Удачный бросок

Андрей явно чувствовал себя не в своей тарелке, подходя к незнакомому дому бок о бок с человеком, которого видел впервые в жизни… хорошо, не совсем впервые, но они все еще были плохо знакомы и, возможно, юноша чуть-чуть побаивался за свою жизнь. Однако, пару часов назад они активно прижимались друг к другу в туалете, целуясь до посинения. Разве этого не достаточно, чтобы «втереться» в доверие? — Это твой дом? — юноша неверяще оглядел двухэтажный дом, совершенно не выглядевший, как любые другие в этом районе. Он был куда более дорогим, это видно по широким панорамным окнам, аккуратным кустикам, которые, наверняка, стрижет садовник. По периметру участка шел изящный заборчик и Андрей мог бы предположить, что тут живет семья из какого-нибудь диснеевского доброго фильма. — Миленько. Саня улыбается как-то криво и оглядывается воровато. Он делал это с того самого момента, как поблизости показался этот дом. — Ага, только лезть нам придется через окно, — пояснил он, кивнув на окна, из которых лился теплый свет. — Но разве дома никого нет? — непонимающе спросил Андрей. — Лучше бы не было. Ермолаев, как истинный джентельмен, открыл калитку и пропустил спутника вперед. Они тихо прокрались на задний двор, скрываясь во тьме, потому что время уже подошло к вечеру, и внутри Андрея взыграл настоящий азарт, ведь черт знает, что произойдет, если их обнаружат. Почему они крадутся? Что не так с семьей Сани? У Клайтина и мысли не мелькнуло о том, чтобы воспротивиться. Он просто следовал за своим новым знакомым, хотя в любой другой ситуации мог бы струсить. Всего лишь одного игривого взгляда Сани, его шальной улыбки, хватило, чтобы юноша послал к черту любые моральные нормы. Уже спустя секунду они лезли по дереву на второй этаж, с одной из веток спрыгнули на нижний уровень крыши возле нужного окна. Не без помощи Сани, Андрей с гордостью преодолел этот путь, хотя ноги у него предательски дрожали, а руки слабели. Но, когда ему показалось, что он вот-вот оступиться, Саня, уже вставший на крышу, резко схватил его за руку, крепко сжимая ее и тем самым успокоив всего одним касанием. — Осторожнее, карамелька, — насмешливо подстегнул он, помогая юноше взобраться следом. — Ничего, я в первое время сам пару раз падал. Потом привык. Андрей вовремя прикусил язык, когда подумал, что спрашивать о чем-то таком не должен, хоть ему и была интересна причина, по которой этот улыбчивый парень сбегал из дома таким образом. Он дождался, когда тот откроет окно, залезет через него, и сделал тоже самое следом. Тяжело дыша после такой физ. минутки, он стер со лба капли пота, затем выпрямился и огляделся с интересом. Комната Сани была именно такой, какой Андрей ее и представлял. Повсюду был бардак, валялись вещи, кровать не заправлена. Он хмыкнул, тем самым вызвав непонимающий взгляд у хозяина комнаты, который, бросив рюкзак куда-то в угол комнаты, сразу же залез в шкаф с вещами. Почувствовав себя неловко, Андрей растерянно похлопал глазками, глядя на то, как он стягивает с себя майку, оголяя подтянутое тело спортсмена, бросает ее в недры шкафа и захлопывает, оставляя голым по пояс. Андрей стремительно краснеет, отводит взгляд в сторону и с удивлением отмечает на полке над кроватью несколько кубков и медалей, но ничего не спрашивает. Язык как будто приклеился к небу. Он вдруг осознал, что остался наедине с человеком, который пару часов назад агрессивно втрахивал его в стену кабинки туалета, а фантомное тепло его губ до сих пор ощущалось на шее. Блять, Андрей, какого хуя ты тут вообще забыл? Если Саня и замечает что-то, — а судя по самодовольной улыбке, так оно и есть, — то ничего не говорит. По крайней мере, по этому поводу. Вместо этого он приглашающе машет рукой в сторону широкой кровати, бросает: — Чувствуй себя, как дома, — и с явным намеком добавляет. — Мне кажется, тебе нужно расслабиться. И конечно же он достает из-под матраса заначку, из-за которой спустя пару минут Андрей чувствует себя максимально комфортно, развалившись на чужой постели во весь рост. Над лицом витают клубы дыма, в котором он теряется. Зрачки расширенны, веки тяжелеют и приходится все время открывать глаза, выныривая из сладкого забытия. Рядом лежит Саня. Почти голый. В одной руке косяк, другая лежит под затылком. Кайфуя от травки, Андрей совсем не думает, что делает что-то неправильно. Саня ведь нравится ему. Он симпатичный, вроде бы, вполне во вкусе Андрея, — и не то что бы у него до этого вообще был вкус, но теперь определенно есть, — так к чему все эти сомнения? Хотя бы раз в жизни стоило пойти на поводу у своих желаний. Да, в прошлый раз это завело Андрея совершенно не в ту сторону, и теперь большую часть времени он проводит в притоне, не имея ни возможности, ни желания возвращаться к нормальной жизни, но может на этот раз все обойдется? Может, стоит рискнуть? — Что такой крутой парень, живущий в таком богатом доме, забыл в наркопритоне? — чувствуя себя неожиданно смелым, медленно растягивает гласные Клайтин, глядя задумчиво в потолок и видя там самые разные картины. — Я не хочу быть крутым парнем. Знаешь, все говорят так, в том числе и родители, — он хмыкает, прикрывая глаза, и счастливо продолжает: — Ненавижу их! Вечно говорят, какой я неблагодарный мудак. А я… — Просто хочешь быть собой. Ермолаев замирает и с громким щелком захлопывает челюсть. На какое-то мгновение он даже трезвеет, затем поворачивается набок и смотрит на Андрея удивленно. — Да, — медленно кивает он. — Ты… — Тоже, — со вздохом отвечает Клайтин, повернув голову к нему и грустно улыбнувшись. — Мои родители не богатые уебки, мы живем вполне бедно, но мать все время говорит мне не быть таким, как отец. Он тоже был наркоманом. Умер. А я… делаю все наоборот. Она хочет, чтобы я был крутым, хорошо учился… — Поступил в универ, нашел хорошую работу, завел девушку. — А я гей и курю травку в постели чувака, с которым трахался уже раза три. — Если быть точным, около шести, — Саня лукаво улыбается. — Не помню точно, сколько раз кончал в туалете. Андрей фыркает. В его голове что-то щелкает. Вновь ткнувшись взглядом в потолок, он как ни в чем не бывало произносит: — Было бы неплохо повторить. — Ага. — Думаешь, это когда-нибудь закончится? — с надеждой спросил Андрей, понимая, что никто другой ему на этот вопрос не ответит. — Я не знаю, — не стал врать Саня. — Но… если нет… иногда мне страшно. — Страшно? — Я боюсь, что когда-нибудь перейду черту и… закончу, как твой отец, ха. — Как давно ты уже…? — Пару лет как минимум. Мой лучший друг однажды дал мне попробовать, но, похоже, я втянулся больше, чем он. А ты? — Примерно так же. Когда перешел в старшую школу, наверное. Тогда мать сразу же решила взяться за меня, я взбесился. Домой не пошел, добрел ночью до притона… ноги сами вели меня. — Похоже, это судьба. Ты можешь… не дать мне… оказаться на той стороне? — резко став робким, спросил Ермолаев. — Я понимаю, что мы плохо знакомы, но… Саня поймал себя на той мысли, что Андрей нравился ему намного больше, чем мог нравиться первый встречный парень, пусть даже и достаточно симпатичный. Ему показалось, будто между ними мелькнула искра и это чувство взаимно. Просто в глазах Андрея было понимание, которое Саня не видел, когда рассказывал о своих проблемах Алишеру или кому-либо еще. Люди могли делать вид, будто понимают, врать, что проходили через то же самое, но только Андрей был искренним настолько, что Саня почувствовал это. Он разговаривал и разговаривал, вдохновленный тем, как внимательно его слушают и отвечают, дополняя тем самым рассказ, улыбался широко, по большему счету даже не из-за травки, а из-за того самого счастья, которое грудь распирало. Когда ты находишь человека, который понимает тебя, словами описать свои эмоции невозможно. Поэтому, когда между ними воцаряется неловкое молчание, наполненное сбитым из-за бесконечных разговоров дыханием, Саня решительно притягивает Андрея к себе за ворот толстовки и чувственно целует в губы, пытаясь вложить в это действие все, что творится у него внутри. И Андрей понимает даже это. Без каких-либо слов. В этот поцелуй вложено намного больше, чем в любой прошлый. Это нежно и немного робко, настолько ласково, что у Клайтина слезы на глазах наворачиваются, но он, с шумом втянув воздух через нос, подается навстречу, скулы чужие ладонями обхватывая, и всю ночь они только и делают, что тонут в этом океане чувств. Каждое касание, поцелуй, взгляд и стон — во всем этом чувствуется нечто, намного глубже простой симпатии или влюбленности с первого взгляда. Они похожи. Они нужны друг другу, потому что могут помочь, поддержать так, как не может никто другой. Под чужим натиском Андрей плавится, от эффекта от травки ощущает себя глиной в умелых руках Александра. От недостатка воздуха кружится голова, но даже когда на секунду приходится отстраниться друг от друга, Андрей все-равно всем телом к Ермолаеву прижимается, скуля ему в шею от желания снова ощутить себя любимым. Ему нужно это. Именно от Сани. Никто другой не походит. Он чувствует его, доставляет удовольствие. Его волнует, чего хочет Андрей и это дико подкупает. Он не воспринимает прошлый свой опыт, как настоящий, потому что тогда было больно, тогда слезы брызгали из глаз, зажмуренных в порыве агонии, а кровь еще долго засыхала на грязном полу, зато сейчас все наоборот. Плачет он скорее от нежных чувств, слишком сильных, чтобы попытаться скрыть их, и ощущает только удовольствие. — Ты мне нравишься. Давай встречаться. Это… на самом деле, должно быть ожидаемо после произошедшего, но все-равно удивительно. — Вот так просто? — Андрей резко отлипает от чужой мирно вздымающейся теплой груди, глядя затуманенным взором на до невозможности довольное лицо Сани, который пожимает плечами. Остатки крышесносного оргазма все еще гуляют по телу приятной волной, сонливость одолевала разума. Они старались заниматься сексом, — или все же любовью, потому что разница определенно была, ведь Саня был таким нежным, каким еще никто не был, — тихо, чтобы люди, находящиеся в доме, ничего не слышали, и это оказалось очень сложно. Саня закрыл Андрею рот, в результате чего тот прикусил ему ребро ладони, оставляя нешуточный синяк. Но это было потрясающе. Несмотря на любой дискомфорт. — А почему нет? Ты нужен мне. А я тебе. Так? Андрей отводит взгляд в сторону, медленно возвращаясь на место и вновь ощущая, как теплые ладони, всего пару минут назад сумевшие довести его до самого яркого в жизни оргазма, начинают гладить спину. Он ведь обещал себе, что не будет иметь дело ни с кем, кто когда-то уже занимался с ним сексом в наркотическом опьянении. Но Саня был другим и Клайтин осознал, что совсем не против ради него нарушить парочку своих правил. Поэтому он выдыхает: — Да. Мы нужны друг другу, — и, вспоминая о всех тех ужасах, которые рассказывал ему Ермолаев в начале вечера, с обещанием произносит: — Я помогу тебе. Я помогу тебе. Так что ж ты не помог тогда, когда ему это действительно было нужно? Почему оставил? Из воспоминаний, вызванных наркотическим эффектом, Саня резко выныривает в реальность, ртом хватая воздух, но в ужасе осознает, что вдохнуть не получается. Вокруг неоновые цвета, люди ходят, музыка гремит. Глаза слезятся не то от табачной дымки, не то от страха понимания того факта, что происходит что-то очень плохое. Он пытается сделать хоть что-то. Подать кому-то знак, но всем плевать. Никто из торчков не обращает внимание на другого торчка, который мучился на полу в агонии, трясясь всем телом. Саня почувствовал, как по вискам непроизвольно потекли слезы, горло скрутил спазм и спустя секунду парень начал захлебываться еще и в собственной рвоте. Он что, умирает? Вот так? В одиночестве? В каком-то обоссаном притоне? Жалея о каждом своем решении? Все происходит слишком быстро. Сердце громко стучит в ушах, заглушая любые другие звуки, конечности болят из-за сужения сосудов. Саня закатывает глаза, задыхаясь, и его просто вырубает, выбрасывая к черту из реальности.