***
Тэхен едва не каждый день подвозит Юнги до универа, чувствуя, как тот прижимается своей грудью к нему, когда они едут на чёрном техеновом мотоцикле. Сегодня утром старший с ним даже словом не обмолвился, хотя за последние пару лет говорит с Кимом больше, чем с кем-либо. Тэхен скинул всё на бессонницу, что, собственно, так и было. Но Юнги мучала не только она. Иногда кошмары, которые были настолько реальны, что засыпать не хотелось вовсе. Что именно он делал в них знал один лишь Ким Тэхен, который специально и перебирался к Мину в комнату через окно, оправдываясь романтикой и засыпая рядом с ним. А их родители, которые поначалу были не особо рады таким отношениям между парнями, с улыбкой смотрели на счастливых и влюблённых детей. — Скажи мне, я должен переживать по поводу нас? — интересуется Тэхен, глядя на то, как Мин встаёт с его мотоцикла. Юнги немного тушуется, но спустя пару секунд отрицательно качает головой, заглядывая в глаза напротив. Он кладёт ладонь на чужую, что сжимает ручку мотоцикла, поглаживая её большим пальцем, но так ничего и не произносит. — Ладно, извини за такой вопрос. Наверное, плохо спал сегодня, — виновато улыбается парень, накрывая их ладони своей и продолжая тонуть в миновых чёрных глазах ещё пару минут. — На работу из-за тебя опоздаю, Мин Юнги, — тепло улыбается он. — Мне сегодня нужно съездить в Тэгу навестить бабушку, а в пятницу я хотел ужин приготовить для нас, поэтому не сиди долго в библиотеке, ладушки? Всё, уже только завтра увидимся, хён, — дарит мягкую улыбку напоследок, подмигивает и уезжает. Юнги машет на прощание рукой, втыкает в уши белые наушники и заходит в универ. И всё бы ничего, но тонкая рука женщины, по совместительству директора университета, останавливает его у входа в кабинет истории. — Юнги, зайди ко мне, — просит она, и тот, слегка напрягаясь, следует за ней. — Я слышала, вы с Тэхеном собираетесь жить вместе, это правда? — парень кивает, и женщина смущённо улыбается. — Я рада за тебя, милый. Да, кстати, возьми это, сынок, — достаёт из ящика стола маленькую оранжевую баночку с таблетками. — Они помогут тебе лучше спать. Обычное успокоительное. Но… давай так, чтобы никто вдруг не увидел, ладно? Слухи ни к чему. Парень сжимает баночку в руках, несколько секунд разглядывая её, а после благодарно улыбается и кивает головой в знак согласия, выходя из кабинета. У Юнги достаточно тайн, о которых следует молчать. Собственно, что он и делает. Если не разговаривать вовсе, то никто и не будет особо интересоваться тобой и обращать внимание на такого человека, как он. Такую тактику и выбрал Юнги. Но есть то, что немного нарушает её. Такое невысокое, в чёрной кепке, разноцветных носках и со странным фетишем — уродовать свои руки. Юнги до сих пор не понимает, зачем позволил себе заговорить с кем-то, помимо Тэхена. Парень открывает дверь шкафчика, вытаскивая оттуда пару учебников и маленький блокнот, и, увидев в конце коридора знакомую чёрную кепку, ненадолго останавливается, рассматривая издалека, как Пак вытаскивает маленькие листочки с ежедневными пожеланиями, а после отводит взгляд, направляясь в нужную аудиторию. У него сегодня ещё анализ музыкальных форм и полифония. Нелегко на факультете теории музыки учиться, особенно, если ты должен говорить и рассказывать много, а Юнги не так уж и часто это делает, по крайней мере, при студентах. Чимин снова засовывает кучу бумажных листочков к себе в рюкзак, чтобы выкинуть дома, и снова замечает странность. Когда они уже прекратятся? Из чехла для скрипки торчит одинокий листочек и… Чупа-Чупс с его любимым вкусом колы. В первые же секунды парень хочет бросить всё это ко всему остальному в рюкзак, но вдруг останавливается, начиная кое-что понимать. Наконец-то. Сердце в очередной раз пропустило миллион ударов в минуту, прежде чем он взял записку, на которой было аккуратно выведено《не сдавайся, хорошо?», и Чупа-Чупс со вкусом колы и направился на занятия в совершенно растерянных чувствах. Несколько музыкальных пар Пак всё же послушно отсидел, не прекращая думать о всех тех записках, что получал на протяжении двух недель. Потом стал думать о странных записках с неизвестными ему цитатами. Он старался не придавать им значения, хоть иногда и вспоминал о них по вечерам, когда не мог уснуть. Всё равно ведь приятно, когда тебя кто-то поддерживает, а не унижает, пусть и этот «кто-то» предпочитает оставаться в тени. А этот Чупа-Чупс в шкафчике сегодня заставил Чимина встрепенуться и кое-что понять. Кое-что, что было действительно очевидным, но из-за всего того, что навалилось на него в эти последние недели, он не мог нормально и адекватно соображать. Чимин сидит возле кабинета гармонии, дожидаясь третий курс, у которого буквально через минут десять должна была начаться здесь пара, но людей всё ещё нет. Совершенно никого, хоть он и надеялся увидеть здесь одного молчаливого хёна. Пак не знает, что насчёт молчаливого, но вот долбанутый хён идёт прямо к двери кабинета. Намджун кидает пустой и равнодушный взгляд на Пака, дёргая ручку двери, и входит внутрь. Чимин просто терпеть не может это. Тот хоть и молчал и даже не трогал, но всё равно сумел вывести младшего из себя. Лишь одним своим присутствием тот может разжечь внутри него пламя. — Не видел Мин Юнги? — парень заходит в кабинет вслед за Джуном. Видит Бог, Пак не хочет сегодня выяснения отношений, потому даже и говорит без всяких обзывательств, насмешек и выражений. Главное, чтобы другой захотел того же. — Спроси повежливее, — скалится старший. Видимо, Намджун хочет чего-то другого. — Не видел Мин Юнги, сука?! — щурится младший. — Бо-оже…и этими губами ты целуешь свою маму, — наигранно удивляется Нам, складывая руки на груди, а после сразу строит жалостливую мину. — Прости, забыл…она ведь бросила тебя. — Завали своё дуло, Намджун, — как можно безразличнее произносит младший, стараясь сдерживать порыв злости. Очень хочется врезать по самодовольной роже парня напротив, что давит мерзкую улыбку. Хочется выбить все зубы, чтобы тот перестал ей улыбаться. Хочется врезать по носу, чтобы кровь покрыла половину чужого лица. Хочется…много чего хочется, в общем, но пока Чимин держится. Да и противостоять Намджуну тот не может — разная физическая подготовка хотя бы, как считает сам парень. — Почему я должен закрывать свой рот, если Твой всегда открыт в мою сторону, а? — Я всего лишь поинтересовался, где твой однокурсник, а ты начал строить из себя хер знает что, ещё и семью затрагивать стал. Настолько ты низко опустился, Намджун, что даже… — Ты просто маленький, глупый ребёнок, Чимин-и, знал? — перебивает другой, поднимаясь из-за стола и подходя ближе. — Пора бы нести ответственность за свои поступки и слова. — Без понятия о чём ты, но мне насрать, веришь, нет? — чиминовы щёки в один момент покраснели, а руки сжались в кулаки. — Насрать. Абсолютно. На тебя, на твоё мнение обо мне, насрать на то, что сталкер, который фоткает меня, а после пользуется рассылкой на телефоне. На всё насрать. Парень едва успевает закончить мысль, как по лицу прилетает тяжёлый намджунов удар, из-за которого другой падает на паркет, выставляя руки вперёд. Чимин шипит от неожиданности и лёгкой боли в области челюсти, но сдаваться не собирается. Не в этот раз. Решает для себя он. Потому и поднимается на ноги, тяжело дыша и смотря будто внутрь чужой сущности, которая любит доставлять окружающим боль, и Чимину это известно, как никому другому. Но сегодня сам Пак решает, что будет на месте Кима, потому что замахивается и бьёт так, как никогда раньше, разбивая не только чужой нос, но и представления старшего о том, что Пак Чимин маленький и глупый ребёнок, ведь удар явно взрослого и сильного парня. Ким не падает, но отшатывается в сторону, едва успевая ухватиться за край стола, чтобы не грохнуться на пол. Кровь из носа пачкает его светлую рубашку. — Маленький пидорас, — зло шипит в ответ он. — Тупой дрочила, — кидает младший, подхватывая руками другого за ворот рубашки, на что Намджун сразу же реагирует, сильно сдавливая чужие запястья руками. — Не один я разрушил нашу дружбу, если уж на то пошло. Ты всё время пытался показать, что только твоё мнение важно, а с нашим с Сокджином не считался, — продолжает держать ворот рубашки и прожигать взглядом Кима, который сейчас находится слишком близко. — И ещё, думаешь, я не знаю о твоих предпочтениях? Думаешь, не знаю о том, что тебе нравится смотреть на то, как кто-то корчится от боли и просит о помощи? Думаешь, не знаю, что ты настоящий монстр? Намджун отпихивает парня от себя и отшатывается немного назад, а после, пользуясь растерянным состоянием Чимина, подбегает и наносит новый удар по носу. — Я знаю о тебе больше, чем кто-либо, — младший слегка улыбается, видя, что своими словами попал в точку, совершенно забывая о крови, что стекает вниз по его лицу. — Тебе нравится бить так, чтобы было видно мясо, кровь повсюду и звуки, умоляющие отпустить… — Завались, иначе пожалеешь. — Что, убьёшь, полностью оправдывая мои слова? — вымучено улыбается другой, разводя руки в стороны. — Так я уже мёртв, придурок. — Сумасшедший, — кидает старший, нанося удар коленом в живот. Чимину больно, но он пользуется тем, что Намджун совсем близко, и, замахиваясь, снова бьёт по лицу, разбивая чужую губу. Ким шипит от злости, удивляясь новому удару со стороны Пака, но не теряется, потому что в следующий момент он снова бьёт другого коленом в живот, из-за чего младший сразу же падает на паркет, сворачиваясь калачиком. — Не один…не один я сумасшедший, хён, — сквозь боль проговаривает Пак. Больно везде, потому что удар у Намджуна всегда был самым лучшим и тяжёлым. — Сокджин держал тебя в руках, не так ли? Не давал заниматься всем тем, что доставляет тебе удовольствие, я прав? Я пра-ав. Ваша дружба всегда была сильнее, чем наша с ним или с тобой. И я… никогда не понимал, почему, — поднимается с пола, придерживаясь за одну из парт, — вообще-то, я до сих пор не понимаю почему, — грудь прожигает боль, из-за сильного чужого удара, но Пак снова подходит ближе, нарываясь на новый. — Вы всегда были близки, а меня иногда оставляли на второй план. Я понимаю, что Джин помогал тебе бороться с этой агрессией внутри тебя и…и прочим, вроде желания убить всю вселенную… но…это не значит, что можно было на меня забивать, блять! Чимин успевает лишь снова ухватиться за воротник чужой рубашки, как в кабинет входит учитель, позади которого стоит вся остальная группа, и узревает всё то, что успели натворить те двое с друг другом. — Наверное, вы и сами понимаете куда вам дорога, — строго оповещает преподаватель, и Намджун с Чимином послушно выходят из аудитории. Пак, облокотившись на стену рядом с кабинетом, громко и протяжно выдыхает, снова хватаясь за живот. — Вот только не притворяйся, блять. Я бил совсем слабо, — произносит Ким, также подпирая стену собой и складывая руки на груди. — Я говорил тебе завалиться, а ты продолжал нести херню всякую. И если я монстр, то ты — мазохист чёртов. — Ой, вот только не пизди сейчас, что я был не прав, потому что я просто уверен, что… Договорить не даёт внезапно появившийся из-за угла коридора Юнги. Точно. Ведь ради него сюда и шёл Чимин, чтобы поговорить, а потом этот Намджун, его тяжёлые удары и учитель… Юнги медленно шёл по коридору, неся и прижимая к груди пару тонких книг по гармонии и столько же тетрадок, разглядывая при этом собственные кроссовки бежевого цвета, но после резко остановился, когда услышал знакомый голос Пака возле нужной ему аудитории, и выронил все тетради и книжки из рук, совершенно не понимая, что могло произойти с чужим лицом, сейчас похожим на расквашенный помидор. У Юнги ступор, непонимание ничего и растерянность в одном флаконе. Да, ему доводилось видеть Чимина таким — побитым, взлахмаченным, скулящим от неприятных и болезненных ощущений где-то в области рёбер, с красной струёй и соплёй под носом, — но всё это было не так сильно, не так кроваво, не так устрашающе, как сейчас. Да и раньше он не смотрел ему в глаза, как это происходит в данный момент. Чимин с каким-то отчаянием глядит в чёрные глаза Юнги и ничего не произносит. Хочется упасть в его ноги и плакать. Пак Чимин, вообще, плачет редко, но последний месяц, может, чуть меньше, его все будто вынуждают это делать. А всё потому, что слишком неприятно, слишком ужасно, слишком больно и противно внутри из-за всего происходящего с ним. Юнги отрывается от младшего, переводя взгляд на Намджуна, что стоит по другую сторону стены, и так же глядит своими чёрными глазами прямо в душу, вынуждая к чему-то. — Да. Это я его ударил, — вдруг не выдерживает такого пристального взгляда Намджун, начиная хрустеть пальцами. — Я ударил этого пидараса. Я, понятно? Я и ещё раз я. Только прекращай на меня так смотреть, лады? Терпеть не могу, когда ты так смотришь. Лучше бы ты так ответы на контрольных передавал с помощью телепатии, а не вытаскивал из меня информацию. Юнги всё ещё стоит совсем ничего не говоря, но при этом уже успел вывести из себя Намджуна, который не знает куда себя деть — хочется что-то или кого-то ударить, раздробить на мелкие кусочки или просто хорошенько приложить с правой. Большего не нужно для успокоения. Чимин отстраняется от стены, приближаясь к разбросанным на полу миновым тетрадям и книгам, и, присаживаясь на корточки, начинает их собирать. Другой сразу же садится рядом, снова начиная разглядывать младшего, но уже на близком расстоянии. — Не пялься, — шмыгает Пак, беря тетрадь в руку, которую Юнги сразу же накрывает своей, медленно проводя по красным выпирающим костяшкам. В этот момент мы теряем Пак Чимина. Глаза младшего вмиг поднимаются выше, встречаясь с миновыми чёрными, и замирают. Благо, не умирают, потому что будет глупо умереть вот так. Дыхание перехватывает от такого близкого расстояния между их лицами, а сердце, которое когда-то разлетелось на мелкие кусочки из-за Сокджина, больно щемит в груди. Они совсем ничего не говорят, лишь смотрят друг на друга некоторое время. И всё это в один момент нарушает громкий стук намджуновой обуви, а сам обладатель тяжёлых ботинок присаживается также на корточки рядом с парнями, выхватывая тетрадь, которую держал Пак, тем самым разрывая прикосновение двух рук, и собирая все остальные принадлежности. — Держи и не теряй больше, — хмыкает Намджун, вставая с пола и протягивая вещи хозяину. — Эй, — слышится из-за угла коридора чей-то незнакомый голос. — Намджун, рад тебя видеть, — произносит Минсок, подходя ближе и протягивая ему руку. — Как тебя на гармонию-то занесло? — Ким протягивает свою для рукопожатия и слабо улыбается. Минсок кидает серьёзный взгляд на Мина и Пака, которые до сих пор понять не могут, зачем Намджун устроил этот цирк с тетрадями и книгами, и осматривает самого младшего с ног до головы. — Помощь нужна? — интересуется он, пристально изучая Пака, который, кажется, начинает догадываться. Ким Минсок — ярый гомофоб его университета. Тот, который, как слышал Пак, неплохо так разобрался с Тэмином из-за их совместной фотографии на баскетбольной площадке. Тот, о котором все лишь слышат, но, в основном, не видят, потому что он редко появляется здесь. Из-за чего — неизвестно, но Чимину и не важно, потому что сейчас он может думать лишь о том, сколько же Минсок простоял за углом. Видел ли он тот взгляд, каким он смотрел на Юнги и наоборот? Заметил ли прикосновение их рук и сбитое дыхание, из-за чего у них обоих могут быть проблемы? Или, может, Намджун подоспел как раз вовремя, разрывая их зрительный и тактильный контакт? А вообще, с каких пор Намджун вмешивается в чиминовы дела, ещё и помогая при этом? — Не нужно помощи, Минсок. Всё под моим контролем, — оповещает Намджун, начиная хрустеть пальцами и слабо улыбаться. — Нам с Пак Чимином к директору пердолить нужно, а Юнги на пару. Тебе, кажется, туда же. До лучших времён, друг. Снова рукопожатие и слабая улыбка, будто и вправду друзья, на деле — одно притворство. Намджун берет Пака за локоть и тянет в сторону нужного кабинета. Младший и слова не проронил по дороге, что Намджуна не слабо так порадовало, потому что ещё пару ударов по чиминовому худому телу, и тот упадёт в обморок, а старшему это ни к чему.***
Пак Чимину всего-то запретили участвовать в музыкальном конкурсе, к которому он так долго готовился и хотел, думая о нём и днём, и ночью. Ким Намджуну всего-то сказали, что он не будет представлять их университет на одном конкурсе с произведением собственного сочинения, которое, по мнению самого заведующего отделения, получилось довольно неплохим и достойным внимания. Но из-за характера, обиды и просто глупости друг друга оба потерпели поражение в том деле, которое нравится. Только сейчас поняли, что не следовало портить лица друг другу. — Стой, — просит младший, когда они покидают кабинет директора. — Ты заступился за меня перед Минсоком или мне показалось? Намджун не прекращает идти в сторону шкафчиков, останавливаясь возле одного из них. — Заступился, но сделай вид, что показалось, — достаёт пару тетрадок из рюкзака, начиная копаться в поисках нужной книги. — Зачем? — Чтоб ты спросил. Отвали, говорю тебе. Чимин, облокотившись на соседний шкафчик, складывает руки на груди. — Ты странный человек, Намджун… — Для тебя Намджун-хён, тупица. — Для меня ты тупой дрочила, — бросает младший, закатывая глаза. — Сначала недоволен тем, что я гей. Потом подбрасываешь сраные записки. После избиваешь, потом уже не бьёшь, а потом снова херачешь, будто я не живой человек. Затем вовсе заступаешься, хотя мог вместе с Минсоком устроить мне тёмную где-нибудь за гаражами. Или…или ты хочешь, чтобы я был твоей личной грушей для битья? — Закрой свой сраный рот, мелкий пидор, — со всей силы закрывает дверцу шкафа, и другой слегка вздрагивает, поджимая губы. — Минсок мог из тебя такую отбивную сделать из-за твоих этих носков разноцветно-пидарских и серёжки в ухе, и это я уже молчу о той фотографии с Тэмином, — сквозь зубы проговаривает он, рассерженно глядя на парня рядом. — Мог так же, как и твой дружок получить. — Это…это из-за тебя фотографию увидели все, в том числе и Минсок, — тихо оповещает младший, опуская взгляд. — Эм, спроси у Чонгука. — О чём спросить? — сводит брови к середине лба. — О моём утреннем запоре, блин. О фотографии, Чимин. Спроси о фотографии. Всё, покедова, — бросает напоследок Ким, начиная идти вдоль по коридору. Казалось, что всё вот-вот начало становиться на свои места, казалось, что странностей стало меньше, но последние слова Намджуна, который, к слову, тоже ведёт себя странно, выбивают из колеи. Внутри и так было всё не на месте, а сейчас стало ещё безобразнее. Разговаривать с Чонгуком не хочется, потому что Чимин всё ещё запер тот случай между ними где-то глубоко в себе, не давая прощения собственному греху, как казалось самому Паку, но, видимо, придётся это сделать. И в лицо посмотреть ему тоже… придётся. Только для начала нужно обработать раны, потому что в медпункт идти не хочется, а Чонгука рядом нет.