Паучья сеть

      Всё закончилось.       Именно эта мысль первой приходит на ум, когда Танджиро открывает глаза и обнаруживает себя лежащим на деревянном полу в полутемной комнате. Тело болит нещадно, будто по нему как следует потоптались, но ран и ссадин как не бывало. Все повреждения, полученные в недавнем бою, чудесным образом исчезли, не оставив после себя ни шрамов, ни синяков. Как такое возможно? Танджиро уверен, что с той ночи, когда их небольшой отряд отправился на гору Натагумо, прошло не больше суток, и за столь короткий промежуток времени сломанные кости никак не могли срастись, а гематомы сойти на нет.       Танджиро пытается подняться, но это оказывается непосильной задачей. Любое движение отзывается острой, оглушающей болью, от которой темнеет перед глазами, а дыхание комком застревает где-то в горле. Сконцентрироваться не получается, как ни напрягает он одеревеневшие мышцы, как ни призывает на помощь всю свою выдержку. Бесполезно. Советы и наставления сенсея, намертво отпечатавшиеся на подкорке, не помогают от слова совсем.       Еще никогда он не ощущал себя таким слабым и беспомощным. Никогда.       Кое-как, преодолевая боль и головокружение, Танджиро поднимается на дрожащие ноги. Мир перед глазами плывет, и для того, чтобы не потерять равновесие, приходится опереться рукой о стену. Медленный вдох сквозь плотно сжатые зубы. Выдох носом. Спокойно. Все получится.       Выровняв сбившееся дыхание, Танджиро чувствует, как к нему понемногу возвращаются силы. Сражаться он по-прежнему не может, но хотя бы не ощущает себя тряпичной куклой, готовой в любой момент свалиться на пол.       Он оглядывается по сторонам, ища взглядом Незуко. Напрасно — сестры в этой комнате нет.       Нужно найти ее.       — Далеко собрался? — раздается смутно знакомый голос, и в звенящей тишине, нарушаемой лишь гулким биением сердца за ребрами, он звучит до того неожиданно, что Танджиро вздрагивает и невольно подается назад.       Чьи-то цепкие пальцы хватают его за ворот формы, и он стремительно оборачивается, едва не врезавшись в стоящего позади человека. Нет, не человека, с нарастающей паникой вспоминает Танджиро.       Перед ним стоит мальчишка — совсем еще юный, лет тринадцати, если не младше. Невысокий и щуплый, а кожа такая бледная, что сквозь нее едва не просвечивают голубоватые прожилки вен. Но глаза — жесткие и холодные — выдают истинную сущность их обладателя, которую не спрячешь за детским лицом и обманчиво хрупким телосложением.       Этот мальчишка — демон. И не просто демон, а один из двенадцати лун — дюжины самых опасных, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться охотникам. И именно ему он, Танджиро, проиграл битву не только за собственную жизнь, но и за свободу родной сестры.       Танджиро не помнит, чем именно закончился их бой, но очевидно одно: этого демона ему одолеть не удалось. Воспоминания напоминают мешанину из неясных фрагментов и обрывков, которые никак не получается склеить в цельную картинку. Сломанный клинок ничирин, лежащая на земле Незуко и его собственная кожа, напоминающая сплошную кровавую рану. Вот, значит, каковы последствия применения техники демонической крови? Чувство такое, словно его разорвали на мелкие кусочки, хорошенько потрепали, а затем неаккуратно сшили воедино. Передвигаться до сих пор получается с трудом, значит, не может идти и речи о том, чтобы дать демону достойный отпор. Он его на лоскуты порежет и глазом не моргнет.       О чем Танджиро помнит, пожалуй, слишком хорошо, так это о том, что демон — Руи, его зовут Руи — сохранил им обоим жизнь только потому, что решил принять в свою так называемую семью. Но ведь никакая это не семья. Просто сборище демонов, играющих уготованные им роли. Фальшивка. Кажется, именно так он и сказал Руи. Неужели тот уже успел избавиться от прежних братьев, сестер и родителей?       Значит, нужно сделать… что? Подыграть ему? Попытаться обмануть? Смириться с ролью старшего брата?       Ни за что. Танджиро знает, что никогда не пойдет на это. И лучше уж бесславно умрет, чем позволит какому-то жестокому и высокомерному ребенку превратить себя в демона и навеки исковеркать человеческую сущность. Если это произойдет, уже ничто и никогда не будет прежним.       Если он станет демоном, защищать Незуко будет некому.       — Где моя сестра? — когда он понимает, что отвечать ему не собираются, то едва удерживает себя от навязчивого желания сделать то, о чем потом непременно пожалеет. — Что ты с ней сделал? Отвечай.       — С ней все в порядке, — медленно произносит Руи, не повышая голоса. Танджиро ему ни капельки не верит, но новость о том, что демон ничего не сделал с Незуко, позволяет немного успокоиться и перестать думать о худшем. Не время для необдуманных действий, нужно взять себя в руки. — Она спит в соседней комнате. Я подлатал тебя, так что скоро ты с ней увидишься.       Танджиро округляет глаза в искреннем удивлении. Так вот кого следует благодарить за чудесное исцеление? До чего же странный демон — сначала избивает до полусмерти и угрожает убийством Незуко, а потом оставляет в живых и лечит.       — Чего ты хочешь? — Танджиро смотрит Руи прямо в глаза, твердо выдерживая его тяжелый взгляд. Цифра «пять» в полутьме, разбавляемой лишь отблесками лунного света, выглядит особенно жутко, постоянно напоминая, кем на самом деле является этот безобидный с виду ребенок.       Тот какое-то время молчит, и тишина, заполнившая комнату, кажется такой давящей и осязаемой, почти болезненной. Это молчание не предвещает ничего хорошего.       — Я хочу, чтобы вы оба — ты и девчонка — стали моими братом и сестрой, — просто говорит Руи.       — И для этого ты собираешься сделать нас подобными себе?       — А разве есть иной способ? — пожимает плечами демон и смотрит с недоумением. Неужели он и в самом деле считает, что действовать вопреки воле и желаниям других — единственный выход удержать их рядом с собой? — Настоящие узы основаны исключительно на страхе. Если вы будете меня бояться, вы не сбежите. Я знаю, я уже проходил через это. Доверять кому-то — это очень больно, ведь рано или поздно ты все равно останешься один.       Танджиро смотрит на Руи и впервые видит в нем не кровожадного и жестокого монстра, которого нужно уничтожить, а потерянного, бесконечно одинокого ребенка, не знающего ничего о своем прошлом и не ведающего, что ждет его в будущем. Он знает, что демон убил многих, чтобы утолить свою жажду человеческой крови, возможно, на его совести сотни, тысячи отнятых жизней. Но кто он такой, чтобы судить Руи и кого бы то ни было еще? Как люди убивают животных, так и демоны убивают людей, потому что иначе им не выжить. Осознание этого факта не умаляет ярости, испытываемой Танджиро при мысли обо всех злодеяниях демонов, но помогает лучше их понять.       — В твоей жизни случилось много плохого и несправедливого, но это не повод угнетать других, — он делает маленький шаг к замершему на месте Руи и осторожно касается его плеча, ожидая, что тонкими нитями ему отрежут руку за такую наглость, но демон даже не отстраняется. — Причиняя кому-либо боль, ты не заполнишь пустоту в своем сердце, а сделаешь только хуже.       — Ты ничего не знаешь, — сердито отвечает Руи, сбрасывая чужую руку со своего плеча, но в голосе его нет ни ненависти, ни ядовитой злобы. Только тщательно скрываемая боль и переживания, которыми не с кем поделиться. — Думаешь, легко существовать, не помня ничего о своем прошлом? Создатель говорил, что воспоминания — это зло, ведь из-за них демоны становятся слабыми. Я верю ему и пытаюсь убедить себя в том, что это правда, каждый чертов день пытаюсь, но ничего не получается. Почему я чувствую себя так, будто навсегда потерял нечто очень важное и ценное? Почему?.. — его голос срывается, и последнее слово Руи произносит едва ли не шепотом.       — Потому что Музан лжет, — услышав имя своего создателя, демон вздрагивает и боязливо озирается по сторонам, словно ожидая, что тот появится перед ним прямо из воздуха. Но Танджиро не боится, потому что над ним это имя не имеет никакой власти. — Воспоминания — это то, что делает нас теми, кто мы есть. Это возможность помнить о тех, кого мы потеряли, о тех, кто некогда наполнял нашу жизнь смыслом. Без этих воспоминаний мы ничто. Я вижу: осознание того, что ты забыл себя прежнего, причиняет тебе боль. И поэтому я хочу помочь.       — Как? — горько усмехается Руи. — Я убил стольких, что давно перестал запоминать их лица, и за свои деяния наверняка попаду в ад. Ты ничем мне не поможешь.       — Ошибаешься. Я могу показать тебе иную жизнь. Узы, построенные на страхе и ненависти, никогда не будут прочными. Ты ведь и сам это понял, не так ли?       Танджиро внимательно наблюдает за реакцией Руи, ожидая чего угодно, но тот выглядит, скорее, подавленным, нежели разозленным. Очевидно, что эти слова заставили его задуматься. Остается надеяться лишь на то, что он не станет слепо цепляться за свою преданность создателю и не захочет превратить новоявленных брата и сестру в демонов.       — Ты и правда мне поможешь? — наконец, спрашивает Руи, и в его тихом, пробирающем до мурашек голосе чудится затаенная надежда.       Вместо ответа Танджиро протягивает ему руку. Какое-то время Руи медлит, глядя отрешенными, ничего не выражающими глазами. Будто в пустоту смотрит. Но теперь Танджиро знает: за маской равнодушия и жестокости скрывается одинокий ребенок, которого еще не поздно вытащить из бездны и показать ему, что такое настоящая семья. Ребенок, которого еще не поздно спасти.       Приняв окончательное решение, Руи подается вперед и осторожно вкладывает свою руку в протянутую ладонь.