***
А на утро, с трудом открыв глаза из-за звенящего будильника и слабо улыбнувшись, вспоминая прошлую ночь, он пытается нащупать рукой чужое тело, но вторая половина кровати оказывается пуста, и у Пака улыбка с лица медленно исчезает. — Да ну нет… Парень хмурится, громко сглатывая, и трёт пальцами веки в надежде успокоиться. Затем откидывает одеяло в сторону, намереваясь подняться с кровати, но замечает на себе боксеры, которые вчера, вроде как, были брошены на пол, и Чимин, если честно, не помнит, чтобы поднимал их. Потому сдвигает свои брови к середине лба и глупо моргать начинает. Чертовщина какая-то. Парень переводит взгляд на свой живот, проводя подушечками пальцев по нему, и вопросительно выгибает бровь в немом вопросе «почему чисто?». Он уверен, что не ходил в душ после их с Юнги близости. Тогда почему весь чистенький и почти одетый? И…и брошенный тоже почему? Становится страшно из-за того, что он снова оказался один. Боялся ведь этого больше всего. А ещё он вдруг вспоминает, что однажды тоже проснулся здесь, в своей комнате, совсем ничего не подозревая и ни о чём плохом не думая, а чуть позже оказалось, что его, Чимина, мама уехала далеко, оставив мальчика на отца. И сейчас он, словно тот самый ребёнок, который остался без родителя когда-то, пытается отогнать плохие мысли и подступающий к горлу ком. Он, словно тот самый ребёнок, откидывает одеяло в сторону и прямо в нижнем белье выбегает из комнаты, не желая вдруг убедиться в своих догадках. Парень останавливается перед большой лестницей, что ведёт на первый этаж, потому что замечает, как входная дверь дома открывается, а в проёме появляются Чонгук и его-Юнги, которые о чём-то увлечённо болтают. Ну как болтают, говорит в основном младший, Мин лишь изредка кивает головой и слабо улыбается в ответ, держа в руках поводок, к которому привязан Тони. Чимин тяжело дышит и едва держится на ногах, понимая, что все его догадки лишь догадки, выдумки, бред. Юнги никуда не мог уйти от него. Мин поднимает взгляд вверх, замечая на втором этаже перед лестницей полуголого парня, и удивлённо вскидывает бровями, замирая на месте. Чонгук делает то же, только позже расплывается в улыбке и машет встревоженному брату рукой, крича «доброе утро», на что другой никак не реагирует, лишь судорожно вдыхает и выдыхает, не отрывая погрустневшего взгляда от Юнги. А после Пак срывается на бег, преодолевая всю длинную лестницу, ведущую прямо к входной двери, и бросается хёну на шею, держась из последних сил, чтобы не дать слабину и не расплакаться. Ах, он слишком сентиментален в последнее время. Что ж такое? — Ты…чего? — едва не шёпотом интересуется Мин, глупо моргая и чувствуя, как в объятиях его сжимают сильнее. — Да так, ничего. Просто соскучился, — Чимин забивает даже на то, что рядом стоит Чон, который, наверное, и не вспомнит, когда в последний раз видел старшего брата таким. Пак медленно отстраняется, кладя руки на миновы плечи и заглядывая в его чёрные глаза, и так слабо-слабо и криво улыбается. — А где ты был? — тихо интересуется он. — Ну… — А мы выгуливали Тони, — вдруг вмешивается Чонгук, на что сразу же получает недовольный взгляд брата и немой вопрос «а его зачем взял с собой?». — Юнги-хён не спал уже, поэтому я предложил ему пройтись со мной. А что, нельзя было? Я же… — А почему ты не спал? Поздно ведь легли, — снова спрашивает Чимин, переводя непонимающий взгляд на старшего. — Я…плохо сплю, — совсем тихо слышится в ответ. Парень потирает ладонью шею, будто чувствует себя неловко, когда говорит об этом. И Чимин вдруг вспоминает слова Тэхена. 《…Юнги всё равно боялся всего…и плохо спал в придачу…》. Даже сердце в груди сжимается из-за этого. Получается, пока он спокойно спал, Юнги не мог себе этого позволить, мучаясь от бессонницы. Чонгук же, поняв, что никто не собирается обращать на него внимание, тихо ругается и бормочет под нос что-то вроде «и никакой благодарности от тебя, как обычно» и направляется в свою комнату. А Пак начинает смотреть на парня напротив с сожалением и небольшой грустью в глазах, не зная, что и сказать. — Я могу тебе помочь как-то? Юнги слабо улыбается в ответ и отрицательно качает головой. — Я просто таблетки для сна дома оставил. Не думал, что задержусь у тебя, — опускает смущённый взгляд, вспоминая, чем именно они занимались сегодняшней ночью. — Эм… — другому тоже неловко, вообще-то, — я сейчас быстро соберусь, позавтракаем вместе и пойдём в универ, ладно? Чимин не пытается спрятать улыбку и вдохновение в глазах, потому что, кажется, знает, как может хоть немного помочь Юнги и его сну.***
Пока Чонгук, сидя на подоконнике возле кабинета истории, рассматривает свой фотоаппарат, на котором, как оказалось, ни единой царапины, Пак подходит ближе и щурится. — Ты где это взял? Разве Минсок не отобрал у тебя его? — Отобрал, — не отрывает внимательного взгляда от своей прелести, которую только что ему вручил один бешеный в прошлом третьекурсник. — А Намджун-хён вернул мне его, — широко улыбается, глядя на брата. — Нам… Намджун? Наш Намджун? — не верит в услышанное старший. — Ну да, он. Извинился ещё, кстати, — Чонгук подносит фотоаппарат к лицу, быстро делая фото, пока Чимин хмурится и пытается понять, что произошло. — Эй, ну-ка удали, мелкий! — кричит он и тянется руками к младшему. Чонгук хихикает, изворачивается и даже пытается укусить другого за руку, но фотоаппарат не отдаёт. — Я, вообще-то…вообще-то… — Чимин останавливается, отходя на шаг назад и садясь на подоконник, — за другим пришёл. Хотел спросить, не забыл ли ты ещё, как на гитаре играть? Чон задумывается на пару секунд, закусывает щеку изнутри, а после криво улыбается и отвечает: — Ну как тебе сказать, хён… — ещё немного мнётся на месте, — будет хорошо, если я вообще вспомню, где она лежит.***
От кого: мой Чимин 《Очень хочу, чтобы ты спал хорошо. *аудиозапись*》. Мин сначала удивляется, когда замечает плюс одно смс в WhatsApp, а позже, когда видит от кого оно и что в нём написано, тянет уголки губ вверх. Юнги может точно сказать, что если бы его кто-то вдруг спросил, что он чувствует к Чимину, он бы уверенно ответил: 《 Тепло. Я чувствую к нему тепло. Каждый раз ощущаю это, когда вижу, слышу и думаю о нём》. Прямо сейчас тоже тепло. Очень. От кого: мой Чимин. 《Знаю, это совсем малость, но я очень хотел помочь тебе справиться с трудностями в твоей жизни. Потому что однажды ты помог мне. Я записал для тебя инструментальную версию «Ave Maria» Шуберта вместе с Чонгуком. (Если что, он играет на гитаре хуже нашего старого деда, но…другого аккомпаниатора я найти себе не успел, да и не смог бы. Зато скрипка отлично перекрывает всё это). Слушай эту запись, когда не можешь уснуть. Спи сладко, мой Юнги》. Парень трясущимися от волнения руками подключает наушники к телефону и нажимает на аудиозапись, отправленную Чимином. Вступление, которое играет, по всей видимости, Чонгук, уже заставляет Мина сжать посильнее телефон в руках, а когда, наконец, вступает Чимин, то сердце начинает биться быстрее, а в душе, кажется, расцветают самые красивые цветы, несмотря на осень за окном. Это очень нежно, думает Мин, продолжая вслушиваться в каждую высокую ноту, которая звучит чисто и мягко, и понимает, что Пак и вправду сделал это для него. Запарился, наверняка, вымотался и переживал, когда записывал. С трепетом в груди он ставит на знак повтора, сжимает телефон в руках посильнее и медленно прикрывает глаза. — Я тоже люблю тебя.***
Чонгук любит иногда посидеть на территории своего университета на скамейке, воткнув в уши любимые белые наушники. Порою так клонило в сон, что парень мог спокойно задремать прямо на ней, сгибаясь пополам и пуская слюни на воротник своей клетчатой рубашки. В ушах всё продолжают звучать избранные произведения Вивальди, которые ему посоветовал вредный старший брат, а сам Чон всё больше проваливается в сон. Он медленно открывает глаза лишь тогда, когда чувствует, что кто-то выдёргивает его правый наушник и пристраивается совсем рядом на скамейке, плечом к плечу. — Что это ты слушаешь? — слышится знакомый низкий голос. Чонгук слабо улыбается, всё ещё пребывая в полудрёме, и вдыхает поглубже аромат чужого парфюма. — Мм, Антонио Вивальди. Времена года. Лето…гроза, вроде бы. — Аа, это из Тома и Джерри? — глядит в глаза, чуть шире улыбаясь, а другой вдруг хихикает, наконец, просыпаясь. — Ты чего тут делаешь? — с лёгкой улыбкой на лице поворачивается чуть в бок, чтобы Тэхену было легче удержать украденный у него правый наушник. — Я ведь обещал тебя сам найти, — отвечает Ким, понимая, что начинает смущаться такого откровенного порыва, потому и закусывает нижнюю губу, опуская взгляд. — Неловко как-то, — бормочет он. — «Неловко» — это слишком слабо сказано, — отзывается Чон, разглядывая черты чужого лица. — Я бы сказал, смущение космического масштаба, да. Ким в ответ по-доброму смеётся, обнажая ряд белоснежных зубов, и поправляет наушник, поудобнее устраиваясь на скамейке. Чонгук же бросает осторожный взгляд на парковку, замечая чёрный мотоцикл, что видел лишь раз, когда странный Ви посетил кафе, где он помогает своей подруге, и вновь поворачивается к парню, что сидит совсем близко к нему. Тэхен смотрит в ответ, начиная говорить неуверенно и почти шёпотом: — Ты, вроде, говорил, что можешь быть рядом и всё такое…ты…не хочешь, не знаю, покататься со мной или… — Хочу, — перебивает Чон, не скрывая яркой улыбки, что вдруг появилась на его лице. Он одним движением руки выдёргивает наушники из ушей, пряча вместе с телефоном во внутренний карман лёгкой куртки, и поднимается на ноги, начиная идти спиной вперёд. — Давай догоняй, Ви-хён, я кататься хочу. Тэхен лишь удивлённо ахает, видя такого беззаботного и счастливого парня перед собой, но, быстро поднявшись на ноги, он бежит вслед за ним. Чонгук ведь кататься хочет. Ему никак нельзя отказать.***
Сегодня утром Чимин решил, что выходные очень хочет провести с хёном. С любимым хёном. Потому ближе к вечеру он, ничего не говоря, приходит к его порогу, но всё не решается потянуться к звонку. Слишком волнительно, что ли. А когда смелость к нему всё же приходит, парня встречает госпожа Мин. — Ах, Чимин, Юнги только…только что уснул, — оповещает она, и Паку даже как-то не по себе становится. Следовало всё-таки позвонить и договориться о встрече, а не просто так заявляться на порог чужого дома. — Но ты можешь пройти к нему в комнату, думаю, он не будет против, — предлагает женщина, видя расстроенный вид парня. Чимин вдруг просиял, заходя внутрь и поднимаясь по ступенькам наверх, в минову комнату. Он осторожно открывает дверь и заходит внутрь, стараясь не шуметь, потому что знает, как Юнги ценит крепкий сон. Парень делает пару шагов вперёд, останавливаясь возле письменного стола, на котором в хаотичном порядке лежат листы А4, тетради, ручки, карандаши и много маленьких чупа-чупсов. Это мило, думает Пак, слабо улыбнувшись. Он аккуратно убирает одну из таких ручек в сторону, ухватившись подушечками пальцев за край листа, на котором простым карандашом нарисован, по всей вероятности, Чимин, и становится даже приятно, осознавать, что Юнги думал о нём, когда рисовал. Парень переворачивает лист бумаги, натыкаясь на чужие записи, вероятно, о нём же. 《Когда я увидел тебя впервые, подумал, что тебе не хватает воздушного шарика и сладкой ваты в руке. Они бы хорошо гармонировали с твоими разноцветными носками, скейтбордом и дурацкой чёрной кепкой, что порой живёт отдельной жизнью. Твои носки…ах, даже слов нет, чтобы описать подобное. Удивительно, наверное》. 04.11.20** Да, точно о нём. Написано чуть больше двух недель назад. Уголки губ моментально поднимаются вверх, а внутри становится слишком тепло и приятно. Чимину становится интересно, что же ещё старший мог о нём написать, потому и тянется рукой к другому листу, начиная вчитываться. 《Сегодня я узнал, что Чимин не любит себя. Это, на самом деле, грустно... На всей нашей планете нет ни одного человека, который был бы похож на него: имел такое же лицо, рост, волосы, руки и характер. Он такой один. Разве это не волшебно? Он часть этой вселенной, и никто никогда не сможет заменить его. Значит ли это, что он должен ценить и любить себя? 》. Читая и понимая смысл последней строчки, Пак едва держится, чтобы не кинуться на шею к Юнги, который сейчас мирно спит на кровати, подложив ладонь под щеку, и не заобнимать его до потери сознания, а потом так же целовать, не отрываясь ни на минуту. Но Чимин лишь осторожно ложится рядом, лицом к лицу, и рассматривает черты уже такого родного лица. 《 Я знал, что Юнги крепко спит, поэтому не стал будить его, чтобы поделиться своими мыслями, но…я вдруг осознал, что он для меня весь чёртов мир. В Юнги было всё то, чего мне не хватало. Его записки, которые он писал специально для меня, давали мне веру и надежду на самое лучшее, а его чёрные, как ночное небо, глаза наполняли меня силами. Я вдруг вспомнил, как он смеётся, когда я порою бываю глуп и неопытен, и как каждый день твердит о том, что я красивый. Юнги отдал мне своё сердце, и мне всегда будет приятно осознавать это》. ~The end~