Судьбоносные носки

На улице довольно прохладно и пасмурно. Вокруг все вздрагивают от несущегося холодного ветра и пожелтевшей листвы, что летит прямо в лицо. В чиминово лицо. Иногда цепляясь за чёрную кепку. Но тот, будто ничего из этого не замечая, бредёт в книжный, где совсем недавно свистнул комикс, который, к слову, несёт обратно. Он только надеется на то, что сегодня на смене этот странный Тэхен. Так оно и есть. Парень сидит внутри помещения на мягком пуфике и играет в psp. — Привет. — Ого…споди, — вздрагивает Ким, переводя взгляд на парня и сползая со стула. Он прячет psp во внутренний карман кожаной куртки и становится напротив Пака. — Что, не все ещё комиксы с нашего магазина вынес? Пришёл ещё чё украсть, мм? Чимин вытаскивает из рюкзака что-то похожее на тетрадь и протягивает охраннику. — Скорее, вернуть. Состояние отличное: не помятый, чистый, весь и полностью целый снаружи и внутри… — А сам? — В смысле? — непонимающе глядит Чимин с протянутым комиксом в руке, который забирают в следующую же секунду. — Что насчёт твоего состояния? — Тэхен оглядывает другого с ног до головы, останавливаясь на лице и заглядывая под кепку, замечая покрасневшие глаза. — Лекарство от меланхолии там, парень, — указывает рукой на стеллаж с книгами и слабо улыбается. И Чимин уже хочет что-то ответить, вроде «да засунь себе в очко свои книги, никому они не помогают», но когда переводит взгляд в ту сторону, куда указал охранник, внезапно смыкает свои губы и сглатывает, а позже кидает недоверчивый взгляд на парня в кожанке. Чимин не совсем понял, что тот имел в виду: стеллаж с книгами слева или Юнги, сидящий и что-то увлечённо читающий на пуфике в той же стороне? В любом случае, рискнуть стоит. Потому Пак несмело ступает влево, отдаляясь от Кима. — Привет, — впервые младший так тихо здоровается, но Мин всё равно обращает на это внимание, поднимая свои тёмные глаза на него и с заинтересованностью рассматривая, как и Ким, с головы до ног, снова поднимая взгляд и останавливаясь на лице. — Что ты тут делаешь? — также тихо и шепеляво спрашивает Юнги. Ответа до неприличия долго нет, потому Пак начинает глядеть куда-то в сторону, рассматривая внезапно заинтересовавшие его книги и беря в руки первую попавшуюся. — Боже, ты читал Шекспира? Он же…он же потрясающий! Я вот решил зайти и что-нибудь купить, потому что просто жить не могу без него…и я…ну…это… — останавливается, когда понимает, что его раскусили: никого он, блин, не читает и, уж тем более, не собирался. Юнги слабо улыбается, когда видит такого растерянного парня перед собой, но взгляд не отводит, будто специально ставя Пака в неловкое положение. — Я пришёл вернуть тот комикс, что украл. Почему пришёл? Потому что не хотел валяться дома, а идти мне некуда, погода херовая на улице, на лавочке не посидишь. Ну…это всё, вообще-то. А ты…ты почему здесь? — Потому что не хотел валяться дома, а идти мне некуда, погода херовая на улице, на лавочке не посидишь. Ну…это всё, вообще-то. — Понятно, — вздыхает младший, складывая руки на груди и рассматривая странную улыбку парня на пуфике. — Ты чего…эй…это что…это мои слова ведь! Ты просто…просто повторил за мной? — слабо, но он улыбается, на какие-то доли секунды забывая о проблемах. — Ты всё цитировать любишь? — Только самое интересное, — непринуждённая улыбка в ответ. Мин указывает на мягкий пуфик, что стоит рядом с ним, и другой незамедлительно садится на него. — Почему ты плакал? В этот момент Пак понимает, что его кожа слишком белая для этого мира, чтобы не было заметно покраснений от пролитых по дороге слёз, и это, конечно же, не скрыто от Юнги. — Я просто не такой, как все…и…небольшие разногласия в семье из-за этого, — пытается как можно уверенней сказать он, но ком в горле такой противный и горький, что голос из-за этого слегка дрожит. — Ничего серьезного, впрочем. — Поэтому ты выплакал всю жидкость, что была у тебя внутри? — всматривается в чужие черты лица, пытаясь понять, что же могло довести парня до такого состояния. — Ну… — на некоторое время замолкает, начиная едва не тонуть в глазах напротив. Юнги — это то, что Чимин никогда в своей жизни не пробовал, поэтому и хочет сделать это. Сейчас, к слову, очень сильно, потому что действительность давит на него так сильно, что ничего живого внутри и не осталось. Какая-то разруха, грязь, пепел и ужас… — Ты кушать не хочешь? — интересуется Юнги, так и не дождавшись ответа от Чимина, который до сих пор глядит ему в глаза, совсем не моргая при этом. — Твои руки слишком худые. И ноги тоже, и вот тут, кстати, тоже…и это…, - внезапно останавливается, понимая, что сейчас в открытую тычет указательным пальцем в парня напротив. Юнги слегка не по себе. Во-первых, сейчас он сказал Чимину намного больше, чем когда-либо, во-вторых, ему не ответили уже на второй заданный им вопрос, а в-третьих, младший смотрит так, будто у него вместо глаз что-то нереальное и совсем не то, что обычно есть у людей. Потому и отводит свой взгляд слишком резко, поджимая розоватые губы. — Не смотри на меня так, — внезапно говорит он, опуская голову вниз и вновь замечая чиминовы носки разных цветов. — Пожалуйста… — Как? — Так, будто они ужасны. Мои глаза. Точнее, их слишком чёрный цвет. Это пугает многих. Я не... — Это самое крутое, что я видел за свои двадцать лет жизни. Не считая скрипки, конечно, — чиминовы уголки губ поднимаются вверх, а сам он начинает хлопать длинными ресницами и наблюдать за тем, как другой пытается не подавать виду, что слегка смутился из-за сказанных Чимином слов в его сторону. — Ты кушать не хочешь? — будто специально повторяет он чужую фразу и улыбается чуть шире. Старший некоторое время мечется своим заинтересованным взглядом по книжным полкам в магазине, но позже положительно кивает головой, переводя взгляд на парня в кепке и поднимаясь с пуфика. Нет, Чимин не хотел делать чего-то неправильного. Он не хотел влезать в чужие отношения. Но сейчас он понимает, что делает именно это, когда видит Тэхена возле входной двери небольшого книжного. Парень замедляет шаг, не отрываясь от охранника, который продолжительно глядит в ответ на него. Чимин на какое-то время просто забыл про существование Тэхена, почему-то. — Я проголодался, схожу за чем-нибудь, — разъясняет Юнги, подходя чуть ближе к Киму и разглядывая воротник его кожаной куртки. — Наверное… увидимся дома уже. Я…ну…в общем, да, дома увидимся, - как-то сумбурно прощается Мин, в то время как Тэхен недоверчиво разглядывает его, но всё же отпускает двоих вон из магазина. Около десяти минут они просто молчат, не решаясь разбавить тишину, нарушаемую лишь завыванием ветра. — Вы живёте…вместе? — действительно, что волновало Чимина сейчас больше всего, так это брошенная будто невзначай фраза Мина. — Пока нет, но…собираемся, — морщится от холодного порывистого ветра другой, стараясь не смотреть в чужие глаза. — Наши дома совсем рядом…и папы дружат, поэтому очень часто друг у друга бываем. — А мама…? — Мама она…мама…это вообще важно? — резко останавливается старший, наконец заглядывая в глаза другому, что слегка растерялся из-за такой внезапной перемены настроения с чужой стороны. Юнги поджал губы и сдвинул брови к середине лба. — Это важно. Конечно. Но если не хочешь об этом говорить, то не нужно. Я разве заставлял тебя что-либо делать? Да, однажды он почти заставил его сделать презентацию по философии. — Не нужно рассказывать мне всего, я ведь сам понимаю, что совершенно никто тебе и…вряд ли кем-то стану, хоть и хотелось бы, поэтому… А в следующую секунду Чимин просто не понимает, что произошло. Его разум отказывается это как-либо растолковать, потому что Юнги подошёл непривычно близко к нему и обнял слишком крепко. Так, что в любой другой день он бы услышал хруст собственных костей в позвоночнике. Но не сейчас. В этот момент он будто не слышал абсолютно ничего. В этот момент время будто на мгновение остановилось, давая ему шанс на раздумья. Но Чимин не из тех людей, которые подобным занимаются. — Не пытайся стать частью моей жизни, — шепчет на ухо старший, тем самым заставляя Пака слегка дёрнуться из-за чужого теплого дыхания на своей коже. — Если я расскажу тебе мои секреты, ты больше никогда не посмотришь на меня. Голос Юнги кажется таким хрупким, что Чимин старается не дышать в эти секунды. Страшно. Непонятно. Но приятно. Внутри младшего сейчас именно это. Он чувствует, как миновы руки прижимают его ближе к себе, хотя казалось, что ближе уже просто некуда, и от этого колени дрожат и дыхание сбивается, а грудную клетку атакуют спазмы. Но в то же время всё становится таким лёгким, простым и незначимым. Все его проблемы и переживания куда-то испаряются именно в этот момент. — Я должен тебя бояться? — неуверенно интересуется Пак, морщась из-за осеннего ветра и вдыхая аромат чужого парфюма. Пахнет чем-то до одури сладким и приятным. Парень от этого глаза свои даже прикрывает, стараясь вдохнуть как можно больше. — Я… я не знаю. По сути, нормального человека такой ответ если не напугает, то заставит насторожиться так точно. Но кто сказал, что Чимин тот самый нормальный? Учитывая то, как он «любит» свои руки и пальцы на них, есть сомнения в том, чтобы отнести его к этой группе людей. — Ладно, - тихо отвечает Пак, внутри которого сейчас бесчисленное количество всего. Ещё и руки, которые он так не любит, слегка потряхивает из-за этих неожиданных объятий, а сердце, очередной предатель, стало биться быстрее, что, как кажется самому Чимину, не могло укрыться от парня рядом. Внутри Пака полный спектр эмоций, и даже испуг, но не от того, что сам Юнги его пугает, страшно от того, насколько тот сейчас непозволительно близко к нему. Именно эта близость его и пугает, потому что слишком неожиданно, слишком крепко, слишком…приятно. А ещё…ещё слишком неправильно. Потому что есть одно высокое, темноволосое «но» в лице Ким Тэхена. Юнги постепенно ослабляет хватку и отстраняется от парня, пытаясь наладить зрительный контакт с ним. — Мой брат иногда...иногда помогает своей подруге в кафе на углу. Можем…можем туда сходить, если ты хочешь, — разбавляет тишину Чимин, чувствуя первые капли осеннего дождя на своей руке. Сейчас хочется слиться с дождём, потому что Пак не понимает, чёрт возьми, что произошло минутами ранее и что продолжает с ним происходить. Юнги кивает в знак согласия и они направляются в нужную сторону.

***

— Хён, мне стоит волноваться? — наконец интересуется Чонгук, битый час сидя в чиминовой комнате, обладатель которой, кажется, говорить не желает. — Он тебя ударил? Скажи мне только честно, потому что этот парень без языка подозрительный. — Почему без языка? — наконец подаёт голос старший, отрываясь от телефона. — Ты серьёзно? Это всё, что тебя интересует? — повышает голос Чон, после чего громко и протяжно выдыхает, тем самым успокаивая себя. — Потому что, когда я спросил, что вы будете заказывать, он просто ткнул пальцем в меню и потом молча пялился на тебя весь вечер. — Перестань. Ничего необычного. Я тоже так делаю, когда не хочу с тобой разговаривать. — А то, что я в принципе не видел, как он открывает свой рот для того, чтобы заговорить с кем-то, считается? Вечно он то в наушниках, то с книгой в руках, но не рядом с людьми, — недовольно глядит Чонгук в спину старшему брату. — Хён… Снова это чонгуково «хён» не осталось без внимания Пака. Да и никогда не оставалось, просто показывать не хотелось этого, потому что внутри как-то неприятно кололо из-за такого тона младшего. В сознании снова всплывали картины из детства, где парни неплохо ладили и даже доверяли друг другу, а потом всё это в один миг исчезло, когда Чимин немного вспылил. — Чонгук, прекрати, — голос слегка дрогнул. Чимин чувствует спиной, как Чонгук подходит ближе к нему, из-за чего пальцы рук сами сжимаются в кулаки, а ногти врезаются в кожу. — Прошу, прекрати… Но, как сказал когда-то Чимин, его брат очень похож на их отца — такой же напористый и непоколебимый в своих действиях. Потому и подходит совсем близко, становясь напротив и обхватывая ладошками родное лицо. — Посмотри наконец на меня, — просит Чон, видя, что чужие глаза вмиг закрылись, когда тот подошёл ближе, а дыхание стало не таким ровным, как минутами ранее. — Ну и что, что это сделал ты, хён? Я не считаю тебя плохим, — большим пальцем правой руки он стирает чиминову слезу, что всё же вырвалась наружу, но глаза тот так и не открыл, чтобы посмотреть на свои «заслуги» на чонгуковом лице — шрам на левой щеке, что когда-то оставил именно он, когда они сильно повздорили. Чимин замахнулся и толкнул Чона, из-за чего тот отшатнулся в сторону письменного стола, сильно царапаясь щекой о его косяк, после чего падая на пол. Так и получилась красная, видимая человеческому взору полоса длиной в сантиметров пять на чужом лице. Родители тогда обо всём узнали, конечно, но не стали из-за этого срываться на старшем. К тому же, в подростковом возрасте такого позволять нельзя. Чонгук же тогда сильно испугался такого поведения своего любимого хёна, но косо смотреть не стал, даже наоборот — хотел быть ближе, сказать, что совсем не злится, потому что сам вывел старшего брата из себя, но Чимин не был бы Чимином, если бы не стал разводить драму. А после просто закрылся ото всех. — Я знаю, что ты не любишь меня, но ты не должен обходиться со мной так грубо, — снова произносит парень, но другой лишь беззвучно роняет слёзы на светлую рубашку, не поднимая взгляда, в придачу шмыгая носом. У Чонгука в прямом смысле слова руки опускаются из-за такого поведения с чужой стороны. Шесть лет он снова пытался стать частью чиминовой жизни, но всё в пустую. — Настолько я тебе противен, что даже ничего не скажешь? Считаешь меня уродом, не достойного твоего внимания? — ком в горле мешает, но Чон всё же произносит свои последние слова, после чего отходит от Пака, собираясь выйти из комнаты. — Найди себе другое увлечение и прекрати резать себя. А Чимину хочется порезать сейчас не только подушечки пальцев на своих некрасивых руках и ладони, но и всего себя. Абсолютно. Хочется что-то сказать в оправдание, но слёзы мешают. Или это не слёзы вовсе, а характер, который не позволяет этого сделать. Или вина, которая с каждым годом росла всё больше и больше. Хотелось, чтобы после того инцидента родители накричали, запретили подходить к Чонгуку и всё в этом духе. Хотелось, чтобы сам Чонгук прекратил приходить к нему ночью в комнату и ложиться рядом; чтобы забыл навсегда дорогу к нему; чтобы понял, что не нужно помогать Чимину и быть настолько добрым по отношению к нему. Хотелось чего угодно, но не снисходительности к себе. Парень валится на кровать в той же одежде, продолжая плакать совсем беззвучно, но и громко одновременно. Он, как и в детстве, сворачивается калачиком и обнимает собственные ноги. В голове слишком много всего. И хорошо, если это были бы мозги. Но всё это лишь огромное количество мыслей, которые только расстраивают, ставят в ступор и забирают все положительные эмоции. По дороге домой Юнги всё же рассказал, кем является его мать. Точнее, бросил одну фразу, после которой Пака слегка передёрнуло. 《Она директор нашего универа…». А потом ещё и Чонгук в комнату завалился и прожигал его спину около часа, начиная задавать дурацкие вопросы о Юнги, о котором сейчас не хотелось думать. Эта его выходка с крепкими объятьями. Это тёплое дыхание и непонятные Чимину слова на ухо: 《Я должен тебя бояться?». 《Я… я не знаю». Никак не уходило из головы. Что Юнги имел в виду? Кажется, останется тайной, которую Чимину хотелось бы разгадать.