассмеялся, выставив ноги вперед, — Попробуй, это весело! Я засмеялся и приземлился на ноги, а потом отошел назад максимально далеко и сел на качелю, позволив ей пролететь вперед. Пару минут я раскачивался, но потом набрал достаточную амплитуду, посмеявшись над тем, как Фрэнк смеялся надо мной, пока мы оба раскинули руки, позволив ветру держаться за них и взъерошивать наши волосы. — Я так давно не был на качелях, — объявил Фрэнк, закрыв глаза и откинувшись назад. — Я тоже, — сказал я, откинувшись назад максимально низко, чтобы не упасть, и закрыл глаза, продолжив наслаждаться ветром и этим приятным чувством где-то в животе, когда качели летели вниз. — Нужно делать это почаще, — сказал Фрэнк. — Тогда будем делать это чаще. Я наблюдал за тем, как Фрэнк запрокинул голову назад, счастливо рассмеявшись, пока прохладный осенний воздух взъерошивал его черные волосы. Он поймал мой взгляд и ухмыльнулся. Я улыбнулся ему в ответ, потому что мы выглядели, как идиоты. Мы были подростками, качавшимися на качелях в парке для восьмилеток, но меня это не заботило. Казалось, Фрэнку тоже было все равно. В тот момент мы заботились лишь об одном: мы хотели раскачаться достаточно для того, чтобы дотронуться до солнца. У нас получилось. Мы дотронулись до солнца и неба, пока оно все больше темнело. И даже тогда мы не остановились. Мы лишь взъерошивали пальцами звезды, пока воздух крепко сжимал в объятиях наши руки.