Малышка

      — Закончили!       Властный голос матери пронёсся над тренировочной площадкой, однако не было ни одного облегчённого вздоха или стона, что бы вторил в ответ. Разумеется, нет. Мадам была не в лучшем из своих настроений, и никто просто не осмелился на такую вольность и расслабиться без надлежащего приказа. Это слишком много раз оборачивалось тем, что и без того изматывающие упражнения многократно увеличивались в числе.       Цзян Чэн сам всеми силами старался твёрдо стоять на ногах, игнорируя напряжение в ногах от закреплённых на них утяжелителей и держа меч настолько ровно, насколько мог. Грудь сдавливало тяжёлым дыханием, которое с трудом восстанавливалось после необычно интенсивных упражнений, волосы неприятно липли ко лбу, пот струился за шиворот, от чего даже верхний слой тренировочной мантии пропитался влагой. Было ощущение, что его сначала окунули в воду, а потом били о горячие от палящего солнца доски на причале, словно особенно грязную тряпку. Цзян Чэн не был уверен, что этим вечером сможет как следует поднять руки, чтобы запустить фонари на фестивале, нет, он вообще не был уверен, что сможет пошевелиться.       Вэй Усянь тоже выглядел как дерьмо. Даже если обычно подобное давалось ему куда легче, чем остальным, он выглядел так же плохо, как Цзян Чэн себя чувствовал. Его брат — шисюн (какая-то маленькая и трусливая его часть даже в мыслях боялась называть Вэй Усяня так, когда мать была поблизости), — не улыбался, но полностью поддерживающим и ободряющим голосом, не слышным с того места, где стояла Юй Цзыюань вместе со своими служанками, шептал в сторону некоторых шиди, указывая на ошибки в стойках.       На самом деле, как старший ученик он должен был в открытую следить за тем, чтобы остальные выполняли выкрикиваемые его матерью команды, но, учитывая настроение Мадам, Вэй Усянь вёл себя смиренно тихо. Обычно, это удовлетворяло кипящую ярость Юй Цзыюань — во всеуслышание обратить внимание на его некомпетентность на занимаемой должности, а потом велеть Цзян Чэну взять это на себя было обычным, постоянно повторяющимся в последнее время сценарием. Но в этот раз он и сам оказался в немилости матери.       Конечно, она надеялась, что Цзян Чэн не облажается с Чжоу Синь. Но его мать, кажется, не понимала, что эта затея с самого начала шла к провалу, ведь даже если бы Вэнь И Сяо не пришла на помощь, он бы всё равно не согласился на этот брак. Девушка так очевидно хотела выйти за него замуж, лишь бы получить в руки власть, как будущей хозяйки Пристани Лотоса, и урегулировать территориальный конфликт с кланом Яо в пользу своей семьи, что была готова всю жизнь терпеть его «ужасный характер» — об этом в расстроенных чувствах девушка высказалась лично, когда мать вызвала его на разговор. Чжоу Синь не была той, с кем Цзян Чэн мог бы захотеть связать себя узами брака, что бы Юй Цзыюань об этом ни думала. Он не хотел бы себе жену, которая хотела использовать его.       Естественно красивая, грациозная и послушная, трудолюбивая и бережливая, из уважаемой семьи, уровень совершенствования не слишком высок, личность не слишком сильная, не слишком разговорчивая, голос не слишком громкий — огромный список требований, над которым так часто смеялся Вэй Усянь, и в котором его мать видела для него идеал супруги. Это было то, что повторялось ему из раза в раз, и Цзян Чэн нехотя отодвинул в сторону любые представления о собственном браке. Но если бы его действительно спросили, он бы сказал, что ему нужен партнёр, а не бесполезное украшение для Пристани Лотоса. Он бы хотел жениться на той, что стояла бы наравне с ним и помогала ему вести Юньмэн Цзян к процветанию.       И где-то глубоко он также желал любить свою будущую супругу и получить любовь в ответ. Цзян Чэн не хотел брака, подобного тому, в котором мучаются его собственные родители.       Он давил в себе нелепое чувство зависти к тому, что Вэнь Жохань позволил своим детям самим делать выбор относительно собственного будущего. Даже Вэнь Сюй, хотя он был таким же наследником своего Ордена, как и Цзян Чэн, чьё будущее было предопределено ещё до его рождения, был в праве выбрать себе супругу без сильного давления со стороны отца. Несмотря на одни и те же роли, Цзян Чэна гнали по совершенно иному пути.       Итак, он был абсолютно готов к обидным хлёстким словам матери о том, насколько она огорчена. Было общеизвестным фактом, что он был разочарованием для обоих своих родителей, хотя его отец ни разу не сказал об этом вслух, даже если его взгляд, который он направлял на Цзян Чэна, всегда сравнивал его с Вэй Усянем и оставался неудовлетворённым очевидными различиями. Было почти счастье, что заставший их за неловким разговором у ворот Не Минцзюэ забрал Вэнь И Сяо с собой до того, как появилась Иньчжу и проводила его в покои матушки. Цзян Чэн не хотел, чтобы девушка своими глазами видела подтверждение слухов о том, что собственные родители считают его бесполезным и недостаточно старающимся.       Сомневающийся и тревожный взгляд, который, уходя, молодая госпожа Вэнь бросила в его сторону, не должен был быть таким приятным, как оказался, и всё же Цзян Чэн не мог не смотреть девушке вслед, пока та пыталась успокоить беспокоящегося Не Минцзюэ. Он был так сосредоточен, что появление Иньчжу почти напугало его.       Рядом с его матерью была Чжоу Синь, слёзно жалующаяся на молодую госпожу Вэнь. Девушка обвиняла её в том, что та намеренно сорвала их «приятное свидание», оскорбив её и тем самым пытаясь избавиться от соперницы — наверняка ведь сама нацелилась на брак с наследником Юньмэн Цзян! То ли ещё надеясь стать невесткой Пурпурной Паучихи, то ли всё ещё рассчитывая хоть на какую-то помощь в вопросе с кланом Яо, Чжоу Синь, не заметив его появления, продолжала поливать Вэнь И Сяо грязью.       Это было недопустимо, и Цзян Чэн чувствовал поднимающееся внутри жгучее раздражение. В его доме девушка уже испытала дискомфорт из-за Цзинь Цзысюня и его навязчивой идеи якобы решённого брака с дочерью главы Ордена Вэнь, и Цзян Чэн не хотел, чтобы из-за помощи ему, даже не совсем добровольной, Вэнь И Сяо впала в немилость его матери.       Цзян Чэн даже не успел открыть рот, чтобы заставить девушку замолчать и перестать клеветать на гостью Юньмэн Цзян, когда его мать обратила на него своё полное внимание. Чжоу Синь была выгнана из комнаты, будто женщина только и ждала возможности отослать шумную неудавшуюся кандидатку, и горящим разочарованием взглядом пригвоздила сына к месту.       Он не станет отрицать, что яростный блеск Цзыдяня, сорвавшегося с пальцев матери, заставил его вздрогнуть. Духовное оружие продолжало сверкать на протяжении всей их долгой ссоры и даже когда та выставила его за дверь своих покоев.       Даже если он был готов к этому, это не стало менее обидным.       В тот момент ему не хотелось ничего больше, чем уйти в свою комнату, или отправиться на тренировочную площадку, чтобы хоть как-то доказать, что он не бесполезен, что он не является полным разочарованием. Однако до того, как он смог действительно уйти, его перехватили отец и Не Минцзюэ.       Как оказалось, будущий глава Нечистой Юдоли хотел поблагодарить Цзян Чэна за то, что он выручил молодую госпожу Вэнь, когда она «заблудилась в городе». Не Минцзюэ пытался выглядеть суровым и даже извинился за доставленные хлопоты, но даже в его сдержанной улыбке и глубине глаз была теплота и любовь, свойственная только старшим братьям. Это было почти похоже на взгляд Вэй Усяня, обращённый на него каждый раз, когда Цзян Чэн делал что-то, по его мнению, выдающееся (этот взгляд всегда присутствовал, но всегда был тщательно скрыт от взора его матери).       Снова поблагодарив Цзян Чэна за помощь Вэнь И Сяо, Не Минцзюэ одобрительно похлопал его по спине (он никогда в жизни не признается, что от силы хлопков он едва не пошатнулся), а потом вдруг предложил включить его в переговоры между Орденами, одарив его странным, будто знающим что-то взглядом. Пока Цзян Чэн пытался понять, сказала ли ему что-то Вэнь И Сяо или попросила ли она Не Минцзюэ о том, чтобы его пригласили, его отец, к большому удивлению, вдруг согласился. Хотя невольно возникшее чувство гордости за то, что его присутствие на весьма серьёзной встрече приветствовалось, было омрачено его слегка сомневающимся взглядом Цзян Фэнмяня — он, вероятно, хотел, чтобы на его месте был Вэй Усянь, в конце концов, только его успехи замечали…       Это не было правильным ходом мыслей и Цзян Чэну было так стыдно, что это вообще возникло в его голове. Вэй Усянь никогда не посягал на его место, а только всегда поддерживал его; просто он был талантливее, а его отец хотел именно такого гениального сына, понимавшего истинное значение Ордена Юньмэн Цзян. Это была простая истина, с которой сложно было что-то сделать.       Цзян Чэн не собирался брать пример со своей матери и позволять мерзкому чувству зависти заставить его обвинять своего брата в чём-либо. Когда он станет главой Ордена, Вэй Усянь станет его правой рукой, как отец Вэй Усяня был заместителем его отца, и мать ничего не сможет с этим поделать, насколько сильно бы она ни противилась.       Весь оставшийся вечер он провёл, вникая в переговоры между Юньмэн Цзян и Цинхэ Не. Было похоже, что по-настоящему важные вещи будут сказаны в его отсутствие, но тем не менее вопросы о торговле между кланами, а также составление графика ночных охот всё ещё оставались необходимыми для обсуждения. Его отец не пытался активно вовлечь его в разговор, в отличие от самого Не Минцзюэ, который, кажется, искренне этого не понимал и часто задавал вопросы или спрашивал его мнение, позволяя рассуждать и предлагать свои идеи. После встречи, закончившейся далеко за полночь, Цзян Чэн чувствовал небывалый подъём сил, особенно когда Не Минцзюэ похвалил его перед отцом, сказав, что у Юньмэн Цзян достойный наследник — ему не терпелось рассказать Вэй Усяню об этом.       Цзян Фэнмянь ответил на это дипломатичной улыбкой и отослал Цзян Чэна отдыхать, но утром за завтраком всё-таки поделился с супругой его достижением.       Однако даже похвала Не Минцзюэ не смогла смягчить раздражённое разочарование его матери. Это вызвало больше вопросов и возмущений о том, почему Цзян Чэн не был включён с самого начала. Для неё это было нечто само собой разумеющееся, а значит не то, что было достойно похвалы. Разговор на повышенных тонах закончился очередным спором и, в конце концов, отец просто встал из-за стола и ушёл, ничего не говоря и молча слушая брошенные в спину упрёки.       После этого рассерженная Юй Цзыюань велела ему и Вэй Усяню пошевеливаться и отправиться на тренировку, за которой она проследит лично. Всё закончилось тем, что нагрузка была в несколько раз выше, чем обычно.       Его мать не выглядела полностью довольной, но тем не менее кивнула и, велев привести себя в порядок, покинула тренировочную площадку. Как только она ушла на достаточное расстояние, вокруг послышались усталые и страдальческие стоны и жалобы. Вэй Усянь отстегнул утяжелители с ног и распластался прямо на траве в тени, и Цзян Чэн тоже присел рядом, растягивая напряжённые мышцы.       — Мы выжили? Мы выжили… — бессмысленно бормотал Вэй Усянь, сдувая с глаз прилипшую влажную чёлку и не делая никаких попыток поправить волосы рукой. Не то чтобы Цзян Чэн винил его. У него тоже не было сил делать лишние движения. — Даже двинуться не могу… Думал не доживу до конца…       — Не ной, — беззлобно бросил Цзян Чэн, лениво прикидывая, сможет ли он подняться, если последует примеру брата и других своих шиди. Ответ был скорее в пользу стороны «нет», поэтому молодой человек пока стойко терпел.       — Я чувствую, что могу расплавиться, — не обращая на него внимания продолжал стенать Вэй Усянь, щурясь на совершенно ясное небо без единого намёка на облака, будто что-то там нанесло ему личное оскорбление. — Почему сегодня так жарко? Разве в такие дни мы обычно не тренируемся в воде? Как жестоко, невероятно жестоко… А я сегодня перед фестивалем планировал научить А-Яна плавать. Ай-я, сил совсем нет!       — Если нет сил, так и хватит болтать!       Послав всё к чёрту, Цзян Чэн откинулся на спину, наконец, позволяя себе расслабиться. Каждая мышца болела так, будто он не тренировался целый месяц, хотя это был лишь вчерашний день. Их шиди также негромко жаловались на жару и торопились уйти в тень, вяло споря о том, кто сходит за водой, так и не придя к какому-то решению. Не то чтобы у Цзян Чэна были силы думать об этом, хотя зной и тяжёлая тренировка заставила и его горло пересохнуть. Может быть, чуть позже, он сможет доползти до своей комнаты с большой надеждой, что достаточно сочувствующие слуги подготовят ванну; Вэй Усянь, вероятно, сначала плюхнется прямо в реку с ближайшего причала, до которого сможет добраться. Старший ученик всегда говорил, что в такую жару лучший способ освежиться — нырнуть поглубже.       Не будь угроза больше не всплыть такой вероятной, Цзян Чэн обязательно присоединился бы.       Некоторые ученики пришли в себя достаточно, чтобы оторваться от земли и, стянув с плеч вымокшее потом верхнее ханьфу, отправиться по своим комнатам, жалуясь достаточно тихо, чтобы в случае возвращения Мадам их не ждало наказание. Идея раздеться показалась остальным, в том числе Вэй Усяню вполне привлекательной, старший ученик даже предпринял почти неудавшуюся попытку сесть и потянулся к собственному воротнику, когда заметил что-то. Недовольное выражение лица сменилось широкой улыбкой, и когда Цзян Чэн проследил за его взглядом, понял причину его поднявшегося настроения.       Из-за угла одного из дальних учебных павильонов выглядывала голова осторожно озирающегося Сюэ Чэнмэя. Подросток посмотрел на то место, где недавно стояла Юй Цзыюань, и проводил взглядом нескольких уходящих — почти уползающих — учеников Юньмэн Цзян, после чего ненадолго исчез, прежде чем более уверенно выйти из укрытия с большим бурдюком с водой подмышкой. Но то, что заставило Цзян Чэна резко сесть прямо, заработав несколько удивлённых взглядов от других учеников, это появление Вэнь И Сяо, которая шла немного медленнее своего шиди с несколькими чистыми полотенцами в руках.       Сюэ Чэнмэй высоко завязал волосы, сделав что-то наподобие пучка — с сильно выбивающимися прядями, растрёпанный, но подростка, кажется, это не волновало; главное, что не жарко и не прилипают к шее. Вэнь И Сяо же была одета в лёгкое летнее ханьфу персикового цвета, а волосы собраны в два аккуратных пучка, связанного сиреневыми лентами, слегка развевающимися, когда девушка шла.       Чоу Нань и Тан Сяотянь, с которыми Сюэ Чэнмэй уже успел познакомиться во время «создания алиби» для Вэй Усяня (он так и не успел расспросить у шисюна подробности), приветственно замахали руками, спрашивая, почему бурдюк только один. Подросток дерзко улыбнулся, идя почти вровень со своей шицзэ, и крикнул им, чтобы те сами добывали себе воду. Это заставило третьего и восьмого шиди с натугой и недовольными стонами встать со своих удобных мест на земле — которые к их огромному неудовольствию, перекатываясь, тут же заняли другие, — и отправиться навстречу. Парни вежливо кивнули Вэнь И Сяо, ответившей им приятной и совершенно дружелюбной улыбкой, и попытались умыкнуть ношу Сюэ Чэнмэя, но тот смеясь, ловко уворачивался.       Девушка снисходительно качнула головой и отправилась дальше, приветственно кивая другим ученикам, но не задерживая взгляд на их несколько далёком от приличия виде.       Прежде чем для самого себя удивительно возмущённый Цзян Чэн успел крикнуть им соблюдать приличия и привести себя в порядок, Вэй Усянь потянул его за собой.       Цзян Чэн не мог не поморщиться в отвращении; это было даже не столько от ощущения прилипшей ткани, сколько от недовольства своим взлохмаченным внешним видом. Это было не то, что он хотел бы показать гостям, особенно Вэнь И Сяо, но, похоже, его брата это не сильно волновало. Он бесстыдно взял себе предложенное полотенце, с весельем оглядываясь на спешно пытающихся поправить одежду шиди. Покачав головой, Вэй Усянь с широкой улыбкой поблагодарил девушку и обратил всё своё внимание на уже подошедшего к ним подростка.       — А-Ян! — Сюэ Чэнмэй не споткнулся от обращения, но это было близко.       — Вэй Усянь! — подросток возмущённо зашипел, сейчас явно искренне жалея, что вообще пришёл. — Кто тут ещё «А-Ян»?!        — Но, А-Я-я-я-ян, — его брат со шкодливой улыбкой закинул руку на плечо Сюэ Чэнмэя и, не обращая внимания на сопротивление и крики «отвратительно!» и «ты воняешь!», прижал его к себе и начал трепать кулаком по волосам, — это определённо твоё имя!       — Отвали! Фу! Вэй Усянь!       Глядя на них с забавляющимся раздражением на лице и решив ничего не делать, чтобы выручить своего шиди из загребущих лап Вэй Усяня, Вэнь И Сяо закатила глаза и слегка поклонилась Цзян Чэну.       — Молодой господин Цзян, — девушка ярко улыбнулась, слегка щурясь от яркого солнца.       — Дева Вэнь, — рефлекторно ответил Цзян Чэн, нервно пытаясь отряхнуть одежду от пыли и травы и убрать налипшие на лоб волосы. Вэнь И Сяо протянула ему полотенце, которое он тут же взял, неловко протирая лицо и шею. — Спасибо. Это… очень мило с вашей стороны…       — Кажется, у вас была довольно напряжённая тренировка, — Вэнь И Сяо кивнула, легко принимая благодарность. — Сегодня довольно жарко, так что мы с Сюэ Яном подумали, что вам пригодилась бы вода и чистые полотенца.       — Это шицзэ подумала, — беззастенчиво заявил Сюэ Чэнмэй, выпутавшись из хватки Вэй Усяня и отскакивая к девушке, почти прячась за её спину. Это вызвало у Вэй Усяня только очередную порцию смеха. – А шицзэ было нечем заняться, потому что первый господин Не запретил ей покидать Пристань Лотоса без надлежащего сопровождения, так что она спросила молодую госпожу Цзян и… Ай!       Вэнь И Сяо пнула своего шиди по голени, щеки окрасил слабый смущённый румянец. Несмотря на то, что удар не был сильным, Сюэ Чэнмэй подыграл и начал громко жаловаться на её жестокость.       — Ах, маленькая госпожа, ты так сильно переживаешь за нас? — Вэй Усянь театрально прижал руки к сердцу и стёр с глаз воображаемую слезинку. Вдруг он приоткрыл один глаз, на его морде возникла дразнящая улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. У Цзян Чэна возникло неприятное предчувствие. — А-а-а… Или маленькая госпожа больше волновалась за своего будущего мужа?       С ощущением ужасного жжения, поднимающегося от шеи к лицу и ушам, Цзян Чэн с силой захлопнул ладонью рот шисюна и краем глаза взглянул на Вэнь И Сяо. Девушка несколько раз моргнула в замешательстве, пытаясь понять, о чём говорил его проклятый брат, которому давно было пора зашить рот, а потом во взгляде появилось понимание. Щёки вновь порозовели, но Вэнь И Сяо, слегка откашлявшись, быстро щёлкнула веером и скрыла лицо, оставив открытыми лишь подозрительно прищуренные глаза.       И если Цзян Чэн почувствовал лёгкое разочарование от того, что не мог видеть её выражение лица, то он предпочёл просто проигнорировать это.       — Уже пошли слухи? — уточнила Вэнь И Сяо, вопросительно выгибая бровь.       Поскольку рот Вэй Усяня был плотно закрыт ладонью Цзян Чэна, он смог послать девушке лишь полный невинности взгляд. Будто это могло сработать. Несмотря на то, что Цзян Чэн опасался, что брат снова скажет что-то, за что ему захочется его придушить, он всё же опустил руку. К счастью, его инстинкт самосохранения ещё не успел полностью атрофироваться, поэтому Вэй Усянь, видимо решив, что не хочет проснуться от ведра холодной воды со всякой речной живностью, просто улыбнулся.       — Не то чтобы слухи, — произнёс он, убедившись, что их шиди находятся достаточно далеко и достаточно заняты, чтобы услышать, о чём они говорят. — Но я убедился, что их услышал только я.       Если бы Цзян Чэн прямо сейчас не боролся со смущением, он был бы в очередной раз впечатлён способностью своего брата управлять информацией, которая могла бы достичь ушей Мадам — вынужденно приобретённый навык, продиктованный лишь нежеланием оказываться постоянно наказанным. Для этого Вэй Усянь подружился с каждым слугой в Пристани Лотоса, которые быстро стали обожать его и потакали всем его шалостям и просьбам — взамен он частенько помогал им в ответ, выполняя мелкие поручения в свободное время. Очередной плюс, который получил Вэй Усянь — самые свежие сплетни.       Вэнь И Сяо тоже выглядела впечатлённой, хотя и продлилось это недолго. Слегка взмахивая веером, девушка взглянула на Цзян Чэна и тут же отвела глаза.       Зато Цзян Чэн тут же почувствовал другой взгляд. Более враждебный, почти кровожадный. Следуя за чувством, наследник Юньмэн Цзян встретился взглядом с вмиг утратившим жизнерадостность Сюэ Чэнмэем, который выглядел так, будто отчаянно жаждал если не убить его, то хотя бы ударить. Подросток, видя, что его поймали, ничуть не смутился и даже смотрел с ещё большим вызовом.       Сюэ Чэнмэй ревновал? Был ли он всё-таки влюблён в свою шицзэ? На охоте во время свадьбы старшего сына Вэнь Жоханя Вэй Усянь пытался выболтать у подростка, были ли у него чувства к маленькой госпоже, но Сюэ Чэнмэй посмотрел на него как на идиота.       — Конечно нет, — подросток отмахнулся. — Шицзэ — это шицзэ. Мы лучшие друзья.       Но прошло достаточно времени, чувства Сюэ Чэнмэя вполне могли измениться. Цзян Чэн, на самом деле, не удивился бы — девушка была доброй, отзывчивой и заботливой, но это никогда не казалось навязчивым, улыбки были очаровательны, а слова мудрыми и поддерживающими, она умна и остроумна. Её мысли, которые девушка не стеснялась высказывать вслух были интересны и тоже заставляли задумываться, любознательные вопросы не казались чистой вежливостью, Вэнь И Сяо действительно с интересом слушала всё, что Цзян Чэн был готов ей рассказать во время их небольшой прогулки. К тому же, девушка обладала нежной и изящной красотой, и было неудивительно, если бы в Цишане были толпы молодых юношей, которые были влюблены в молодую госпожу Вэнь. Чему удивляться, если Цзян Чэн тоже оказался неравнодушен.       Если он…       Тоже…       Неудивительно…       Неравнодушен…       Если…       Он…       А.       А.       Ага.       Несмотря на то, что Вэй Усянь, известный своим постоянным флиртом с молодыми девушками, часто подшучивал над ним и говорил, что он не поймёт, что ему кто-то нравится, даже если ему предоставят письменные доказательства, Цзян Чэн вовсе не был идиотом. Под давлением брата и весёлого любопытства цзэцзэ Цзян Чэн прочёл достаточно романов (он никогда в жизни не признается, что нашёл некоторые из них весьма захватывающими), поэтому он знал, что значит, когда тебе кто-то нравится.       Большая проблема была в том, что он понятия не имел, что делать с этим знанием.       Когда эта мысль пронеслась в голове со скоростью выпущенной стрелы, Цзян Чэн почувствовал, как его мир мгновенно накренился, разум едва ли мог нормально функционировать.       Он не думал, что кто-то сможет ему понравиться, не сейчас, когда его мать активно искала ему пару, даже не спрашивая, хочет ли он жениться. Но теперь это было здесь, и это осознание было сложно игнорировать.       Вэнь И Сяо ему нравилась.       К счастью, сама девушка была в блаженном неведении относительно его внезапно открывшихся чувств, недовольно сверля взглядом радостно болтающего Вэй Усяня, потому она не заметила момент, когда лицо Цзян Чэна мгновенно побелело, затем приобрело пунцовый оттенок, а всё тело напряглось и стало жёстким. Казалось, что если он даже попытается пошевелиться, переломится пополам, и именно в этот момент Вэнь И Сяо повернула голову и встретилась с ним взглядом.       — Молодой господин Цзян? — веер опустился достаточно, чтобы он увидел почти взволнованное выражение её лица.       Цзян Чэн не был уверен, что именно она увидела на его лице, но звук её нежного голоса, наконец, заставил его двигаться. Резко развернувшись, он проигнорировал удивлённый оклик брата и ошеломлённый взгляд девушки и быстрым шагом помчался прочь. Только оказавшись в безопасности своей комнаты, он медленно присел за дверью, закрыл пылающее лицо руками, и застонал, громко и протяжно.       Ему нравилась Вэнь И Сяо. Он не был полностью влюблён, но от этого знания становилось скорее хуже, чем лучше. Когда Цзян Чэн начинал действительно думать об этом, он находил больше минусов, чем плюсов. Одно только воспоминание о выражении полного удовлетворения на лице Вэнь И Сяо, когда она рассказывала о том, как сжигала ужасную кипу однообразных предложений о помолвке, вызывало кислый привкус и чувство неуверенности. Если бы, чисто теоретически, его чувства переросли во что-то более сильное, он знал, что в итоге они окажутся в том ящике — непрочитанные и готовые к сожжению.       Это было бы чудом, если бы всё пошло иначе.       Только немного позже он заметил, что всё ещё сжимает в руке полотенце.